– Что это он с собакой каждый вечер под кустики ходит?
Ему говорят:
– Ну и что?
– А то, что под этими кустиками в день получки трудящиеся люди отдыхают.
И я почему-то должен его любить. Почему? А потому, что я должен любить людей.
Может, я и начальника своего должен любить? Урод. Шнобель такой, что голову от ветра разворачивает. А туда же!
– Эта женщина не в моём вкусе.
Был помоложе, так все были в его вкусе. Ни одной не пропускал. Косил всё, что движется и колышется. Даже моей жене говорил:
– Да брось ты его!
Она говорит:
– Как же я его брошу?
Он говорит:
– Часа на три брось, потом вернёшься.
Мыслитель. Нет, он, конечно, соображает, но так туго, что слышно, как вращаются со скрежетом в его голове ржавые шестерёнки. А он ещё утверждает, что закончил институт. Наверное, это какой-то особый институт: для выпускников спецшкол для дефективных детей с английским уклоном.
Но вы бы видели это лицо в момент распределения премии.
Лицо людоеда, который на голодный желудок встретил в джунглях любимую тёщу с бутылкой соуса "Кальве".
Теперь мои товарищи по работе, которых я тоже почему-то должен любить.
Марья Степановна, молодка, тридцати с гаком лет. А в "гаке" ещё двадцать. Полдня она красится. Хороша после этого, как накрашенный танк. Вторые полдня говорит по телефону.
– Ах, Де Ниро, мой кумир! Ах, Челентано, мой кумир!
Пуговкин твой кумир, вместе с Крачковской.
– Я, – говорит она, – всё время сижу на диете Клаудии Шиффер, колготки надеваю от Ким Бейсингер, платье ношу как Николь Кидман.
А выглядит всё равно как Масяня, и голос такой же противный.
Я должен любить людей. Я должен? Я должен. Кому я должен? Всем прощаю.
Вот как можно полюбить моего закадычного дружка Витальку Горлова, который приходит ко мне раз в месяц, напивается у меня в стельку, в первом часу ночи еле встаёт со стула и говорит нам с женой:
– Всё, ребята, пока, идите домой, а то мне завтра рано вставать.
А когда мы, наконец, надеваем на него пальто, он идёт в ванную комнату, наливает в ванну тёплой воды, снимает ботинки и ложится в ванну, в пальто.
А Резникова как можно полюбить? Занял у меня сто долларов, обещал через месяц отдать, и я жду обещанного уже три года.
А когда я его спрашиваю:
– Когда отдашь деньги?
Он говорит:
– Откуда я знаю, я что, пророк, что ли?
Да, я должен любить людей.
А Галька Зеленцова? Наша секс-бомба. Вот уже сколько лет ищет своё очередное бомбоубежище. Красотка. Пришла недавно: юбка с разрезом до плеча, блузка в косую линейку, будто крашеным забором по спине огрели. На голове причёска типа "барсучья нора". Говорят, очень нравится холостым барсукам. И главное, спрашивает:
– Ну, как я вам, в таком виде?
Я ей говорю:
– В таком виде вам лучше всего в безлунную ночь от людей прятаться под одеялом.
А она в ответ:
– Вы оттого злитесь, что я на вас внимания не обращаю, петух вы общипанный.
Почему петух? Уж скорее орёл общипанный.
Спросил её как-то:
– Кто вам больше нравится, Меньшиков или Михалков?
Она говорит:
– Больше всего мне нравится мой муж.
А может, я действительно об искусстве поговорить хотел? Муж ей нравится. А каждый день новый ухажёр встречает.
Я говорю:
– А что же вы со мной-то не встречаетесь?
Она говорит:
– Чтобы с вами встречаться, это надо вообще веру в человечество потерять.
Я говорю:
– А за деньги?
Она говорит:
– Да? И сколько же вы мне заплатить хотите?
Я говорю:
– Мне на вас даже долларов двадцать не жалко.
Она говорит:
– На двадцать долларов купите себе мыла и верёвку.
– Ну да, – говорю, – чтобы помыться – и в горы, где вас нет.
В общем, поговорили.
Вот и полюби их. День рождения скоро, просто не знаю, кого звать. Начальника не позовёшь – обидится, отпуск летом не даст. Так и скажет:
– Поскольку ты не любишь тёплую водку и потных женщин, в отпуск пойдёшь в декабре.
Он, конечно, сундук конченый, помощи никакой, да хоть не вредит, и то спасибо.
Марью Степановну не позвать тоже неудобно. Когда болел, приходила, печенье приносила. Хорошее печенье, крепкое. До сих пор под ножки стола подкладываю. Пусть сидит, не обеднеем.
Резникова не позвать – подумает, из-за стольника. Тоже его пожалеть надо. Влип он с садовым участком. Теперь, чтобы долги отдать, способ придумал. Берёт у всех 1000 долларов на месяц. И ровно через месяц приносит 900. Все рады, что хоть 900 вернул, о стольнике и не вспоминают.
Я ему давно уже говорил:
– Брось ты свой участок осушать!
У него там – сплошное болото. Лучше на этом болоте клюкву посадить и продавать её на рынке. Глядишь, и коттедж на Рублёвке купишь лет через пятьдесят.
Витальку Горлова как не позвать? Он ведь почему пьёт? Потому что каждый день своё лицо после вчерашнего в зеркале видит. А если его лицо с утра увидеть, то запросто спиться можно.
А Гальку Зеленцову как не позвать? Хоть одна красотка будет за столом. Тем более я на неё точно виды имел, но и она меня, как говорится, имела в виду.
Они с женой моей подруги. "Как же, – говорит, – я ей потом в глаза буду смотреть?"
А чего тебе в глаза её после этого смотреть? Тебе что, больше смотреть некуда будет? Да ладно, пусть живёт, причём с кем хочет.
А вот соседа точно не позову. Хотя и его понять можно. Пёсик мой его из кустов поднял и гнал до тех пор, пока на дерево не загнал. Пожарные его, бедного, под утро снимали. Вот тебе и спартакиада без гинекологов.
Что касается жены, то её на день рождения и звать не надо. Сама придёт. Это же ей готовить придётся. И за гостями убирать тоже ей. И нас с Горловым из ванны вынимать. И не такая она, между прочим, некрасивая. Это она с утра только такая плохонькая, а ближе к ночи она всё лучше и лучше становится. А в темноте так вообще глаз не оторвёшь.
Вот так полежишь, отдохнёшь, пригреешься, и вроде не самые плохие люди вокруг. И полюбить их вроде можно.
Вот утром опять и повторяешь: "Я должен любить людей". А к вечеру опять думаешь: "Так людей же, а не этих уродов!"
Засыпаю и твержу про себя: "Я должен, я должен, я должен любить людей!"
Украли жену
Не могу сказать, что я плохо женился. Нет, моя жена – симпатичная женщина. Некоторые даже могут назвать её красивой, кто других не видел. Она симпатичная, миниатюрная. Метр восемьдесят. Ножки багорчиком, ручки ухватиком, губки мозолистые. И косая сажень. Причём не только в плечах. По всему телу косая сажень. А рукодельница какая! Ой, что руками выделывает! Вот к чему своими золотыми руками ни притронется, того уже нет.
А если, допустим, на неё косо взглянул… Или, предположим, в дверь вошёл, а её, как женщину, забыл вперёд пропустить, всё, так головой об косяк долбанёт, что потом неделю косяк ремонтируешь. Но отходчивая, сразу отходит и с разбега – ногой в живот. Но зато незлопамятная. Сразу всё забывает и поёт себе, и поёт. Слуха вообще нет, голос сильный, но противный. Так что уж лучше головой об косяк, чем эта пытка пением. И вот всё это счастье мне одному досталось. Я даже от неё один раз уходил, вернее, попытался. Так она вены вскрыла. Да не себе – мне. И с тех пор живу как за каменной стеной. Правда, стена эта с решётками.
А тут вдруг мода пошла – людей воруют, а потом выкуп требуют. Ну, думаю, мне-то вряд ли так повезёт. Но на всякий случай стал слухи распускать, что наследство из Парижа получил. Вот-вот документы оформлю и стану миллионером. "Ходить у меня, – говорю, – Люся, будешь вся в шелках, пить только шампанское, закусывать только золотыми зубами". А сам думаю: "Хоть бы ты пропала".
Она и пропала. День нет, другой нет, а на третий день звонит какой-то тип и говорит:
– Если хочешь видеть свою жену живой и здоровой, положи в свой почтовый ящик пятьдесят штук зелёных!
– Щас, – говорю, – только штаны надену.
Пошёл, положил в свой почтовый ящик три рубля. Ночью тот опять звонит:
– Ты свою жену видеть хочешь?
Я говорю:
– Конечно, конечно… нет.
Он даже дар речи потерял. Потом в себя пришёл, говорит:
– Ну, тогда ты её сейчас услышишь.
И тут же Люська трубку взяла:
– Ты, козёл, собираешься меня выкупать?
– Ну да, – говорю, – подпрыгни сначала.
Она говорит:
– Домой вернусь – убью!
Я говорю:
– Ты попробуй сначала вернись.
И слышу крики, удары, вопль какой-то:
– Ой, мамочка, больно!
Но вопль не женский, а мужской. Ну, думаю, началось. Трубку положил.
На другой день снова звонок:
– Сейчас с тобой пахан говорить будет.
А по мне хоть президент.
Пахан трубку взял, говорит:
– Ты свою жену собираешься выкупать?
Я говорю:
– Ты посмотри на неё внимательно. Ты бы такую стал выкупать?
Он даже в трубку плюнул.
На другой день снова звонит:
– Забирай жену!
Я говорю:
– За сколько?
Он говорит:
– Тысяч за пятнадцать.
Я говорю:
– Нет, только за двадцать.
Он говорит:
– За двадцать мы лучше тебя самого пришьём.
Я говорю:
– Тогда Люська у вас навсегда останется.
А там слышу опять удары, звон разбитой посуды. Трубку положил.
На следующий день этот пахан опять звонит:
– Как человека прошу, забери жену.
Я говорю:
– Да что вы с ней цацкаетесь, выгоните, и всё.
– Пробовали, упирается, прижилась, бьёт нас, стерва.
– А споить не пробовали?
– Пробовали, все вокруг вдупель, у неё – ни в одном глазу. – И заплакал. – А ведь она как напьётся, петь начинает, вот где пытка-то. – И зарыдал. Потом успокоился, говорит: – Может, в милицию заявить?
Я говорю:
– Ну вы, братаны, даёте – в милицию. Что ж вы в милиции скажете, что вы человека украли? Это же срок.
Он говорит:
– Лучше век свободы не видать, чем твою жену хоть один день.
Видно, не послушались меня, потому что на другой день все менты ко мне пришли.
– Иди, – говорят, – освободи пацанов, она их в заложники взяла.
Поехали на эту малину, дверь выбили, ворвались. Я такого не ожидал. Один бандит стоит – посуду моет, второй сидит – картошку чистит, третий лежит – пятки Люськины чешет.
Увидели меня, на колени упали:
– Братан, не дай погибнуть, спасай.
Я, конечно, для порядка покочевряжился немного, десять штук с них срубил. Пять себе, пять ментам. Люська орать начала, за пять штук хотела всех ментов за Можай загнать. Но потом успокоилась. Я ведь средство против неё знаю: у неё за ухом такая точка эрогенная есть, если я её туда поцелую, она как шёлковая становится. Так вот, пять ментов с собакой её держали, пока я до этой точки дотянуться смог.
Одно место
Я раньше, когда в кулинарном техникуме учился, совсем здоровым был. Меня даже на медосмотрах в пример ставили. Поставят к стенке и говорят: "Это пример". А уж потом, когда я в ресторане стал работать, у меня такой хороший аппетит появился, что мне от него даже плохо стало. Я съел что-то не то, ну, не из своей кастрюльки, а из общего котла, и у меня… как бы это поприличнее сказать… в общем, у меня одно место заболело. Чего ты хихикаешь, как будто у тебя никогда не было…
И я в поликлинику пошёл. Я там в регистратуру два часа в очереди стоял, потому что я постою, постою… и убегу. А назад возвращаюсь, а они говорят: вы здесь не стояли. Потому что я уже по-другому выгляжу. У меня лицо счастливое. И вот я с этим счастливым лицом опять в конце очереди встаю. Потом, наконец, к окошку регистратуры подошёл, она оттуда говорит:
– Вам чего?
Я говорю:
– Мне бы талон на сегодня.
Она говорит:
– Только на завтра.
Я говорю:
– Помру я до завтра.
Она говорит:
– Тогда вам и талон ни к чему. – Но потом сжалилась надо мной. – Раз вы, – говорит, – такой пришибленный, идите в шестнадцатый кабинет.
Зашёл я в кабинет, а там два мужика в белых шапочках и халатах.
– Раздевайся, – говорят.
Ну я, ничего не подозревая, и разделся. Они смотрели на меня, смотрели, осматривали, осматривали, потом говорят:
– Ой, жить тебе до понедельника осталось.
Я говорю:
– А что у меня такое?
Они говорят:
– А это ты у врача спроси.
Я говорю:
– А вы кто?
– А мы маляры, потолки здесь белим.
Я говорю:
– Что же мне, всё теперь назад надо надевать?
Они говорят:
– А это ты как хочешь, хочешь – на зад, а хочешь – на перёд. А хочешь, так пойди погуляй.
И тут вдруг доктор входит и говорит:
– Это что за безобразие, вон все отсюда!
Ну я, в чём был, в коридор выскочил. А там очередь. Старушка говорит:
– Вот тебе и бесплатная медицина, среди бела дня человека до нитки обобрали.
Я назад. Маляров выгнали, а меня на кушетку положили.
Доктор спрашивает:
– Ну, что у нас болит?
Я говорю:
– Что у вас, не знаю, а у меня… тут медсестра, я стесняюсь.
Он говорит:
– Отвечайте, что у вас болит.
Я говорю:
– Ну, у меня одно место болит.
Он говорит:
– Ну, показывайте ваше место.
Я говорю:
– Так вот же оно – перед вами.
Он говорит:
– Ну, тогда рассказывайте, с кем и когда и что у вас произошло?
Я говорю:
– У меня происходит одно и то же каждые полчаса.
Он говорит:
– Ну, это прямо патология какая-то. Ничего удивительного, что у вас так болит. У вас когда болит, когда вы это совершаете или потом?
Я говорю:
– Нет, сначала болит, а потом уже совершаю. Он говорит:
– Это что же, у вас сигнал такой?
Я говорю:
– Да, такой сигнал, что даже удержаться не могу.
Он говорит:
– И что же вы делаете?
Я говорю:
– У нас там, в ресторане, такая маленькая комнатка есть, я сразу туда и бегу.
Он говорит:
– А она вас там уже ждёт?
Я говорю:
– Да не она, а он меня там уже ждёт.
Он говорит:
– Так вы что же, из этих, что ли, из голубых?
– Нет, – говорю я, – я из красных.
Он кричит:
– Говорите сейчас, кто вас ждёт?
– Ну, чёрный такой, с белой ручкой.
Он говорит:
– Негр, что ли?
Я говорю:
– Почему негр?
Он кричит:
– Не знаю почему! Идите отсюда вон!
И пошёл я, как миленький, на работу. Но ничего, этот доктор тоже к нам когда-нибудь в ресторан придёт. Я ему такое блюдо пропишу, всю жизнь будет принимать больных в маленькой комнате.
Частная инициатива
Я как кулинарный техникум окончил, так с тех пор в столовой и работал. А как перестройка началась, так продукты и кончились. У нас в столовой как было. Если клиент у нас поел и назавтра снова пришёл, значит, повара хорошие, а если уже больше не смог прийти никогда, значит, продукты плохие. При Брежневе продукты хорошие были, при Андропове они портиться начали, а при Горбачёве совсем исчезли.
И тогда нашу столовую купил один предприниматель с большими деньгами и с лицом кавказской национальности. Он шторы на окна повесил и сделал из столовой ночной ресторан. И даже название сам придумал: "Русский сакля".
Хороший ресторан, только мне там работать долго не пришлось. Однажды поздно ночью, когда в ресторане уже никого не было, вошли трое мужиков. Смурные какие-то, ищут чего-то, за стол не садятся.
Я говорю:
– Может, присядете?
Они говорят:
– Ещё чего, мы своё уже отсидели. Где бабки?
Я говорю:
– Бабки уже все домой ушли.
Они говорят:
– Не придуривайся.
И пистолет вынимают.
Я говорю:
– Вы что, пистолет мне хотите продать?
Они говорят:
– Ну да, только не весь, а одну пулю из него.
Я говорю:
– А мне пуля не нужна.
Тогда один говорит:
– Слушай, ты, придурок, ты вот эту дырочку в пистолете видишь?
Я говорю:
– Вот эту кругленькую? Вижу.
Они говорят:
– Бабки не принесёшь – оттуда птичка вылетит.
Я думаю: "На фига мне птичка?" – и вынул им всё, что у меня было, – двести восемнадцать рублей.
Они говорят:
– И это всё?
Я говорю:
– Нет, вот ещё тридцать четыре копейки.
Тут один как закричит:
– Хватит фуфло гнать, тащи зелень!
Я испугался и притащил им пять пучков петрушки.
Тут другой как закричит:
– Тебе сказали – капусту тащи, а ты чего принёс?
Я говорю:
– А капуста вам не понравится, она у нас сегодня кислая.
Он говорит:
– Если у тебя капуста кислая, то ты у нас сейчас будешь мочёный. Мочи его, Федя!
Я говорю:
– Не надо, лучше я сам, – и пошёл в туалет.
И тут как они начали во все стороны стрелять, что я даже до туалета не дошёл.
На этом наш ресторан и закончился, остался я без работы и думаю, что же мне делать. И решил, что буду работать сам на себя. Стану предпринимателем, буду ходить по богатым домам и готовить там шикарные обеды. Вот я и дал объявление в газету: "Кулинар, мужчина с большим мастерством, полностью организует и обслуживает любых желающих на дому". Но я же не знал, что они там, в газете, все слова сокращают. Это я только потом узнал, что они напечатали: "Кул. муж. с бол. м. пол. орг. обсл. любых ж. на дому".
И буквально на другой день – звонок. Женщина приятным голосом говорит:
– Это всё правда, что в объявлении напечатано?
Я говорю:
– Конечно. У меня даже книга отзывов есть.
Она говорит:
– Это интересно, и что же там пишут?
Я говорю:
– Вот одна женщина пишет: "Никогда в жизни не пробовала ничего подобного. Сама занимаюсь этим с 16 лет, но не думала, что мужчина может доставить такое удовольствие".
Она говорит:
– Понятно, а сколько это будет стоить?
Я говорю:
– Не волнуйтесь, цена приемлемая. Ветеранам и участникам войны – скидка.
Она говорит:
– Мне пока скидка не нужна, приезжайте.
Я собрался и приехал. Смотрю, женщина такая меня встречает симпатичная, полная такая, думаю: "Значит, любит поесть". Сажает меня в кресло и говорит:
– Может, мы сначала выпьем?
Я говорю:
– Нет, сначала надо дело сделать.
Она говорит:
– Ну что ж, тогда давайте начинайте, – и садится на диван.
Я говорю:
– Здесь неудобно, я привык это делать на кухне.
Она говорит:
– Оригинально. А где именно на кухне?
Я говорю:
– Ну, сначала на столе, потом на плите, а уж потом только в комнате.
Она говорит:
– Потрясающе, я согласна.
Я говорю:
– Ну, тогда вы здесь немного подождите. Можете пока тут всё приготовить, – и пошёл на кухню.
Минут через пятнадцать она мне кричит:
– Я уже готова!
Я говорю:
– А я ещё нет.
Она говорит: