Я лениво перебирала в памяти названия звёздных рисунков, в воображении доводила их до образов из легенд и сказок. После долгого времени без солнца я научилась отличать день от ночи. Поутру наступали почти незаметные глазу сумерки, небо едва-едва светлело, звёзды выцветали и становились неразличимыми, а ночью разгорались с новой силой и блестели, как алмазы на чёрном бархате платья вдовствующей королевы. Самый крупный, монарший - наконечник стрелы Охотника, Северная звезда. Охотник и есть Безликий, его образ, запечатлённый им же на холсте ночного неба, чтобы указать путь к своей гробнице. По крайней мере, так говорилось в преданиях. Он действительно звал, Северная звезда полыхала льдисто-голубым светом. Быстрее! Идите за мной, я так долго вас ждал!
От пристального разглядывания разболелась голова. Звезда вспыхнула и покрылась багровой вуалью. Запульсировала с барабанным боем, наполняясь колдовской силой. Завораживала, сковывала злой, пробивающейся даже сквозь трескучий мороз волей.
- Что с тобой? - раздался за спиной встревоженный голос брата.
Задумавшись, я натянула поводья и остановила лошадь. Вей поравнялся со мной, туаты окружили нас.
- Северная звезда... - я суматошно перебирала слова, не зная, как объяснить смутные ощущения, взглядом оббегала толпу, усталые глаза, тлеющие под заиндевелой грудой тканей и мехов. - Она пульсирует красным, - я сдавила виски, пытаясь сосредоточиться, но головная боль не позволяла уловить ни одной здравой мысли. - Что-то не так, будет плохо, я...
- Успокойся! - Асгрим положил мне руку на плечо. - Со звездой всё в порядке. Север играет с твоим разумом. Такое бывает, если ты устал или ослаб. Доберёмся до следующей зимовки и устроим ещё одну днёвку. Отоспишься - полегчает.
Они поехали дальше, а я никак не могла отвести взгляда от пышущего огонька. Отчего жуткое предчувствие сковывает всё тело? Я растолкала кобылу на шаг. Рядом застыл Микаш. Он смотрел на звёздное небо, едва заметно покачиваясь в седле.
- Ты тоже видишь?
Он вздрогнул и обернулся. Его глаза сверкали не хуже звёзд.
- Держись поближе ко мне.
Догонять наш отряд пришлось галопом.
Днёвка выдалась не менее таинственной и зловещей. Зимовье оказалось побольше уже виденных. Мы устроились в просторной квадратной комнате. Пока Вей разжигал камин в углу, туаты достали из тайника под крышей несколько холщовых мешков и тыкв.
- Прошлогодние запасы, - усмехнулся на мой незаданный вопрос Асгрим и, откупорив тыкву, дал понюхать.
От резкого запаха я чихнула. Туаты рассмеялись, приободрившись так, словно не было месяца странствий по заснеженным горам.
- Огнистая настойка - не замерзает даже в лютые морозы, - объяснил Асгрим, пока остальные раскладывали на полу шкуры и усаживались возле камина, который уже потрескивал смолистыми дровами.
- А это ягель, - Асгрим развязал тесёмки на мешке и показал сухие белые нити оленьего мха внутри. - Ух, и расслабимся сегодня. Только женщинам нашим не рассказывай - им не понравится.
Он подмигнул мне и устроился в кругу своих сородичей. Конечно, женщинам не понравится. Кому это из их жён пришлось бы по душе, что их благоверные вместо охоты набираются тут до белых демонов?
Я подсела к остальным. Раздавали похлёбку. Голоса туатов звучали всё громче, а потом разом стихли. Откупорили тыкву. Каждый делал глоток и передавал соседу слева, пока она не пустела. Потом брали новую. Асгрим предложил и мне:
- Глотни. Тревога утихнет, и странное мерещиться перестанет.
Я отмахнулась. От одного запаха к горлу подступала дурнота.
- Выпей - лучше выспишься. Туаты говорят, от него похмелья не бывает, - к делу приступил Вейас. Глаза блестели - он уже хорошо захмелел. Взял меня за руку и принялся внушать. Я закрывалась изо всех сил. Как же он меня бесил, как отец в Ильзаре, и лицо сделалось очень похожим. Отец! Вдруг я никогда его не увижу? И Ильзар, и Дикую Пущу, и соседние деревушки - Дрисвяты с Подгайском? Обледенею и навсегда останусь здесь, во тьме с демонами.
Улучив момент, Вей обхватил меня за плечи, Асгрим влил напиток силой. Он попал не в то горло, обжёг. Я подавилась и закашлялась.
- Оставьте! Захлебнётся ведь, - подоспел к нам Микаш и ударил меня по спине так, что я чуть не упала. Хоть кашель прошёл, и Асгрим с Вейасом больше не приставали.
Когда фляги опустели, туаты достали деревянные трубки и набили их ягелем. Раскурили, выдувая белёсые кольца, и тоже стали передавать по кругу.
Дым белыми облаками скапливался под потолком. От едкого кисло-сладкого запаха кружило голову. Туаты завели тоскливую песню. Заскрипели подвяленные дымом голоса, хором рассказывая историю на непонятном мелодичном языке. То опускались, то поднимались, ликовали и грустили, тосковали и полнились надеждой. Чудились в их песне бушующий океан, заснеженные вершины гор, вьюжный вой и плач по утраченному величию.
- О чём это? - разморено спросил Вей, когда они замолчали.
- Песня предначальных времён на предначальном языке. О том, как лесная богиня Дану увела наших предков из гибнущего мира через Червоточину. По морю они приплыли на серебряных кораблях к тёплым берегам и расселились южнее Утгардского нагорья. Не всем пришёлся по вкусу Мидгард. Отчаянные смельчаки искали дорогу домой. Захватили корабли и поплыли обратно, но не вела уже их богиня. Корабли разбились об айсберги и затонули. Лишь нескольких счастливчиков помиловали боги, велев передать остальным, чтобы те не мыслили о возвращении и не смели заходить в пустыню Хельхейма северней лабиринта. В такую же зимнюю пору они шли, замерзая, через Утгард и оплакивали потерянную прародину, - по-пьяному высокопарно отвечал Асгрим.
- А говорят, вас породила Червоточина, - усомнился Вей.
- Нет, наш народ был рождён под солнцем другого мира. Мира, где хозяевами были мы, а не длиннобородые. По крайней мере, так сказывается в легендах, - Асгрим притих, погрузившись в мрачные раздумья.
- А детали? Ваша баллада такая длинная. Можешь дословно её перевести? - Вейас сосредоточился и подобрался, будто не пил вовсе.
- Предначальный язык умер вместе с нашей прародиной. Лишь отголоски тех событий сохранились в легендах, но и они угасают с каждым поколением. Наша богиня теряет силы, ворожея выбрала иного покровителя, здешнего. Вскоре мы и вовсе уверимся, что правдивы ваши поверья, а не наши.
Асгрим выкурил из протянутой товарищем трубки побольше, выпуская дым струйками из ноздрей.
Вейас молча ожидал своей очереди. Необычно степенный, задумчивый. Взгляд далёкий-далёкий. Видимо, у нас в семье не одна я люблю задаваться бесполезными вопросами.
- Почему ваш мир умер? Разве он может умереть? - спросила я, когда Асгрим вручил трубку Вею.
- Об этом в легенде не говорится. Может, стало слишком жарко, а может, слишком холодно. Может, была война, которая затопила землю кровью и огнём. Может, тьма поглотила весь мир, а может, боги оставили его. Некому стало поддерживать порядок, и всё обратилось в хаос, - вытягивая каждое слово, отвечал Асгрим, будто продолжал пускать кольца дыма.
- Отчего боги оставляют мир? - мой голос звучал также разморено. Мысли текли вяло, как в полусне. Я не до конца понимала, о чём у нас идёт беседа, что именно я спрашиваю и что хочу услышать.
- Может, тьма пожирает и их. Может, когда в них перестают верить, их сила исчезает. Может, они сами разочаровываются и уходят. А может, они, как и все, отживают отмеренный срок и умирают, - голос Асгрима затухал, клонился к груди подбородок.
Остальные туаты уснули на тех же местах, где сидели. Вейас бодрился, но как только я перехватила разговор, тоже заклевал носом. Головешки в камине тлели еле-еле, на улице зловеще завывал ветер, мир погружался во тьму. В воображении оживали образы из легенды, пугающие непостижимой глубиной. Я стояла на краю Червоточины. В бездне тлели угольки иных миров, кружились в беспрестанном хороводе и пели завораживающими голосами туатов. Чернота наступала, и угольки, с шипением испустив кольца дыма, гасли без остатка.
Скрипнули половицы. До костей пробрал едва различимый шепоток. Шаги приближались. Чудилось, будто давешний кошмар стал явью. Тёмный суженый спешит сквозь миры, времена и расстояния, а Зверя нет. Он ушёл или умер, неважно. И некому, совсем некому меня защитить.
- Не бойся, - послышался низкий голос Микаша. - Это всего лишь я.
Он опустился рядом.
- Ты не пил? - догадалась я по его верной походке и бодрому голосу.
- Кто-то должен быть начеку, особенно после таких сказок. Спи, я смогу тебя защитить, что бы там ни было.
- Даже если мной обернётся пересмешница и заставит тебя сражаться с ней на мечах? - усмехнулась я, укладываясь поудобней, и закрыла глаза.
- Вряд ли она сумеет подражать твоему ехидству, а с остальным я справлюсь.
Он зевнул, укрыл меня своим плащом и затих рядом.
Наутро вчерашние беседы показались дурманным сном, который стремительно заволакивало пеленой забвения. Вскоре я не могла припомнить ничего, кроме ощущения липкого ужаса перед неизведанным. Остальные тоже молчали, словно те песни и легенды предназначались для прокуренного ягелем вечера, а под сенью ясного дня им места нет.
Ехать стало тяжелее. Лошади лениво плелись по высоким сугробам. У всадников не хватало сил на понукания. Все клевали носом. Молчали. Мечтали лишь о том, когда утомительная дорога закончится.
Северная звезда скрылась за тучами, вместе с ней отступила тревожность и головная боль. И то хорошо!
- Крепитесь, до Заледенелого моря рукой подать! - подбодрил Асгрим.
- Ага, а потом ещё через пустыню Хельхейма и, если повезёт, обратно столько же пилить, - остудил его Вейас.
- Никто вас за руку не тянул, - огрызнулся предводитель туатов и снова встал впереди строя.
Переход всё не кончался. Когда наступила ночь, по крайней мере, по моим подсчётам она наступила - из-за туч не разобрать - я задремала, доверившись кобыле. Мерное колыхание седла убаюкивало. Глаза слипались. Сознание то ускользало, то врывалось в тело, разбуженное резким движением или звуком. И снова тонуло в трясине усталости и недосыпа.
Тело как молнией пронзило. Яркая вспышка ослепила зажмуренные глаза, обожгла веки. Сердце застучало об рёбра. Стало тяжело дышать. Я накренилась набок и соскользнула в снег.
- Лайсве! - раздался рядом и в то же время далеко испуганный вскрик.
Погасло. Вспыхнуло. Меня трясли, колотили по щекам наотмашь.
- Принцессочка! Не уходи, я сойду тут с ума один!
Я с трудом разлепила веки. Встревоженное лицо Микаша нависло надо мной, маска из тёмного воска с глазами цвета недобрых звёзд. Я потянулась к нему.
- Ты в порядке?
- Да… Вейас?!
За спиной Микаша брата не оказалось. Он не мог не заметить, что я упала, он ехал рядом со мной! Усталость и обморок забылись - сердце сжал тугой комок страха. Я ухватилась за парку Микаша и поднялась.
- Где все? Почему никто не остановился?
Он открыл рот, но слова заглушила музыка. Такая изысканная, чистейшие лады арфы, нежнейшая мелодия флейты, небесный хор, почти как у туатов, только звонче и чище, неземной. Откуда взяться оркестру, достойному давать концерты во дворцах королей, посреди безлюдной тундры? И почему голова кружится, как с похмелья?
Зелёный свет хлынул из густого тёмно-синего неба горным ручьем. Сиреневые всполохи, пурпурные, малиновые переливались яркими лепестками, облизывали языками всех цветов и оттенков, пожирали однообразную синь полугодовой ночи. От пестроты зарябило в глазах. Сколько мы уже не видели таких красок? Месяц? Полтора? Я и забыла, какими яркими они могут быть. Восхитительно! Завораживающе!
Микаш стоял на коленях, запрокинув голову в исступлении. Я замерла в такой же позе. Встряхнула плечами, отгоняя наваждение, и поднялась.
Сияние пробегало волнами, складывалось в зубчатую корону, пульсировало в такт колдовской музыке, сводило с ума не хуже, чем побагровевшая Северная звезда. Огни Червоточины! Как нечто зловещее может быть настолько красивым?! Оно заразило нас безумием. Оно звало, тащило за собой, на север, в самую пасть Червоточины. Вон впереди тёмные силуэты всадников. Бредут, скованные чужой волей, одним молчаливым порывом незнамо куда. Как мертвяки по зову некроманта. По зову Северной звезды.
Мы будто увязли в липкой паутине и не могли даже двинуться! Чудом я дотянулась до Микаша и дёрнула его за рукав.
- Там рождается новый демон, и наш отряд идёт к нему в пасть!
Микаш содрал с руки рукавицу, потянул меч из ножен и обхватил клинок ладонью. Воздух наполнился запахом крови.
Что с моим медведем?! Нет, не хочу его потерять! Иначе я тоже сойду с ума одна!
Я схватилась за сжимавшую клинок руку. Микаш отпустил меч и коснулся моей ладони.
- Против реальной боли ни один демон не властен, даже… - он кивнул в сторону бушевавшего в небе светопреставления и поднялся. - Бежим, нужно их остановить.
Я летела над землёй, подхваченная ураганным порывом. Микаш не отпускал мою ладонь, иначе бы я упала в глубоком снегу или отстала, не поспевая за его размашистыми шагами. Вот и отряд! Они двигались как сомнамбулы, неумолимо, вперёд. Микаш оставил меня позади и помчался обгонять. Холодный воздух обжигал грудь. Я никак не могла унять сердцебиение. Только до слёз вглядывалась в темноту.
Микаш перегородил путь лошадям, раскинув руки в стороны. Жеребец под Асгримом шёл прямо на него, будто не видел. От испуга я прижала ладонь ко рту. Жеребец поравнялся с медведем и протаранил его мордой. Микаш отпрыгнул в сторону и покатился по снегу. Подскочил и побежал ко мне.
- Их словно на крючок поймали, как рыб, и куда-то тянут, - сбивчиво объяснял он. - Они спят, ничего не видят и не слышат, ни туаты, ни лошади. До твоего брата я даже телепатией дотянуться не смог.
Страх мешал мыслить трезво, заволакивал сознание трепещущей паникой:
- Что делать?! Они же погибнут!
- Не знаю! - кричал Микаш. - Если бы рядом был лес, сбили бы их с сёдел и привязали к деревьям, но их нет. Я не смогу удерживать всех.
Надо что-то придумать!
- Может, они остановятся сами, когда это закончится? - Микаш кивнул на льющиеся с неба потоки разноцветного света. - Не может же оно длиться вечно.
- А вдруг будет уже поздно? - Вейас всегда меня выручал, а теперь я ничего, совсем ничего не могу для него сделать. Только смотреть, как он с отрядом туатов уходит в бездну. - Брат мой, Ветер, помоги! Огненный зверь! Хоть кто-нибудь!
Морозные слёзы жгли лицо. На шее что-то толкнулось и отяжелело. Я высунула из-за пазухи ожерелье из костей, подарок доброго дядьки Юле. Что он там говорил? Если понадобится помощь в Утгарде... сейчас она нужнее, чем когда-либо! Я до боли сжала ожерелье в ладони. Пожалуйста!
Всхлипнула вслух. Микаш сгрёб меня в охапку и прижал к себе.
- Не плачь! Пожалуйста, не плачь! Я что-нибудь придумаю. Хотя бы Вейаса удержу!
Он снова побежал к отряду. Я тёрла ожерелье и смотрела во тьму. Самая большая из косточек снова толкнулась. Звон бубенцов заглушил музыку Червоточины. В буйстве цветов вырисовался чёрный силуэт. С запада к нам неслась галопом оленья упряжка. Дюжина рослых животных тащила за собой широкие сани, звенели на нагрудных ремнях бубенцы, свистел хорей, погоняя бежать резвее.
Микаш замер в шаге от отряда с выхваченным из ножен мечом.
- Тпру-хей-хо! - крикнул зычный голос.
Олени развернули сани поперёк дороги и остановились перед отрядом. С козел поднялся погонщик, воздел огромный бубен и стукнул по нему колотушкой. Пританцовывая и кружась, он запел на гортанном наречии. Его голос звенел низкими нотами:
- Хой-гей-хо-хумм-охей!
Оцепенение спало. Я подбежала к саням, Микаш - с другой стороны. Погонщик всё кружился и бил в бубен, поймав музыку Червоточины в тугой ритм. Менял её, пропуская сквозь себя. Вблизи удалось рассмотреть овальную белую маску, прятавшую лицо. Шуршали покрывавшие одежду чёрные перья.
Демон? Но аура-то человеческая, с рыжевато-алыми прожилками целительского дара. Я переглянулась с Микашем. Он кивком указал мне за спину. Отряд остановился!
- Чего замерли? - заговорил погонщик на всеобщем языке со знакомым тягуче-картавым акцентом. Микаш выставил меч. Погонщик ещё раз ударил в бубен. - Не бойтесь, детишки, я друг, не убивать, а помогать пришёл. Полезайте в сани. С оленями справитесь?
Микаш вопросительно глянул на меня. Можно ли доверять этому перьевому чучелу? А, была не была! Хуже уже некуда.
Я полезла в сани и развалилась на устланной оленьими шкурами лавке. Микаш забрался следом и устроился на козлах, примеряясь к длинной палке-хорею:
- Надеюсь, ими управлять не сложнее, чем неннирами.
- Гой-хей-хо! - выкрикнул погонщик, и олени припустили так, что мы с Микашем едва не вывалились.
- А как же наш отряд? - спохватилась я, выискивая среди молчаливых всадников Вейаса.
Погонщик вновь забил в бубен и закружился в танце. Как он только равновесие удерживал, когда сани трясло и бросало из стороны в сторону?
Послышался топот. Отряд мчался за нами, отвернувшись от зловещих огней.
- Куда править? - спросил Микаш, но ему тоже не ответили.
Олени сами выбирали путь. Впереди показалось большое круглое строение. У нас такие делали из камней или кирпича-сырца, но это было сложено из ледяных глыб. Олени остановились. Погонщик спрыгнул в снег и продолжил танцевать. Наш отряд спешился по его команде и направился к вытянутому прямоугольником входу. Погонщик отодвинул плечом глыбу, которая заменяла дверь, и повёл всех внутрь. Когда последний из отряда скрылся в коридоре, Микаш завесил трепетавший на ветру полог из оленьей шкуры, задвинул глыбу и принялся изучать ледяную стену. Похоже, её обливали водой на морозе, чтобы скрепить "кирпичи".
Рядом обнаружилось два загона, огороженные низеньким забором из покрытых ледяной коркой жердей. В меньший мы завели оленей, точнее, Микаш завёл - я побоялась к ним приближаться. Пырнут в живот рогами, и все кишки наружу вывалятся. Уж лучше клыкастые лошади - их мы отправили в больший загон - и, обвешавшись тюками, потянулись в дом. Пришлось сделать четыре ходки. Закончив, мы повалились на ледяной пол маленькой прихожей, обливаясь потом и тяжело дыша. Основное помещение закрывал ещё один полог. Из-за него доносился стук бубна и гнусавое пение.
Я с трудом поднялась, цепляясь за скользкую стенку. Микаш подставил плечо, и вместе мы заглянули внутрь. Посреди просторной комнаты, на больших, плоско стёсанных камнях горел очаг. В его пламени танцующий погонщик выглядел ещё более причудливо, как огромная чёрная птица с белой мордой, только клюва не хватало. Широкая накидка с узкими прорезями для ладоней делала движения рук похожими на взмахи крыльев.
Туаты и Вейас лежали в три ряда у дальней стенки с закрытыми глазами. Хвала богам! Пустые взгляды пугали до смерти.
Мы устроились возле очага, Микаш позаимствовал лежавший рядом котёл и набрал в него снега. Мы приладили его на палку, подвешенную на шестах над огнём.
- Мы не слишком нагло тут хозяйничаем? - забеспокоился Микаш.
Я глянула на погонщика. Его кружения становились плавней и медленней, а голос падал до совсем низких нот и затухал в тишине.
- Он не ответит, даже если мы спросим, - я пожала плечами.