Сам ты можешь обманываться, но меня тебе не обмануть. Думаешь, я не знаю, кто твои спутники и каковы их цели? Как бы не так! Одной рукой ты вроде бы поддерживаешь меня, ибо до поры я нужен тебе как щит против Мордора, а другой готовишься посадить на мое место бродягу-северянина. Но знай, Гэндальф, Митрандир или как тебе хочется называться, по-твоему не будет. Наместник Дома Анариона не опустится до того, чтобы стать выжившим из ума лакеем при этом выскочке! Пусть он имеет все права, пусть он и вправду потомок Исилдура, никто не увидит меня склонившимся перед последышем обнищавшего Дома, давно утратившего и власть, и величие.
- Ну а как бы поступил ты, будь будущее в твоей власти? - спокойно спросил Гэндальф.
- Я оставил бы все, как было при мне и моих предках, - ответил Дэнетор, - правил бы городом и страной, в свое время передал бы бразды сыну с тем, чтобы он стал властителем, а не подручным у чародея. Но злая судьба отказала мне в этом, и теперь я не хочу ничего: ни никчемной жизни, ни поруганной любви, ни попранной чести!
- Ни любовь, ни честь не несут урона, если наместник, исполняя долг, возвращает данные ему права, - возразил Гэндальф. - И сына, пока он жив, ты не вправе лишать возможности сделать собственный выбор.
При этих словах глаза Дэнетора снова вспыхнули яростью. Прижав к себе камень левой рукой, он выхватил правой нож и бросился к носилкам, но Берегонд успел заслонить Фарамира собою.
- Вот как! - в бешенстве вскричал Дэнетор. - Ты украл любовь моего сына, но этого тебе мало! Хочешь завладеть им всем, без остатка, и похищаешь и сердца моих воинов! Но одного ты меня не лишишь - права распорядиться своей жизнью по своему усмотрению. Сюда! - призвал он слуг. - Сюда, если еще хоть кто-нибудь мне верен!
Двое взбежали по ступеням. Дэнетор вырвал у ближайшего факел и метнулся к костру. Прежде чем Гэндальф успел помешать ему, он ткнул факелом в политые маслом дрова, и они мгновенно вспыхнули. Дэнетор вскочил на каменный постамент и там, среди огня и дыма, преломил жезл наместника об колено, швырнул обломки в пламя, а сам лег, обеими руками прижав к груди палантир. Говорят, что с тех пор всякий, кто заглядывал в этот камень, - если не обладал волей, достаточно сильной, чтобы направить палантир к другой цели, - видел в нем обгорелые старческие ладони.
В скорби и ужасе Гэндальф отвернулся, закрыв за собой дверь. Некоторое время он молча стоял у порога, а изнутри доносился рев бушующего пламени. Потом послышался громкий вопль, но больше Дэнетор не кричал. И никто из смертных его больше не видел.
- Таков конец Дэнетора, сына Эклетиона, - сказал Гэндальф, а потом, повернувшись к Берегонду и застывшим в ужасе слугам, добавил: - И с ним настал конец того Гондора, который вы знали. Злые дела совершились здесь, но теперь призываю вас отбросить разделяющую вас вражду, ибо ее посеял Враг, а вы позволили чувству долга заманить себя в его сети. Поймите, верные, но слепые в своем повиновении слуги правителя, только благодаря измене Берегонда Фарамир не сожжен заживо. Унесите своих павших товарищей, не оставляйте их в этом злосчастном месте. А мы отнесем Фарамира, с этого часа ставшего наместником Гондора, туда, где ему постараются помочь. А будет он жить или умрет - решит судьба.
Гэндальф с Берегондом подняли носилки и зашагали к выходу, поспешая в Палаты Исцеления. За ними плелся понурый Пиппин. Слуги Дэнетора задержались, их взоры были прикованы к склепу, где встретил свой страшный конец правитель. Маг еще не миновал Рат-Динен, когда позади послышался грохот. Крыша Дома Усопших просела, а потом рухнула. Повалил дым, над развалинами взметнулись языки пламени. Слуги в ужасе бросились догонять Гэндальфа.
У двери в стене Берегонд задержался и, бросив взгляд на убитого привратника, с горечью сказал:
- Вот о чем я буду сокрушаться всю жизнь. Но я безумно спешил, а он не хотел ничего слушать и поднял на меня меч.
Затем, достав взятый у убитого привратника ключ, он закрыл и запер дверь.
Теперь ключ, наверное, надлежит отдать правителю Фарамиру?
- Пока правитель болен, всем городом распоряжается Имрахил, князь Дол-Амрота, - ответил Гэндальф. - Но решать, вижу, придется мне; его-то здесь нет. Оставь ключ у себя, будешь хранить, пока не восстановится порядок.
Палаты Исцеления, располагавшиеся в шестом круге, предназначались для тяжело больных, а сейчас туда сносили получивших самые жестокие раны. Вокруг прилепившегося к южной стене здания зеленела трава, его обступали деревья - здесь был единственный настоящий сад во всем Минас-Тирите. И здесь же находились последние оставшиеся в городе женщины - сиделки, помощницы целителей и знахарки, умевшие выхаживать раненых.
В тот миг, когда Гэндальф и его спутники заносили Фарамира в Палаты, с поля за Воротами донесся пронзительный жуткий вопль. Он взлетел в небеса, исполнив сердца людей ужасом и ввергнув их в оцепенение. Но едва страшный крик замер вдали, подхваченный и унесенный ветром, все неожиданно воодушевились надеждой, какой не помнили со дня прихода Тени. Тьма поредела, и из-за туч проглянуло солнце.
Но лицо Гэндальфа оставалось печальным. Поручив Берегонду и Пиппину передать Фарамира целителям, он взошел на ближнюю стену, застыл, словно белое изваяние, и всмотрелся в поле. Ничто не могло укрыться от его взора: увидев, как Эйомер резко осадил коня над телами павших, маг тяжело вздохнул, поплотнее завернулся в плащ и спустился вниз. Выйдя из Палат, Берегонд с Пиппином застали его стоящим у дверей в глубоком раздумье.
- Друзья мои! - промолвил он после долгого молчания. - Для нас, для города, для всего Запада свершилось нечто великое и печальное. Плакать нам или радоваться? Сбылось то, на что никто не смел и надеяться - предводитель назгулов ушел из мира. Вы слышали его последний вопль, вопль отчаяния. Но избавление от него оплачено ценой горьких потерь. Будь я там, мне удалось бы отвести беду; всему виной безумие Дэнетора. Вот как далеко протянул Враг свою руку! И теперь мне ясно, как его злая воля проникла в самое сердце города.
Наместники полагали, что тайна эта ведома только им, но я давно догадывался, что здесь, в Белой Башне, хранится по меньшей мере один из Семи Камней. Когда-то Дэнетор справедливо слыл мудрецом: он не подходил к палантиру, не пытался бросить вызов Саурону ибо осознавал пределы собственной силы. Но мудрость изменила ему: смертельная опасность, нависшая над страной, побудила его заглянуть в камень, и он был обманут. После отъезда Боромира снедаемый тревогой правитель смотрел в палантир все чаще, и яд все глубже проникал в его сердце. Дэнетор был слишком силен, чтобы Темный Властелин смог подчинить его себе, однако все увиденное ввергало наместника в отчаяние, подтачивало волю и разум. Саурон показывал ему лишь одно - неодолимую, грозную, всесокрушающую мощь Мордора.
- Теперь понятно, - пробормотал Пиппин, содрогнувшись от тягостного воспоминания. - Тогда мне это показалось странным: он вышел из комнаты, где, верно, лежал палантир, и его было не узнать - он выглядел постаревшим и сломленным.
- Как раз в тот час, когда Фарамира принесли в Башню, - добавил Берегонд, - многие из нас приметили свечение в ее окнах. Но такое бывало и раньше. В городе давно ходили слухи, будто правитель борется с Врагом силой мысли.
- Увы, это подтверждает мои догадки, - сокрушенно промолвил Гэндальф. - Вот каким путем воля Саурона проникла в Минас-Тирит, и вот почему мне пришлось задержаться здесь. А теперь придется задержаться еще дольше: скоро моя помощь потребуется не одному Фарамиру. Пойду к Воротам встречать уцелевших. Велики утраты, велика моя скорбь, и быть может, самые горестные вести еще впереди. Пиппин, пойдем со мной. А ты, Берегонд, возвращайся в цитадель и доложи о случившемся начальнику Стражи. Боюсь, он должен будет отчислить тебя из Стражей, но передай ему мой совет: сейчас твое место в Палатах Исцеления, подле Фарамира. Ты спас его от огня, служи ему и дальше. Охраняй, будь с ним, пока не очнется - если он, конечно, вообще когда-нибудь очнется. Ну, ступай. Я скоро вернусь.
С этими словами он повернулся и вместе с Пиппином направился в нижний город. Пока они спешили вниз, ветер пригнал серые тучи. Хлынувший дождь прибил огонь: над орочьими рвами и пепелищами теперь поднимался густой дым.
Глава 8.
ПАЛАТЫ ИСЦЕЛЕНИЯ
Когда скорбная процессия добралась до ворот Минас-Тирита, Мерри от слез и усталости почти ничего не видел. В воздухе висел запах гари; чадили подожженные или сброшенные в огненные ямы осадные машины. Повсюду валялись трупы, среди которых выделялись исполинские туши южных чудовищ. Некоторые из них обгорели, многим переломали хребты сброшенными со стен тяжелыми камнями, а иных сразили целившие в глаза меткие лучники Мортонда. Дождь прекратился, на небе проглянуло солнце, но нижний город окутывал едкий дым.
В Воротах, расчищая проход, уже трудились люди. Из города вынесли носилки. На одни бережно уложили Эйовин, на других, под златотканым покровом, покоилось тело короля Тейодена. Носилки сопровождали факельщики, бледное при солнечном свете пламя трепетало на ветру.
Так вступили в город Тейоден и Эйовин. Все встречные останавливались и склоняли непокрытые головы в низких поклонах. Шествие миновало закопченный, засыпанный пеплом нижний круг и двинулось вверх по мощеным улицам. Мерри это восхождение казалось бесконечным и бесцельным, словно в кошмарном сне. Он шел и шел, совершенно не понимая, зачем и куда.
Хоббит еле переставлял ноги. Он отставал, и факелы вперед медленно удалялись, пока их свет не исчез. В глазах было темно, ему думалось, что перед ним мрачный тоннель, ведущий в могилу, откуда нет выхода. Неожиданно сквозь тягостный бред донесся живой голос.
- Мерри! Вот так удача, я все-таки тебя нашел!
Хоббит потряс головой, и туман перед глазами немного рассеялся. Он обнаружил себя в узком переулке нос к носу с Пиппином. Больше поблизости никого не было. Мерри протер глаза.
- Где король? - спросил он. - Где Эйовин? - но тут же пошатнулся, сел на ступеньку какого-то крыльца и заплакал.
- Их унесли в цитадель, - ответил Пиппин. - Ты не иначе как задремал на ходу и свернул не туда, куда надо. Мы как увидели, что тебя с ними нет, Гэндальф тут же послал меня на поиски. Досталось тебе, бедолага. Но кабы ты знал, до чего я рад тебя видеть! Ты, конечно, устал, я не стану донимать тебя разговорами. Скажи одно: ты не ранен?
- Нет, - пробормотал Мерри. - Вроде бы нет. Только вот правая рука не слушается, отнялась, когда я его ударил. А меч мой сгорел, целиком сгорел, точно щепка.
Пиппин ничего не понял, но встревожился - никак его друг бредит.
- Пойдем со мной, - сказал он. - Вижу, тебе трудно, но ты уже постарайся. Я бы сам тебя понес, да силенок не хватит. Им надо было и тебя положить на носилки. Но ты уж не обижайся, тут, в городе, все такого страха натерпелись, что немудрено было проглядеть одного бедного хоббита, бредущего с поля боя.
- Оно не всегда худо, ежели тебя проглядят, - откликнулся Мерри. - Вот недавно он меня не заметил, и… Нет, не могу об этом! Помоги мне, Пиппин. В глазах опять темно, и рука совсем захолодела.
- Мерри, дружище, обопрись на меня, - Пиппин подставил плечо. - Вот так, пошли. Шаг за шагом, глядишь, и дойдем. Тут недалеко.
- Ты ведешь меня, чтобы похоронить? - вяло спросил Мерри.
- Да ты что, какие похороны? - Пиппин старался, чтобы голос его звучал бодро, хотя сердце разрывалось от боли и жалости. - Мы идем в Палаты Исцеления.
Они вывернули из переулка, зажатого между высокими домами и наружной стеной четвертого круга, вышли на главную улицу и стали подниматься к цитадели. Мерри шатался и бормотал что-то бессвязное, ноги его заплетались.
"Не дотащить мне его, - подумал Пиппин. - Что же делать? Здесь оставить не могу, а помочь, как назло, некому".
Но тут послышался топот: по улице во всю прыть бежал мальчишка, и когда он поравнялся с хоббитами, Пиппин узнал давешнего своего приятеля Бергила, сына Берегонда.
- Эй! - окликнул паренька Пиппин. - Рад видеть тебя живым. Куда несешься как угорелый?
- Бегу с поручением к целителям, - ответил Бергил. - Поручение важное, задерживаться не велено.
- И не надо, - махнул рукой Пиппин. - Ты только передай им, что тут у меня раненый хоббит… скажи лучше "периан", понятнее будет. Он идет с поля битвы, до города кое-как дотащился, а дальше уже не может. А увидишь Митрандира, расскажи и ему, он рад будет. Бергил убежал.
"Подожду здесь", - подумал Пиппин. Он осторожно уложил Мерри на мостовую, выбрав место, где пригревало солнышко, сел рядом и положил голову друга себе на колени. Правая рука Мерри бессильно обвисла; тронув ее, Пиппин вздрогнул. Она была холодна как лед.
Довольно скоро их нашел самолично Гэндальф. Маг склонился над Мерри, погладил его по лбу и бережно поднял на руки.
- Его следовало внести в город с почестями, - сказал он, - вот уж кто полностью оправдал мои надежды. Хорошо, что Элронд тогда уступил; не отпусти он вас с отрядом, этот день мог бы стать куда печальнее.
Гэндальф вздохнул.
- Но теперь мне надо заботиться и о нем, а ведь судьба сражения еще не решена.
Так и получилось, что Фарамир, Эйовин и Мериадок оказались в Палатах Исцеления. Ухаживали за ними очень хорошо, ибо, хотя многое из древнего знания с годами утратилось, целители Гондора были искусны в своем деле. Они умело врачевали раны и многие болезни, которым были подвержены смертные к востоку от Моря. Лишь средства от старости у них не имелось. Теперь гондорцы жили ненамного дольше всех прочих и мало кто из них одолевал столетний рубеж, сохранив силы, за исключением отпрысков знатнейших домов с незамутненной нуменорской кровью. Но сейчас целители были в растерянности: их познаний и искусства не хватало для того, чтобы овладеть с поразившим многих никогда прежде не виданным недугом. Болезнь называли Черной Немочью, потому что причиной ее были назгулы. Заболевшие погружались во все более глубокий сон, их сковывали молчание и смертный холод, и они умирали. Врачеватели ясно видели, что и хафлинга, и деву Рохана поразила именно эта тяжкая, неизлечимая хворь. Поначалу раненые еще бормотали что-то в бреду, и лекари внимательно прислушивались, надеясь, вдруг бессвязные слова хоть что-нибудь подскажут. Но раненых все глубже затягивала могильная тьма, и когда солнце стало клониться к западу, они уже даже не стонали, похолодели и с виду все больше походили на мертвецов. А вот Фарамир, наоборот, метался в горячке, и сбить жар никак не удавалось. Гэндальф озабоченно переходил от одного к другому, выслушивая сбивчивые рассказы о том, кто да как бредил. День близился к концу, за стенами продолжала бушевать битва, и удача склонялась то на ту, то на другую сторону, а маг все выжидал и наблюдал, не в силах покинуть Палаты Исцеления. Когда за окнами заалел закат, стоявшим рядом показалось, будто серые лица Эйовин и Мерри чуточку порозовели. Можно было подумать, что болезнь отступает, но то была лишь обманчивая надежда. И тут Йорет, старейшая из сиделок, со слезами взиравшая на прекрасное лицо любимого всем городом Фарамира, всхлипывая пробормотала:
- Умрет, бедненький, вот ведь горе какое. Прежде, когда в Гондоре были короли, такого бы не случилось. В Книгах Премудрости-то сказано: "Руки короля - руки целителя". Так настоящего короля и узнавали.
- Ох, Йорет, люди надолго запомнят твои слова! - воскликнул стоявший рядом Гэндальф. - Они сулят надежду. Быть может, король уже здесь, в Гондоре. Ты ведь слышала, о чем толкуют на улицах.
- Мне не до того, - проворчала сиделка. - Мое дело печься о хворых, а не собирать досужие слухи.
Но Гэндальф уже поспешно вышел. Закат догорел, и на все еще дымившуюся местами равнину опустился серый, как зола, вечер.
Незадолго до этого Арагорн, Эйомер и Имрахил в окружении своих рыцарей и командиров приблизились к городу. У самых ворот Арагорн сказал:
- Смотрите, как полыхает заходящее солнце. Это знак того, что в нашем мире грядут великие перемены. Но город и вся страна долгие годы пребывали под властью наместников, и я не хочу входить незваным. Война не кончена, нельзя давать повод к раздорам. Я не стану предъявлять свои права до победы. Мой шатер будет стоять в поле, а коли правителю будет угодно меня увидеть, пусть пригласит.
- Но ты уже поднял королевское знамя и явил все знаки Дома Элендила, - возразил князь. - Неужто ты потерпишь, чтобы кто-то оспорил твои притязания?
- Нет, - ответил Арагорн. - Но, по-моему, время еще не пришло, и я не желаю ссориться с кем бы то ни было, кроме Врага и его прихвостней.
- Мудро, - согласился Имрахил. - Я Дэнетору родич и хорошо знаю его нрав. Он всегда отличался гордостью и упорством, а к старости, да со смертью сына стал еще более подозрительным и суровым. Но пристало ли тебе оставаться за воротами, как какому-нибудь нищему бродяге?
- Почему же нищему? - улыбнулся Арагорн. - А что до бродяги, так ведь я вождь Следопытов, непривычных к городам да каменным хоромам, - с этими словами он приказал свернуть знамя, а Звезду Северного Королевства снял со шлема и передал на хранение сыновьям Элронда.
Расставшись с ним, Имрахил и Эйомер вошли в город и сквозь запрудившую улицы возбужденную толпу поднялись к цитадели. Но сиденье наместника в Тронном зале оказалось пустым. Там, на установленном перед троном скорбном бело-зеленом ложе, покоился Тейоден. Двенадцать факелов горели вокруг, двенадцать воинов - по шесть от Рохана и Гондора - несли траурный караул. Поверх укрывавшего короля по грудь златотканого покрова лежал обнаженный меч, в ногах - щит. Свет факелов плясал на ниспадавших серебристыми волнами сединах, но лик короля был молодым и прекрасным. Казалось, он спит.
Имрахил и Эйомер замерли в печальном молчании. Потом князь спросил:
- Где наместник? И где Митрандир?
- Наместник Гондора в Палатах Исцеления, - ответил один из стражей.
Эйомер с недоумением осмотрелся по сторонам.
- Но где же Эйовин, моя сестра? Ей подобает покоиться рядом с королем, и с не меньшими почестями. Где ее положили?
- Когда Эйовин принесли в город, она была еще жива, - сказал Имрахил. - Разве ты этого не знал?
Окрыленный нечаянной надеждой, Эйомер повернулся и, не промолвив больше ни слова, вышел. Князь последовал за ним.
Когда они подошли к Палатам Исцеления, небо уже усыпали звезды. У входа им повстречался Гэндальф. Рядом с ним стоял какой-то человек в сером плаще с низко надвинутым капюшоном.
- Митрандир, - заговорил Имрахил. - Мы ищем правителя, и нам сказали, что он здесь. Разве он ранен? Как это могло случиться? И где доблестная Эйовин?
- Здесь, - ответил маг, - она еще жива, но смерть витает над нею. Здесь и Фарамир, раненный, как вы знаете, отравленным оружием. Правитель теперь он, ибо Дэнетор погиб в огне.
- Дорого же обошлась нам победа, - горестно вздохнул князь. - В один день и Гондор, и Рохан лишились своих властителей. Но рохирримы без вождя не остались, у них есть Эйомер. А кто будет править городом? Не пришло ли время послать за Арагорном?
- Он уже здесь, - молвил незнакомец в сером, выйдя в свет висевшего над дверьми фонаря.
То и вправду был Арагорн, без шлема, в скрывавшем кольчугу лориэнском плаще. Из всех знаков высокого достоинства он не расстался лишь с зеленым камнем, подарком Галадриэли.