В последней фразе отчётливо прозвучали истерические нотки. Оля присела на подлокотник кресла и склонила голову, позволив волосам закрыть пол-лица. Лишь один глаз вопросительно взирал на меня.
– Кому-то из нас стоит попробовать хотя бы кусочек, – очень тихо сказал попятившийся Илья, – ведь реально – какая-то хрень происходит: все должны жрать. Закон сохранения энергии никто не отменял: мы тратим силы – значит, должны их пополнять.
– И естественно, этим дегустатором должен быть я! – боюсь, раздражение вырвалось наружу. – Огромное спасибо за доверие!
– Когда дегустировал другое, не так возмущался? – ещё тише спросил Илюха. – Назвался груздём – полезай в кузов, даже если назвался не сам.
Нет, эта идея мне совершенно не понравилась!
На деревянных ногах я подошёл к столу и ненавидяще уставился на пищевое изобилие. Всё – воняло! Омерзительно! Хотелось закрыть нос и убежать прочь. Обернувшись, я заметил Галин носик, показавшийся над высокой спинкой кресла. Дремлет, значит. Засранка! Как всем интересно!
– Приятного аппетита, – пожелал Витя, внимательно наблюдающий за мной. Паша, продолжающий кусать колбасу, подмигнул.
Это походило на прыжок с вышки в холодную воду. Я взял в одну руку какой-то овощ, напоминающий огурец, а в другую – тонкий ломоть вяленого мяса, и отправил всю эту дрянь в рот. Пришлось чуть ли не пропихивать пищу внутрь, и Паша подсунул один из кувшинов. Сделав глоток, я понял: больше не могу. Отшвырнув недоеденные куски, я, шатаясь, подошёл к ближайшему креслу и едва не упал на его деревянную поверхность. Внутри начали работу лесопилы-трудоголики, оживлённо перестраивающие моё нутро, а в голове бешено порхали вертолёты-мутанты.
– Ты – весь зелёный, – деловито сообщил Илья, и его голос громом раскатился в моих ушах. – Похоже, обычная пища нам не подходит.
– Какая ценная информация, – квакнул я, – никто и не предполагал…
– Да он весь горит! – в голосе Оли слышалась тревога. – Идиотский был эксперимент. Витя, ты просто говнюк! Что, решил отомстить?
– Откуда я мог знать, как оно получится? – голос Вити не был ни виноватым, ни смущённым. – По виду вы – обычные люди. По крайней мере, были раньше.
Один из вертолётов столкнулся со стенкой моего черепа и в оглушительном грохоте взрыва меня согнуло пополам в пароксизме тошноты. Возникло ощущение, будто стая бешеных дикобразов неудержимо рвётся наружу, разрывая тело на куски. Слишком поздно я обнаружил таящееся за сумасшедшими зверушками. Коварный мрак стремительно вырвался из-за колючих спин и пожрал вселенную.
Но кое-что всё-таки уцелело.
Я осторожно двигался в кромешной тьме, пытаясь понять, где нахожусь и куда нужно идти. Вроде бы, вперёд. Там висела странная штуковина, напоминающая дверь, вырубленную в абсолютной пустоте. Дверь оказалась приоткрыта, и в щель медленно вливался леденящий холод, обжигающий моё невидимое тело. И ещё. За дверью кто-то притаился. Кто-то, смертельно опасный для меня и полностью чужеродный всему моему миру. Внезапно неизвестная тварь начала приближаться.
Нужно было бежать, спасаться от неведомого врага. Однако нечто внутри удерживало от бегства, вынуждая шаг за шагом приближаться к источнику холода и смертельной опасности.
Дрожа то ли от мороза, то ли от ужаса, я приблизился и толкнул дверь.
В тот же миг тот, кто притаился с другой стороны, вырвался наружу и пожрал меня.
И я проснулся.
О-ох, то же кресло, где я отключился. Ну и сон! Ощущение смерти в клыках неведомой твари было таким реальным…
Я осмотрелся: камин полностью выгорел, а свечи погасили, потому как не было видно ни зги. Даже не задумываясь, я переключился на благоприобретённое ночное зрение и оценил плоский серый мир, притаившийся за пеленой мрака.
Рядом с моим креслом дремал ещё один подобный уродливый предмет, где, свернувшись калачиком, тонко посапывала Оля. Её правая рука протянулась ко мне, словно девушка желала знать, здесь ли я ещё. Погладив тонкие пальчики, я бережно убрал ладонь и поднялся.
Около потухшего камина теснились ещё три пыточных приспособления, почему-то названных креслами. Там уже не посапывали – там громко храпели две глотки: Витя и Паша. Илья спал абсолютно беззвучно, и его тело как-то странно рябило, словно телевизионное изображение с помехами. Скорее всего – шалости моего прибора.
Я посмотрел по сторонам: Наты и Гальки нигде не наблюдалось. Стало быть, девчонки решили расположиться на кровати. Молодцы. Но места там хватало и на четверых, значит, Оля добровольно осталась со мной. Моя ты девочка! Я с нежностью посмотрел на её умиротворённое лицо и обнаружил на нём такую же рябь, как и у Ильи. Какого хрена?
И только тут до меня дошло, почему я проснулся. Меня разбудил очень тихий щелчок. Однако он так резко выделялся на фоне сопения и храпа, словно прозвучал мощный взрыв. Щёлкнуло ещё раз. И совсем не от входной двери. Похоже, из кладовой. Там, где нашли упокоение предыдущие владельцы нашего дома. Воображение тотчас нарисовало картинку распухших тел, медленно выползающих наружу.
Ухмыляясь, я двинулся навстречу тихим щелчкам, и лишь сейчас осознал, что мерзопакостные ощущения, появившиеся после злосчастного ужина, полностью исчезли. Осталась лишь неприятная слабость и чувство дикого опустошения, словно я обратился в запаянную колбу с абсолютным вакуумом внутри. Неприятно, конечно, но не смертельно.
Короткий коридорчик вывел меня в помещение с голыми стенами и уродливыми массивными крюками, торчащими из них. Это – всё. Ничего удивительного. Похоже, после смерти хозяев из дома вымели всё мало-мальски ценное, оставив только никому не нужную коллекцию безумных шляпок.
В земляном полу отчётливо выделялась квадратная крышка, грубо сбитая из толстых, почти необработанных досок. Сейчас она мелко подрагивала, и вообще делала попытки приподняться. Гадая, нет ли в этом мире мистических сил, способных оживлять мертвецов, я осторожно отступил к стене, наблюдая за судорогами люка.
Послышался ещё один щелчок, чуть громче предыдущих, потом тихий треск, и вдруг деревянный квадрат почти беззвучно откинулся назад, открывая бездонную черноту отверстия. Мрак шевельнулся и наружу выбрался цепкий паучок тонкой ладони. Потом – ещё один, и наконец показалась взъерошенная голова. Незнакомец тихо фыркнул, и вдруг одним прыжком оказался внутри.
Я узнал пришельца сразу же, как только увидел его лохматую голову, и теперь с интересом наблюдал за дальнейшими действиями Шпеньки. Мелкий жулик беззвучно покачнулся, и в его пальцах показался длинный блестящий стержень. Парень сделал шаг вперёд, и тогда я негромко спросил:
– Может, не станем мешать спокойному сну?
Он подпрыгнул на месте, а после, демонстрируя хорошую реакцию, повернулся в мою сторону, выбросив перед собой тонкий нож. И тут его застопорило. Я слишком поздно сообразил, как может отреагировать человек, увидев два светящихся глаза во тьме. Парень всхлипнул и отпрянул назад, угодив ногой в открытый люк. В самый последний момент я успел поймать пришельца, схватив за обнажённое запястье…
Утро застало меня сидящим на пороге дома и угрюмо наблюдающим за тускло сереющими облаками и звёздами, растворяющимися в светлеющем небе. За последние несколько часов мимо нашего дома прошли всего трое. Все похожие на оборванные привидения, которые давно потеряли надежду попасть в рай или хотя бы ад.
Кстати, по поводу ада. У меня возникло ощущение крайней близости к этому негостеприимному месту. Все мы оказались так близко к преисподней. И я – ближе всех. Но, чёрт побери, кроме дикой депрессии я испытывал диаметрально противоположные ощущения. И это разрывало меня на куски.
Об этом нужно с кем-нибудь поговорить. Срочно.
Однако когда на пороге появилась Оля, я понял: с ней я это обсуждать не стану. По крайней мере – сейчас.
Девушка медленно опустилась рядом и положила голову на моё плечо. Наши волосы перемешались так, словно росли на одной голове. Никакой разницы в цвете. Точно так же и бледная гладкая кожа Ольги ничем не отличалась от моей. Всё это было частью секрета, известного лишь мне. Очень страшного секрета. Я боялся рассказать его, даже думать о нём боялся, и не представлял, как жить дальше.
Мы перестали быть людьми.
Возможно, и существовал какой-то шанс повернуть всё вспять, но для этого требовалось снять медальон с изображением льва. А я так и не смог этого сделать, хоть и пытался. Тут не было никого, перед кем я мог бы кривить душой: всеми остатками своей человеческой сущности я желал вернуть всё обратно.
И проиграл.
Витя вновь оказался прав, но не думаю, что это его обрадует.
– С добрым утром, – негромко сказала Оля и потёрлась щекой о плечо, – сон мне снился, такой странный…
– Расскажи, – попросил я, не решаясь взглянуть в её глаза.
– Мне снилось, будто я иду по яркому лугу и собираю цветы. А навстречу кто-то идёт, но солнце бьёт в глаза, и я никак не могу понять – кто. Я прижимаю букет к груди, а он внезапно становится таким холодным, словно я держу ком снега. И вдруг я вижу саму себя, с букетом цветов в руках. Только это – не настоящая я, а как бы фотография, освещённая ярким светом. И она всё выцветает, выцветает. И больше не остаётся ничего: только я, лёд, и крохотная тёмная комнатушка с маленьким окошком. Из него видно солнце, синее небо и цветочный луг. Я делаю шаг и просыпаюсь. Странно, да?
– Угу, – кивнул я и погладил её по голове. – Вообще столько странного происходит…
– Ты даже не представляешь, – девушка как-то непонятно хихикнула и, взяв мою ладонь, провела ею по ткани своей одежды. – Что чувствуешь?
Я оказался сбит с толку. Она думает, я смогу угадать, какая это материя? Так это – дохлый номер! И своя-то одежда всё утро вызывала ощущение смирительной рубашки, а тут ещё и Оля со своими непонятными загадками.
– Гладкое, – промычал я, – ну, не знаю…
– Похоже на настоящую ткань?
– Э-э? – вероятно у меня было очень глупое выражение лица, потому как девушка расхохоталась и, поднявшись, потянула за руку.
– Пойдём. Покажу тебе одну забавную штуковину.
Я и сопротивляться не стал. Просто закрыл дверь и поставил на место засов, блокирующий замок. Очевидно, кто-то из ребят нашёл эту полезную вещь, пока я валялся без сознания.
Через крохотные окошки вливался микроскопический квант света, но его оказалось вполне достаточно, и я смог различить белое пятно, плывущее впереди. Оля направлялась… У-ух! Нет. У меня камень свалился с души, когда я понял, куда она идёт. На кухню. Там я, кстати, ещё не был.
Храп Вити и Паши стал ещё громче, причём кто-то из двоих начал причмокивать и тихо бормотать. Краем глаза я заметил жёлтую искру, вспыхнувшую и тут же погасшую в кресле Ильи. Подсматривает, засранец?
Кухня оказалась куда больше, чем кладовая или спальня. Тому было логическое объяснение в виде исполинской печи, занимавшей почти половину помещения. Наверное, предыдущий хозяин был совсем не дурак на пожрать. Кроме того, здесь имелся разделочный стол, покрытый бурыми пятнами, и стеллаж с кухонными принадлежностями, больше напоминающими изощрённые орудия пыток.
Чуть дальше, у заложенного камнями дверного проёма, лежала поленница дров для печи, а около стены… Ну, даже не знаю.
– Похоже, здесь ночевала прислуга, – пояснила Оля и протиснулась между двумя кусками плотной ткани. – Заходи.
Внутри оказалось абсолютно темно, и я сразу же включил ночное зрение, обнаружив полностью обнажённую Ольгу, замершую между двух низких топчанов. Чёрт! Когда она успела? Девушка, лукаво ухмыляясь, подошла ближе, и я ощутил свежий аромат душистых яблок. Это возбуждало. Очень. А во мне ещё и продолжало бурлить ночное…
Не в силах сдерживаться, я сделал шаг вперёд и ощутил болезненный укол между ключиц. Выпущенный коготь медленно пополз вниз.
– Какой ты горячий! – ухмыльнулась девушка. – Ну, в этом никто и не сомневался. Но пока я собираюсь показать нечто иное…
Её рука резко опустилась вниз, и моя одежда оказалась рассечена, точно угодила под острую бритву. Прежде чем я успел опомниться, Оля ещё несколько раз провела когтем, оставив меня полностью обнажённым. Таким же, как она. Удивительно, но я ощутил странное облегчение, словно змея, избавившаяся от старой шкуры. Тем не менее…
– А дальше? – поинтересовался я, сдерживая смех. – Разденься – выйди на улицу голым?
– Дурень! Смотри.
По её телу прошла рябь, вроде той, которую я видел ночью – и вдруг во мгновение ока Оля оказалась полностью одета. Правда, теперь на ней было очень короткое облегающее платье, подчёркивающее очертания совершенного тела. Я помотал головой, отгоняя наваждение, а когда снова посмотрел на девушку, платье сменилось мини-юбкой и топиком.
– Но как?!.
Оля громко рассмеялась.
– Представь себя полностью одетым, – сказала она сквозь смех, – во что хочешь. Ну, давай же, пробуй. Или ты хочешь остаться в этом? Боюсь, костюм Адама давным-давно не актуален.
Я решил было закрыть глаза, получше представляя обновление гардероба, но не успел. Ольга вновь расхохоталась, а я почувствовал прикосновение ткани к коже. Ощущение оказалось настолько полным, что я не выдержал и пощупал. Хм, материя, как материя. Во, блин!
– Ты точно уверен, что костюм-тройка и рубашка с галстуком – то самое? – поинтересовалась Оля. – Но мне нравится, как ты выглядишь.
Я немного подумал, и девушка отступила на шаг назад, оценивая. Потом, подняла вверх большой палец. Теперь на мне были чёрные узкие джинсы и приталенная белая рубашка, открывающая грудь. Видел в каком-то журнале. Даже и не думал употребить до сегодняшнего дня.
– Странно, – сказала Оля, внезапно посерьёзнев. – Слишком всё легко и быстро получается. Как по взмаху волшебной палочки: раз – идеальная внешность; раз – ночное зрение; раз – оружие, которое всегда с тобой. А теперь ещё и мобильный гардероб с неограниченными запасами. Спасибо тебе, медальончик!
Она подняла своё украшение к губам и поцеловала его.
А меня словно застопорило. Спасибо тебе, медальончик!
Сегодня ночью я час стоял на коленях посреди безмолвной тьмы и лил слёзы, умоляя кого угодно дать мне силы снять это проклятущее украшение. Никто не откликнулся, никто не помог. Руки не могли сделать простейшую вещь и снять цепочку с шеи. Проще, казалось, отрезать саму голову. Потребовался целый час, прежде чем я понял, что проиграл.
Мы все проиграли.
Материя раздвинулась, и в щель высунулась мордочка Гали. Физиономия у девушки оказалась заспанной и забавной, точно у котёнка. В жёлтых глазах чернел вертикальный зрачок, а белые пряди норовили лечь на бледное лицо. Почти полная копия Оли с некоторыми индивидуальными отличиями, позволяющими опознать прежнюю Галину.
– А я думала, вы тут трахаетесь, – задумчиво пробормотала она и оценила нашу одежду. На гладком лице не мелькнуло и тени удивления. – Неплохо, неплохо, но видели бы вы, какие чудеса творит Натаха. Версаче в гробу ворочается, Дольче с Габаной поминает.
– Видишь, – наставительно заявила Оля, – нам, хрупким и разумным созданиям, дано проникать в тонкую материю вещей. А вам, грубым мужланам, всё нужно разжёвывать и показывать.
– Показывать – это хорошо, – заметил я и, протянув руку, подтянул Галю ближе, – а слабо вам двоим мне показать…
Ну, мне и показали. Где раки зимуют. Девушки дикими кошками набросились на меня и, сорвав занавеску, мы покатились по полу. Сначала я попытался сопротивляться, но очень быстро понял: это бесполезно. Урчало, рычало, шипело, щипало, колотило и покусывало. Казалось, их не двое, а целый десяток.
– Сдаюсь! – крикнул я. – Больше не буду! Только меньше.
– Что это вы тут творите? – осведомился сонный голос Витька. – Ну ни фига себе бардак! Чё это за кокон?
Коконом был я, обёрнутый в остатки исполосованной занавеси. На мне сидели, словно я был бревном, и весело насвистывали бодрый мотивчик.
– Это – я, – смиренно пробубнил я, – а мы тут плюшками балуемся…
Витёк молчал, и его молчание как-то нехорошо затягивалось. Я осторожно проковырял когтем дырочку в ветхой ткани и выглянул наружу: товарищ стоял у входа в кухню и рассматривал девушек, оседлавших меня. В его изумлённой физиономии сна не было ни в едином глазу, только недоумение.
– Вить, ты чего? – осведомилась Оля, и в её голосе прозвучало искреннее участие. – Ты словно привидение увидел.
– Два привидения, – уточнила Галя, и заёрзала, устраиваясь поудобнее. По комнате вовсю плыли цветочно-ягодные ароматы, источником которых служили мои наездницы.
– Привидения? Ну, типа того, – Витя покачал головой. – Вам бы на себя в зеркало посмотреть. И где вы эту одежду нашли? На средневековые прикиды она не слишком похожа, а чемоданов со сменкой я при вас не замечал. Вот, блин! Как ты это сделала? Опять эти ваши фокусы?
– Галя! – укоризненный голос Оли. – Зачем?
– А пусть знает!
Кажется, пора вмешаться: Витька и так на взводе, а эти чертовки ещё выделываются.
– А ну, вставайте, – скомандовал я, – выпускайте меня отсюда.
Они даже не пошевелились. Вот засранки! И это начинало бесить. С трудом удерживая пробуждающуюся ярость, я рявкнул:
– ВСТАЛИ! – голос прозвучал как-то необычно, глухо, точно я изо всех сил кричал в подушку.
Тем не менее груз исчез, и я торопливо срезал с себя осточертевшие лоскуты, после чего поднялся на ноги. Дела обстояли несколько хуже, чем я думал. Глаза у Вити и вовсе залезли на лоб, а девушки, мелко дрожа, прижимались к стене и смотрели на меня с откровенным испугом. Вот хрень. Я что-то пропустил?
– З-зачем? – выдавила Галя, и в уголках её глаз блеснули слёзки.
– Как ты это сделал? – звенящим голосом спросила Оля и провела пальцами по лицу, будто снимала невидимую паутину. – Это было так…
– О чём вы? – похоже, от девчонок мало толку. Я повернулся к Вите и наткнулся на его откровенно враждебный взгляд. – И ты тоже? Какого хрена ты вылупился? Хочешь ещё покормить, вчерашнего мало?
– Да нет, вполне достаточно, – он криво ухмыльнулся. – Цирк был ещё тот. Прям, как сейчас: "Встали!" и их словно молнией шандарахнуло.
– Скорее, как иголками изнутри накололи, – уточнила Галя, – очень больно. Зачем ты так с нами?
– Я не хотел, – мне стало неловко, – даже не знал про такую штуку. Простите, пожалуйста. Больше не буду, чес слово!
– А я в этом очень сомневаюсь, – Витя неприятно хихикнул и, уже повернувшись, добавил: – Интересно, в вас человеческое-то хоть осталось?
Я пожал плечами и вернулся к девочкам. Похоже, обе успели очухаться. Оля укоризненно погрозила мне пальчиком, а Галька, сжав маленький кулачок, энергично взмахивала им и повторяла с разной интонацией:
– Лечь, лечь, лечь. Да лечь же, чёрт побери! Как это у тебя получилось?
– Не знаю, – я развёл руками, – просто очень разозлился, и мне захотелось, чтобы вы обязательно выполнили мой приказ. Вот и всё. А там всё само вышло.
– Думаю, у нас не получится, – задумчиво сказала Оля и погладила свой медальон, – у наших украшений, кажется, имеется неприятный сексистский шовинистический пунктик.
– Всё правильно, – похоже, напряжение спало, – вы обе уже на кухне, поэтому марш – варить борщ!