"Я уйду, - ответил ей Крысолов. - Но ты будешь ждать моего возвращения".
* * *
Перед тем, как выйти в море, отродьям пришлось сделать несколько вылазок за продовольствием - ягоды, грибы, орехи дружно собирали в лесу, Люция посоветовалась с окрестными пчелами и указала несколько мест, где можно было брать мед. Подорожник взял с собой Петрушку и сбегал в отдаленную деревню, где дурачок купил у крестьян большой мешок муки. Айден сделал запас рыбы - Корабельник с Лекарем осмотрели ее, сочли безвредной и разрешили засолить.
Рада сияла от счастья: ей почти каждый день удавалось вволю поплавать - с Айденом ей разрешалось уходить в океан, и, пока он охотился за рыбой, она успевала набрать кораллов и жемчуга. Так что уже через неделю все девушки украсились ожерельями и браслетами сказочной красоты. Сверлить дырки в крупных жемчужинах и коралловых обломках подрядили безотказного Петрушку, и он старательно пыхтел над ними по вечерам, когда все, кроме вахтенных, наработавшись, блаженно сидели в кают-компании.
В плаванье нужен был запас пресной воды - к счастью, в ближайшем лесу нашелся родник, и Кудряш с Леем несколько дней возили на шхуну воду в дубовых бочонках, обнаруженных в трюме. Возможно, владелец посудины приторговывал вином, поэтому вода в бочках становилась чуть розоватой и попахивала спиртом, но на это никто не жаловался. Корабельник торопил стаю - в бухту могли забрести окрестные жители, горожане могли отрядить погоню (в том случае, конечно, если они каким-то образом обнаружили, что замок пуст). Девушки латали истрепавшиеся паруса, Птичий Пастух, почти совсем оправившийся от раны, вдвоем с Умником чинили и приколачивали кое-где прохудившуюся обшивку.
В море вышли на четвертый день.
Если бы не настоятельная необходимость работать, не покладая рук, путешествие можно было бы назвать увеселительной прогулкой: погода удивительно благоприятствовала мореплавателям, все время дул попутный ветер, а Корабельник оказался незаурядным капитаном, хотя морское дело изучал чисто теоретически.
Дикарь Айден вполне освоился в стае и научился не только болтать, но даже шутить - он был на редкость смышленым отродьем, да и постоянное общение с Птичьим Пастухом явно пошло ему на пользу. Капитанскую каюту он без возражений уступил Корабельнику, а сам устроился в матросском кубрике с остальными.
Чайки, постоянно сопровождавшие шхуну, неожиданно подружились с Леем: тот все дни проводил на марсовой площадке грот-мачты, и они, кажется, стали принимать его за большого птенца. Конечно, беседовать с ним, как с Птичьим Пастухом, они не собирались, но имели обыкновение по утрам притаскивать ему на мачту мелких рыбешек и даже больно клевались, если им казалось, что он сидит слишком близко к краю площадки. А Лею нравилась высокая должность впередсмотрящего - и его обычная молчаливость в уединении на верхушке мачты была в самый раз. Порой он даже оставался там ночевать, но тогда Корабельник приказывал ему привязать себя к мачте, чтоб не свалился во сне.
На пятый день путешествия Лей, как всегда, на рассвете вышел из кубрика, взяв с собой лепешку и горсть орехов, привычно вдохнул полной грудью свежий морской ветер, привычно взлетел, и… увидел, что на его личной площадке уже кто-то есть. Лей, роняя орехи и стремительно снижаясь, протер глаза. Незнакомец не исчез и не пошевелился.
- Кхм-кхм, - нерешительно покашлял Лей.
Никакого ответа. На палубу, зевая, вышел Птичий Пастух, потер шрам на загорелом плече, потянулся, потом принял боевую стойку и начал скакать вокруг Лея, делая молниеносные выпады. Лей, машинально парируя удары, некоторое время тоже скакал по палубе, но, наконец, обрел дар речи и воскликнул:
- Птиц!.. Да посмотри ты вверх-то!..
Птиц озадаченно остановился, пропустил предательский удар в корпус, согнулся, притворно застонал, потом сел на палубу и уставился в небо. Над ним высоко на верхушке мачты кто-то сидел. Птичий Пастух вгляделся и ахнул:
- Тритон!.. Лей, зови Учителя, быстро! Да не топай ты, спугнешь…
Однако Тритона не спугнула и вся стая, высыпавшая на палубу. Он просто не обратил на них внимания, как будто они были чайками, кружащимися возле его гнезда. Сидел, поджав по-турецки ноги, худой и обтрепанный, и смотрел в небо. И молчал, как пень.
Из капитанской каюты стремительно появился Корабельник, на ходу вдевая руки в рукава рубахи.
- Нета, а ты чего стоишь? - тихонько спросил Кудряш, подтолкнув локтем Нету, которая действительно стояла, опустив руки, и молча смотрела вверх. - Это же Тошка. Лети!
Она медленно, с места, как во сне, стала подниматься над палубой. Учитель ее опередил - он уже стоял на рее, чуть наклонившись к сидящему.
- Тритон! - услышала Нета его спокойный голос. - С тобой все в порядке?
Тот слегка повернул голову, покосился на Учителя, коротко ответил:
- Да, - и снова стал смотреть в небо.
- Есть хочешь? - спросил Корабельник.
Сначала казалось, что Тритон не ответит. Он некоторое время молчал, и вся стая, затаив дыхание, ждала. Отродья не верили своим глазам: живой и даже, кажется, невредимый Тритон сидел на мачте, как ни в чем не бывало - и это на пятый день плавания, когда берег давно исчез из виду!..
- Нет, - наконец, ответил Тошка, чуть качнув головой.
Нета осторожно протянула руку и коснулась его пальцев. Пальцы были теплые, грязные и исцарапанные.
- Где же ты так ободрался, Тош? - спросила она тихо.
Он повернул голову, посмотрел на нее ничего не выражающим взглядом и сообщил:
- Спать хочу.
- Так спускайся! - не выдержал Кудряш. - Чего ты там расселся?
Тритон покачал головой.
- Не могу.
- Как это не можешь?
- Сил нет. Я тут посплю.
- Еще чего! - Корабельник сгреб его в охапку и не слишком изящно, но быстро спустился вниз. На палубе Тритона с двух сторон подхватили Птичий Пастух и широко улыбающийся Айден, который, кажется, почуял в полуголом пришельце родственную душу, и повели в кубрик. За ними немедленно последовал Лекарь с некоторой озабоченностью в голубых глазах. Отродья сдержанно загомонили.
- Неточка, - начала было Рада, но, увидев лицо подруги, осеклась и замолчала.
- Это… ну… - вдруг сказал Петрушка. - А может это и не Тритон вовсе?..
- Как это не Тритон? - Подорожник озадаченно посмотрел на него. - А кто ж тогда?
- Дак может… Морок это?.. - Петрушка почувствовал всеобщее недоверие и заговорил быстро-быстро, как будто опасался, что его не дослушают или перебьют. - Ну, Морок! Не знаете, что ли?.. Я-то сам только один раз видел. И он меня не поймал. А бывает - забирает он людей навсегда, мучает до смерти. Не слыхали, что ль?.. Ну, вот, к примеру, сильно вы по ком-то тоскуете… умер кто… или уехал… А Морок это дело чует и приходит. И прямо вылитый делается ваш потерянный. Не отличить. Дак только не человек это. И… не отродье даже. Морок - он морок и есть. Душу высасывает. Вы его своей тоской и своей любовью питаете, так получается. Вот я и говорю… это… Нета, ты как?.. Чуешь, что это Тритон, или нет? Потому что, я ведь говорю, если это Морок, то… - голос дурачка дрогнул, и он закончил совсем тихо: - То это твой Морок, Нета.
Отродья переглянулись.
- Ну, ты совсем уже, Жмых! - сердито сказала Рада. - Может, конечно, у вас, людей, и есть какой-то Морок, я не спорю… но мы-то отродья! Неужели ты думаешь, что Нета бы не почуяла… - Рада растерянно посмотрела на молчащую Нету и неуверенно добавила: - И Лекарь. Он же лекарь. Ему же двух минут хватит, чтобы понять, кто перед ним - отродье или тень бесплотная. Правда, Умник?
Точно в ответ на ее слова из кубрика появился Лекарь. Оглядел встревоженную стаю и пожал плечами.
- Что вы так нахохлились? Это Тритон. Измученный сильно, но в целом ничего. Выспится, поест и будет как новенький.
- Ну, что я говорила?! - Рада торжествующе посмотрела на смущенного Петрушку. Дурачок, пристыженно кряхтя, отвел глаза и спрятался за широкую спину Подорожника.
- Можно мне зайти к нему, Лекарь? - вдруг тихо спросила Нета.
- Ну, конечно. Но он спит, как бревно.
- Ничего. Я не буду его будить, просто посмотрю.
Она скрылась за дверью кубрика. Отродья молча проводили ее глазами.
- А вам не кажется… - начала Люция.
- Подождем, - перебил ее Умник, и стая, не глядя друг на друга, разошлась по делам, которых на шхуне каждый день было хоть отбавляй.
Нета постояла у порога, привыкая к полумраку кубрика. На дальней койке спал Тритон, больше там никого не было, и Нета какое-то время просто слушала его ровное сонное дыхание.
Потом подошла и села рядом. Минуты текли. Тритон спал.
Нета протянула руку и провела пальцами по теплой загорелой щеке.
- Зачем ты это делаешь, Ной?
Крысолов потянулся и сел. Насмешливые серые глаза уставились на девушку.
- Что ты нашла в этом жалком мальчишке, Нета?
- Не знаю. Тебя?..
Нежный рот чуть скривился.
- Ты влюблена в него, в этого глупого индейца, так?
Нета помолчала, потом спокойно сказала:
- Знаешь, Ной, когда я была маленькой девочкой, моя мама делала конфеты. Она варила шоколад и опускала в него разные фрукты - вишню, сливу, абрикосы… Я больше всего любила вишню. Мы, дети, делали для этих конфет обертки, раскрашивали в разные цвета: вишня - красный, слива - синий, абрикос - желтый… Младшие часто путались, потому что все конфеты в шоколаде выглядели одинаково. Но я всегда безошибочно выбирала вишню.
Крысолов рассмеялся неприятным смехом.
- А когда я был маленьким мальчиком, я мог сделать так, что все конфеты доставались мне одному!.. Ладно, не плачь, я уйду. Или сыграть им на дудочке? - Он подмигнул.
Нета отвернулась.
Когда она встала и пошла к двери, в кубрике больше никого не было.
13
На тринадцатый день путешествия отродья захандрили. За время плавания все загорели, обветрились, просолились насквозь и сильно отощали. Платья висели на девушках, как пустые мешки, и даже Рада уже бросила ушивать и переделывать свои наряды.
Вечером тринадцатого дня она понуро сидела на палубе, собирала рассыпанные бусы и ворчала на Подорожника, который, кажется, стал еще длиннее из-за отчаянной худобы и совсем уже не знал, куда девать руки и ноги.
- Плывем, плывем, - выговаривала Рада ни в чем не виноватому парню. - А куда плывем, спрашивается? Все равно этот Крысолов может в любую секунду оказаться прямо тут, перед твоим носом. Если захочет. Но, по-моему, ему на нас наплевать. Даже обидно. Если бы я была на месте Неты, я бы с ним сбежала. Ну, что ты на меня смотришь, как мышь на крупу?.. Да, сбежала бы! - повторила она с вызовом. - Он, по крайней мере, не такой скучный, как ты. Интересно, как он выглядит? Неточка все знает, но не рассказывает. Скрытная такая!
Подорожник пожал плечами.
- По-моему, он выглядит, как Тритон. Ты же видела. И все видели.
- Дурачок ты, - Рада дотянулась и снисходительно потрепала его по голове. - Разумеется, он выглядит совершенно иначе. Тритоном он просто притворился. Чтобы помучить Нету.
- А мне кажется, - упрямо сказал Подорожник, - что Тошка и есть Крысолов. Просто он спал. А потом проснулся.
- Совсем рехнулся, да?.. - Рада посмотрела на него с жалостью. - Чем, по-твоему, Тошка похож на Крысолова? Я бы уж, скорее, подумала на Корабельника, если предполагать, что кто-то из нас…
- Я давно догадываюсь, что ты в Учителя влюблена, - мрачно сказал Подорожник и отвернулся.
- Конечно, нет!
- Конечно, да.
Рада рассмеялась и вскочила. Забытые бусы покатились с подола.
- Лучше догони меня, Подорожничек! Если догонишь - так и быть, поцелуешь. А не догонишь - я сама тебя поцелую!
Она понеслась по палубе и ровно через три секунды была поймана, схвачена и поцелована, но продолжала отбиваться и хохотать, пока оба не свалились на корме. Положив голову на широкую грудь Подорожника, Рада задумчиво сказала:
- Интересно, куда мы в конце концов приплывем и кто нас там встретит… Как ты думаешь, Райские Сады на самом деле существуют?
Подорожника меж тем волновал совершенно другой вопрос.
- Рада, ты меня любишь?
- Ну, конечно, Подорожничек… А почему ты сомневаешься? Посмотри, я тебя целую. И даже разрешаю со мной полежать. Хоть ты и подлец - я видела, как ты вчера разглядывал Алискины коленки.
- Ничьих коленок я не разглядывал, - пробурчал Подорожник. - Ты тоже вчера в кают-компании прижималась к Учителю. И после этого ты будешь мне рассказывать, что ты в него не влюблена?..
Рада пожала плечами.
- Если все, к кому я хоть раз в жизни прижималась, будут считать, что я в них влюблена, это же никакого сердца не хватит… Нет, мой герой, я совершенно не влюблена в Учителя. В него Люция влюблена, разве ты не знаешь? Конечно, я не спорю, он загадочный и прекрасный, - Рада мечтательно улыбнулась. - И было бы неплохо, если бы и он тоже… тоже стоял передо мной на коленях, как все мальчишки. А я бы печально покачала головой и сказала: нет, я другому отдана… и буду я ему верна. Подорожник! Стихи получились! Слыхал? - Рада в полном восторге обернулась к своему верному спутнику и насторожилась. - Что?.. Что ты увидел, Подорожничек?
Он озабоченно всматривался в горизонт, и его лицо все больше мрачнело.
- Что там Лей, уснул, что ли?.. Туча, Рада. Кажется, будет шторм. Иди к девчонкам, я пойду Учителю скажу.
И, глядя ей вслед, вполголоса добавил:
- Корабельник ни перед кем на коленях стоять не станет, это точно. Сдается мне, что он уже вставал однажды… раз и навсегда. А больше ему никто не нужен.
Он свистнул Лею и, когда тот свесился с марсовой площадки, крикнул, указывая на горизонт:
- Ты гляди, какая туча!..
- Это не туча, - ответил Лей. - Это птицы. Вот я сижу и думаю - Пастуха позвать, или как?
Подорожник вгляделся. Теперь и он видел, что темная туча на горизонте - это огромная стая птиц, несущаяся прямо к кораблю.
Чуткий Птиц уже выскочил из кубрика с озабоченным лицом. Задрав голову вверх и нахмурившись, он ждал, глядя на стаю, по мере приближения все больше закрывавшую небо, так что становилось заметно темнее. Что-то зловещее было во всем этом, и Подорожник, наконец, сообразил, что именно: стая летела молча. Птицы не кричали, не галдели, лишь хлопанье множества крыльев стало слышнее, когда они приблизились к шхуне. Подорожник с удивлением заметил, что это были разные птицы, по преимуществу лесные - сойки, малиновки, дятлы, несколько разных видов сов, дикие голуби и зяблики. От стаи отделился большой старый дрозд и, тяжело взмахивая крыльями, опустился на плечо Птичьего Пастуха, заговорил по-своему, тревожно щелкая клювом. Тот внимательно слушал и кивал, потом обернулся к Подорожнику.
- Тут остров… недалеко. Покрытый лесом. Молния ударила в дерево, случился пожар. Остров весь в огне. Ветер в ту сторону, поэтому мы не успели почуять дым. Птицы… но дело не в этом. Там, на острове, мавка. Одна. Она там живет, понимаешь?.. Если мы не успеем, она погибнет. Беги к Учителю.
Он отвернулся и заговорил с дроздом, успокаивающе поглаживая блестящие перья птицы.
Подорожник уже исчез в кают-компании, и через минуту на палубу высыпали все отродья, отдыхавшие после трудового дня.
- Птиц, давай на шканцы, - скомандовал Корабельник, становясь к рулю. - Пусть твои птички дорогу покажут. Зюйд-ост?.. Ясно. Айден, потрави шкот! Лей, бом-брамсель… есть?.. Кудряш, Подорожник - трисели!.. Эх, ветерка бы… Алиса, попробуй усилить юго-восточный ветер! Умник, Жюли, помогите ей…
Шхуна выполнила изящный поворот; зюйд-ост, пока еще легкий, лениво наполнил паруса, и корабль, сопровождаемый птицами, начал двигаться к острову, еще не видимому вдали.
14
Ах, до чего стремительна была мавка, какой зеленой стрелой, лохмотьями обгоревшего платья, шелестом многочисленных монист и растрепанной копной рыжих волос она прыгнула с берега, превращенного пожаром в сплошной костер, в шлюпку - прямо в руки Птичьего Пастуха!.. Птичий Пастух, пошатнувшись от неожиданности, все же удержал, бережно прижал к груди худенькое, дрожащее от страха существо, заглянул в лицо, перепачканное сажей, и, будучи верным себе, улыбнулся самой обольстительной из своих улыбок. Мавка подняла на него золотистые глаза, приоткрыла по-детски пухлый рот и, обхватив своего спасителя за шею, заплакала сладко и взахлеб, как маленькая.
- Ну-ну, - сказал Птичий Пастух ласково. - Тише. Ты меня совсем задушила… Не надо плакать. Уже все хорошо. Сейчас мы все тут потушим… всех спасем… мы такие!
Мавка, всхлипывая, оторвалась от его груди и шмыгнула носом. Ее золотистые глаза быстро обежали лицо спасителя, и в них зажглись маленькие искры, как отсветы пожара.
- Ну, до чего же красивый! - прошептала она восторженно. - Как тебя зовут?
Спаситель приосанился. Стоя в покачивающейся на прибрежной волне шлюпке, изящный поклон было изобразить неудобно, однако Птиц вежливо наклонил голову и представился:
- Птичий Пастух. А как твое имя, прекрасная незнакомка?
- Мэри-Энн, - с готовностью сообщила мавка и кокетливо расправила обгорелые остатки платья. - Я тут живу. А ты меня не бросишь?
- Конечно, нет, - рыцарски пообещал Птиц, однако в его взгляде, обращенном на сушу, сквозила тревога. Оставаться в шлюпке, когда вся стая спасала горящий остров, было как-то нехорошо. Корабельник велел ему быть в резерве на случай всяких непредвиденных ситуаций - и вот непредвиденная ситуация, как водится, не заставила себя ждать: мавка, пулей вылетевшая из леса прямо ему в руки, столь же стремительно влюбилась. Она, похоже, даже забыла, что ее дом охвачен огнем. Птичий Пастух оглянулся на шхуну, стоящую на якоре неподалеку от берега. Там, на палубе, волнуясь, подпрыгивал Петрушка, и вахтенный Подорожник мрачно шагал от борта к борту, вглядываясь в черные облака дыма и пламя пожара.
Птиц, конечно, заверил Мэри-Энн, что отродья, как доблестные рыцари в сияющих доспехах, немедленно спасут все живое и с победой вернутся на корабль, однако, похоже, спасение затягивалось. Пожар не утихал.
Тонкая фигурка Люции металась в огне, ловя перепуганных оленят, зайцев и ошалевших от страха бурундуков и оттаскивая их ближе к воде. Кудряш стоял среди волчьей стаи, держа на руках пяток повизгивающих волчат, его рубашка тлела, и огонь заставлял светлые волосы трещать и курчавиться больше обычного. Алиса, Умник и Жюли плечом к плечу заклинали ветер, Рада и Айден, вскинув руки, посылали целые водопады в самые яростные очаги пожара, Лей и Нета снимали гнезда с горящих ветвей, на лету подхватывали выпархивающих желторотиков. Корабельник шагал среди бушующего пламени, как воплощение спокойствия и мощи, и там, где он проходил, пламя прижималось к земле и, ворча, отступало, точно укрощенный зверь, оставляя черные пятна выгоревшей травы и пепел погибших деревьев. И все-таки силы были неравными. Отродья быстро устали, а огонь был неутомим. Злая сила впавшей в ярость природы стократно превосходила все усилия маленькой стаи. Птиц, напрягая глаза, всматривался в клубы дыма, и то, что он успевал увидеть, заставляло его сердце колотиться в груди. Притихшая мавка испуганно цеплялась за его рубашку и глотала слезы пополам с хлопьями сажи, крутящейся в воздухе. Она тоже видела, что отродья переоценили собственные возможности.
Вот уже Кудряш качнулся и лег в раскаленный пепел, и волки взвыли тоскливо и бесприютно, прижимаясь запавшими боками к телу своего хозяина.