- Ты куда? Стой, скотина! - бросился следом за Молчуном Арсений.
- Гы?
Савелий, не оборачиваясь, сделал вполне понятный жест бёдрами и руками.
"Не перестарались бы… ведь заикой же девчонку сделают!"
- С ума съехал? - отчаянно взвыл "защитник". - Боярич сказал пока не трогать… Голову снимет!
- Ых…
Савелий бросил ещё один взгляд на Евдокию и нехотя вернулся на прежнее место. Боярышня изобразив рукой какой-то неуверенный жест, будто искала опору, мягко, словно тряпочная, осела на землю.
"Да что ж она хлипкая-то какая? Вроде бы на свежем воздухе и в корсет не затянута, а в обморок брякнуться при каждом удобном случае норовит. Хотя, нет - шевелится и глазами лупает, просто ноги подкосились. Ну, Савелий, ну артист!"
Евдокия так и осталась сидеть в полной прострации, а действо благополучно вернулось к первоначальному сценарию.
- Слышь, Гробня! Я тут отойду, а ты пригляди, да не балуй, смотри! - распорядился Арсений, обращаясь к Молчуну, - до боярича я… Сказать надо, что смысленный человек к нам попал, может, полюбопытствует.
Судя по мимике ляха, ужас от одной мысли остаться наедине с таким зверем, как Савелий, смешался у него с надеждой на неведомого боярича и даже некоторой благодарностью к Арсению за обещенную протекцию.
Оставшийся один, Молчун то ковырял в зубах, то недвусмысленно косился на испуганно сбившихся в кучку баб, то задумчиво рассматривал ляха, словно выбирал, какой кусочек мясца отрезать от него себе на ужин.
Но по всем признакам такое времяпрепровождение должно было ему вот-вот наскучить, а как он будет развлекаться дальше, можно только догадываться. Лях, во всяком случае, чувствовал себя не лучше "Дуньки-отличницы", кажется, решавшей сейчас для себя дилемму: подняться на ноги или рвануть подальше от всех этих ужасов на четвереньках. Как бы всё обернулось для ляха, не появись, наконец, Арсений, неизвестно.
- Боярич желает тебя видеть. - Арсений расплылся в улыбке, - да поторопись, сейчас охранник подойдёт… проводит, чтобы ты, значит, не заплутал, да кто по дороге не обидел…
- А ты? - невольно вырвалось у ляха.
- Я?.. - начал было Арсений но его прервал раздавшийся из кустов рык Чумы:
- А-а-а… Сюха! Я что, баба - в подоле его за тобой таскать?! Жопу отрублю - сам побежит - и Фаддей, на самом деле злой и вымазанный кровью вывалился на поляну прямо перед пленным.
Арсений пожал плечами и, развернувшись, пошел прочь, Мишка тоже поспешил удалиться - надо было успеть на место допроса раньше Чумы с пленным. Лях же замешкался, неловко поднимаясь с земли, но подхлестнутый рыком Фаддея чуть не вприпрыжку рванул в указанном ему направлении, только бы не оказаться слишком близко к своему новому "защитнику".
Мишка, уже понявший, что от него требуется, восседал на потнике, скрестив ноги, и старательно изображал на лице скуку. Он небрежно кивнул появившемуся Арсению и махнул рукой Дормидонту, давайте, мол. Пленник, выскочивший прямо к "дастархану", сначала смотрел только на боярича, но потом, уловив краем глаза движение, заметил Заику, с деловым видом пихающего в огонь какие-то окровавленные тряпки. Дернулся назад - не мог не дернуться, слишком уж открывшаяся картина не соответствовала его ожиданиям, с трудом удержался на ногах после пинка Фаддея и заметался взглядом между Арсением и Мишкой.
- Садись… - Мишка внешностью и голосом постарался изобразить скуку.
Лях растерянно затоптался на месте.
- Боярич велел садиться, - поведал Арсений тоном переводчика с иностранного языка.
Кроме как на чурбак у дерева садиться было некуда, но туда… Лях попытался выйти из положения, сев на землю.
- Сказано, садись, а не падай! - рявкнул за спиной пленника Чума, - ща… подмогну…
- Гы? - поинтересовался вылезающий из кустов Савелий. Этого оказалось достаточно, и лях добровольно плюхнулся на приготовленный для него чурбак.
Чума, одобрительно хмыкнув, ловко завёл его руки за дерево и перехватил ремнём.
- Арсений говорит, что ты собеседник интересный… - прогнусавил Мишка таким голосом, что самому противно стало, - а ты всё молчишь… Не уважаешь? Или столь высокороден? - на пару секунд замолчал и, заметив намерение ляха что-то сказать, добавил: - ну как знаешь… Дормидонт…
Заика пошевелил дрова в костре, тот плюнул искрами и затрещал.
Лях сломался и, сорвавшись на крик, заорал:
- Смилуйся, боярич! Слугой тебе верным буду! Учёный я… Знаю много… Услужу!
Пленник еще что-то торопливо и бестолково говорил, а Мишка, выдерживая паузу, поднял с "дастархана" баклажку, отпил из нее, сморщился, сплюнул, заткнул пробкой и бросил баклажку обратно. Поерзал, устраиваясь поудобнее, и поднял глаза на ляха, сморщившись уже от его голоса. Фаддей намек уловил и "выключил звук" мастерски исполненной затрещиной.
- Слугой, говоришь? Много просишь. Пока рабом разве… Да и раб пользу приносить должен, а ты вон сколько наболтал, а все без толку.
- Да я… - попытался снова "включиться" лях, но получив в зубы от Савелия и в брюхо от Чумы, замолк, вытаращив глаза.
- Ещё раз рот откроешь без дозволения, язык прижгут, - сердобольно пояснил Арсений, - у нас это запросто. Ты лучше боярича слушай.
- Угу… - Мишка снова потянулся к баклажке, но передумал и ухватил ложку. Поковырялся в миске, вздохнул и есть не стал. - А что знаешь много, это хорошо. Потешишь рассказом, накормим. Ну, давай, говори…
- О чём желает знать ясновельможный пан?
"О как! Уже и ясновельможный! И построение фразы чисто польское - спекся бобик! Впрочем, следовало ожидать, вон как на Заику косится, и не хочет смотреть, а глаза как магнитом притягивает, наверняка уже подобные процедуры наблюдал. А Дормидонт тоже молодец - вроде бы ничего и не делает, только у костра топчется, но умудряется постоянно привлекать к себе внимание".
- Обо всем хочу! - заявил Мишка тоном Царевны Несмеяны из старого фильма, требовавшей мороженного из дегтя. - Про тебя, про всех, кто здесь был, про тех, кто там остался, - боярич мотнул головой куда-то на запад, - как посмели княгиню с детьми похитить… все говори, а забудешь, так они помогут вспомнить!
Ратники Егора тут же изобразили полную готовность "помочь": Дормидонт лязгнул клещами, Фаддей зверски оскалился, а Савелий подтянул штаны и громко шмыгнул носом. Как ни странно, вполне невинные действия у Молчуна получились более зловещими, чем у Заики и Чумы.
- Не надо!!! - лях натурально взвыл. - Я не сам, мне приказали… Человек от пана Власта приезжал… Они с Полоцким князем договорились…
- А вот про пана Власта поподробнее, - позволил себе проявить заинтересованность Мишка, - и про остальных тоже.
И полилось… Сначала довольно бестолково, а потом…
Когда-то в детстве отец объяснил Мишке, как цирковые собаки "складывают" и "вычитают", гавкая нужное число раз. На самом деле они просто лают, прекращая подавать голос в тот момент, когда дрессировщик подаст нужный знак. Вся хитрость заключается в том, что во время дрессировки собаки выучиваются улавливать тончайшие нюансы поведения дрессировщика, из-за чего этот самый знак, останавливающий гавканье, для публики оказывается совершенно незаметным.
Вот и сейчас, во время допроса, получалось примерно то же самое. Мишка лишь слегка менял выражение лица, а пленный тут же улавливал: что "ясновельможному пану" интересно, что нет, о чем надо рассказывать более подробно, о чем менее…
Интересно, впрочем, было все. Пленник оказался кем-то вроде офицера по особым поручениям комеса Силезии Петра Власта и знал очень много о внутриполитических раскладах Польши. Или делал вид, что знает, во всяком случае, именами, титулами и названиями областей в Польше он так и сыпал, догадавшись, что господину сотнику это интересно. Проверить сказанное возможности, конечно, не было, да и очень уж сильно напоминало это выступления расплодившихся ТАМ "политолухов", которые вроде бы все про всех знают, вот только с прогнозами все время попадают пальцем в небо. Да и не нужны были Мишке эти сведения в настоящее время - сейчас сферой его интересов являлось княжество Туровское и только оно. Однако словесный поток Мишка не прерывал и несколько уточняющих вопросов задал - информация лишней не бывает.
Арсений слушал молча и с интересом, по всей видимости решил, что это и есть способ не дать понять допрашиваемому истинного интереса допрашивающего, иначе зачем мальчишке интересоваться такими совершенно бесполезными вещами. Постепенно, впрочем, разговор перешел и на дела насущные.
Идея с похищением княгини Агафьи, как выяснилось, принадлежала этому самому Петру Власту. Однажды этот деятель уже поимел неплохой гешефт на подобном мероприятии, когда бежал по каким-то причинам из Польши и поступил на службу князю Перемышльскому. Втеревшись к тому в доверие, Власт похитил князя Володаря во время охоты и преподнес королю Болеславу, а тот назначил пленнику такой выкуп, что обобрал княжество Перемышльское до нитки. "Общественность", правда, возмутилась подобного рода действиями, и Власту пришлось передать большую часть своей доли выкупа церкви. Но ведь не успокоился на этом, паскудник, новое похищение измыслил!
План он составил грандиозный: посадив "на крючок" князя Городненского, двумя ударами (с севера - из Полоцкой земли и с запада - из Польши) взять города Пинск и Берестье. Отторгнув таким образом у Киева Полесье и Черную Русь, собрать княжество и посадить туда кого-нибудь из своей родни.
Ни черта, правда, из этого роскошного плана не вышло, и не столько из-за упорной обороны пинчан или инициативы воеводы Погорынского, сколько из-за своих же внутрипольских заморочек.
Подлянку своим (или не очень своим?) устроила некая Саломея фон Берг. Если про Петра Власта Михаил Ратников где-то что-то слыхал (или читал?) еще ТАМ, ибо гнусность и известность его поступка оказались таковы, что о них сочли нужным упомянуть летописцы, да и крови он был не простой - Лебендзи второй по влиянию род из старых польских князей, то кто такая эта самая фон Берг, непонятно, хоть убей. Со слов пленника выходило, что она не то наместница Мазовии (но почему женщина, да еще немка?), не то княгиня Мазовецкая, не то вообще регентша при десятилетнем сыне Лешеке. В общем, черт ногу сломит, но правила она запустевшей и обезлюдевшей Мазовией, и Пинск с Берестьем ей совершенно неинтересны. А вот нахватать полон, чтобы населить свои земли, она оказалась кровно заинтересована. Да еще и епископ Краковский тут каким-то боком затесался - эту самую фон Берг поддерживал.
Короче, с подачи Саломеи, к переходу через границу собралось не нормальное войско для взятия Берестья, а толпа претендентов на поместья в Мазовии, которым фон Берг наобещала земли в соответствии с тем, как они сумеют их населить и обустроить. Проще говоря, бандиты, хоть и благородного происхождения (или считавшие себя благородными) - обычное, в общем-то, для средневековья дело.
Как обо всем этом безобразии прознал князь Полоцкий, неизвестно, но, когда дело дошло до похищения княгини Агафьи, полочане, составлявшие основу "группы захвата", сотворили все по-своему: набили морды и повязали участвующих в операции ляхов, а княгиню хапнули вместе с детьми, что планом вовсе и не предусматривалось.
Дальше четверо ляхов пребывали на положении пленников, подвергаясь упрекам, издевательствам и даже побоям со стороны полочан за то, в чем они персонально были не виноваты - за нарушение договоренностей, о которых имели весьма смутное представление. Когда же к месту содержания пленников заявилась мишкина сотня, и боярышня Евдокия, узрев изображение на щитах, завопила, что это люди пана Лиса, ляхов просто принялись резать. Допрашиваемому повезло - второпях посчитали убитым, а проверить уже не успели.
Пленник излагал это все достаточно долго, со всякими отступлениями и уточнениями. Молчун с Чумой как-то незаметно испарились с поляны, Заика откровенно заскучал и уселся на землю у затухающего костра, хотя железки из углей не вытащил, а Арсений терпеливо топтался рядом, время от времени поглядывая на Мишку, то ли удивляясь: как это можно допрашивать, почти не говоря ни слова, то ли сомневаясь: не слишком ли много пустой болтовни разрешается пленнику.
Наконец лях заметно охрип, начал повторяться, да и просто устал. Мишка, поняв, что еще что-нибудь полезное пока узнать не получится (и так голова опухла от непривычных имен и названий), прервал его монолог:
- Так, хватит пока. Господа ратники, отойдите-ка в сторонку, чтобы случайно не услышать чего не надо. А клещи оставьте.
- Чего-чего? - удивился Арсений.
Не то чтобы он не понял сказанного, но переход оказался слишком резким и неожиданным.
- Отойдите, говорю, - Мишка повернулся к ратникам и развел руками. - Мне и самому неохота, да надо. Ничего не поделаешь.
- А чего надо-то? - Сюха явно тупил напоказ, почему-то не желая уходить.
Заика поднялся с земли и потянул напарника за рукав.
- Ты чего меня хватаешь? Бабу свою хватай…
- Окор-м-мля, - пояснил Заика и потащил Арсения к кустам; тот, впрочем, и не сопротивлялся, только выдернул рукав из пальцев Дормидонта.
Отойдя на десяток шагов, он все-таки оглянулся и окликнул Мишку:
- Если что, зови, мы тут рядом будем, - недоуменно обернулся на толчок Заики, что-то понял и предупредил: - Только не усердствуй с клещами-то, тут умеючи нужно, а то и помереть может.
Мишка не ответил, дождался, пока ратники отойдут на достаточное расстояние, нагнулся и, ухватив клещами, вытащил из углей подходящую, на его взгляд, головешку.
- Ну что, поговорим?
- Да я же и так… - Лях попытался посмотреть Мишке в лицо, но клещи притягивали его взгляд как магнитом.
- До сих пор я только слушал, а теперь буду спрашивать. Ты ведь сам сказал, что много знаешь. Так вот: спрошу тебя об одном человеке, а ты мне расскажешь не только то, что знаешь сам или слыхал от других, но и то, о чем только догадываешься. Понял?
- Да… понял…
- Называю имя, а ты вещаешь все, что сможешь. Княгиня Ольга Туровская… у вас она, кажется, зовется Ядвигой из рода Пястов. Начинай.
Мишка бил, что называется, наугад, но то, что угодил "в яблочко", понял сразу - лях испугался. Казалось бы, куда уж больше, ан нет: есть страх боли, увечья, смерти, а есть страх мистический - СТРАХ ЧЕГО-ТО ЗАПРЕДЕЛЬНОГО. Для средневековья с его дикими суевериями, поголовным мистицизмом и прочими "удовольствиями" - дело совершенно обычное. Вот в этот-то "обычное дело" мишкин вопрос и попал, в самую середку, как говорится.
Лях рванулся так, что Мишка забеспокоился: либо порвет путы, либо повредит себе что-нибудь. Губы посинели, изо рта закапала слюна, мышцы вздулись - куда там культуристам! Правда, хватило пленника ненадолго - он бессильно обвис, если бы не веревки, наверняка бы упал, тяжело и неровно задышал, глаза закрылись.
"И впрямь, не помер бы… Но что-то знает. Да и хрен с ним, если помрет; это важнее всего, что он до сих пор наболтал".
- Знаешь, - утвердительно произнес Мишка. - Значит, скажешь.
- Нельзя… это… - неразборчиво пробормотал пленник.
- Дурак! Ты сосуд для послания, только поэтому тебя и убить не смогли. Говори!
Лях молчал. Мишка сунул головешку почти в лицо пленника, тот стукнулся затылком о ствол дерева позади себя в безуспешной попытке отшатнуться, втянул ноздрями дым от паленого волоса и закашлялся.
- Не-е-ет!!!!
- Говори! Послание предназначено мне, ты его все равно не поймешь, на тебе никакой вины не будет.
- Я не знаю ни про какое послание…
- И не нужно. Просто говори. Я пойму. Ну!
- Колдунья… у нее тут живет где-то…
Допрашиваемый сжался, словно ожидал, что вот прямо сейчас черти подденут его вилами и утащат в преисподнюю.
- Дальше!
- Говорили, что комес послал к Ядвиге женщину. С ней сколько-то людей, а вернулась она одна…
- Дальше!
- Ядвига их к колдунье послала… и все… Только женщина вернулась. Никто не знает, с чем… Слышали, что комес кричал: "Что значит "не время еще"? Чего ждать?"
- Дальше!
- Дальше ничего… Она вышла от комеса, пошла к себе и повесилась. Так рассказывают… Больше ничего не знаю.
"Может, и правда не знает? Нет, надо еще попробовать".
- Послание неполное. Ты знаешь что-то еще! Какие-то слухи, сплетни… Вспоминай!
- Еще говорят, что колдунья сама из Полоцка, княжьего рода. Любой, кто против нее умышляет, умирает страшной смертью. Все, больше ничего не знаю.
- Ну, что ж, считай, что жизнь ты себе выторговал. На какое-то время…
Мишка оглянулся и отыскал глазами рожу Арсения, выглядывавшего из-за елки. Ратник честно отошел на такое расстояние, что слышать ничего не мог, но не подглядывать, видимо, тоже не мог. Призывно помахав рукой Мишка сделал несколько шагов навстречу и, сойдясь с вплотную, негромко скомандовал:
- Кончайте его… быстро и без разговоров.
- А что, ты больше…
- Все! Кончайте.
Дормидонт Заика, в отличие от напарника, ни удивляться, ни вообще как-то реагировать на мишкины слова не счел нужным - как шел, не торопясь, так и дошагал до дерева, к которому привязали пленника. А как дошагал, махнул рукой и проломил ляху висок рукоятью кинжала - ни крови, ни криков. Сунул кинжал в ножны и принялся отвязывать мертвое тело так же деловито и неторопливо, как недавно возился у костра.
Конечно, хорошо было бы привести в Туров такого свидетеля, но если княгиня Туровская узнает, что Мишке стало известно о каких-то ее связях с комесом Силезии… Нет, лучше не рисковать.
- Если будут спрашивать, скажете, что от пыток помер.
Заика только молча кивнул, а Арсений поинтересовался:
- И Корнею тоже так говорить?
- Нет, Корнею и Аристарху можете сказать, как было, но больше никому.
- Ага! А про нас потом говорить станут, что мы дела своего не знаем, и у нас пленники мрут!
- Ну, скажешь, что это я его угробил, - Мишка пожал плечами. - Ты предупреждал, а я по неумелости перестарался. Я, если что, подтвержу.
- Угу… ну, ладно, коли так. А узнать-то, что хотел, узнал?
- Узнал.
- И что?