- Да! Со словом Божьим и на допрос! И уберегусь сим от греха жестокосердия, ибо Бог есть любовь! Из любви к ближним сотворю зло малое, дабы уберечь их от зла великого! Ну чего ты на меня так смотришь? Не согласен?
Арсений молчал. Не просто молчал - он явно не знал, как отнестись к тому, что от совершенно, казалось бы, правильных и благопристойных слов веет какой-то непонятной жутью.
"Что, съел, крутой вояка? ТАКОГО ОПЫТА у вас, в вашем бурном послужном списке не было? То-то и оно. Не знаете вы, милостивый государь, что такое фанатики, независимо от того, адептами какой идеологической доктрины они являются. И дай вам, как говорится, бог никогда этого не узнать".
- Однако… - Арсений и так, и этак примерял сказанное Мишкой. - Умеешь ты всё наизнанку вывернуть… Хотя… Можно и клушкой поквохтать, было бы яичко к празднику…
- Ну что, дядька Арсений, дальше будешь учить, или передумал? - Мишка вернул разговор на насущные проблемы.
- Гм… тебя учить - сам свихнешься…
- Значит, передумал?
- Хватит! - рявкнул ратник, словно командовал в бою. Молчи и слушай! А премудрости свои книжные… - Арсений пошевелил губами, не находя слов (и это Арсений-то!), - на потом оставь. Глядишь, и пригодится. И не перебивай меня!
Мишка молча изобразил из себя внимательного и почтительного слушателя, отчего Арсению, кажется, очень захотелось двинуть наглого мальчишку в ухо. С некоторым усилием сдержавшись, он все-таки продолжил "лекцию по пыточному делу".
- Вот ты сказал давеча, что тех, кто от чужих мук удовольствие получает, к допросному делу нельзя подпускать. И правильно сказал. А вот как ты разницу между Буреем и тем же Дормидонтом понимаешь?
- Без сердца таким делом заниматься надобно? Так? Душа чтобы к такому не льнула, разум только… Верно? - послушно ответил Мишка, не желая больше раздражать Арсения.
- Хм… Верно. По-своему сказал, но верно. Неужто и такое в учёных книгах писано?
"Знал бы ты, чего в тех книгах только не писано… Хорошо, те писаки не скоро родятся".
- Было в одной. Не про пытки, - поспешно поправился Мишка, заметив, как взлетели у Арсения брови. Слишком-то уж завираться и перед ним не стоило. - Про то, как правду узнать. Ну так это я запомнил. А дальше-то чего, дядька Арсений?
- Дальше? А дальше побыстрее вытряхивать, что надо. Чем раньше возьмёшься, тем, стало быть легче нужное и получишь. После боя сразу в самый раз…
- А мы так и сделали: взяли сразу же, да только… не умеем же. - Мишка развел в стороны руками и скривил досадливую рожу. - Вот толку и не вышло.
- Еще бы! Не умеючи и хрен сломать можно! - Арсений шевельнул левым усом, с заметным усилием не допуская на лицо привычную ухмылку. - А чтобы ничего ломаного не получить, по уму надобно… И ко всякому полонянику по-своему подходить… Того, что вы взяли да упустили, по-другому ломать надобно. А тот, которого сейчас выпотрошить думаешь, кто таков?
- Лях, и похоже, что не из простых. У них тут, как я понял, какая-то замятня случилась, когда мы на дом напали, и полочане всех ляхов, что с ними были, в ножи взяли. Только один и уцелел - со страху под лавку забился, его и потеряли там в суматохе. Порезан немного, но для жизни не опасно.
- Эх, вот бы нам его сразу в оборот взять! Ну, ладно, где он у вас?
- Там где-то, - Мишка махнул рукой в сторону деревьев. - Митька пленных там пристроил и охрану приставил. Он покажет.
- Пленных? Так он не один?
- Второй - полочанин раненый. Молодой, из простых, толком и не знает того, что нам надо. И еще один есть, но ранен тяжко… может и помер уже.
- Жаль. Раненые, да тяжко, быстрее ломаются… Смерть к ним близко. В лицо дышит, а жить всем хочется… А этот, стало быть, трусоват и со зверствами пыточными знаком не понаслышке, коли при дворах ошивался… Такого и без пытки сломаем, - Арсений не бахвалился, а просто констатировал - спокойно и по-деловому. - Теперь, что ты узнать от него хочешь? Коли пара- другая вопросов, так и мы поспрошать можем…
- Ну, перво-наперво, надо понять, что тут происходит. Как-то все по-дурному у них с похищением княгини получилось, да и отдали нам ее слишком легко. А когда все непонятно… сам понимаешь. Надо решать, что делать дальше, - продолжил Мишка после короткой паузы, - но пока не разберемся, во что мы вляпались, решать ничего нельзя.
- Ну, вляпались-то, похоже, не мы, а вот они, - Арсений ткнул большим пальцем через плечо в стену дома. - Те, что на ладье смылись, этих защищать не захотели. Назад, так я понимаю, они уже возвращаться и не думают, а бегут отсюда так, что весла гнутся. В вас у дома они стрелять не стали, ладьи спрятанные попытались попортить, чтобы погони за ними не было, да и в нас там тоже не очень-то… Пока оставалась надежда выручить тех, кто в ладьях днища прорубать взялся, стрелы клали густо, а как твои соколики тех пакостников перещелкали, так сразу луки убрали, весла на воду и дай Бог ноги.
- Да? - удивился Мишка. - Просто сбежали? Они же городненцев чуть не всех перебили, чем же мы им такими страшными показались?
- Ну, во-первых, сколько нас и кто мы, они не знали, а лезть с ладьи на берег, на котором латная конница - дурь самоубийственная. Во-вторых, с городненцами им было не в пример легче: те вслепую шарились и сами в засаду пришли, а мы-то уже княгиню отбили, значит, все знаем и ко всему готовы… Гм, ну, надо думать, они так решили, что мы все знаем. И в-третьих… полезут они княгиню отбивать, и что? Даже если бы прорвались сквозь нас к дому… пешими, против латной конницы лезть - это ума лишиться надо, но даже если прорвались… С княгиней и детишками опять сквозь нас к берегу прорываться? Знаешь, чтобы помереть по-дурацки, можно и попроще способ найти.
- Но все равно, - Мишка пожал плечами, - похитить княгиню, охранять столько времени, городненцев отбить, а потом взять и так вот просто бросить! Не складывается.
- Верно, не складывается. Вот, значит, про это твоего ляха и надо пытать, тем паче, как ты сказал, он не из простых, значит, должен во всех этих загогулинах что-то понимать. Только вот… вишь, какая тут заковыка… - Арсений задумчиво поскреб в бороде. - Пленный не должен догадаться, чего ты на самом деле от него узнать хочешь, а то такого наплетет… Говорить- то мы твоего ляха заставим, а вот правильно вопросы задать… Это уметь надо.
- Я смогу!
"Сэр! Опять? Да сколько ж можно- то?!"
- Ты? - ратник даже не удивился, а просто возмутился мальчишеским хвастовством.
- Туробой может, а я - Окормля! Или позабыл?
На секунду показалось, что Арсений просто плюнет и уйдет, или вплеснет по-бабьи руками и взвоет: "Да что ж такое-то? То он поповской наукой глаза колет, то учебой у перунова потворника!!!", или просто сочтя это все издевательством, врежет Мишке от души кулаком так, что того потом рядом с контуженым Егором укладывать придется. Не произошло, однако, ни первого, ни второго, ни третьего - Арсений просто завис, как компьютер. Только руки ратника перебирали подол кольчуги.
"Однако, сэр! Вы что, решили добиться, чтобы от вас все нормальные люди шарахались? Что значит "случайно вырвалось"? Гормоны гормонами, но извольте держать себя в руках; управленец вы или так, погулять вышли? Он же начисто охренел: вроде бы все правда, а в голове не укладывается - ни опровергнуть, ни осмыслить. Эх, дать бы ему сейчас "яблоневки" хлебнуть, так ведь нету. У Ильи в обозе, наверное, осталось, так где тот обоз и где тот Илья!"
Арсений все-таки справился сам. Глядя куда-то мимо Мишки, он негромко произнес:
- И ничего удивительного.
- Чего удивительного? - не понял Мишка.
- А то, что полочане все тут бросили и смылись. Я бы тоже… ото всех ваших выкрутасов… Егор-то, аж завидно, лежит себе и не о чем таком не думает. Может и мне тоже обо что-нибудь башкой стукнуться?
- Ага! А мне прикажешь у Заики с Молчуном совета спрашивать? Они наговорят, заслушаешься… а потом Чума всех успокоит. Экое благолепие!
- Вот-вот, так и помянешь Фрола покойного! Выдрал бы он тебя, чтобы зад лохмотьями пошел, и никаких мудрствований лукавых.
Арсений тяжко, по-стариковски вздохнул, словно сожалея о несбыточном, а Мишка примолк, неожиданно задумавшись: а получилось бы у него все, что получилось, если бы был жив Фрол? Мужик-то, по всему видать, характер имел отнюдь не легкий и баловства мальчишеского мог и не допустить…
Оба немного помолчали, размышляя каждый о своем, потом Мишка спохватился и вернул разговор к главной теме:
- Ну, ладно, дядька Арсений, помечтали и будет, все равно меня пороть некому. Давай дальше рассказывай: что и как делать надобно.
- И впрямь некому, а жаль… Ну ладно, ладно, глазом-то не жги… господин сотник. Значит так: сейчас я со своими переговорю, приготовим все. Отроков я сам отберу, кто там пострахолюднее, да после боя, в одежде, посильнее кровью измазанной, ну и лицо сможет сделать… вот как у Андрюхи Немого, когда ему на ногу наступишь. И баб надо тоже - тех, которые при княгине не заняты… Это ты сам прикажешь. А дальше… Дальше уж мы все сделаем, а ты смотри и учись, раз и эту науку постичь решил. Приготовим тебе его в лучшем виде - и спрашивай, коли умеешь. Я, конечно, подмогу, но главный спрашивальшик у нас ты, и если что, пенять не на кого.
- Добро, - Мишка решил довериться профессионалам
- Ну, вот и ладно. Начнем… гм, помолясь.
До чего уж там досовещался Арсений со своими, Мишка не знал, но подходя к полянке, где планировался допрос, невольно ожидал увидеть там душераздирающую картину, выдержанную в традициях фильмов о мрачном средневековье или уж, как вариант, киношных страшилок "про бандитов". И истерзанного пленника с выпученными глазами, подвешенного на дыбе, и палача с кошмарным инструментом, и соответствующие звуки да запахи…
Но, как выяснилось, ничего подобного планом Арсения не предусматривалось. На полянке вполне мирно были расстелены два потника (видимо, за неимением ковра или войлока), на одном стояла миска с едой и лежала баклажка, а второй, надо понимать, предназначался для сидения.
"Ну, прямо как для пикника все приготовлено".
Рядом с молодым дубком "режиссеры" пристроили обрубок бревна, подпертый толстыми ветками, чтобы лежал вплотную к стволу и не откатывался. И вот этот-то обрубок начисто снимал первоначальное мирное впечатление, потому что был сильно запачкан кровью и в нескольких местах на нем виднелись подпалины. Зловещий колорит декораций дополнительно усиливал и сам Дормидонт Заика, голый по пояс, невозмутимо поправляющий кузнечными клещами в костерке какие-то непонятные железки не слишком, впрочем, устрашающего вида.
Квалификацию "художника-постановщика" Мишка оценил: если подходить к месту допроса именно с той стороны, с которой шел он, то сначала глаз цеплялся за место "выпивающего и закусывающего", потом за окровавленный и обожженный обрубок бревна, и только после него - за Заику в образе палача. Все исполнено на должном уровне: контраст и негатив по нарастающей. Оценить-то Мишка оценил, но не впечатлился - и не такое видал (на экране, естественно, а не в жизни), да и Дормидонт, надо признать, до буреевских статей не дотягивал - тот-то одной своей внешностью был страшнее бормашины.
"Так, а где тут дыба, испанский сапог и прочие девайсы-гаджеты папы Мюллера и дедушки Торквемады? Что-то бедновато у специалистов с инструментом. И это все? Впрочем, им виднее. А Арсений, надо понимать, чего-то придумал - вон черти в глазах так и прыгают".
Заместитель десятника Егора, похоже, разочаровался мишкиной реакцией, вернее, полным отсутствием таковой. Слегка покривившись, он мотнул головой в сторону и недовольно пробурчал:
- Иди, погляди там из кустов - нарочно устроили так, чтобы тебе удобнее смотреть… раз, того… учиться надумал. Мож, и правда когда пригодится… Но как пойдем с ним сюда - чтобы встречал нас уже, - Арсений кивнул на потник. - Тут и сиди тогда.
Первое действие спектакля "Психологическая обработка пленных", несомненно, удалось - поглядеть действительно было на что…
Арсений с отобранными и, видимо, проинструктированными отроками, выгнали в пинки пленных на опушку леса возле дома. Один раненый, похоже, идти не смог и его пришлось просто выволочь. Женщины тоже оказались тут же, но их, правда не трогали - оставили стоять в сторонке, а вот мужчинам досталось и пинков, и кнутов. Особого актерского мастерства от мальчишек не требовалось, лица-то бармицами закрыты, а вот внешний вид их впечатлял. Лесной мусор, застрявший в кольцах доспеха, пятна крови (и где крови-то столько добыли?), какое-то непонятное не то рычание, не то хрюканье, доносящееся из-под бармиц… Мишка невольно вспомнил себя в Отишьи, когда выскочил из разваленного курятника весь в помете и перьях.
Отроки стояли в оцеплении, а Арсений, неожиданно резко контрастирующий невесть откуда взявшимся благообразием со звероподобным видом остальных участников "спектакля", расположился вблизи сидящего на земле ляха. Ратник успел каким-то чудом привести себя в порядок и даже причесался, и теперь выглядел не то аристократом, не то интеллигентом, особенно на фоне обнаружившегося тут же Савелия Молчуна, расхристанного, лохматого и грызущего добытую в походном котле, кипевшем неподалеку, огромную кость с мясом. При этом Молчун, никогда ранее не отличавшийся подобными манерами, вполне мог послужить натурой для картины "Неандерталец-людоед на привале". Он чавкал, рычал, пускал слюни на бороду и ловко отмахивал ножом мясо у самых губ.
Арсений же, устроившийся на пенечке в теньке со скучающим видом, более подходящим не ратнику Ратнинской сотни, а скорее князю, оказавшемуся здесь по чистому недоразумению или инкогнито, брезгливо косился в сторону Савелия.
- Вот ведь! - наконец, не выдержал он, и презрительно скривив губы, во всеуслышание попенял в сторону Молчуна. - Образина… Кабы боярич не наказал… Ты б хоть жрал, что ли, потише!
Сидящий прямо перед ним лях невольно обернулся на эти слова.
- Ум… - невозмутимо ответил Савелий, громко глотая очередной кусок.
- Вот-вот… Скотина! И чего вас всех боярич терпит?
- Ум… - пояснил Савелий, не отрываясь от еды.
- Да знаю я … Знаю… Тебе бы только брюхо кому вспороть. Одно удовольствие… А завтра ещё полста таких рыл прибудет… Ты-то хоть только жрёшь… А те… Тьфу! - Арсений сплюнул и, будто только сейчас заметив внимание ляха, добавил, обращаясь уже непосредственно к нему: - Во, видал? Даже и поговорить здесь не с кем. Вот она, служба… Боярин велел любимого внука опекать - никуда не денешься… Но боярич-то наш сейчас весь в делах, с кем словом перемолвится? Не с этим же? - ратник кивнул на Савелия, сокрушенно вздохнул и посетовал: - А скука, хоть на луну вой! Бояричу-то и дела перепоручить некому… Я да ещё Бурей… Тоже тонкой души человек, книжной премудростью просветленный, но сейчас его с нами нет - эти только… Жрет, понимаешь, скотина бессмысленная, а отвернись на миг, тут же девок портить полезет… А встрянет кто, так и по горлу полоснет, хоть чужого, хоть своего. На него только одна управа - боярич.
Арсений теперь обращался исключительно к ляху, как к благодарному слушателю, которым тот в сущности сейчас и являлся - так и вперился взглядом в ратника.
- Боярич-то наш умница, головушка светлая, ну чисто ангел… - самозабвенно продолжал токовать Арсений, напомнив Мишке покойного Спиридона, охмуряющего ратнинских молодух. - Как в поход двинулись, так и мается, бедный… Он-то умственный больно - с детства учителями приучен к обхождению. А тут ни слова с кем молвить, ни беседой пристойной развлечься, ни книжку почитать ученую. Эти-то только ругань понимают, - ратник в очередной раз горестно вздохнул.
- Благородный господин боярич ваш, да пошлёт Господь ему здоровья, рода, полагаю, древнего? - лях, пытаясь унять дрожь в голосе, решился наконец осторожно вставить свое слово.
- О! - Арсений вроде даже обрадовался начавшейся беседе. - Благородная речь? Какая удача… Ты, что ли, тоже из бояр? Учен? Эх, нашему Михайле-то и не известно про это, поди… Княжьих он кровей. Умён необычайно! Книг тьму прочитал - иной столько и не увидит за всю жизнь… А поговорить-то и не с кем. Ему б советчика толкового - учитель-то его помер недавно, Царствие ему Небесное… Да где ж другого в нашей-то глухомани взять?
Лях замер в напряженной позе, словно охотничья собака, сделавшая стойку. Как ни фальшивил Арсений, изображая интеллектуала, страдающего в окружении быдла, спектаклю это повредить не могло. ТАМ было полно людей воображающих (или искренне считающих) себя умнее других, а на деле являющихся копией чеховского автора "Письма ученому соседу". ЗДЕСЬ подобные "умники" попадаются реже, но сам по себе типаж неистребим. Принял лях трепотню Арсения за чистую монету или посчитал его дураком с претензиями, не имело значения - задачу свою, как ее понял Мишка, ратник выполнил. Пленник увидел для себя шанс на спасение - заинтересовать боярича, который среди этих дикарей царь и бог, улучшить свое нынешнее положение, занять возле него место интересного собеседника, скрашивающего скуку, а там, глядишь, и советника…
Тем временем Молчун, прикончив мясо, пристроил свою кость на пеньке и вытянул из-за спины топор…
- Ха-а!!
Кость разошлась вдоль, и брызнувший во все стороны мозг попал ляху на лицо…
- Скотина! Не мог поосторожней? Рубаху же заляпаешь! - немедленно заверещал Арсений и снова со вздохом оборотился к ляху. - Во… Видал? А завтра таких еще полсотни привалит! Да воевода… Рудным его кличут. Вот уж зверь, куда там этому. Сколько кровушки пролил! И своих-то, кто не угодит, запросто живьем спалит, али в муравейник зароет. За то и прозванье свое получил! Я, уж как он появляется, стараюсь от боярича нашего без особой нужды далече не отходить. Боярич-то, хоть и молод, а все равно его слово здесь главное. И он ученого человека в обиду не даст…
А Савелий смачно, с присвистом, высосав из кости мозг и зашвырнув ее в кусты, почесал живот и принялся оглядываться явно в поисках еще какого-нибудь развлечения. И в этот момент столь удачно разыгрываемый сценарий, чуть было не поломался - из дома, с озабоченно-решительным выражением лица, выскочила "Дунька-отличница" и грозно, как, видимо, ей самой представлялось, вопросила:
- Пошто наших женщин забрали? Матушка-княгиня гневается и велит…
- Гы-ы-р-р… - Савелий развернулся со слоновой грацией и вразвалочку направился к боярышне, растопырив лапищи, недвусмысленно сулящие девице жаркие объятия. Евдокия словно с разбегу на стену налетела, Мишка затруднился бы определить, что у нее шире распахнулось - глаза или рот? Но ни писка, ни визга - похоже, девицу настигло то состояние, которое сами женщины описывают словами "голоса не стало".