– Ишь, чего удумал, – пробормотала Галя, но покосилась на меня с явной опаской, – борщи ему вари. Я – натура вольная, испытываю тягу к свободным развлечениям: сексу, танцам, и… и к охоте, скажем.
Как-то странно у неё получилось с последним развлечением, словно слово "охота" вырвалось против собственной воли. Забавная оговорка. Оля тоже заметила, но промолчала.
– Пошли отсюда, – спокойно сказала она и взяла меня под руку, – займёмся сексом, танцами и охотой, скажем.
– Всем сразу, – согласился я и поцеловал её в ушко. – На кого охотиться будем?
Собственный вопрос вызвал неприятный холодок в груди: уж я-то знал, на кого нам нужно охотиться. Но это почему-то уже не казалось таким ужасным, как раньше.
В гостиной не оказалось никого, кроме Ильи, который задумчиво загребал пепел в камине замысловатой кочергой, напоминающей клюшку для гольфа, изготовленную сюрреалистом. Похоже, парень глубоко погружён в своё увлекательное занятие, поэтому наше появление заметил далеко не сразу.
– С добрым утром, – сказал я, – бог в помощь.
– Гадаешь по золе? – осведомилась Галя и забралась в кресло, поджав ноги. – Новый метод предсказания будущего: все мы обратимся в прах.
– Ух, ты! – восхитилась Оля. – Чёрный юмор в исполнении Гали – только у нас! Единственное представление! У тебя озарение? Или приснилось чего?
– Угу, – подтвердила та и прижала колени к подбородку, – фигня какая-то, про то, как я превращаюсь в айсберг. Причём так реально, хоть иди и Титаник топи.
– Где остальные? – поинтересовался я. – Ты там язык не проглотил?
– Да нет, – вяло отмахнулся товарищ и раздражённо отбросил кочергу, угодив в кучку пепла, – слабость такая, будто и не отдыхал совсем. Витя в поисках местного МЭ и ЖО, а Паша пошёл в спальню, общаться с Натой. У них – кризис отношений, и в этом нет ничего удивительного.
– Да уж, – Ольга покачала головой и медленно опустилась в кресло по соседству с тем, где сворачивалась клубком Галина, – все эти вещи… Чем дальше – тем больше.
– А может, всё к лучшему, – проворковала Галя, не меняя позы. – Натка, она сейчас такая прикольная, прям как я, – Илья покосился в её сторону, приподняв одну бровь, но возражать не стал, – а Паша, ну, он остался такой, как раньше. Как все обычные люди.
– А мы, стало быть, необычные, – констатировал Илья.
Комментариев не последовало, да этого и не требовалось: всё было ясно и без возражений. Вот только слово "люди" звучало явно не к месту. Оля саркастически ухмыльнулась, а Галя, казалось, так и вовсе задремала.
– Илюха, – неуверенно сказал я, размышляя о кредите доверия, – кое-что нужно обсудить. Вдвоём.
– Мальчики решили уединиться, – почти пропела, не открывая глаз, Галя, и тихо хихикнула: – посекретничать.
– Значит, им это нужно, – в голосе Оли мелькнула нотка тревоги. Девушка определённо оказалась проницательнее подруги. Чёрт, да почему я её раньше игнорировал? Это же настоящий бриллиант, не чета подзабытой Марине.
– Спальня занята, – хмыкнул Илья, – если вы об этом.
– Можно и в кладовой, – подыграл я ему, – там есть, где уединиться.
Так мы и сделали, и товарищ с изумлением уставился на один из стенных крюков, который я использовал в качестве клина, вколотив в щель люка.
– Так вот зачем ты ночью вставал, – понимающе кивнул Илья, – испытывал силушку богатырскую? Крюки из стен рвал и в пол вбивал? Креативно, ничего не скажешь. Так ты меня похвастаться привёл?
Я медленно вытащил взвизгнувшую железяку и бросил на пол, после чего долго отирал измазанные коричневым ладони. Мне очень не хотелось поднимать крышку и показывать скрытое внизу.
– У нас был гость, – пояснил я, присев на корточки, – наш пронырливый друг. Видимо, решил самостоятельно взять то, что мы забыли ему отдать. Я услышал какой-то звук среди ночи и пришёл сюда. Похоже, подвал имеет выход наружу, по которому он и явился к нам.
– И?
Ну, всё, больше оттягивать не имело никакого смысла. Я потянул крышку и отбросил в сторону. Потом глубоко вздохнул и посмотрел вниз: чуда не произошло, маленькое тощее тело продолжало лежать там, куда я его бросил, после… В общем, после.
Илья наклонился и очень долго смотрел в распахнутый люк. На его лице не было ни удивления, ни отвращения. Скорее – грусть. Потом мой товарищ повернулся ко мне:
– В общем, ты его убил. Ну что же, думаю, он вполне мог прикончить всех нас во сне, если бы ты его не остановил. Большое спасибо. Нет, честно, ты – молодец, как бы скверно это ни звучало.
– Стой! – почти простонал я. – Ты так ни хрена и не понял! Дело не в том, почему и зачем, а – как.
– По-моему, я не хочу это слушать, – вздохнул Илья, – но думаю – придётся. Надеюсь, ты не пил его кровь?
– Почти.
Как бы я ни старался всё забыть, воспоминания ещё оставались слишком свежими.
Шпенька оступился и попал одной ногой в распахнутый люк. В тот момент, когда маленький вор начал падать, я протянул руку и удержал его, схватив за обнажённое запястье. В ту же секунду произошла странная штука: плоская, серая во мраке, фигурка внезапно превратилась в пышущий пламенем силуэт, пульсирующий подобно бьющемуся сердцу. И это зрелище показалось мне самым приятным из того, что я видел последнее время. Это походило… Даже не знаю. На запотевший бокал пива после жаркого дня; горячий шоколад в зимнюю стужу; бифштекс после голодовки.
Я попытался сбросить наваждение, однако вместо этого обнаружил ещё одну удивительную вещь: пальцы на руке, удерживающей Шпеньку, словно обратились пятью тонкими трубочками, опущенными в бокал с желанным напитком. Оставалось лишь начать пить.
– А-а, – всхлипнул Шпенька и легко дёрнулся.
Именно это и послужило катализатором. Я словно впал в транс: живительная энергия неудержимым потоком хлынула в меня через пальцы, и большего удовольствия я не испытывал никогда в жизни. Возможно, именно так выглядит оргазм, продолжающийся тысячелетия. Огонь бушевал во мне, вокруг меня, и я сам превратился в безумное пламя во вселенной, где не было ничего, кроме сладкого сияющего вихря.
А потом Шпенька погас и перестал дышать, обратившись тем самым серым плоским силуэтом во тьме. Я разжал пальцы, и тщедушное тело почти беззвучно кануло во мрак подвала. И только услышав глухой звук падения, я понял, что произошло. Что я сотворил.
Я убил человека. Непонятно, как, но я досуха выпил всю его жизненную энергию. И мне это понравилось. Мало того – исчезла слабость, терзавшая последние сутки, а ледяная бездна внутри оказалась заполнена.
И тут до меня, наконец, дошло: это и была та самая пища, которую мы должны потреблять.
– Нет, – прошептал я и в ужасе рухнул на колени. – Нет! Только не это…
Невольное предсказание Вити сбылось: я действительно превратился в вампира. И пусть пил не кровь, а жизненную силу, суть от этого не менялась, и выпитый человек, в любом случае, умирал. И всё это сотворил чёртов медальон, висящий на моей шее. Сейчас я его сниму и навсегда распрощаюсь с этим кошмаром! Сейчас…
Мои руки даже не шелохнулись.
Да какого хрена! Это же так просто: взяться за цепочку и сдёрнуть её к такой-то матери! Вот, сейчас…
Ничего, никакой реакции. С ужасающей отчётливостью я понял: ничто не в силах заставить меня снять проклятое украшение. Какая там рука или нога, оно дороже головы!
И вот именно тогда я разрыдался.
Я оплакивал несчастного Шпеньку, себя, и всех нас, превратившихся в чудовищ.
Передать всё это словами я, конечно, не смог, но сами события описал весьма подробно. Товарищ, выслушав рассказ, очень долго молчал, продолжая рассматривать неподвижное тело на земляном полу. Потом открыл рот, но смог выдавить лишь протяжное сипение. Помотал головой и предпринял вторую попытку. На этот раз ему удалось.
– И что теперь? – спросил он, по-прежнему не пытаясь встретиться взглядом со мной. Его пальцы крепко сжимали медальон, но было неясно: собирается он сорвать украшение, или намеревается защитить его.
– Нужно как-то сказать девочкам, – неуверенно сказал я и закрыл крышку люка.
И тут Илью натурально прорвало: сначала он едва слышно хихикал, а потом заржал, словно обезумевшая лошадь. Хохоча, как сумасшедший, он попятился и, наткнувшись на стену, медленно опустился, закрыв лицо ладонями. Было непонятно, продолжает он смеяться или смех сменился рыданиями.
– Сказать девочкам? – парень поднял голову, и я увидел слёзы в его глазах. – Как? Эй, девчонки, у меня для вас имеется одна весьма забавная новость: теперь все мы будем питаться людьми. Наташа, можешь употребить Пашу, по старой памяти, ну а вам двоим достанется Витя, поделитесь. Так? Или, вот: пойдите, наловите кого-нибудь на улице. Да вон того мальчугана, например. Лучше?
Он был и прав и неправ одновременно. Звучало и выглядело всё это действительно ужасно, если бы не одно "но".
– Илья, – сумрачно поинтересовался я, – как ты себя чувствуешь?
Он молчал и, не мигая, смотрел мне в глаза.
– Думаю – хреново. Твоя усталость, ледяные кристаллы внутри, и ещё ощущение растущей пустоты. Правда? Молчишь… А знаешь, что я думаю? Будет ещё хуже. Это – голод.
– Ты меня совсем за дурака держишь? Я это ещё вчера понял, – Илья медленно поднялся и вдруг яростно пнул стену, отчего дерево затрещало и пустило сеть трещин, – когда тебя начало колбасить от еды, я ещё надеялся на некую индивидуальную реакцию организма. Ну, мало ли, аллергия, невпитываемость какая-нибудь. Надеялся, пока сам не попытался впихнуть в себя хотя бы кусочек. Нет, так фигово мне не было, но ощущения – бр-р! Нетрудно оказалось сложить два и два и сообразить: обычная еда для нас неприемлема.
– Ну, и какие появились идеи, аналитик? – вообще-то я даже завидовал чёткости его рассуждений. У меня лучше получалось изучать происходящее на собственных ошибках.
– Воздух и солнечные лучи никого не насытили, стало быть, питаться, подобно растениям, нам не суждено, тем более воду тоже никто не пил. Тепло – опять нет. Даже столь безумный вариант, как кровь, не проканал: среди припасов нашлась палка кровянки, и она выглядела столь же мерзко, как и все остальные продукты. У меня имелся ещё один вариант, и он казался весьма разумным…
Илья замолчал, покачивая головой.
– Ну и? – мне стало интересно. – Может, твой вариант и будет подходящей альтернативой этому кошмару.
– Ни хрена это не альтернатива! Электричество. Где ты его здесь раздобудешь, в сраном-то средневековье? А выглядело так логично, даже сдохшие телефоны объясняло.
– Понятно. Ну а ты так и будешь медленно сдыхать от голода?
– Буду, – набычился Илья, – а ты, значит, предлагаешь спокойненько убивать людей для собственного пропитания и выживания? Мало ужастиков смотрел про таких вот ушлёпков?
Ага, а мне, значит, ничего такого и в голову не приходило? Я, стало быть, согласился без сопротивления? Однако почему-то именно сейчас возможность выживания, питаясь энергией людей, перестала казаться чем-то невероятно ужасным. Люди, они такие… Неприятные. От них дурно пахнет, да и выглядят они совсем неэстетично.
– Хорошо, – нервно бросил я, – сам, значит, готов сдохнуть, во имя человеколюбия, – я не удержался от короткого смешка, – а ты готов смотреть, как будут умирать девочки? Представь, как они будут лежать и корчиться от боли.
– Пошёл ты…
– Пошёл ты! Когда раньше жрал свинину и курятину, тебя не слишком заботило, что это – живые существа, и они тоже хотели жить и радоваться солнышку?
– Но это – люди!
– А это – мы!
Он так отшатнулся, словно получил мощный удар в лицо. Внезапно Илья, оскалившись, бросился ко мне и, вцепившись в рубашку (странно, её ведь вроде бы на самом деле и не существовало!) ударил меня спиной о стену. Потом ещё и ещё. В глазах товарища бушевала настоящая буря – они пылали яростным жёлтым светом, в котором практически терялся поперечный кошачий зрачок. Я не пытался его остановить, тем более мне и больно-то почти не было.
– Я – человек! – шипел Илья, уперев меня в стену. – Понимаешь? Такой же человек, как и все остальные! Чёрт побери, перестань ухмыляться!
– Это похоже на аутотренинг, – я осторожно освободился от его хватки. – Илья, ты видишь в темноте, у тебя есть когти, и ты не способен есть пищу обычных людей. Кто ты?
– Иди в жопу!
– Едва ли это можно принять за ответ.
– Другого не дождёшься. Делайте, что хотите, препятствовать не стану, но сам лучше сдохну. Понятно?
– Да уж. Спасибо и на этом.
Теперь, когда бешенство оставило парня, стало ясно, насколько мало сил осталось в его теле. Илья опять прижался к стене и охватил плечи ладонями, пытаясь сдержать мелкую дрожь. Получалось не очень хорошо.
– Я пока тут побуду, – глухо буркнул он, – не беспокойся, умирать в ближайшее время не собираюсь, – видя мои колебания, он прикрикнул: – Да вали уже! Хочешь ещё мне нервы потрепать?
В гостиной царила абсолютная тишина. Витьки по-прежнему не было, а Галя с Олей, кажется, дремали в креслах. Потоптавшись в нерешительности, я решил не будить девушек, а обратиться к Наташе, как к самой рациональной. Но вообще-то я отлично понимал, что просто пытаюсь оттянуть нелёгкий момент объяснения. Особенно после фиаско с Ильёй.
Поэтому я очень тихо прокрался мимо двух посапывающих кресел в сторону спальной комнаты. Хм, а здесь, похоже, я буду очень незваным гостем: Ната и Паша продолжали выяснять отношения и делали это весьма эмоционально. Особенно – Паша.
– Да мне посрать! – едва не орал он. – Можешь пойти и рассказать это кому угодно! Я ещё раз повторяю, что не вижу никаких особых изменений. Такое ощущение, будто у тебя появился другой, и ты боишься признаться.
– Хватит нести всякую чушь, – в голосе Наты звучала холодная ярость, – у каждого в жизни есть переходный период. У меня сейчас именно такой, если ты не соблаговолил заметить. Я даже не прошу о понимании – это же, чёрт возьми, такая роскошь, но ты мог бы хоть немного подождать.
– И что?
– И всё, – теперь голос Наташи выдавал смертельную усталость. – Па, ну правда я себя неважно чувствую. Всю ночь снились кошмары, а сейчас и вовсе как льдинок наелась. А тут ещё и ты со своими претензиями…
Я стоял за дверью и не знал, как поступить. Попробовать вмешаться? Но это вроде бы их личное дело. А с другой стороны, Наташка – одна из нас, а Паша… А Паша – нет. Тем временем разговор продолжился.
– Знаешь, – с каким-то надрывом вдруг выдохнул Павел, – Витя сказал, будто вы – уже не люди. Говорит, в вас вселилась какая-то штуковина, превратившая в других существ.
– А у самого голова на плечах есть? Веришь в эту глупость?
– Я не знаю! Тогда, ночью, когда ты прикоснулась ко мне, стало так больно, будто кожу жгли огнём. А ещё начало казаться, типа жизнь выходит наружу тонкими струйками. Так страшно… Это ведь не из-за тебя? Не потому, что ты стала такой?
Я остолбенел, открыв рот. Вот это да! Похоже, Ната едва не проделала со своим парнем тот же фокус, который вышел у меня со Шпенькой. Весело, ничего не скажешь.
– Нет, дурачок, конечно же, нет. Ну, иди сюда, дай, твоя девочка немного утешит своего мальчугана.
За дверью зашелестело, и до меня донёсся звук поцелуя. Нет, сейчас явно неподходящее время для обсуждения проблемы нашего питания. Немного позже.
Я повернулся и, тихо ступая по скрипящему полу, вернулся в кладовую. Илья продолжал сидеть около стенки и медленно потирал ладонями плечи, глядя на закрытый люк. Услышав мои шаги, он поднял голову.
– Мысль одна появилась, – смущённо пояснил я в ответ на его вопросительный взгляд.
– Угу, – понимающе кивнул он, – то есть ты так никому ничего и не рассказал.
– Ну, Галя с Олей спят, а Натка с Пашей немного повздорили, а теперь мирятся. Похоже, им не до того.
– Кстати, – на физиономии Илюхи появилась кривая ухмылка, – если не секрет, то как монстр – монстру. Ты тогда ночью… кроме Ольги и Наташку зацепил?
– Как монстр – монстру? – я немного смущённо пожал плечами. – И Галку тоже. Только ты ничего не подумай, они первые начали. Я и сам такого не ожидал!
Илья хмыкнул, однако тотчас о чём-то задумался и посерьёзнел.
– Знаешь, – вдруг сказал он, – мне кажется, всё это – звенья одной цепи. Девчонки как будто проходили некий обряд инициации, избавляясь не только от своей прежней внешности, но и от старых привычек и привязанностей. Возможно, это было совсем не специально, скорее – на уровне подсознания.
– А почему со мной, а не с тобой? Нет, мне всё нравится, просто интересно.
– У тебя пиписька больше, – саркастично бросил Илья. – Видишь ли, тут размер, очевидно, имеет значение. Не обращал внимание на то, что твой кулончик побольше остальных? Скорее всего, это – важно. Возможно, даёт ещё какие-нибудь привилегии, кроме права первой ночи.
– Даёт, – медленно произнёс я, вспоминая утро, – слушай…
Я рассказал Илье, как гаркнул на девчонок, и он тотчас пришёл в восторг, непонятный для меня.
– Дурень ты, – пояснил он. – В общем, всё это подтверждает мои мысли. Наборчик-то был не так прост, как можно подумать. Он формирует группу с определённым составом и иерархией. Три самки и два самца, один из которых получает рычаги для управления остальными.
– Очень интересно, – заметил я, – и какая нам польза от всего этого?
– А никакая! Просто я теперь знаю, куда попал. В группу хищников, копирующую типичный львиный прайд. Причём занял почётное место подчинённого бета-самца. Офигенно! Всю жизнь мечтал о такой карьере.
– Ну и сколько ты будешь ныть? Наверное, могло быть и хуже.
– Ха, интересно, что должно произойти для ухудшения?
Мы просверлили друг во друге несколько глубоких отверстий, после чего мой глазной бур несколько затупился.
– Ладно, – махнул я рукой, – всё очень плохо. Всё – пропало. Я, собственно, чего хотел? Прогуляться по Шпенькиному маршруту, и посмотреть, куда он выводит. Не желаешь составить мне компанию и совершить утренний променад?
– Ну, даже не знаю – ведь всё так заманчиво: опуститься в подвал с трупом, где раньше умерло от чумы целое семейство и прогуляться по тоннелю, ведущему хрен знает куда. Умеешь ты уговаривать. Ты и Маринку так приглашал на прогулки?
– Кого? – не понял я.
Илья открыл рот и молча хлопал ресницами, с каким-то суеверным ужасом глядя на меня. Похоже, я сказал какую-то глупость. И тут до меня дошло, ЧТО я, собственно, сказал. Это было не глупо, это было чудовищно.
– Э-э, вот чёрт, – я потёр лоб, – ляпнул, не подумавши. Да, да, конечно, Маришка… Столько всего, понимаешь.
Почти слово в слово объяснение Наты Паше. Интересно, а какая фигня сорвалась с её языка? Ёлки-палки, да я действительно не помнил никакой Марины минуту назад! Прошлое очень быстро погружалось в серый туман, и события прежней жизни всё труднее всплывали из этой непроглядной мути.
Илья уже не ужасался, он казался просто испуганным.
– Иди, – сказал он и махнул рукой, – да иди же! Помнишь, я спрашивал, что может быть хуже? Вот она, эта толстая северная лисичка! У нас уже нет прежнего облика, а теперь мы ещё и начинаем терять человеческие воспоминания.
– Может быть, это и не так уж плохо, – тихо пробормотал я и спрыгнул в подвал, не потрудившись воспользоваться лестницей. – Было бы за что цепляться в этом человеческом прошлом.
Я был почти уверен в этом.