– Мне это совершенно не нравится, – пробормотал Конан и поставил Мирдани на землю, сказав ей: – Постарайся держаться у меня за спиной и не делай глупостей.
Оглядев приближающихся туранцев, Конан задумчиво почесал подбородок. Ему не раз приходилось сражаться одновременно с большим числом противников, и, как правило, выходить победителем – много нападающих сразу людей мешают друг другу, создают толчею и человек, который хорошо владеет мечом, без труда может справиться с ними, выводя из строя по одному. Сейчас же ситуация была иной, так как его окружали отлично обученные и знающие свое дело воины, которые не станут гибнуть почем зря, а предпочтут взять противника измором. Кроме того, Конан знал, что туранцы ничуть не уступают гирканийцам в ловкости владения арканом.
– Вот они! Окружай! – раздался крик.
Конан видел, как со всех сторон к месту у внутренней дворцовой стены, где он стоял заслонив собой Мирдани, сбегались десятки стражников и разворачивая строй полукольцом, выставляли перед собой пики. Шагах в пяти они остановились, не предпринимая больше никаких действий.
– Ну, что встали? Боитесь? Кто первый, налетай! – подзадоривал Конан.
Никто из туранцев не шевельнулся. Мирдани, не выдержав напряжения, уткнулась лицом в спину киммерийцу и тихо заплакала.
Конан, не понимая, почему стражники не нападают, покачал мечом и издевательски проговорил, надеясь, что эти слова их расшевелят:
– Вонючие ублюдки! Отродья Сета! Плевки Нергала! Сколько же вас должно собраться, чтобы напасть на одного?!
– Дорогу! – раздался громкий крик позади кольца стражников. – Дорогу, кому говорю!
Стражники расступились, образовав живой коридор, по которому стремительной походкой шел мокрый с головы до ног и злой, как раненный шакал, Радбуш.
"О, выплыл! – подумал Конан. – А сюда-то этот ублюдок чего приперся? Уж не его ли все ждут?"
– Где этот мерзавец? – воззвал Радбуш, выскакивая на свободное пространство перед Конаном.
– Это я, что ли? – не потеряв и капли самоуверенности, отозвался Конан. – Да вот он я! Не переживай, ты скоро высохнешь!
– Я-то высохну, – срывающимся от гнева голосом сказал Радбуш. – А вот ты, пожалуй, сейчас обуглишься!
– Не понял… – удивился Конан.
– А я? – перестав плакать, поинтересовалась Мирдани.
– И ты тоже! – теперь зверское выражение на лице Радбуша уже не было шутливым. Запрокинув голову, он вскинул руки, и между его ладонями зазмеились синеватые нити молний.
"Великий Кром! Да это же маг! А я-то думал, почему Радбуш такой нахальный!"
Посреди переплетения тонких, искрящихся струек огня возник и начал быстро увеличиваться в размерах комок голубовато-белесого пламени. Цвет его, постепенно меняясь, достиг густого фиолетового оттенка, и тогда Радбуш, глухо хакнув, движением пальцев направил его на Конана и Мирдани, невольно прижавшихся к стене от изумления и страха. Шар сорвался с рук мага, с легким свистом распарывая воздух, прочертил сияющую дугу к Конану. Мирдани издала отчаянный визг.
"Конец!" – только и успел подумать киммериец, и тут произошло нечто необыкновенное.
За мгновение до того, как созданный чародеем шар должен был ударить в северянина, вокруг Конана вспыхнул мерцающий, белый с золотым отблеском ореол. Огненный комок натолкнулся на него, будто на некую мягкую преграду, и, бесшумно скользнув немного вбок, устремился к стене.
Что случилось потом – не понял никто, включая и самого мага. Ослепительная вспышка озарила ночное небо над Султанапуром, взметнулся столб пыли и каменного крошева, а затем раздался оглушительный грохот падающих обломков стены.
Когда пыль понемногу рассеялась, оцепеневшим от ужаса туранцам и стоявшему с открытым ртом и все еще воздетыми руками Радбушу предстало впечатляющее зрелище: могучая фигура мужчины и прижавшаяся к нему женщина, окутанные мерцающим сиянием, на фоне зияющего черного провала в стене; вокруг них беспорядочно громоздятся каменные глыбы; чуть поодаль лежат несколько обугленных, дымящихся трупов, и стремительно удаляющийся огненный шар, сокрушающий все встреченное на своем пути.
В мертвой тишине прозвучал дрожащий голос Радбуша:
– Я же все сделал так, как сказано в том древнем манускрипте… Но почему?!.
Эти слова вывели Конана из легкого оцепенения, он оглянулся и, увидев пролом, хрипло проговорил:
– Ну, мы, пожалуй пойдем…
Подхватив Мирдани, он, перепрыгивая через завалы, скрылся в пробитом огненным шаром проходе на глазах до сих пор не пришедших в себя стражников и углубившегося в раздумья мага, тупо глядящего прямо перед собой…
Прыгая по обломкам, Конан нечаянно коснулся рукой кинжала, прицепленного к поясу, и выругался, отдернув ладонь: рукоять была накалена едва ли не докрасна…
* * *
– Я больше не могу… – выдохнула Мирдани, вытягивая ладошку из руки Конана, и села прямо на камни мостовой.
– Надо где-нибудь раздобыть лошадь… – пробормотал киммериец, остановившись. – Вот что, красавица, давай-ка я возьму тебя на руки.
Бешеная гонка по улицам ночного Султанапура продолжалась уже довольно долго. Конан давно понял, что заблудился, петляя по закоулкам, скрываясь от немедленно кинувшейся им вслед погони. Множество патрулей теперь рыскало по Верхнему городу, и сейчас они хорошо знали, кого ищут – высокого темноволосого северянина в форме стражника Турлей-Хана и красивую зуагирскую девушку в сером плаще, под которым прятался богатый наряд. Нескольким воинам армии Илдиза, наткнувшимся неожиданно на беглецов, уже не пришлось продолжать поиски, ибо после короткой схватки они остались лежать посреди улицы в луже крови.
Ночь подходила к концу, и звезды на востоке уже начали бледнеть. Улицы города, наполненные фиолетовыми предутренними сумерками, были пока пустынны (если, правда, не считать многочисленных патрулей, как конных, так и пеших). Киммериец предполагал, что он и Мирдани успели отбежать на достаточно большое расстояние от дворца пятитысячника, однако же стены, отгораживающей богатые кварталы от Нижнего Города, пока не замечал.
– Кром! Я уже не помню, когда последний раз в жизни так плутал! – зло сказал Конан сквозь зубы. – Какой дурацкий день!
Легко подхватив на руки Мирдани, которая сразу прижалась к его широкой груди, обхватив руками шею, он направился вниз по улице, уходившей под уклон, не переставая прислушиваться к самым мельчайшим шорохам – как ни странно, в этом районе Верхнего Султанапура стражи было мало. Надо полагать, что направление поисков сменилось в сторону городской стены и Нижнего Города. Киммериец еще раз пристально осмотрел улицу, и, наконец, догадался, почему здесь так спокойно и тихо.
Стены домов тут были необычны для туранской архитектуры – на Востоке издавна принято строить дома так, чтобы окна выходили во дворик, а ни в коем случае не на улицу. В этом же квартале все было наоборот. Высокие двух– и даже трехэтажные здания напоминали те, которые киммериец видал в городах Немедии и Аквилонии, а когда на одном из домов он узрел знамя Зингары, то все встало по своим местам – здесь жили иноземные посланники и купцы, а также люди, которых судьба заставила покинуть родину и найти прибежище в Туране.
Без сомнения, здесь жили люди очень богатые (пусть даже и не являвшиеся подданными Туранской империи) и, соответственно, никто из командиров отрядов, отправившихся на поиски негодяя, покусившегося на особу самого эмира султанапурского, не мог подумать, что в приличных домах кто-либо будет скрывать северного дикаря, похитившего наложницу пятитысячника. Поэтому-то на улицы иноземного квартала были посланы всего два-три патруля, обмануть которые киммерийцу не составило большого труда.
Стук копыт донесся из узкого переулка, и Конан метнулся было под арку, будучи уверенным, что опять наткнулся на разъезд стражи, но, осторожно выглянув, понял – случай послал ему то, что и требовалось: лошадь. Да какую!..
Усадив Мирдани на землю, киммериец выскочил на дорогу перед всадником и бедная лошадка так шарахнулась от внезапно появившегося и настолько неприятно знакомого ей человека, что старый и седой наездник едва не свалился на мостовую.
– Нет, ну, вы подумайте, кого на этот раз принесло на мою старую голову? – прокартавил восседавший в седле старец. – Юноша, у вас-таки с головой все в порядке или мне отвести вас к лекарю?
Старый длиннобородый шемит взирал на Конана из-под густых черных бровей крайне неодобрительно. От резкого рывка лошади широкополая шляпа его сползла на затылок, а сам он судорожно вцепился в луку седла.
– Мне нужна твоя лошадь, – твердо заявил Конан, с легким изумлением оглядывая кобылу, прежде принадлежавшую Турлей-Хану, и которую не далее как вчера сам отдал владельцу "Тыквы". Ну и встреча!
– Юноша, а вы считаете, что она мне не нужна? – поднял одну бровь шемит. – И, кроме того, почему такая манера бродить по городу по ночам?
– Лошадь отдай, – тихо, но очень настойчиво повторил киммериец. – Слазь!
– Зачем? – поднял вторую бровь шемит. – Я еще раз предлагаю вам, молодой человек, посоветоваться с лекарем насчет вашей головы. Или вы думаете, что она у вас не больна? Зачем разумному человеку эта старая и жирная кобыла, которой давно место на живодерне?
Конан протянул руку к узде, но лошадь снова отпрянула от варвара, будто от волка, бешено сверкнув белками глаз. Грязь уже начала сходить с ее боков, обнажая белую шерсть, отчего некогда красивое и благородное животное теперь казалось пораженным лишаем.
– Слезай с лошади, старый дурень! – рявкнул Конан. – Или ты лишишься не только ее!
– То есть? – невозмутимо спросил шемит, явно не понимая, что играет с огнем, но отчего-то ярость у киммерийца сменилась весельем.
– Я не один, а с женщиной, – заговорщицким шепотом произнес варвар. – Она сбежала из дома. Мы хотим скрыться из города. Так ты дашь нам лошадь?
– С э-э… женщиной? Она из почтенной семьи? – заинтересованно спросил старец. – Как, наверно, огорчатся ее родители…
– Я заплачу за твоего скакуна, – снова зашептал киммериец. – Много!
– Да разве за такого красавца, верней, красавицу…
– Много! – подтвердил Конан, не желая выслушивать дифирамбы в адрес кобылы, которую лично украл у пятитысячника не далее, как две ночи назад.
– Сколько? – серьезно сдвинув брови, вопросил шемит.
– А сколько ты хочешь? – не отставал Конан.
– А сколько у вас есть?
– А почем ты ее брал?
– Юноша, отчего вы всегда отвечаете вопросом на вопрос?
– Разве?
Шемит сдался. Покрутив пальцем бороду, он неодобрительно глянул на Конана, и, вздохнув, сказал:
– Ваша мама не была шемиткой? Видит Митра, это прямо-таки разорение, но вы дадите за кобылу десять империалов Илдиза?
– Почему не дать? – подхватил киммериец, и, понизив голос, добавил: – А у тебя не было внебрачного сына?
– А почему он должен был быть? – ухмыльнулся старец. – Когда я могу получить деньги?
– А когда ты слезешь с моей лошади?
Несмотря на то, что препирательства со старым шемитом доставляли массу удовольствия, Конан оглядывался по сторонам, ожидая в любой момент появления разъезда. Улица была достаточно широкой, чтобы легко заметить в предрассветных сумерках грязно-белую лошадь, ее всадника и еще двух человек.
– Таки где мои деньги? – продолжал настаивать шемит, с кряхтением выползая из седла. Конан вежливо подал ему руку, помогая утвердиться на ногах. – Ах, молодой человек, знали бы вы, где мне пришлось провести эту ночь, а теперь еще придется добираться до дома пешком, калеча и без того больные старые ноги. Если бы вы знали, как я болен, вы бы дали мне двенадцать империалов… А как дороги лекарства и услуги лекарей?! А еще я хотел съездить в Асгалун – это в Шеме, ну, вы знаете… У меня там живет троюродная сестра моей покойной матушки, и вы представляете, у нее та же самая болезнь, что и…
– Еще не надоело? – буркнул Конан, отвязывая мешок с золотом от пояса.
– А как мне могут надоесть мои болезни – это же все, что у меня осталось, после того, как я отдал вам лошадь за бесценок?..
– Мирдани, иди сюда, – обернулся Конан, и, когда девушка подошла, шемит снова заговорил:
– Так это таки ее вы украли из родительского гнезда? Деточка, да как же вы согласились на такое?
– Да так, – пожала плечами Мирдани и, теребя уголок капюшона, которым по привычке попыталась закрыть лицо от неизвестного мужчины, смущенно добавила: – Меня и не спросили…
– Бедное дитя! – всплеснул руками шемит. – Скажите, у вас было богатое приданое?
– Папа говорил, что богатое…
– Хватит болтать! – рыкнул Конан. – Держи свои деньги и беги домой, дедушка, спать. Да советую тебе забыть, что ты нас видел.
– Вы хотите купить кусочек моей памяти? – хитро прищурив глаза и склонив набок голову, сказал старец.
– Ах ты… Ладно, на тебе еще пять империалов и проваливай!
Конан начал вытряхивать из мешочка золотые монеты, но тут Мирдани приглушенно вскрикнул и дернула киммерийца за рукав.
– Факелы! – она указала вверх по улице, где мелькнули несколько красноватых огоньков. В тот же миг до слуха киммерийца донесся топот копыт. Вот сейчас терять время совсем не стоило, и северянин, швырнув на землю мешочек так, что монеты рассыпались золотым дождем по мостовой, сгреб Мирдани в охапку, усадил на кобылу, а затем сам вскочил в седло позади девушки и ударил пятками испачканные подсохшей грязью бока животного. Кобыла рванулась, взяв с места в галоп, с непривычной для нее прытью, и киммериец так и не услышал последнюю фразу старика-шемита, который, нагнувшись, собирал столь неожиданно свалившееся на него состояние одной рукой, а другой потирал согбенную спину:
– И все таки этому молодому человеку просто необходимо сходить к лекарю…
Свернув на темную улочку, Конан придержал лошадь, пустив ее шагом – погони пока не было слышно, и не стоило переутомлять изнеженную тварь, бока которой уже порядочно взмокли, и к потекам грязи добавились темные пятна пота. Этот квартал киммерийцу был незнаком и подавно, но теперь Конан сориентировался и видел, что город здесь плавно спускается с холма к гавани.
– Ну, пока, красавчик! Надеюсь, тебе понравилось? – в утренней тишине резко и странно прозвучал грудной женский голос с мягкой хрипотцой. В десяти шагах от Конана открылась дверь на улицу, и на пороге возникли две фигуры: мужская и женская, причем последняя была раза в два шире и на голову выше первой. Мужчина, пошатываясь, беспрестанно оборачиваясь и помахивая рукой, двинулся по мостовой неуверенным зигзагом, а дама, по-хозяйски оглядев улицу, остановила взгляд больших, ну прямо коровьих, глаз на всаднике, прищурилась, сделала пару шагов навстречу, наморщила лоб, словно что-то вспоминая. Вдруг лицо женщины неожиданно озарила широкая, радостная улыбка.
– Великая Иштар! Это откуда ж к нам такого мужчинку-то замело?!
Дородная красавица заняла своим мощным торсом едва ли не пол-улицы, преградив дорогу лошади киммерийца, ткнула кулаки в бока и, насмешливо глядя в лицо Конана, произнесла:
– …И, конечно же, опять с бабой! Конан, душка, где тебя носило столько лет?!.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
– Стейна!.. Ты?!. И как всегда вовремя! – воскликнул Конан, спрыгивая с лошади. Мирдани скромно молчала, наблюдая.
– Надеюсь, за тобой опять гонятся? – с лукавой улыбкой проворковала Стейна, склонив голову на бок. – И, конечно же, тебе опять нужна я? Ах, ты душка!
Стейна ему и вправду требовалась, но немного в другой роли, нежели в старые добрые времена…
– Послушай, детка! – серьезно сказал киммериец. – Сейчас нет времени на долгий разговор. Если поможешь… э… нам исчезнуть ненадолго, то моя благодарность превысит все твои ожидания.
– Да разве я когда тебе отказывала в чем-либо? – мило улыбнулась Стейна и, прищурившись, придирчиво оглядела лошадь и сидящую на ней девушку, которая со спокойной гордостью выдержала ее оценивающий взгляд.
– Так… Клячу – на конюшню, а вы… двое… идите за мной.
Стейна повернулась к двери, гаркнула на слугу, высунувшего любопытный нос на улицу, и тот поспешно кинулся выполнять приказ хозяйки. Киммериец, сняв Мирдани с седла, быстро прошел за Стейной, успев заметить мелькнувшие неподалеку отблески факелов патруля.
– Где мы? А кто эта женщина? – шепотом спросила Мирдани Конана, но тот ограничился неопределенной отговоркой:
– Я тебе потом объясню… Если раньше сама не поймешь.
Втроем они поднялись по лестнице, устланной ворсистым красным ковром, навеявшим на Мирдани неприятные воспоминания о гареме пятитысячника. А когда Стейна провела неожиданных гостей через большой, богато украшенный зал, стены которого были украшены гобеленами с недвусмысленными сюжетами, дочь Джагула начала потихоньку соображать, что приличной девушке из патриархальной семьи не следовало бы даже появляться здесь. Однако, Конан был явно в своей тарелке и бодро вышагивал за Стейной, которая, судя по всему, была владелицей этого заведения.
Внезапно Мирдани вырвала руку из широкой ладони Конана и резко остановилась.
– В чем дело? – недоуменно поднял бровь варвар, обернувшись к ней. – Что-то не так?
– Как ты смел притащить меня в этот… это… сюда!
Стейна тоже остановилась, вежливо отступив на пару шагов, и вперила зеленовато-голубые глаза в лепной потолок, стараясь скрыть ехидную улыбочку. Такие сцены ей приходилось видеть частенько.
– Ну, и что дальше? – спокойно сказал Конан, сложив на груди руки.
– Как что? Как что?! – неистовствовала Мирдани. – Чтобы я – дочь шейха Джагула аль-Баргэми – ступила в этот дом разврата и вместилище похоти?! Да я…
Конан осторожно заткнул ей рот ладонью и приложил палец другой руки к губам.
– Ну, дочь, ну, шейха, ну, Джагула, – ласково проговорил он. – Только кричать-то зачем? Ты же сейчас всех перебудишь. А если тебе здесь не нравится, то мне не составит труда вернуть тебя к Турлей-Хану, дворец которого не просто вместилище похоти, а ее рассадник. Ну, что?
Мирдани ничего не ответила, окинув киммерийца взглядом, полным презрения, благодарности за спасение в котором уже не было и в помине.
– Долго вы собираетесь стоять здесь? Может быть, все же желаете устроиться в теплой постельке? – пробасила Стейна. – У меня для вас, голубки, найдется отличная комната, где вы и разрешите благополучно свои споры и сможете чудненько поразвлечься.
По лицу Конана невольно поползла улыбка, которая тут же была сметена размашистой оплеухой, а по виду Мирдани можно было предположить, что она вот-вот свалится в обморок при мысли о том, что ей придется ночевать в одной комнате с мужчиной.
Стейна, усмехнувшись, сделала гостеприимный жест рукой и сказала:
– Давайте-ка за мной, дети мои. Ваше счастье, что сейчас утро, и все девочки еще работают – занимают тех… э… гостей, которых могло бы заинтересовать ваше появление. А ну, быстренько!
Мирдани, выглядевшая как оскорбленная до глубины души королева, трагическим жестом запахнула плащ и последовала за киммерийцем и Стейной. Ничего другого ей просто не оставалось делать.