Любой мало-мальски наблюдательный человек уверенно скажет: скандалу быть. Это видно по сгустившемуся, вязкому, как кисель, молчанию и по осторожным, шаркающим шагам, когда люди серыми тенями шмыгают из комнаты в комнату, когда самые неугомонные из детей разговаривают тихо-тихо, почти шепотом, а женщины промокают платочками глаза и, жалуясь на головную боль, спешат скрыться из общей залы.
В зале, расположившись на диванах, стульях с гнутыми спинками и самодельных табуретах, сидят взрослые. Они курят, чего совершенно не допускается в обычное время, и дым красивыми завитками устремляется в распахнутое окно. Из окна тянет холодом: снаружи ярится ливень, и ветер швыряет крупные капли на пол, отчего палас, расстеленный под ногами, становится неприятно мокрым. Люди не обращают внимания на мокнущий палас, на то, что лучше бы закрыть окно и загасить папиросы, ведь никотин, по правде говоря, никогда еще никого не успокаивал. Но нет, они сосредоточенно подносят к губам самокрутки и затягиваются так, будто это их последняя сигарета на пути к эшафоту.
Йозеф с напряженной спиной вышагивает туда-сюда в прилегающем к залу коридорчике, чутко вслушиваясь в обрывки фраз, которыми обмениваются в зале, и те выкрики, что долетают с кухни. Руки "завхоза" скрещены на груди, он весь - будто сплошное отрицание и держится подчеркнуто отдельно. Он до сих пор не решил, к какому же лагерю примкнуть. Его внутренние весы замерли посередине.
Ситуация патовая: Йозеф не может прямо встать на сторону Алекса, который сейчас объясняется с Жоржи, торопливо хлебая горячий чай на кухне. Но и присоединяться к остальным резону нет. Без толку. Не оценят. Йозефу д ороги этот дом и приусадебное хозяйство, но, лишившись главной своей поддержки - Алекса, он быстро рассорится со всеми. Не уживется он здесь, и это ясней ясного. А поддержать Алекса, уйти с ним - себе дороже. Он не готов к таким испытаниям, они ему не то что не нужны - просто-напросто противопоказаны. Стать охотником? Мотаться по стране, выслеживая и убивая целителей? Бог ты мой, да за что ему это счастье. Он и раньше подозревал, чем занимается Алекс, однако ничего не имел против. Да многие уверены - дело нужное: как целителей под корень изведешь - так, глядишь, земля-то опять прежней станет. И он так думает. А что? Люди ж они разве, целители? Откуда им такой дар? Почему им, жалкой горстке? Чем они выделяются? А сами молодые, сильные, хотя, говорят, многие уж в возрасте были. И еще брешут, мол, по земле ходят, когда не видит никто, только свои, стало быть. И хоть бы хны, паскудникам. Нет, не божьей волей талант им даден, а попущением бесовским. Враги и есть, пособники человека-тени, а если не пособники, то всё равно замазаны. Никак они не могут быть такими же, как и все, жертвами игры, овечками безвинными, на которых - бах! - и свалилось вдруг невероятное и в чем-то страшное умение.
А вот, оказывается, кое-кто уже давненько так не считает. По-другому этот кто-то мыслит, иначе. Да остальных к своему мнению склонил, и когда успел? Странно получается: Жоржи с Алексом (по его словам) заодно всегда были, всегда вместе, рядом. И вот - на тебе. Приплыли. Ссорятся из-за каких-то вздернутых на сук целителей. Было б из-за чего. Одним больше, одним меньше.
Алекс приехал мокрый, грязный и злой, как некормленый третий день пес. Бывалые люди и знающие толк охранники специально держат сторожевых собак полуголодными, тогда те бросаются на каждый шорох и лютуют так, что незадачливый воришка или грабитель, чудом успевший забиться в узкую щель или влезший на дерево, молит бога, чтобы скорее подоспели хозяева. С теми, по крайней мере, можно столковаться, с собаками - нет.
На щеках Алекса полыхал малиновый румянец, а глаза нездорово блестели. Он обругал ребятишек, когда те выбежали посмотреть на "вернувшегося дядю Алекса"; нагрубил Лидии, запутавшись в вывешенном на просушку белье, и та застыла над тазиком с простынями и наволочками, раскрыв рот. В довершение всего Алекс отвесил затрещину Грине, который увидел на форменной рубашке мужчины погоны и, подстегиваемый любопытством, осмелился спросить, что на них написано.
- Так что там написано? - спросил появившийся в дверях Жоржи. Всклокоченная густая шевелюра и борода - он начал отпускать ее месяц назад, - грозно нахмуренные брови, жесткий взгляд делали его похожим на страшного Пана. Мальчишка тут же юркнул за обширную спину заступника и настороженно следил за Алексом двумя черными глазами-маслинами.
Алекс метнул на Жоржи быстрый взгляд. Народ всё прибывал: женщины, мужчины, дети толпились в дверях. Они смотрели на Алекса и молчали. Нет, на самом деле они открывали рты и что-то говорили, они качали головами и переминались с ноги на ногу, они обвиняюще размахивали руками и жалели маленького паршивца Гриню. Алекс ничего не слышал. Пустое пространство, отделяющее его от них, словно космический вакуум, не пропускало ни звука.
- Эй, да что там у вас такое?! - прорвалось наконец сверху. Это кричал с чердака беспокойный Кори.
И плотина молчания рухнула: голоса и звуки под огромным напором устремились в образовавшуюся брешь.
- Тихо! - не выдержав, рявкнул побагровевший Алекс. Лицо его болезненно искривилось, как если бы кто-то большой и тяжелый отдавил ему палец. - Хватит! Пррек-рра-тить, я сказал!
Но народ не унимался. Люди выплескивали всё, что накипело за два года, всю свою нелюбовь, страх и опасения. "Подданные" бунтовали. Не таясь, в открытую. Они наконец поняли: диктаторы не отрекаются от власти - их свергают.
- Тише! Тише! - перекрывая гвалт, пробасил Жоржи. - Я с ним переговорю. Мы сами разберемся.
Люди понемногу успокоились, разошлись. Алекс переоделся в сухое, но злополучную рубашку с погонами комкал в руках; на скулах у него затвердели желваки, лоб собрался морщинами.
- Пойдем, - сказал Жоржи. - Поешь. Марьяна пирогов настряпала.
Они спустились на первый этаж, в кухню. Алекс обжигаясь, выхлебал тарелку супа и, съев жаркое с картофельным пюре, принялся за чай. Пил большими глотками, морщился и даже не притронулся к своим любимым пирогам с капустой.
Жоржи отстраненно наблюдал за товарищем.
- Осуждаешь? - Алекс исподлобья зыркнул на него. - Я сорвался, понимаешь? Ты понимаешь это?! Вы сидите здесь, в тепле, в достатке, а я, высунув язык, ношусь в Лайф-сити! в Беличи! в Миргород! Как безумная броуновская молекула! Взад-вперед, туда-обратно. Мне покоя не дают эти целители. Мне не дает покоя Влад Рост! Помнишь его? Мы приютили этого изувера, накормили, обогрели, а он, он!..
- Что? Ничего плохого он не делал.
- А-а, защищать его будешь? Как мартышки из Лайф-сити? Почему его все, все защищают?!
Жоржи лишь угрюмо пожал плечами.
- Видишь? - Алекс сунул ему под нос рубашку. - Я охотник, да! Я горжусь этим! Скажу тебе по секрету, брат, кое-где охотников уважают. Уважают, потому что боятся. - На губах Алекса плясала язвительная усмешка. - Это "кое-где", брат, ты можешь смело заменить на "везде". А что я вижу здесь? Да меня в грош не ставят. Меня - меня! - презирают за то, что я - охотник! Так-то ты воспитываешь детей, Жоржи? А я молча глотал всё это. Отложу-ка на потом, думал я, к чему нам склоки. Да я пёкся обо всех вас, как курица о неразумных цыплятах, а вы! вы!! Отчего вам так спокойно живется? Отчего полон дом всякого добра? Да потому что я - я! Алекс Грабовец! - крупная шишка среди охотников. Так скажи мне, Жоржи, неужели мне никто не рад здесь?
В зрачках Алекса отражался висящий под потолком абажур, и зрачки жили собственной жизнью. В них кипело адское варево уязвленной гордыни, обиды, страха и ненависти. Белки глаз, все в красных прожилках, напоминали сети, в которых бьется, не в силах выпутаться, пойманная и брошенная в темницу душа…
Жоржи грузно сидел на табурете, положив руки на стол; на шее мощно - страшно! - пульсировала вена. Он пожевал губами, нахмурился, с хрустом сжал волосатые кулаки и открыл рот, собираясь сказать одно только слово - "нет". Но Алекс испугался, не дал слову выпорхнуть на волю.
- Нет, не говори, - поспешно сказал он. - Лучше спроси меня, Жоржи. Спроси, почему я стал охотником?
- Почему? - мрачнея, спросил Жоржи.
- Да всё из-за треклятого Влада Роста, который никому не делал ничего плохого! Никому, кроме меня! Он ведь убил меня там, в том доме на холме, когда мы с соседями преследовали его. - Алекс пьяно всхлипнул, хотя был абсолютно трезв. Сгорбился. Замер на стуле нелепым манекеном. - Уби-ил, - протянул плаксиво. - Знаешь, как тяжело жить вот таким… мертвым? Знаешь?! - Он ухватил Жоржи за ворот, притянул к себе и теперь шипел и плевался ему в лицо.
- Я их не любил раньше, целителей, я подозревал, что они связаны с человеком-тенью. Сейчас я точно знаю это. Когда Рост смотрел мне в глаза, когда он приказал: "Умри", я будто заглянул в бездну! Черную-черную бездну, в которой хлопали тысячи крыльев, и холод ледяной иглой пронзал сердце. Почему я не умер, Жоржи? Почему я не остался лежать там навсегда? Ненавижу их, гадов! А Влада Роста ненавижу вдвойне! Да, я мщу ему! Им! Всем! Я их всех убью! Всех! Сделаю покойниками! Покойниками!! - Алекс обессиленно откинулся на спинку.
- Тебе надо отдохнуть. - Жоржи поднялся из-за стола, подошел к окну. За окном сгущались сумерки, и струи дождя сшивали суровой нитью бездну на земле и бездну в небесах. Посередине, жалкие и ничтожные, бултыхались люди. Они любили, страдали и ненавидели. Но, прежде всего - играли. И кое-кто из них заигрался настолько, что совершенно потерял всякие моральные ориентиры. Как больно и как жалко, что этот "кто-то" - твой друг. Бывший хороший друг.
- Думаешь, я спекся? - спросил вдруг Алекс. - Сбрендил, да?
- Скольких целителей ты убил?
- Пятерых, - Алекс надсадно рассмеялся. - Я не веду счет, не делаю засечки или татуировки. Но я помню их - каждого.
- А тех, кто им помогает?
- Что? А-а. В расход, - Алекс чиркнул по горлу.
- Ты так спокойно говоришь об этом…
- А как мне говорить? - перебил Алекс. - Шептать на ухо? Тайком? Мне не стыдно! На этой неделе в Миргороде мы повязали целую банду. Это была крупная, тщательно подготовленная операция. Никто не скрылся, кроме главаря, шустрого толстяка. Ничего, выследим и вздернем. Жаль, среди них не оказалось нашего знакомого - Влада. А ведь он сейчас в Миргороде, прячется по дешевым ночлежкам и притонам: мои люди видели недоноска. Перевернули весь город и окрестности - нет поганца, как в воду канул. Ладно, пусть побегает, дойдет и до него очередь. Пока что мне надо решить кое-какие финансовые затруднения да отвезти ребятам боеприпасы. Эти целители живучие, как кошки, уймищу патронов на них извели. С ними держи ухо востро, убивай первым, прежде чем они убьют тебя.
- Судиями себя возомнили? - Жоржи скрипнул зубами. - А по какому праву? Ошибиться не боитесь?
- Ну… мы проверяем сведения. Да, накладки случаются, никто не застрахован. Впрочем, ерунда! Мертвый целитель стоит дюжины пострадавших. Идет игра, вечером человек пьет вино за барной стойкой и перемигивается с девчонками, а утром оступится - и рухнет в бездну. А босяков сколько, рванья этого? Без документов, грязные, вшивые. Жмутся по трущобам, воровством промышляют, грабежами. Чего их жалеть? Нас бы кто пожалел: ни сна, ни отдыха. Завтра надо заскочить в Вышки, и снова - в Миргород.
- Ты просто устал. Не надо тебе никуда ездить.
- А-а, - обрадовался Алекс. - Так всё же, брат, ты подозреваешь, что я спятил? Хочешь сказать, что я болен, что мне необходим постельный режим, и тому подобную чушь?
- Это ты несешь чушь! - Жоржи резко повернулся, его пальцы железными клещами впились в столешницу буфета. Посуда в буфете жалобно звякнула.
- Я? - опешил Алекс.
- Ты!
- Ха! Три раза "ха", милый друг Жоржи! Выходит, ты не поверил мне? Мне, своему лучшему другу, почти что брату? Мои слова влетели тебе в одно ухо и вылетели из другого? - Алекс вскочил со стула. Заметался по кухне, хищным зверем в клетке. Он снова стал жестким, целеустремленным и решительным. Нет, совсем иной человек пять минут назад изливал душу и плакался в жилетку.
Жоржи качнул головой:
- У тебя навязчивая идея.
- Да. Да! У меня идея! А у тебя что? Сидите тут, как крысы в норе!
- Какой-то параноидальный бред.
- О, конечно! Правду всегда называли бредом!
- Целители не убивают. Они лечат…
- И кто тебе это сказал? Пройдоха и мерзавец наподобие Роста? Так он соврал! Соврал, пойми же наконец!
- …а всякая сволочь, дурачье и ублюдки их за это преследуют.
Жоржи оттолкнул стоявшего у него на пути Алекса и прошел к двери. Он уже переступил через порог, когда за спиной раздался еле слышный щелчок.
- Стой, - изменившимся голосом сказал Алекс. - Значит, я - сволочь?
- Да, - спокойно подтвердил Жоржи.
- Уверен? - Алекс слизнул с губы капельку пота.
- Да. Иначе б не целился мне между лопатками. Надеюсь, ты понимаешь, что после этого будет? Независимо от того, выстрелишь ты или нет.
В наступившем молчании было слышно, как ходит наверху, в коридоре коротышка Йозеф. Жоржи так и стоял в дверях; его широкая спина не шелохнулась, но мышцы на шее напряглись, а дыхание участилось. Казалось, прошла вечность. А за ней - еще одна. И еще.
- Я… не целюсь, - выдавил наконец непослушным горлом Алекс. - Я… - Он дико завыл и рухнул на колени. Пистолет выпал из его ладони и закатился под шкаф.
Йозефу уже порядком надоело мерить шагами узкий коридор, надоело спотыкаться о комод, торчащий, бог ведает зачем, посередине коридора. Надоело прислушиваться к перепалке на кухне, и он прошел в зал. Сел на колченогий табурет, упер взгляд в пол. При его появлении замолчали. Только Марек, отец Грини, буркнул, выплюнув изжеванную папиросу:
- Скоро там?
Йозеф не успел ответить: снизу донесся истошный вой, сменившийся невнятными всхлипами. Люди завертели головами, недоуменно переглядываясь.
- Да что там, в конце концов… - Матеуш рывком вскочил с дивана.
- Эй! - Вслед за Матеушем со стула подпрыгнул и Кори. - Кто-то совсем рехнулся!
- Я посмотрю, - вклинился Йозеф, ближе всех сидевший к двери. Выметнулся в коридор, а затем на лестницу. Отчего-то Йозефу казалось, что ни Жоржи, ни Алекс вовсе не горят желанием быть увиденными. Он осторожно, ставя ногу с носка на пятку, спустился вниз; ступеньки всё равно предательски поскрипывали.
Сцена, которая разыгралась на кухне, буквально ошарашила "завхоза".
- Я не хотел, не хотел… - бубнил, раскачиваясь и обхватив голову руками, Алекс. Он сидел на полу, над ним вековым дубом возвышался Жоржи - пугающе невозмутимый, с бледным, обескровленным лицом.
- Жоржи, прости меня, я не хотел… - твердил Алекс. - Бес попутал. Это всё целители, всё они, твари!
- Целители? Ты чуть не нажал на курок, а виноваты целители?!
- Да, да. Ты только не говори никому, Жоржи. Забудем, мы же друзья?
Йозеф, крадучись, отступил к лестнице. Сердце его часто и тревожно билось, кашель наждачной бумагой царапал пересохшее горло. Но кашлять ни в коем случае было нельзя: заметят - и пиши пропало. Если уж Алекс чуть не застрелил своего старого приятеля Жоржи… застрелил, о господи! - Йозеф весь трясся, как в ознобе, то его вообще прихлопнет без сожалений. Таких "завхозов" - хоть ложкой ешь, а друг Жоржи единственный. Крепко, знать, сцепились…
Йозеф на цыпочках, стараясь не шуметь, поднялся обратно.
- Ну, что там? - набросился на него Марек.
- Чаем… кха… кх… - Йозеф всё же зашелся в кашле. - Чаем обжегся. На себя пролил.
- Алекс?
- Ну. - Йозеф и сам не понял - зачем соврал. Отвернулся, достал аккуратно сложенный носовой платок и украдкой промокнул выступившие слезы. Затем трубно высморкался и спрятал платок в карман.
- Тьфу ты. - Марек отошел к раскрытому окну, сплюнул, уставился в исчирканную дождевыми струями тьму. Матеуш повалился обратно на диван.
- А чего, чего орал-то? - Кори недоверчиво прищурил глаз.
- Ты пролей на себя горячий чай, узнаешь - чего, - неожиданно поддержал Йозефа каменщик Томах.
- Не бойся, не пролью, - заверил, усмехнувшись, Кори.
На лестнице затопали. Все как один повернулись к дверям. В зал, б ухая ногами так, словно не шлепанцы на них были, а армейские сапожищи, ввалился Жоржи. За ним плелся Алекс, - осунувшийся, сгорбленный, похожий на трепанное ветром пугало. Йозеф с изумлением отметил: кончился Алекс, был и вышел весь. Надо же, сильный мужик, охотник, а так раскис. Впрочем, на людях Алекс выпрямился, плотно сжал губы, глаза его зло сощурились. Интересно, о чем они с Жоржи толковали? К какому соглашению пришли? Зря, зря не дослушал. Алекс-то винился, в ногах у Жоржи валялся. Вот кто в доме настоящий хозяин, слабоват, значит, Алекс, не хватило ему пороху друга-Жоржи порешить. Без людей своих, без поддержки немногого охотник стоит.
- Садись. - Жоржи придвинул Алексу табурет. - Окно закрой, - обратился к Мареку. - И курить прекращайте. Устроили тут… хоть дюжину топоров вешай.
Алекс, презрительно дернув плечом, отпихнул табурет.
- Присел бы, раз все сидят, - проворчал из угла Томах. - Ишь, гордый. В ногах правды нет.
- У меня своя правда, - надменно процедил Алекс.
- Охотницкая? - ввернул язвительный Кори.
- Когда-то, Кори, - лицо Алекса смягчилось, - мы вместе искали способ одолеть чужака.
- Я помню. Но согласись, борьба с человеком-тенью и убийства людей - разные вещи.
- Не людей - целителей! - взорвался охотник. - Вы что, не понимаете?! Они связаны с чужаком, как марионетки с кукловодом! Они его солдаты, если хотите. Его маленькая армия. Поэтому их всех, всех надо раздавить, как мокриц! Этих двуличных гадин, этих… - Алекс затрясся, забрызгал слюной. - Надо связать чужака по рукам и ногам, лишить его глаз и ушей в нашем мире. Именно через целителей он вмешивается в нашу жизнь. Чем скорее мы их уничтожим, тем скорее закончится эта сволочная игра!
Кори пожал плечами. Как и другие, он не проникся пылкой и обличительной речью: слишком уж она походила на тщательно разыгранную истерику.
"Для кого он старается? - неожиданно прозрел Йозеф. - Кого хочет убедить? В чем? Или… обмануть?"
- Значит так. - Жоржи обвел взглядом мужчин, задержался на Алексе. - Мы тебя учить не будем, не маленький. Но здесь, в доме, будь добр, попридержать язык - не хочу, чтоб дети слышали. Я давно догадывался, что дело не чисто. Все эти твои длительные поездки, внезапные отлучки, сомнительные спутники, оружие в подвале…
Алекс недобро покосился на Йозефа, и тот, словно ребенок, застигнутый отцом за кражей варенья из буфета, отчаянно замотал головой: нет, нет, это не я. Разумеется, отец не поверит сыну, ведь улики налицо; и с гвоздя будет снят ремень с тяжелой пряжкой, дабы наказать воришку. Не виноват - не оправдывайся.
- …Но ты ничего не переносил на домашних, держал в себе, и я молчал. Можно сказать, покрывал тебя. Я хотел поговорить, всё выяснить. Да что-то мешкал, ждал - может, образумишься. И вдруг ты как с цепи сорвался. Какая муха тебя укусила?
- Ты прекрасно знаешь какая. Имя этого ядовитого насекомого я называл тебе полчаса назад. Целитель Влад Рост! Какого дьявола ты опять сворачиваешь разговор на него?!