Общество разделилось на два лагеря. Одни требовали решительных действий против опасности, вторые ратовали за милосердие. Были и третьи, которые методично, иногда рискуя собственной жизнью, изучали проблему. Но по недостаточности материала и неэтичности проведения экспериментов на людях до сих пор прояснили немногое. Отсутствие способностей к волшебству окончательно признали болезнью, генетическим дефектом. Но на чем он был завязан и как возникал, определить не удалось. Феномен не был наследственным, не опирался на природные либо техногенные факторы, не уменьшался, но и не рос в размере. Количество тусклых всегда было стабильно более или менее и составляло примерно пол процента от общего количества населения.
Генная хирургия развивалась, но риск применения ее на человеке считался до сих пор неоправданно великим. Так что Реабилитационные центры для тусклых в столице и областных центрах были скорее комфортабельно оформленной тюрьмой. С другой стороны, содержащиеся там тусклые были защищены от неконтролируемой агрессии волшебников и среди себе подобных не чувствовали себя изгоями. Сеть утешала, что исследования феномена активно ведутся и возможность исцеления не за горами.
Сашка бегло просмотрел фотографии: чистенькие светлые корпуса, пышная природа, милые, ничем не похожие на больных пациенты. В нем шевельнулась мысль устроить туда Настю, провести ее полное обследование, определиться раз и на всегда, больна ли она или потеряла способности к магии от непосильного напряжения при пересечении границы. Ясно тогда, что рано или поздно, пусть даже урезанные - они вернутся. А если больна…
Настю и так уже изучают несколько месяцев. Значит…
Бабе Степе правда уже известна. И разговоры об отсрочке свадьбы - просто повод, чтобы он не наломал дров в отчаянье. Сашка протянул руку за мобильником - в столице они работали. Выбрал в списке номер. И когда Стефания отозвалась хрипловатым со сна голосом, произнес:
- Я согласен на стерилизацию. Свою.
- В сентябре.
И веером точек короткие гудки.
* * *
Сашка вскинулся от подозрительного треска. Рядом села в постели Марина, правой рукой прикрывая зевающий алый рот, а левой - пышную грудь. Ну, по крайней мере, попыталась прикрыть - одной ладони явно для этого недоставало.
Что-то мелькнуло на краю зрения. Сашка перевел взгляд на джинсы, сложенные на стуле, и выругался от души. Крепкая синяя дерюга была послюнена, пожевана, растерзана когтями и сверху припечатана вонючей кучкой.
- Ах ты, морда ушастая! - взвизгнула Марина. - Все, ты попал! Простите, - схватила она Сашку за плечи. - Я все постираю и заштопаю!
Дознаватель неловко опустил глаза. Хотя ведьмы-утешительницы по традиции можно не стесняться. А Марина оказалась именно такой ведьмой. Интересно, что он ей давеча наговорил?
Сашка вылез из постели, стыдясь своей худобы и роста, потоптался на теплых половицах:
- Ничего страшного. У меня шорты есть. Все равно жара.
Он зачем-то вылез через окно и по горячим кирпичам дорожки добежал до своей комнаты. И вправду припекало, хотя день только начинался. Сашка натянул кремовые шорты и футболку, надел на босу ногу сандалии, еще раз заглянул в загодя собранную сумку, проверяя, не осталось ли там чего синтетического. А наладонник с зарядником, электробритву и миниатюрный фотоаппарат он выложил еще вчера. Зачем таскать с собою то, чем все равно не сможешь воспользоваться?
На поезд дознаватель не опоздал. И через каких-то сорок минут спрыгнул из вагона на скрипнувшую щебенку насыпи. Покачнулся и громко чихнул от полезших в нос пушистых семян чертополоха. Вытер локтем потное лицо. Оглядел поле перед собой, заросшее лозняком по дальнему краю, вытянутый запятой пруд с уточками и далекий станционный домик в окружении тополей. Не торопясь, побрел к нему, поправляя ремешок сумки на правом плече. С поезда расходились по змеящимся в траве тропинкам пассажиры, кто-то помахал Сашке рукой.
Здание станции недавно отремонтировали, покрасив в синее и белое, и оно - с прорезными буквами "Орлятки" - было похоже на весеннее небо. По обе стороны от станции цвели ноготки и гладиолусы. Девушка в яркой косынке терла щеткой деревянный тротуар перед дверью, обмакивая ее в мыльную воду. Ее приветствовали и обходили стороной, чтобы не мешать. Чуть подальше, под большим зеленым зонтиком торговали пивом. Сашка взял себе бокал, удостоившись слегка насмешливого, улыбчивого взгляда продавщицы. Темное пиво тяжело перекатывалось между стеклянных стенок, и вкус был тягучий, травяной и медовый. Утоливший и жажду, и голод разом. На Сашку снизошло патриархальное умиротворение. И вели все себя в Орлятках уважительно и спокойно, словно и не было в трех-четырех верстах отсюда границы с нежитью, нечистью, гнилыми болотами и боями.
Дознаватель спросил у продавщицы, как лучше добраться до Ольгиной заставы. Девушка внезапно хихикнула, вытерла нос кулачком. Указала большим пальцем за спину:
- Вы вон туда ступайте. На почте лошадь возьмете али к возчику присуседитесь. Дядь Миша им продукты должен везти сегодня.
И опустила лукавые глазки, старательно протирая перед собой прилавок.
Причину ее хихиканья Сашка узнал, когда сговаривался в попутчики к этому самому дяде Мише - кряжистому мужику в соломенной шляпе и комбинезоне на пряжках поверх вышитой льняной рубахи.
Дядька умащивал, как ему казалось удобнее, на устланной сеном телеге окованные железом сундуки, бочки и деревянные ящики. Два впряженных в телегу гнедых широкогрудых и мохноногих лабуса помавали хвостами, провожая флегматичными взорами мини-трактор, опасливо юркнувший мимо. На задах почты было солнечно, воняло лошадиным потом, навозом, сургучом, дерюгой и полынью.
- Из столицы, небось, - буркнул Миша, когда Сашка изложил свою просьбу. - Штаны у тебя длинные-то есть? А-то ведь загрызут ни за что, ни про что не комары, так слепни и оводни.
Сашка кинул взгляд на свои шорты. М-да, надо же лопухнуться так! Кем же еще считать его, как не придурком из столицы, к жизни вовсе не приспособленным? Коня бы брал - так позорища вовсе не оберешься. Поди усядься на него в шортах - от конского едкого пота ноги язвами пойдут. Верхом Сашка, по должности, ездить умел, но, как всякий городской житель побаивался здоровых желтых зубов, копыт и загадочности норова. Вот поди разбери, что в конскую башку треснет: понесет на себе али скинет коварно под кусток? Потому и предпочел путь до заставы проделать в телеге, с надежным попутчиком.
- А пузырь защитный держать замаешься, - вещал мужик. - Особо, когда по краю Горелой рощи поедем.
- У меня реппелент есть.
Дядь Миша гыгыкнул:
- А засунь ты его себе… То есть, на, того, пользуйся. На обратной дороге вернешь, - и достал из-под передка такой же, как у самого, джинсовый комбинезон, длиннорукавую рубаху и шляпу с широкими полями и искусственной ромашкой, заткнутой за волнистую ленту.
Сашка, в свою очередь, вытянул из сумки берестяную коробочку:
- А ты попробуй все же.
Здоровяк сцарапал крышку, принюхался к зеленоватой жирной мази и втер в ладони и лицо. Сашка проделал то же. В сваренной бабой Степой реппеленте он не сомневался.
Возчик вернул бурачок хозяину, указал на сложенный вчетверо дерюжный плащ под кованым сундуком:
- Устраивайся. Поехали.
Вскочил на передок, пропустив между пальцами вожжи, и чпокнул на лабусов. Гнедые здоровяки плавно тронулись с места.
Это ничуть не напоминало езду на машине, комфортную и быструю, как в квартире, поставленной на колеса. Дорога проникала в Сашку, пахнущая не пластиком и искусственными ароматизаторами, а хвоей и полынью. Небо над головой было изжелта-синим, солнце грело лицо, а глаза ловили то синий горизонт впереди, то внезапное качание ветвей на обочинах, пробегающих белок и порхающих пичуг, орущих во все горло. Колеса подскакивали на гравии, кони выступали важно, как возница их ни подгонял; и горчила зажатая в зубах травинка.
А в общем, к рубежу и не подъедешь на машине, останешься валяться среди ржавчины на шоссе. Граница с тупым упрямством отвергала синтетику, технику, массовое машинное производство. Один из столичных исследователей провел любопытную аналогию. Если бы свет замедлялся по мере отдаления от наблюдателя, то с башни в центре столицы можно было бы увидеть, как мир за ее периметром выглядел лет четыреста назад.
А тут и со светом ничего делать было не нужно. И без того с каждым поворотом окованных железом колес их телеги позади оставалась цивилизация с железной дорогой, курами, роющимися в пыли, свесившими языки собаками, которым было даже лень облаять проезжих, со смешными фарфоровыми изоляторами на просмоленных телеграфных столбах. С укреплениями, загодя выстроенными на всякий случай (не знаешь, что они есть - не заметишь). Вчерашний век Орляток превращался в позавчерашний и далее. Подъезжая к Меловой пограничной речке, ты продолжал помнить формулу бензина, но сам бензин обращался в воду или переставал гореть. Знатоки вертолетов или телевизоров могли запросто воспроизвести чертежи, а вот сами предметы - уже нет. Достижения прогресса на определенном (с небольшой погрешностью) расстоянии от рубежей изменялись, распадались, не работали. Физики, химики, инженеры звезденели от такого попрания мировых законов; исследовательские институты пахали с полной отдачей и более, но научный воз буксовал. Зато магические способности любого, даже самого посредственного волшебника вблизи границы возрастали многократно. И не потому ли стремились тусклые убежать в эти места? Знать бы точно! Знать бы, что это поможет, Сашка наплевал бы на все запреты и привез сюда Настю. А победителей не судят.
Парень приподнял шляпу и вытер потный лоб:
- А не страшно вам так близко жить к границе?
- А чего страшно, - откликнулся дядя Миша, хлопая кнутом на нерасторопных тяжеловозов. - Ни нежить, ни нечисть воду не пересекут. Не дано им. Так что пусть себе молодые волю куют, в драку лезут. Пусть узнают, каково это - жить без костылей.
Возчик поглядел на легкое облачко в знойном небе над головой. Хмыкнул:
- Граница влечет. Хочется залезать все глубже, узнавать, на зуб пробовать. Это такой соблазн, с которым мало кто сумеет спорить. Сам вот узнаешь, если немного задержишься.
Но Сашка задерживаться не мог и не хотел.
Глава 6
Терема, терема… Бревенчатые, просмоленные, тяжелые. С клетями и подклетями; высоко поднятые на столбах. С шатровыми крышами, крытыми березовой дранкой, точно рыбьей чешуей. С петухами да лошадками на коньках. С точеными перилами высоких крылец и переходов. С квадратными оконцами и расписными ставенками. Изгибаются, закручиваются, нависают, все в кружевной резьбе - овеществленная сказка. А вокруг плотный тын из заостренных кольев. Врезаны в него на могучих ушаках тяжелые двустворчатые ворота. И пялятся на входящих пустыми зенками с двух сторон нечеловеческие, вытянутые черепа.
Дядь Миша выругался и сплюнул через плечо:
- Вот же ж зараза.
Соскочил с телеги и повел коней во двор. Ленивая серая собака в пегие подпалины, укрывшаяся от зноя под высоким крыльцом, лениво пошевелила ухом и приоткрыла глаз. А по сходам от распахнутой двери спускался навстречу гостям человек. Один одинешенек на весь залитый солнцем мощеный двор. Вот ведь странно. Пограничная речка под боком, а тут ни волшебных сторожков, ни караульщиков. Только боярин, обленившийся пес да они двое: возчик и инквизитор. Впрочем, кто он, у Сашки на лице не написано.
Увидев парня на крыльце, дознаватель сразу понял - с этим не заладится. Точно шилом ткнули под ребро. А тот стоял, расправив широкие плечи, небрежно, насмешливо улыбаясь краем рта. Зыркал синим глазищами с загорелого широкого лица, из-под косо упавших на лоб смоляных кудрей.
Сапоги узорные, сафьяновые, с загнутыми носами. Мягкие штаны заправлены в них и почти прячутся под полами долгого, ниже колен, голубого кафтана, расшитого серебряными травами. Воротник у кафтана стоячий, рукава распашные, кажут алую рубаху с вышивкой. Боярин и есть. И корд на кольчатом поясе у бедра. А из-под сапог тянется по ступенькам ко двору домотканая дорожка. Сашка прищурился, а не дернуть ли ее - чтобы пролетел хозяин, считая задом ступеньки, сбивая спесь.
Парень прочел мысли, которые гость и не сильно прятал. Косо ухмыльнулся. Поднял руку, шевельнул пальцами, и к телеге дяди Миши набежали грузчики, стали споро растаскивать поклажу.
- Это кто? - спросил возницу Сашка.
Парень поднял подбородок:
- Я и сам отвечу. Данила, глава разведки. А кто ты?
Дознаватель, не глядя, отправил к нему по воздуху верительную грамоту. Обернулся к дяде Мише:
- Спасибо, что подвезли. Вы назад теперь?
- Назад вечером, по холодку.
- Вот и славно. Меня подберете.
Мужик провел под носом коричневым, в заусеницах, пальцем:
- А чего ж не подобрать? С таким реппелентом-то.
И довольно хрюкнул.
- Валерка! - позвал Данила. - К тебе!
Поймал Сашка, что голос свой боярин сдерживает и направляет очень точно - чтобы слышали лишь те, кому слова предназначены. А до других доносится лишь легкое эхо. Дознаватель повел плечами, отлепляя от них потную рубашку. Что-то казалось ему здесь вельми странным, а что - определить не сумел. Неведомый Валерка выскочил из-за спины. В этом не было ни пыхи, ни враждебности. Обыкновенный светловолосый сероглазый парень Сашкиных лет, ну разве вот пошире в плечах и обряжен роскошнее.
- Ну?
Грамота перепорхнула к нему в руки. Непохожие на руки горожанина: с узловатыми пальцами, исцарапанными, мозолистыми. С твердыми, коротко обрезанными ногтями. Руки и наряд противоречили друг другу.
Дочитав, Валерий вернул документ Сашке, кивнул коротко остриженной головой:
- Добро пожаловать на Ольгину, владарь Александр. Валерий Першин, инквизитор.
Впервые названный согласно новому статусу, дознаватель ощутил неловкость - как в чужом официальном костюме: жмет в плечах и в паху натирает.
- Вы голодны? Идемте со мной.
Сашка проглотил горькую слюну. Они с дядей Мишей перекусили по дороге хлебом с салом и луком, но то было давно и неправда.
Валерка привел гостя в полутемную низкую трапезную. Перекрестья коричневых балок на потолке подпирали крученые столбы, расписанные диковинными цветами с позолотой, разливавшей туманное сияние. Вдоль трапезной протянулся тщательно выскобленный стол из пригнанных половинок бревен - от здорового очага в торце до окна в поварню с полкой под ним. У стола - тяжеленные дубовые скамьи.
Украшенные резьбой и шкурами простенки прорезали узкие, глубоко утопленные окошки с цветными стеклами. Пока Сашка оглядывался, хозяин переговорил с поварихой, и на стол вылетели две огромные фарфоровые тарелки с огненным борщом, здоровущий ковш-утица, расписанный яркой эмалью и полный компота, и половина золотистого каравая. Следом брякнулись ложки.
- Жрите!
- Не в настроении? - спросил Сашка украдкой, оглядываясь на поварню.
Валерка запустил ложку в борщ:
- Мы все тут не в настроении. Настена инспекций уй как не любит.
- Я не с инспекцией, - Сашка глубоко вдохнул, втянув перечно-свекольный запах. И чихнул.
- У вас тут погиб великий инквизитор края. Я хочу посмотреть место, где его убили.
Валерий провел заскорузлым пальцем по витому ободку тарелки.
- Значит… вы приехали искать владаря Дмитрия? Бывшего владаря, - поправился он.
Сашка сморгнул. Парни уставились друг на друга.
- По-моему, я выразился достаточно четко. Я хочу видеть место, где его убили, а не тело.
И тут произошло то же, что с горничной Любочкой из служебной гостиницы: на Сашку обрушился поток мыслеобразов, только осознаваемый передающим и фильтруемый по сути дела. Какое-то время дознаватель приходил в себя, держась за край стола ладонями. Потом налил компота и выпил единым духом. А Валерка подсунул ему две бумаги с красными восковыми печатями на шнурах.
- Разрешительный документ и протокол осмотра места, где владарь Дмитрий пропал. Он до сих пор не найден: ни живой, ни мертвый. Мы сообщили в пост Дома в Орлятках и в Дом в Верхних Ежиках, что он пропал, но помощи не просили - спасатели со стороны здесь, скорее, сами будут нуждаться в помощи, чем ее реально окажут.
Сашка налил еще деревянный кубок и теперь пил медленно, задумавшись, чувствуя себя полным дураком. Хотел взглянуть на вещи непредвзято? Не заглядывая предшественнику в бумаги? Ну, вот тебе! То ли информация исказилась по дороге, то ли тебе крупно наврали в столице, и не было никакого бельта. Вы крупно обосрались, владарь Александр. Ну и на пост в Орлятках даже не подумали зайти. Хотя что там нового тебе скажут? Вот они, бумаги, честь по чести.
Сашка поднес к глазам ту, где великий инквизитор края добровольно отказывался от сопровождения и требовал обеспечить себя крылом. От плотного листа так и разило спешкой, страхом и властью.
- Почему у вас черепа на воротах? - спросил он неожиданно.
Валерка усмехнулся:
- А… просто фонари.
- Своеобразное чувство юмора.
- Вы еще хотите побывать там, где бывший владарь исчез?
Дознаватель кивнул. Решительно встал, бросив косой взгляд на недоеденный борщ.
- Вам что-либо показалось особенно странным? Да, зовите меня Сашкой и лучше на "ты", без владаря, - он дернул худым плечом.
- За мной. В этом деле странное все.
В полутемной оружейной Валерий помог Сашка надеть гамбезон и кольчугу. А еще, похмыкав на сандалии, принес сапоги с оковкой и обмотки. Инквизитор заставы так легко двигался среди наполняющих арсенал вещей, что Сашка позавидовал его чувству пространства, сетуя, что вот эта звериная грация движений убивается цивилизацией…
- Попрыгай!
Сашка очнулся от страданий по утраченному и раза два тяжело подпрыгнул, чувствуя себя, как в термосе. Кольчуга звякнула.
- Я зажарюсь.
Валерка хлопнул гостя по плечу:
- Не боись. Сохранишь ровно свои тридцать шесть и шесть. Так вот, - накручивая обмотки Сашке на ноги и помогая влезть в сапоги, продолжил он, - владарь Дмитрий появился у нас без предупреждения, в последний день августа. С первого поезда, как и ты. Его никто не сопровождал. Приехал он верхом, благо, дорогу до заставы хорошо знает. И коня, по всему, не жалел.
Дознаватель кивнул, соотнося услышанное с теми картинками, что запали в голову.
- Его вело какое-то смутное пророчество. Какое? "Она близко", "Должен спасти"…
Они вернулись на двор. Глаза резануло солнце. Сашка прислонил их ладонью, привыкая; держась за отглаженные перила, какое-то время постоял на высоком крыльце. Внизу у коновязи переминались две оседланные лошади. Валерка помог дознавателю взгромоздиться на рыжую. Спросил не то ядовито, не то заботливо:
- Ты ездить-то умеешь?
Сашка суетливо поправил железный обруч на лбу, прижавший растрепанные волосы, и корд у бедра. Вспомнил совет Валерия: "Ты им зря-то перед носом не махай. Настоящего противника этим не напугаешь, себе только навредишь". Нет, вот же зараза!
- Умею, - буркнул он.
- Ну, хорошо.