- Не сердись, прости меня, - промолвил он. - Иди, отдохни. Намучился ты с нами с тех пор как мы повстречались в Пригорье. Но что с нас взять: мы, хоббиты, когда настает важный миг, вечно несем околесицу, потому как нужных, правильных слов попросту не находим. Заменяем их шуточками, хоть они и не к месту.
- Да знаю я вас, - улыбнулся Арагорн. - Знаю, люблю и хочу, чтобы Хоббитания навсегда осталась такой, какой она есть.
С этими словами он поцеловал Мерри в лоб и вышел, а Гэндальф последовал за ним.
- Ну что скажешь? - спросил оставшийся с товарищем Пиппин. - Я насчет нашего Бродяжника. Где еще такого найдешь, кроме, конечно, Гэндальфа? По моему разумению, они родичи; может, дальние, но родичи. Кстати, дружище, твой мешок лежит возле кровати, а когда мы встретились, был у тебя за спиной. Бродяжник его приметил, это уж точно. Да и у меня кое-какой запасец имеется. На, набивай трубочку - тот самый "Долгодольский лист". Я сбегаю, приищу тебе чего-нибудь перекусить, ну а потом отдохнем да поболтаем. Эх, дружище! Не можем мы, Туки да Брендибаки, долго оставаться на вершине: все бы нам закуток поукромнее, поуютнее отыскать.
- Верно, - согласился Мерри. - Я и правда не могу, во всяком случае сейчас. Но, Пиппин, по крайней мере мы можем их видеть и чтить. Конечно, родная земля - начало начал, все мы глубоко пустили корни в Хоббитании. Но есть, наверное, нечто еще глубже, еще выше. По-моему, даже садовник, возделывая свой маленький садик, трудится ради чего-то высшего, хотя сам об этом может и не знать. А вот мы с тобой знаем, нам повезло.
Мерри умолк, а потом покачал головой.
- Сам не пойму, что это на меня накатило. Отродясь таких речей не говаривал. Ладно, достань-ка мою трубку. Надеюсь, она не сломалась. Где твой хваленый лист?
Тем временем Арагорн и Гэндальф наведались к смотрителю Палат Исцеления и сообщили, что Фарамир и Эйовин останутся на его попечении еще не один день.
- Как только Эйовин станет лучше, она захочет уйти, - сказал Арагорн, - но чтобы поправиться окончательно, ей необходимо пробыть здесь по меньшей мере дней десять.
- А Фарамиру, - добавил Гэндальф, - можно рассказать о смерти отца, но никоим образом о поразившем Дэнетора перед кончиной безумии. Он все узнает, когда выздоровеет и вернется к своим обязанностям. Смотри, чтобы Берегонд и периан не проболтались, они тоже при этом присутствовали.
- А как быть с другим перианом, Мериадоком? - спросил смотритель. - Что ему можно, чего нельзя?
- Скорее всего, уже завтра он сможет встать, - ответил Арагорн. - Захочет, так пусть прогуляется с друзьями, это ему не повредит.
- Замечательный народ! - уважительно покачал головой смотритель. - Крепкий, стойкий, а ведь с виду не скажешь.
У дверей Палат Исцеления собралась толпа. Все хотели видеть Арагорна, многие надеялись, что он исцелит их близких, сраженных тяжкими ранами или Черной Немочью. Арагорн не мог не внять мольбам - он послал за сыновьями Элронда, и вместе они трудились до глубокой ночи. По всему городу только и говорили, что о возвращении истинного короля. По зеленому камню на груди его называли Элессар, Эльфийский Берилл, и таким образом имя, предреченное при рождении, он получил от своего народа.
К утру, почувствовав, что силы его на исходе, Арагорн завернулся в серый плащ, выскользнул из города и, вернувшись в свой шатер, уснул.
А когда занялась заря, люди увидели реющее над Башней знамя Дол-Амрота с белоснежным кораблем-лебедем на синих волнах. Оставалось только гадать - уж не пригрезилось ли возвращение короля?
Глава 9.
ПОСЛЕДНИЙ СОВЕТ
После битвы наступило ясное погожее утро. Ветер переменился на западный и теперь нес по небу легкие облака. Поднявшись спозаранку, Леголас и Гимли попросили разрешения пройти в город, им не терпелось повидать Мерри с Пиппином.
- Большая радость узнать, что они живы, - сказал Гимли. - Мы потратили столько сил, пытаясь их вызволить, что было бы обидно, окажись наши труды напрасными.
Вместе они вступили в Минас-Тирит. Встречные с изумлением взирали на странную пару: прекрасного обликом эльфа, задумчиво напевающего мелодичную песню, и важного гнома, который поглаживал бороду и оценивающим взглядом присматривался к строениям.
- Каменная кладка совсем недурна, - снисходительно одобрил он, - но не везде, а уж улицы можно бы устроить и получше. Когда Арагорн взойдет на престол, предложу ему пригласить каменщиков Горы, и мы сделаем город таким, что им будут гордиться.
- Здесь не хватает садов, - добавил Леголас. - Дома мертвы: зелени почти нет, а без зелени какая радость? Когда Арагорн взойдет на престол, эльфы Лихолесья пришлют ему певчих птиц и вечнозеленых деревьев.
Когда они пришли к Имрахилу, Леголас низко поклонился князю, ибо с первого взгляда понял, что в его жилах течет эльфийская кровь.
- Приветствую тебя, князь, - молвил он. - Народ Нимродэли давно покинул лориэнские леса, но, как я вижу, не все отплыли из гавани Амрота на запад.
- Память о том хранится в преданиях моей страны, - отозвался князь. - Но никто из Дивного Народа не бывал у нас несчетные годы. Признаюсь, я никак не чаял повстречать эльфа здесь, среди войны и печали. Что привело тебя сюда?
- Я один из Девяти, вышедших с Митрандиром из Имладриса, - отвечал эльф, - а сюда мы с моим другом гномом явились вместе с Арагорном. Но сейчас нам хотелось бы повидать друзей, Мериадока и Пиппина. Мы слышали, они на твоем попечении.
- Вы найдете их в Палатах Исцеления, и я с удовольствием провожу вас туда, - учтиво предложил Имрахил.
- Достаточно будет, если ты пошлешь кого-нибудь показать нам дорогу, - ответил Леголас. - Арагорн просил передать тебе и Эйомеру Роханскому, что он не хочет до поры снова вступать в город, а потому просит вас обоих пожаловать в его шатер. Митрандир уже там.
- Мы не заставим себя ждать, - заверил Имрахил, и они любезно распрощались.
- Воистину достойный вождь и славный воитель, - сказал Леголас, проводив его взглядом. - Если и ныне, во дни заката, в Гондоре можно встретить таких людей, каким же было это королевство в лучшие времена?
- Вот и каменная кладка у них лучше всего самая старая, - заметил Гимли. - У людей, скажу я тебе, всегда так: то им весенние заморозки мешают, то летняя сушь, а там, глядишь, задумывали много, да сделали мало.
- Однако семена, посеянные ими, непременно взойдут, - возразил эльф. - Они прорастут даже в пыли или на камнях, прорастут, когда никто этого уже не ждет. Век людей короток, но их деяния переживут нас с тобой.
- Хоть и переживут, а все же, думаю, так ничем и не кончатся, - ворчал гном.
- Эльфам про то неведомо, - откликнулся Леголас.
Явившийся вскоре княжий слуга проводил их до Палат Исцеления и там, в саду, они нашли хоббитов. Радостной была эта встреча: друзья с удовольствием прогуливались, оживленно беседуя и наслаждаясь покоем. Когда Мерри устал, присели отдохнуть на стене. Позади зеленел сад Палат Исцеления, а впереди, на юге, поблескивал на солнце Андуин. По широким просторам Лебеннина и южного Итилиэна несла Река свои воды к Морю, столь далекому, что увидеть отсюда его не мог даже Леголас.
Разговор продолжался, но эльф неожиданно умолк, ибо, глядя против солнца, увидел летевших вверх по течению белокрылых морских птиц.
- Смотрите! - воскликнул он. - Чайки! Как же далеко залетают они. А ведь я не видел их никогда в жизни, пока не побывал в Пеларгире.
Их крики оглашали воздух, когда мы мчались к причалам, чтобы захватить с налета вражеские корабли. Помню, тогда я замер, позабыв на миг о войне и обо всем на свете. В плачущих голосах мне слышалось Море. Море! Увы, мне так и не довелось увидеть его. Но тоска по Морю вечно живет в сердцах моих сородичей, и лучше ее не пробуждать. О, эти чайки! Теперь мне не обрести покоя ни под буком, ни под вязом.
- Не говори так! - вмешался Гимли. - В Средиземье есть еще на что посмотреть и над чем потрудиться. А если однажды весь Дивный Народ уйдет в Гавани, в каком тусклом мире придется жить тем, кто вынужден остаться.
- Тусклом и печальном! - поддержал его Мерри. - Не уходи в Гавани, Леголас. Всегда найдется народ, большой или малый, хотя бы даже разумные гномы, вроде Гимли, которым ты будешь нужен. Во всяком случае я на это надеюсь. Правда, чувствую, что худшее в этой войне еще впереди. Как бы мне хотелось, чтобы все кончилось, и кончилось хорошо!
- Да что вы все о грустном! - воскликнул Пиппин. - Гляньте - солнышко светит, мы снова, пусть на пару деньков, собрались вместе, неужто нам больше и поговорить не о чем? Ну-ка, Гимли, расскажи, как вы путешествовали с Бродяжником. А то ведь что ты, что Леголас - оба с утра раз десять помянули какой-то диковинный путь, а толком так ничего и не поведали.
- Здесь-то, может, солнце и светит, - проворчал Гимли, - но мне тем паче не хочется вспоминать весь мрак и ужас этого, как ты говоришь, "диковинного пути". Честно признаюсь, знай я заранее, что это такое, никакая дружба не заманила бы меня на Стезю Мертвецов.
- Стезю Мертвецов? - переспросил Пиппин. - Припоминаю, Арагорн говорил что-то такое, но я так в толк и не взял, о чем это он. Давай, Гимли, рассказывай.
- Ну уж нет, - покачал головой гном. - Не стану, по той простой причине, что мне стыдно. Гимли, сын Глоина, всегда почитал себя крепче любого человека и думал, что уж под землей-то будет себя чувствовать всяко увереннее, чем эльф. А вышло так, что я самым постыдным образом перетрусил и если выдержал дорогу, то лишь благодаря воле Арагорна.
- И благодаря любви к нему, - добавил Леголас. - Кто его знает, тот и любит, хотя каждый по-своему. Даже та холодная дева из Рохана. Мы покидали лагерь в Дунхаре ранним утром, и весь тамошний народ обуял такой страх, что никто не вышел нас проводить, кроме Эйовин, которая сейчас в Палатах Исцеления. Печальным было это прощание.
- Но самое страшное началось потом, - пробормотал Гимли. - Как вспомню, оторопь берет, - куда уж тут рассказывать.
- Ну а я расскажу, - молвил эльф, видя, что хоббиты сгорают от любопытства. - Мне эти страхи непонятны. Призраки меня не пугают. Силы-то в них никакой нет, одна видимость.
Он кратко поведал о пути через подземное обиталище мертвых и мрачной встрече у Камня Эреха.
- Четыре дня и четыре ночи скакали мы от Черного Камня, - говорил Леголас. - И надо же такому случиться - во Тьме Мордора моя надежда окрепла, ибо чем дальше мы двигались по этой земле, тем более грозной и устрашающей выглядела Армия Теней. Там были и пешие, и конные, но все двигались одинаково резво, в полном молчании и со свирепым огнем в глазах. На взгорьях Ламедона они догнали нас и, наверное, оставили бы позади, но Арагорн приказал им вернуться на место. Ему повинуются даже тени - подумалось мне тогда, - пожалуй, они сослужат службу. Так оно и вышло.
Настал день, когда так и не рассвело. В сумраке мы миновали Кэрил, потом Рингло и на третьи сутки безумной скачки добрали до Линхира, что близ устья Гилраина. Там шел бой; местные жители с трудом удерживали переправы, а на них наседали поднявшиеся по реке умбарские пираты и южане Харада. Наше появление положило конец схватке - войско Короля Мертвых нагнало на всех такого страха, что и защитники, и нападавшие с криками разбежались кто куда. Только у Энгбора, правителя Ламедона, хватило мужества встретить нас. Арагорн приказал ему собрать своих людей, пропустить призрачное воинство и следовать за нами. "В Пеларгире вы потребуетесь наследнику Исилдура", - сказал он. Переправившись через Гилраин и разогнав мордорских прихвостней, мы устроили привал, но скоро Арагорн поднял нас, заявив, что Минас-Тирит уже в осаде и может пасть прежде, чем мы поспеем на помощь. Ночь еще не кончилась, а наша дружина уже снова скакала во весь опор, по равнинам Лебеннина.
Леголас умолк, вздохнул и, обратив взор на юг, негромко запел:
По зеленым лугам Лебеннина
От Келоса до Эруи ручьи текут серебром,
И стоят высокие травы. Ветер с Моря -
И колышутся белые лилии, и звенят золотыми
Колокольцами мэллос и альфирин
На зеленых лугах Лебеннина.
Ветер с Моря.
Зелеными зовутся эти поля в песнях моего народа, но перед нами они предстали мрачными и угрюмыми. Враги бежали от нас сломя голову, мы мчались за ними, как ветер и, наконец, преследуя их, вырвались к Великой Реке.
Так широки были ее воды, так пронзительно кричали над головой чайки, что сердце мое дрогнуло. Я почувствовал близость Моря. О, этот чаячий плач! Не зря, совсем не зря предостерегала меня владычица. Теперь мне не забыть его никогда.
- А что до меня, - вмешался Гимли, - так я никаких чаек и не заметил. Главное, мы дорвались-таки до настоящей битвы. Там, в Пеларгире, стоял флот Умбара - пятьдесят больших кораблей и неисчислимое множество мелких суденышек. Страх летел впереди нас, он достиг гавани вместе с толпами спасавшихся бегством. Некоторые корабли успели отплыть вниз по Реке или к другому берегу, а многие лодки, что не могли отчалить из-за тесноты, попросту подожгли. Но прижатые к воде харадримы приготовились дать нам отпор. Отступать им было некуда, а когда показался наш небольшой отряд, они рассмеялись: их-то войско все еще оставалось многочисленным и сильным.
И тут Арагорн остановил нас. "Вперед, клятвопреступники! - вскричал он громовым голосом. - Заклинаю вас Черным Камнем, вперед!" Серая волна призраков хлынула к берегу, сметая все на своем пути. Я слышал боевые кличи и звуки рогов, доносившиеся будто издалека, словно отголоски давно позабытого сражения Темных Лет. Повсюду мерцали бледные клинки, но не думаю, что мертвые пустили их в ход, они не нуждались ни в каком оружии, кроме страха. Страха, которому не мог противостоять никто.
Они прошли по всем кораблям - и стоявшим у причалов, и успевшим отплыть, - ибо двигались по воде так же легко, как и по суше. Охваченные безумием моряки прыгали за борт, остались только прикованные к веслам рабы. Мы довершили разгром - ударили в самую гущу впавших в панику, и они падали перед нами, словно листья с деревьев. Выйдя к берегу, Арагорн послал на каждый из захваченных кораблей по дунадэйну из своей дружины. Они выпустили из трюмов пленников, расковали рабов, призвали ничего не бояться и объявили свободными людьми.
Еще до темноты всякое сопротивление прекратилось; немногие уцелевшие бежали на юг. Мне тогда подумалось, как странно и удивительно, что мордорских прихвостней побили силы Тьмы и ужаса - излюбленное оружие их Властелина.
- Это так, - согласился Леголас. - А я, взглянув на Арагорна, подумал еще и о другом - сколь грозным и могущественным властителем мог бы он стать, вздумайся ему завладеть Кольцом. Но благородство его духа выше разумения Саурона. Ведь Арагорн - потомок Лютиэн, чей род не пресечется до скончания времени.
- Гномьи глаза столького не прозревают, - сказал Гимли, - но в тот день Арагорн был воистину могуч. Весь Черный флот оказался в его руках. Он взошел на палубу самого большого корабля и приказал трубить в отнятые у врагов трубы.
На берегу выстроилось призрачное войско, безмолвное и почти невидимое. Лишь в провалах глазниц изредка вспыхивали багровые отблески пламени еще догоравших на воде судов. "Внемлите наследнику Исилдура! - возгласил Арагорн. - Ваша клятва исполнена. Возвращайтесь, и никогда больше не тревожьте живых. Я освобождаю вас и дарую вам вечный покой!"
Тогда Король Мертвых выступил вперед, преломил копье, низко поклонился, повернулся и пошел прочь, а за ним все его воинство. Миг - и от всей великой призрачной рати не осталось следа, она сгинула, как туман под нежданным порывом ветра. Мне показалось, будто я очнулся ото сна.
Ночью мы отдыхали, но в порту кипела работа. Среди освобожденных рабов оказалось немало гондорцев, захваченных во время набегов на Лебеннин и Этир. Они присоединились к нам, а скоро и Энгбор Ламедонский привел отряд всадников. Едва развеялся страх перед мертвыми, люди стали стекаться отовсюду: имя наследника Исилдура манило их, словно светоч во мраке ночи. За ночь поврежденные корабли привели в порядок, и рано поутру флот отплыл - это случилось позавчера утром, всего через шесть дней после того, как мы вышли из Дунхара. Все делалось быстро, но Арагорн все равно боялся опоздать. "От Пеларгира до пристаней Харлонда сорок две лиги, - говорил он, - но мы должны попасть туда завтра, иначе все будет потеряно".
На веслах теперь сидели свободные люди и гребли они не за страх, а за совесть, но плыть приходилось против течения, а попутного ветра, как назло, не было. Мы вроде и победили, но особой радости я не ощущал. И тут Леголас неожиданно рассмеялся. "Выше бороду, сын Глоина, - молвил он. - Слыхал присловье: "Коли гном вконец отчается, тут надежда и рождается"?" Правда, что за надежду удалось ему углядеть да где, он мне так и не сказал. Настала ночь, такая, что хоть глаз выколи, но впереди, далеко на севере, мы увидели отражавшееся от облаков зарево. "Это полыхает Минас-Тирит", - сказал Арагорн.
Но в полночь и вправду родилась надежда. Этирские моряки сказали, что ветер меняется. Так оно и вышло: скоро он задул с Моря, наполнил наши паруса, и мы понеслись, оставляя за кормой пену. Так и вышло, что рано поутру знамя Арагорна уже реяло над полем брани. То был великий день и великий час, что бы ни сулило мне будущее.
- Что бы ни случилось, подвиг всегда останется подвигом, - промолвил Леголас. - А пройти Стезей Мертвецов - настоящий подвиг, и пребудет таким вовеки, даже если в Гондоре некому будет его воспеть.
- А на то похоже, - невесело проворчал Гимли. - Гэндальф-то с Арагорном оба мрачнее ночи. Хотел бы я знать, о чем они без конца совещаются. Ясное дело, мне, как и Мерри, не терпится дождаться победы и конца войны. Но я не прочь приложить к этой победе руку во славу народа Одинокой горы.
- Я тоже не откажусь сразиться, - поддержал Леголас. - И за честь Великого Леса, и просто из любви к королю, осененному Белым Древом.
Друзья умолкли. Каждый задумался о своем, а тем временем внизу, под стеной, вожди никак не могли прийти к окончательному решению.
Расставшись с Леголасом и Гимли, князь Имрахил послал за Эйомером, и они вместе спустились на равнину, к шатру Арагорна, стоявшему неподалеку от того места, где пал король Тейоден. Там, кроме самого наследника Исилдура, их уже дожидались Гэндальф и сыновья Элронда.
- Послушайте, что сказал перед смертью наместник Гондора, - промолвил маг. - "Вы можете одержать победу на полях Пеленнора, но Силу, поднявшуюся ныне, одолеть нельзя". Я не собираюсь впадать в отчаяние по примеру Дэнетора, однако в его словах есть доля правды.