До стены оставалось не больше лиги, и конники одолели это расстояние очень быстро, куда быстрее, чем хотелось бы хоббиту. Короткая стычка закончилась, едва начавшись - несколько выкриков, лязг стали, и малочисленный орочий заслон был попросту втоптан в землю. Миновав разрушенные Северные Ворота Раммаса, Тейоден придержал коня. Передовой эйоред собрался под его знаменем. Оглянувшись, Мерри увидел, что люди Эльфхельма выворачивают на правый фланг, а Гримбольд ведет своих на восток. Но Дернхельм почему-то остался с отрядом короля.
Хоббит выглядывал из-за спины всадника, но мало что мог рассмотреть. Далеко впереди, лигах, может быть, в десяти, полыхал страшный пожар, но между ним и роханским воинством пролегали огненные линии. Они охватывали город широким полумесяцем, и до ближайших было не больше лиги. Рохирримы хлынули на поля Пеленнора, вливаясь в проломы подобно тому, как вода просачивается сквозь трещины и щели в плотине, которую до сих пор считали надежной. Но разум и воля Черного предводителя в этот час полностью сосредоточились на гибнущем городе. Враг не ведал о том, что в его планы уже вкрался изъян.
Так никем и не обнаруженный, отряд Тейодена приблизился к первой линии осадных огней. По сигналу короля воины остановились. Город лежал совсем рядом. Тянуло гарью, казалось, что над равниной витает тень смерти. Кони беспокойно всхрапывали и переступали ногами.
Тейоден неподвижно сидел в седле, взирая на агонию Минас-Тирита. Боль исказила его лицо, плечи поникли, спина согнулась. Мерри и сам чувствовал гнетущую тяжесть ужаса и сомнений. Он слышал медленное биение своего сердца, и ему казалось, будто неуверенность заставила остановиться самое время. Они пришли слишком поздно, а это, что бы там ни говорил Эйомер, даже хуже, чем никогда. Все пропало. Вот сейчас, в следующий миг, Тейоден горестно вздохнет, уронит седую голову и, пряча глаза, прикажет поворачивать к холмам.
Но в следующий миг произошло нечто иное. Мерри ощутил наконец ветер, о котором так долго говорили. Слабое дуновение коснулось лица! Забрезжил свет, слабый, едва уловимый, но все же свет! Далеко на юге стали видны нависшие над горизонтом серые тучи, а за ними занималось утро.
В то же мгновение мрак прорезала ослепительная вспышка, словно из земли ударила в небо яркая молния. Светящаяся игла Белой Башни выступила из тьмы, а над долиной прокатился громовой раскат. Город снова утонул во мгле, но Тейоден уже воспрянул духом. Он приподнялся на стременах, выпрямился во весь рост, и равнину огласила боевая песнь Рохана.
Гоном, гоном, конники Тейодена!
Скачите! Скачите! Мечи поднимайте!
Ломайте копья! Щиты дробите!
На клинках мы подымем солнце!
Гоном! Гоном! За Гондор! За Гондор!
Гоном! Гоном! За Гондор! За Гондор!
Затем король выхватил из рук Гутлафа, своего оруженосца, огромный рог и вострубил с такой неистовой, нечеловеческой силой, что рог лопнул. Зов его могучим грозовым хором тут же подхватили другие рога.
Гоном! Гоном! За Гондор! За Гондор!
Тейоден что-то крикнул своему скакуну, и тот вихрем сорвался с места. Позади реяло на ветру знамя - белый конь на зеленом поле. Грохотали копыта, стремительно неслась по полю ведомая Эйомером дружина, но никто не мог догнать вырвавшегося вперед короля. Охваченный воинственным пылом, неудержимый, как буря, он летел навстречу судьбе, подобный айнуру, самому Оромэ Великому, сражавшемуся в битве валаров на заре мира. Поднятый золоченый щит поймал солнечный луч, и трава под копытами Снежногривого налилась изумрудным блеском, ибо настало утро. Ветер с Моря разогнал Тьму и полчища Мордора дрогнули. В ужасе бежали они перед катившимся на них, ощетинившимся копьями валом, а конники в упоении боя пели, пели и безжалостно разили врагов. Песнь их, прекрасная и грозная, была слышна в осажденном городе.
Глава 6.
ПЕЛЕННОРСКАЯ БИТВА
Но натиск на Гондор возглавлял отнюдь не вожак орочьей стаи или шайки разбойников. Пусть Тьма развеялась слишком рано, до назначенного Темным Властелином срока, пусть удача отвернулась от предводителя штурмующих войск в тот миг, когда он уже протянул за ней руку, но рука эта была очень длинной. Под его главенством собрались несчетные рати. То был Король-Кольценосец, предводитель назгулов, страшнейший и опаснейший из слуг Саурона. Он покинул Ворота, но не бежал, а вознамерился переломить ход сражения.
Прорвавшись к дороге, что вела от Ворот к Реке, Тейоден, король Марки, свернул к городу, от которого его отделяло теперь не более мили, и слегка придержал коня, выискивая новых противников. Вокруг государя собрались его воины, в их числе и Дернхельм. Впереди, ближе к городским стенам, конники Эльфхельма уже крушили осадные машины, а тех, кто их охранял и обслуживал, загоняли в огненные рвы. Рохирримы овладели всей северной частью Пеленнора: становища орков пылали, а сами они искали спасения в бегстве к Реке. Но осада продолжалась, Ворота не были освобождены, а в южной части равнины стояли свежие, еще не вступавшие в бой Вражьи полчища. За дорогой собрались под своим знаменем основные силы харадримов. В растущем свете их вождь заметил вырвавшегося вперед короля Рохана и скомандовал атаку.
Засверкали выхваченные из ножен кривые мечи, и южане с дикими завываниями устремились вперед.
Это не осталось незамеченным. Тейоден развернул Снежногривого и помчался навстречу. Стремительно сближались два вождя и два знамени - алое полотнище с черным змеем Харада и белый конь Марки на зеленом поле. Две конные лавины с грохотом сшиблись, и харадримы на опыте познали, что в бою на копьях всадникам Рохана нет равных. Северян было мало, но харадская орда не устояла перед их яростным, как лесной пожар, натиском. Сразив копьем вражьего предводителя, Тейоден выхватил меч и одним взмахом рассек вражеского знаменосца вместе с древком его стяга. Черный змей упал на землю. Уцелевшие южане повернули вспять и обратились в бегство.
Но в тот самый миг, когда короля осияла величайшая слава, блеск его золотого щита внезапно потускнел. Занявшееся было утро смеркло, над полем сгустилась тень. Кони вскидывались на дыбы, сбрасывая седоков.
- Ко мне, Эйорлинги! - кричал Тейоден. - Воспряньте! Не бойтесь Тьмы!
Но и его конь вскинулся, захрапел и рухнул наземь, пронзенный черной стрелой. Падая, он подмял под себя короля.
На землю опускалась огромная, подобная туче тень. То было летающее чудовище, похожее на гигантскую птицу без перьев; крыльями твари служили огромные лапы с растянутыми между когтей кожистыми перепонками. Тварь омерзительно смердела. Последний выводок подобных страшилищ, населявших Средиземье в незапамятной древности и чудом переживший свое время, был найден Темным Властелином в потаенном горном гнездовье. Саурон откармливал детенышей падалью, пока они не превзошли размерами все крылатые создания, приручил их, а потом роздал своим слугам вместо коней.
Чудище спускалось все ниже и наконец с хриплым карканьем сложило перепончатые крылья и, выгнув голую змеиную шею, уселось прямо на труп Снежногривого.
На спине твари восседал огромный грозный всадник в черном плаще и стальной короне: меж короной и плащом не было ничего, кроме непроглядной тьмы и мертвенно светящихся глаз. Исчезнув от Ворот, предводитель назгулов вернулся на поле боя, дабы сеять смерть, обращая надежду в отчаяние, а победу в погибель. Оружием ему служила черная железная булава.
Все сопровождавшие Тейодена воины либо погибли, либо умчались прочь на обезумевших от страха конях. Но король не остался один. Рядом с ним был юный Дернхельм, чья преданность превозмогла страх. В глазах воителя стояли слезы, ибо своего государя он любил, как отца. Мерри тоже находился неподалеку. Когда пала тень, скакун Дернхельма сбросил обоих всадников и умчался прочь. Хоббит отполз на четвереньках в сторону и сжался в комок, от страха не смея даже открыть глаза.
"Встань, трус несчастный! - кричало его сердце. - Ты королевский оруженосец! Ты говорил Тейодену, что он будет твоим отцом!" Но леденящий ужас сковал волю, не позволяя даже пошевелиться.
И тут заговорил Дернхельм, голос которого до странности напомнил хоббиту другой, тоже знакомый.
- Прочь, мерзкий стервятник, гнусное отродье Тьмы! Оставь мертвых в покое!
Голос, исполненный могильного холода, ответил:
- Не становись между назгулом и его добычей. Он не убьет тебя, нет. Он унесет тебя в запредельный мрак, в узилище скорби, где плоть твоя будет пожрана, а ничтожный разум пребудет в подчинении Всевластного Ока.
Лязгнул выхваченный из ножен меч.
- Попробуй исполнить свои угрозы. А я, как смогу, попробую тебе помешать.
- Помешать мне? Глупец. Помешать мне не в силах ни один доблестный муж, никто из воителей.
И тут, к величайшему изумлению Мерри, Дернхельм рассмеялся. Смех его был подобен звону стали.
- Глупец ты, ибо имеешь дело вовсе не с мужем-воителем. Пред тобой женщина. Я Эйовин, дочь Эйомунда. Не становись между мною и моим родичем и государем. Не знаю, живой ты или только подобен живому, но если дерзнешь коснуться его - погибнешь окончательно!
Крылатая тварь злобно каркнула, но Кольценосец молчал, словно им внезапно овладело сомнение. Удивление заставило Мерри на миг позабыть о страхе, и хоббит открыл глаза. В нескольких шагах от него, распространяя вокруг себя Тьму сидело чудовище, над ним, подобно тени отчаяния, высился предводитель назгулов. А немного левее, лицом в его сторону, стоял тот, кого Мерри привык называть Дернхельмом. Но теперь шлем спал, и по плечам воина золотыми волнами струились длинные волосы. На щеках девы блистали слезы, однако взор ее серых глаз был непоколебимо тверд. Одной рукой она сжимала меч, другой держала щит, которым заслонялась от мертвящего взгляда своего врага. Да, то была Эйовин. Эйовин - она же Дернхельм! Хоббиту вспомнилось лицо юного воина, каким оно было при отъезде из горного убежища - лицо человека, оставившего надежду и ищущего смерти. Мерри проникся восхищением и состраданием, а эти чувства пробудили таящееся в сердце каждого хоббита мужество.
- Она не погибнет, - прошептал он, сжимая кулаки. - Такая красивая, грустная, одинокая… По крайней мере в этот грозный час…
Назгул не смотрел в его сторону, но все равно он не решался двинуться, боясь привлечь к себе губительный взгляд. Потом начал отползать в сторону, медленно, очень медленно. Черный главарь, терзаемый яростью и сомнением, полностью сосредоточился на стоявшей перед ним деве и не замечал хоббита, как не заметил бы копошащегося в пыли червя.
Внезапно чудище распростерло зловонные крылья, с криком взмыло в воздух и обрушилось на Эйовин, целя в нее клювом и когтистой лапой.
Дева Рохана не дрогнула - истинная дочь королей была тонкой и гибкой, но твердой, как клинок из закаленной стали. Она встретила нападение стремительным смертоносным ударом по вытянутой змеиной шее, и отсеченная голова упала на землю, как камень. В тот же миг Эйовин отскочила назад, и обезглавленная тварь, ломая кожистые крылья, рухнула наземь. Мрак развеялся, и золотые волосы зависли в лучах утреннего солнца.
Но перед девой уже выросла грозная, устрашающая фигура Черного Всадника. С яростным, непереносимым для слуха криком он обрушил на Эйовин черную булаву. Щит разлетелся вдребезги, державшая его рука сломалась, сама дева упала на колени. Назгул навис над ней, как туча, глаза его загорелись губительным огнем, булава взлетела, чтобы нанести последний удар, от которого не будет спасения.
Но неожиданно он отпрянул, взвыв словно от страшной боли, и его удар не достиг цели - булава обрушилась на землю. Подкравшись сзади, Мерри вонзил в него свой клинок, пробив черный плащ и попав в невидимую ногу ниже кольчуги.
- Эйовин! Эйовин! - кричал хоббит.
Слышала дева его зов или нет, но последним усилием она поднялась и вонзила меч в пустоту между короной и плащом. Клинок разлетелся на множество блистающих, как искры, осколков, со звоном покатилась по земле корона, а Эйовин упала ничком прямо на поверженного врага. Но плащ и кольчуга были пусты. Смятые и бесформенные лежали они на, земле. Истошный вопль пронзил воздух, истончаясь, взлетел к небесам и замер. И больше этого вопля не слыхали нигде и никогда.
Хоббит Мериадок стоял среди павших, моргая словно сова при дневном свете. Слезы ослепляли его, словно сквозь пелену тумана, он видел золотые волосы лежавшей неподвижно Эйовин и лицо короля, встретившего смерть в час своей славы. Наклонившись, Мерри взял руку Тейодена, желая припасть к ней губами, но король внезапно открыл глаза.
- Прощай, друг холбитла, - едва слышно вымолвил он. - Я иду к предкам. Теперь мне не стыдно предстать перед ними, могучими и славными. Я сразил черного змея. Мрачным было утро, но впереди радостный день и золотой вечер.
Мерри душили слезы.
- Прости меня, государь, - сокрушенно промолвил он. - Я оказался никчемным оруженосцем: и приказ нарушил, и на службе не сделал ничего путного, только вот плачу теперь, прощаясь с тобой.
- Не печалься, - слабо улыбнулся старый король. - Я на тебя не сержусь. Как откажешь в прощении тому, кто мал ростом, но велик сердцем? Будь благословен, живи счастливо и не забывай меня. Жаль, что не доведется мне, как было обещано, посидеть с тобой у очага в Медусельде, послушать твои рассказы о зелье трубочном… - он умолк и закрыл глаза. Мерри склонился над ним, но тут Тейоден заговорил снова. - Где Эйомер? Мне хотелось бы увидеть его, пока я еще могу видеть. Ему быть королем после меня. И еще - надо известить Эйовин. Она так не хотела отпускать меня в поход, словно чувствовала, что нам больше не встретиться.
- Государь, - сбивчиво начал Мерри, - государь, она… - но в этот миг его слова потонули в шуме, громких восклицаниях и пении рогов.
Хоббит огляделся: в своей печали он совсем позабыл, что находится на поле брани. Ему показалось, что Тейоден пал несколько часов назад, а наяву времени прошло совсем немного. Битва продолжалась, и, судя по всему, вот-вот должна была закипеть новая ожесточенная схватка.
Со стороны Реки выступили свежие полчища. Моргульские отряды повернули от стен, а с юга надвигались рати Харада: впереди скакали всадники, за ними шла пехота, а позади маячили башенки на спинах мумаков.
На северной стороне равнины Эйомер спешно собирал и строил в боевые порядки отряды рохирримов. Отчаянный бой шел у дороги: все, кто еще мог держать оружие, устремились на вылазку. Над головами теснивших врага воинов реял серебряный лебедь Дол-Амрота.
"Где же Гэндальф? - промелькнуло в голове Мерри. - Неужто его здесь нет? Быть может, он спасет короля и Эйовин?"
В это время к месту гибели Тейодена примчались ведомые Эйомером всадники. Кони артачились, отказываясь приближаться к трупу чудовища, и им пришлось спешиться. Эйомер подошел к королю и замер в скорбном молчании. Один из воинов взял королевское знамя из рук погибшего знаменосца и поднял его. Тейоден медленно открыл глаза, увидел свой стяг и знаком повелел вручить его Эйомеру.
- Будь благословен, король Марки, - проговорил он. - Скачи к победе! И попрощайся за меня с Эйовин.
С этими словами Тейоден отошел к предкам, так и не узнав, что любимая племянница лежит рядом. А обступившие его суровые воины не стыдились слез, ибо старый властитель был любим всеми.
Тогда возвысил голос Эйомер.
Скорбных слез не лейте! Лежит могучий.
Пал на бранном поле. Оплачут жены
Воителя гибель. Нам же снова в битву!
Так пропел он, но слезы стояли и в его глазах.
- Здесь разразится битва, - молвил новый король. - Государя надобно унести, да и других воителей негоже бросать в чистом поле.
Он оглядел убитых, называя их по именам, и внезапно увидел сестру. Эйомер пошатнулся, словно пораженный стрелой, лицо его побледнело от скорби, а сердце захлестнула волна столь неистовой ярости, что некоторое время он не мог вымолвить ни слова.
- Эйовин! Эйовин! - сорвалось наконец с его губ. - Как ты оказалась здесь? Что привело тебя - безумие или колдовство? Смерть всем! Смерть! Смерть!
Не дожидаясь, пока подтянутся остальные отряды или подойдет подмога из города, он вскочил в седло, вострубил в рог и, не оглядываясь, помчался вперед. Неудержимой лавиной неслись за ним рохирримы. Они вторили своему вождю, и от края до края оглашал равнину их грозный клич:
- Смерть! Смерть! Смерть!
Маленький хоббит Мериадок так и остался в стороне, никем не замеченный. Некоторое время он всхлипывал, а потом утер слезы, подобрал полученный от Эйовин зеленый щит и, забросив его за спину, принялся искать свой меч. В тот миг, когда Мерри нанес удар, поразивший назгула, рука его онемела, и меч выпал. Рука не повиновалась до сих пор. Вот он, меч! Но что это? Стальной клинок дымился, словно тлеющая головешка, пока не истаял, обратись в дым прямо на глазах изумленного хоббита.
Так покинул мир клинок из кургана, сработанный мастерами Северного Королевства. Оружейник, выковавший его много веков назад, мог бы гордиться судьбой своего творения, ибо в ту пору главным врагом дунадэйнов севера был грозный чародей, могущественный король Ангмара. Иной клинок, пусть бы его направляла самая сильная рука, не смог бы нанести Призраку Кольца гибельную рану, рассечь колдовские скрепы, соединявшие незримое тело со злобной волей в некое подобие жизни.
Из копий и плащей воины соорудили носилки. На одни положили короля, на другие Эйовин, чтобы отнести в город: унести же павших рядом с Тейоденом семерых конников во главе с Деорвином было некому. Их тела сложили подальше от убитого чудовища и обнесли частоколом из копий. Потом, после битвы, крылатую тварь сожгли, а Снежногривого похоронили на месте его гибели, воздвигнув над могилой камень с эпитафией на языках Гондора и Марки:
В сече верный конь убит.
Здесь, под камнем, он лежит.
Над этой могилой всегда зеленела сочная трава, а там, где сожгли чудовище, земля так и осталась черной и голой.
Мерри понуро брел за носилками, совершенно позабыв о битве. Он смертельно устал, его бил озноб, и каждый шаг отдавался болью во всем теле. Со стороны Моря наползли набухшие тучи. Они прорвались дождем, будто само небо вознамерилось оплакать Тейодена с Эйовин и своими слезами притушить еще полыхавшие в городе пожары. Словно сквозь пелену тумана хоббит увидел двигавшийся навстречу отряд защитников города. Во главе его ехал князь Имрахил. Приблизившись, он остановил коня и спросил:
- Какую ношу несете вы, воины Рохана?
- Короля Тейодена, - последовал ответ. - Он мертв. Теперь рохирримов ведет в бой король Эйомер. Его можно узнать по белому конскому хвосту на шлеме.
Князь спешился и преклонил колено, воздавая честь павшему государю. Лицо его омрачилось печалью, но когда он взглянул на другие носилки, все иные чувства уступили место изумлению.