Дьявол. Видимо, мне не показалось. Похоже, не только в обличье Ильи и девочек произошли некоторые изменения. Я тоже изменился. Причём очень сильно. Кожа заметно посветлела и стала более гладкой. Волосы отросли и побелели, превратив меня почти в блондина. Глаза пожелтели, а зрачок изменил форму, став овальным. Я перевёл взгляд на оскаленного Витю. М-да, а я ведь теперь на голову выше товарища. Вот така фигня, малята.
– Ну и ещё, на закуску, – продолжал вбивать гвозди разбушевавшийся Витёк. – Вы не жрёте уже больше суток и, судя по всему, ни фига не проголодались. Не устаёте, хоть и можете носиться, точно лошади. Ну и самая мякотка: сегодня ночью я хренел от ваших сексуальных похождений. Вся ваша славная пятёрка только и трахалась друг с другом ночь напролёт. Ладно, вы с Ильёй перераспределили Ольгу – дело ваше. Но когда ты спал с Натой, я хотел выйти и вломить тебе люлей, говнюк ты сраный! Не захотел шум поднимать: Пашке и без того хреново было. Молчишь, герой-любовник?
Какого ответа он ждал? Я лишь крепко сжал в ладони медальон и, заметив этот жест, Витя злорадно кивнул:
– Вот-вот, думаю, именно эти финтифлюшки всему виной, – каркнул парень и приблизился ко мне: – как только вы их напялили, так дерьмо и понеслось по трубам. Но я знаю, как нужно поступить. А ну, снимай эту дрянь!
Он протянул руку, а я внезапно ощутил дикий ужас от одной мысли о расставании с медальоном. Прикрыв ладонью украшение, я выбросил вторую вперёд. Витёк отпрянул назад, испуганно уставившись на мои пальцы. В глазах товарища застыл настоящий ужас, когда он, продолжая пятиться, встретился взглядом со мной.
– Вот дерьмо! – угрюмо прохрипел парень и сплюнул. – Похоже, я уже опоздал.
Он повернулся и едва не бегом отправился к повозке, а я поднёс ладонь к лицу и осмотрел её.
– Чёрт, – тихо пробормотал я, – вот это да!
Потом склонился над грязной водой и очень долго рассматривал своё отражение. Внутри возникло странное ощущение, какое обычно бывает при быстром скольжении вниз с горы. Дух захватывало. Только я никак не мог понять: от ужаса или от любопытства. Скорее, и того, и другого было ровно поровну.
Над моим подрагивающим отражением возникло ещё одно – Ольги. Оно положило ладонь на голову моего, и я ощутил касание холодных пальцев.
– Нарциссируешь? – поинтересовалась девушка и тяжело вздохнула: – Что делать-то будем? Похоже, отсюда не то что дозвониться, добраться до родных мест – невозможно.
– И это – далеко не единственная проблема, – угрюмо буркнул я и поднял руку вверх, демонстрируя собеседнице увиденное ранее Витей. – Каково?
Голову больно кольнуло, и я с тихим возгласом дёрнулся в сторону. Оля осталась на месте, и на длинных пальцах безвольно опущенной руки блеснули острые коготки. Такие же, как и у меня. Проклятые штуковины непонятно как выскакивали из-под ногтей и тут же становились их неотъемлемой частью. При желании их можно было спрятать, и тогда рука принимала совершенно обычный вид. И ещё: в тот момент, когда когти выдвигались наружу, в кончиках пальцев возникал необычный, но довольно приятный зуд.
– Сегодня ночью, – с виноватой улыбкой сказала Оля, – когда ты ушёл, я так и не смогла уснуть. Сидела, смотрела на небо, на звёзды, на луну. Потом поднялась на крышу и стала рассматривать всё подряд: поля, деревья, сад…
– А там…
– Ну да, а там – ты с Наташкой, – Оля стрельнула в меня колючим взглядом. – Ух, как я разозлилась! Ну, думаю, придёшь ты, зараза, а я тебя – по физиономии, да так, чтобы царапины остались, на память. Чувствую, что-то не то. Посмотрела на руки, а на пальцах – это…
Я поднялся и подошёл к Ольге. Девушка словно ждала этого и тотчас прижалась ко мне. Я ощутил сильную дрожь, словно у Оли был приступ лихорадки. Обнимая её, я поднял голову и увидел Илью, замершего на полдороге к нам. Вид у парня был потерянный, точно он никак не мог решить: продолжать ли ему движение или вернуться обратно. Я отрицательно покачал головой. Не сейчас.
– Знаешь, как мне стало страшно, – внезапно всхлипнула Оля и ещё крепче прижалась ко мне, – как в фильме про чудовищ. Мы превращаемся в оборотней? Или вампиров?
– Нет, ты совсем не похожа на чудовище, – я поцеловал её в щёку, – и вроде бы никто из наших ещё не начал пить кровь и выть на луну. Выбрось эти глупые мысли.
– Тогда откуда это? – отстранившись, девушка подняла руку, демонстрируя острые, словно бритва, когти. – А приятно… Нет, скажи: откуда? И не только это, я же не слепая – вижу, как сильно изменились девчонки.
– Ты тоже, стала ещё красивее.
Она отпихнула меня, и я увидел слёзы, блеснувшие в её глазах.
– Но почему? Может, я не хочу меняться!
– Пошли, – тихо сказал я и, взяв за руку, повёл к остальным.
Тут оказалось очень шумно. Все кричали, задавали множество вопросов, и вообще хотели странного. По крайней мере, немедленного возвращения домой. Закрывая именно эту тему, я показал всем проклятый браслет, по-прежнему притворяющийся недвижимостью. Приходилось терпеливо дожидаться того момента, когда это ему надоест.
– Как поступим? – нервно спросил Илья, спрятав руки за спиной. Хм… – Вернёмся или двинем дальше?
Витёк, ставший на отшибе от всех остальных, смотрел в землю и зло ухмылялся. Я перехватил брошенный им исподлобья взгляд, и он мне совсем не понравился. Как на врагов глядел на нас товарищ, словно мы уже обратились в персонажей ужастика – вампиров или зомби. О-ох! Ещё одна проблема. И этот галдёж…
– Стоп, стоп, стоп! – сказал я, поднимая руки вверх. Как ни странно, но все тотчас умолкли. – Выражаясь колдунским языком наших чиновников, на повестке дня у нас два вопроса. Две проблемы.
– Дураки и дороги¸ – буркнул Паша и был тотчас пристыжен Натахой.
– Удивительно, но он – прав, – вздохнул я. – Сначала о дорогах: нас каким-то хреном занесло в типично средневековое государство – Влась, прямиком к его столице, Лисичанску. Умоляю, не спрашивайте, как. Я не знаю. В фильмах и книгах последнее время такие штуки тупо игнорируют.
– Это – не фильм, – заметила Галька, насупившись.
– Да ну? А я и не заметил. В общем, попали мы по полной программе. Придётся как-то с этим жить.
– Офигеть! – выдохнула Галя.
Оля взяла меня за руку – поддерживала морально. Моя ты девочка! Мы переглянулись и даже как-то легче стало.
– Так вот, нужно где-то жить и чем-то питаться. Если пойдём назад, то кроме стаи злобных селезней не найдём ничего хорошего. А в городе людей намного больше. Не все же такие говнюки.
– Тем более, говорят по-нашему, – кивнула Ната, – уже легче.
Легче? Куда там!
– И тут мы плавно переходим ко второму вопросу: собственно к дуракам, – так, сейчас станет потяжелее. – Как выяснилось совсем недавно, по-нашему здесь никто не говорит.
Если бы концентрированный взгляд мог материализоваться, меня бы натурально завалило вопросительными знаками. Я терпеливо ожидал, пока все переварят новую странность.
– Чего? – нахмурившись, бросила Галя. – Ты чё, бредишь? Я же своими ушами…
– А тот тип, на кладбище? А вдова? – Илья замотал головой. – Да хотя бы этот старикан. Не мысли же он транслировал?
– Дело не в них, – ох, как же это тяжело выжимать, – дело в нас. С нами что-то происходит: мы изменяемся. Илья, да не прячь ты руки! Если кто-то ещё не умеет выпускать когти, то наверняка научится, в самое ближайшее время.
На физиономии парня появилось заметное облегчение: конечно, гораздо легче, когда странности не только у тебя. Наташа лишь кивнула головой, словно я подтвердил уже известную ей вещь, а Галя вдруг звонко расхохоталась и выбросила обе ладони перед собой. Ого, а коготки у девчонки намного длиннее моих! Совершенно офигевший Паша покосился на свою подругу и медленно отступил в сторону. Витька негромко, но витиевато выругался и отвернулся.
– Мы меняемся, – тихо повторил я, – изменяется внешность и появляются новые способности. Нетрудно догадаться, почему всё это происходит.
– Медальоны, – выдохнула Ната и взяла свой в ладонь.
Все так синхронно повторили её движение, словно уловили чей-то безмолвный приказ. Это было необъяснимо приятно: касаться гладкого металла, нащупывая изображение льва. Потом мы начали переглядываться, пряча смущённые улыбки, словно группа заговорщиков.
– Снимите эту дрянь, – не оборачиваясь, буркнул Витя, – может быть, ещё не поздно.
Паша испуганно взглянул на него, потом, с надеждой, на подругу. Я же ощутил дикую злобу на придурка, с его идиотскими советами. Зависть, обычная мелочная зависть, заставила его так сказать.
– Да пошёл ты! – презрительно бросила Галя. – Несёшь всякую фигню.
– Виктор, ну действительно, – мягко прожурчала Наташа и притянула Пашку. – Иди сюда, бука. Виктор, сам подумай, мы попали в иной мир, и только благодаря нашим новым способностям способны как-то разобраться в происходящем.
– Чего ты боишься? – это Илья. – Мы всё такие же, как раньше. Или ты думаешь, что с наступлением ночи мы превратимся в волков-людоедов?
– Во львов, – хмыкнул я, – станем страшными львами, которые питаются человечинкой. Ну а я буду самым главным и страшным львом в стае.
– В прайде, – напомнила Оля, – у львов – прайды.
Витёк повернулся и внимательно посмотрел на нас. Его лицо больше не было злым.
– Не знаю, кем вы там станете, – грустно сказал он, – но вы определённо перестанете быть теми, кого я знаю. Уже сейчас никто из вас не способен снять этот долбаный кружок. А что будет завтра? Вы ведь не пьёте и не едите. Но чем-то питаться всё равно нужно. Так чем вы станете питаться? Или кем?..
Наташа недовольно поморщилась, будто получила болезненный укол, и покрепче прижала Пашу, словно тот был якорем, способным удержать её. Илья задумчиво почёсывал затылок и почему-то косился на меня. Галька вдруг высунула язык и показала его досадливо поморщившемуся Вите. Мне оставалось лишь пожать плечами и повернуться к Ольге. Улыбка девушки казалось одновременно растерянной и ободряющей. Потом она поцеловала меня. Это вдохновляло ещё больше.
– Нужно спускаться, – сказал я, – и найти место для ночлега. Постараемся держаться вместе и особо не отсвечивать, пока эта хреновина на моей руке не заработает.
– Скорее бы, – вздохнула Ната. – Это же надо так попасть! Помочили ножки, называется…
– Родители с ума сойдут, – с внезапным ожесточением заметила Галя и потрясла головой.
Вот хрень! А я как-то совсем про это забыл. И все остальные, похоже, тоже. А вот теперь нам стало совсем невесело. Илья охнул и вцепился в медальон. Оля пробормотала глухое ругательство, и её тонкие пальчики скользнули по мордочке металлической львицы.
– Всё, пошли, – скомандовал я. – Девочки, запрыгивайте на эту, на это… В общем, вы – едете. Паша, ты как? Идти можешь?
– Куда я денусь? – угрюмо буркнул он. – Было бы куда…
Стоило нам спуститься, и вокруг тотчас стало многолюдно: множество повозок, тележек и каких-то вовсе бесколёсных волокуш. И я грешил на красоту нашего конька? Ха! Да он выглядел писаным красавцем на фоне зверья, которое тащило весь этот транспорт.
А люди… Они были ещё хуже. Одетые в какие-то коричневые тряпки, некоторые в одних набедренных повязках, обутые в деревянные сандалии или вовсе босые. Заросшие, точно медведи, грубо стриженные под горшок и выскобленные налысо. И все, как один, воняли сильнее старой кучи нечистот. Всё-таки в пустом желудке есть своя выгода: его не вывернет от всего этого зловония.
Вопреки моим представлениям о средневековье (или какие тут были времена), оружия ни у кого не было. Я не заметил ни единого меча. Да какое там: никто не мог похвастаться даже захудалым ножичком.
Правда, у многих имелись длинные палки, но для чего они предназначались – для обороны или управления скотом, – не знаю.
Повсюду носились какие-то ободранные псы, гадили прямо под ноги и, повизгивая, выпрыгивали из-под скрипящих колёс. Удавалось подобное далеко не каждой псине, и общего аромата это не улучшало.
Теперь стало понятно, кто именно стоял и сидел у обочины. Нищие. Сотни. Сидели те, у кого не было ног, остальные протягивали перед собой серые мешочки и негромко заунывно бормотали. Никто не подавал. Совсем. Кроме того, между едущими и идущими путниками метались дети, от совсем крошечных до подростков. Все были абсолютно голыми и очень грязными. Эти истошно вопили и требовали хоть какой-нибудь еды. Судя по выпирающим рёбрам, это бы им не помешало. Детям тоже не подавали.
И вообще, крики нищих оказались единственным видом разговоров при въезде в Лисичанск. Остальные передвигались в абсолютном молчании. Даже ехавшие на одной телеге. Какие там разговоры, никто друг на друга не смотрел!
Мы, во всех отношениях, являлись неким исключением. Количество косых взглядов (прямо на нас всё-таки никто не смотрел) просто зашкаливало. Ну, ещё бы! Такой разительный контраст. Особенно доставалось нашим девочкам: у большинства косящихся разве что слюна не капала. И это мне совсем не нравилось. С наступлением темноты нужно будет куда-нибудь спрятаться.
– Почему-то мне уже не кажется, что поездка в город будет хорошей идеей, – проворчал Илья, минуя кучу нечистот, – как-то я себе совсем не так представлял всё это…
– Угу, – буркнул я, – рыцари в сверкающих доспехах, светлые паладины и прекрасные принцессы. Проснись, это всё по-настоящему.
– У меня плохое предчувствие, – сообщил Паша, стряхивая какую-то фигню с кроссовка, – жопа просто-таки ноет.
– Кому сейчас легко? – чумазый мальчуган лет семи выскочил из толпы к нам и тотчас остолбенел. – Чувствую себя персонажем какой-то долбаной выставки.
Пацан сложил руки крестом и метнулся обратно. Так здесь защищаются от нечистой силы? Уже второй раз за сегодняшний день. Похоже, чистота и опрятность присущи лишь местным чертям. Печально.
Жирный громила в смрадной шкуре сделал шаг к нашей телеге, жадно разглядывая… Кого? Галю или Олю? Твою мать! Я встал у него на пути, и когда великан презрительно усмехнулся, показал ему руку с выпущенными когтями. По-моему, он обделался. По крайней мере, удирал очень быстро. Девчонки начали громко хохотать, а Илья только головой покачал.
– Ну, ты даёшь… – пробормотал он.
– Даже не думал, насколько быстро это пригодится, – ухмыльнулся я. – Вот такой я – злой и страшный серый волк!
– Лев, – подсказала Ольга, – злой и страшный жёлтый лев.
– Угу, – согласился я, – можно и так.
– Скажи спасибо, что больше никто, кроме этого засранца, ничего не заметил, – проворчал Илья, озираясь, – вообще-то в средние века существовал позитивный и распространённый обычай сжигать нечистую силу на костре. А перед этим – пытать.
Хм, а я как-то над этим не задумывался. Почему-то даже в толпе этих вонючих оборванцев, под стенами старого города, очень трудно отделаться от ощущения нереальности происходящего, словно кто-то продолжает разыгрывать всех нас. Так можно и доиграться. Ладно, на ночлег мы остановились по незнанию, но ведь теперь можно и башкой поработать.
Не знаю, обратил ещё кто-то внимание на мои фокусы или нет, но пространство вокруг нас оставалось свободным. А ведь чем ближе были серые щербатые стены, тем плотнее становилась толпа. Пошли в ход замеченные ранее палки, но использовали их совсем не для управления животными.
Никто уже не молчал. Все шипели, ругались и даже плевали друг в друга. Какой-то бедолага оступился и тотчас исчез под запылёнными ногами путников. Не знаю, удалось ему подняться или нет. Остановиться и оглядеться было совершенно невозможно, оставалось лишь двигаться вперёд.
Девочки поутихли. Никто уже не пытался хихикать, саркастически комментируя соседей. Все трое прижались друг к другу, как маленькие котята, и в ужасе смотрели по сторонам. Галя, широко открыв глаза, тихо бормотала себе под нос, а Оля успокаивающе поглаживала её по спине. На лице же Наташи застыло странное сосредоточение, будто она пыталась и никак не могла решить некую сложную задачу.
– Странно, – вдруг сказал Илья, чем привлёк внимание моё и Паши, – почему такое огромное количество людей ломится в город?
– Долго думал? – спросил я, не понимая, в чём заключается странность. – Ну, идут, и дальше?
– Сам подумай: если бы такое происходило каждый день, они бы уже начали переваливаться наружу через стену. И это, между прочим, не единственная странная вещь.
– Любишь задавать вопросы, на которые нет ответов? – я покачал головой. – Ну, валяй!
– Кладбище, которое мы только что проехали. Оно – совсем новое, и там практически нет одиночных могил, а вот общих захоронений – пруд пруди. Тут произошла какая-то фигня, причём совсем недавно. А может и продолжает происходить.
– Какая фигня? – спросил Паша. Парень успел основательно выдохнуться, и его вспотевшее лицо покрылось серой пылью. А чёрная щетина на щеках и вовсе сделала товарища совершенно неприятным.
В отличие от него, Илья выглядел молодцом: гладкая чистая кожа матового оттенка, длинные, до плеч, светлые волосы, и оранжевые глаза с поперечным зрачком… Чёрт! От прежнего Ильи оставалось не так уж и много. То-то Паша так поглядывает на него и на… Меня? Отросшие волосы щекотали шею. Не было нужды использовать зеркало для определения цветовых метаморфоз: светлые пряди то и дело падали в глаза.
Я посмотрел на телегу, убедившись в том, что зрение меня не подводит. Да, все трое, сохранив некоторые индивидуальные черты, стали похожи словно сёстры. Да у них и рост-то стал почти одинаковым. А ведь ещё двое суток назад Ната была на целую голову выше Гали.
Слишком быстро. Всё происходило слишком быстро. Чёртово средневековье. Наши изменения. Голова просто не успевала адекватно реагировать на всё это. Вот и сейчас пришлось поднапрячься и сосредоточиться, въезжая в ответ Илюхи.
– Какая? – задумчиво переспросил он. – Может, война, а может – эпидемия. Их тогда, ну то есть сейчас, было хоть жопой жри. Чума, холера, оспа, всего и не упомнишь.
– Не было печали, – прохрипел Паша и временно выдохся.
В этот момент мы, невзирая на общий черепаший темп, умудрились добраться до распахнутых ворот. Движение, и без того медленное, совсем остановилось. С высоты теперешнего роста (а я больше чем на голову превосходил местных недомерков) я разглядел группу вооружённых людей, охранявших въезд.
И это – солдаты? Кошмар! Те раздолбаи, которых я имел честь наблюдать в ролевой инсценировке, выглядели в сотню раз убедительнее, чем это сборище разномастных оборванцев. На пятерых у них имелось три помятых шлема, напоминающих котелки нерадивого кашевара, две кирасы и один щит. Мечи, висящие на поясе, походили на мясницкие тесаки, а топоры оказались насажены на длинные, но не очень ровные палки.
Тем не менее люди, пытавшиеся пройти внутрь, послушно выполняли все указания этих голодранцев. Путники покорно останавливались и позволяли охранникам рыться в их скарбе. Некоторые, получив отказ, с воем плюхались на колени и отползали в сторону. Перечить никто не пытался. Произвол властей, нечего сказать. Телевидения на них нет.