Глава ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Вернувшись домой, Мыш проследовал прямиком к пластиковому тазу, служившему ему миской. Сосредоточенно, с голодной устремленностью доел он весь лежавший в ней сухой корм до последней крошки, выпил всю воду из стоявшей рядом плошки, а потом плюхнулся на свое любимое место у камина, даже не покружившись на месте, как он обычно это делает. Заснул он практически мгновенно.
Я пригнулся потрепать его по загривку и на всякий случай пощупал ему нос. Нос был холодный и влажный - все как положено. Хвост его слабо дернулся при моем прикосновении, но глаз он не открыл - слишком устал. Не знаю, чего такого особенного вложил он в свой лай, что смог разбудить весь дом, но это явно совершенно лишило его сил. Я снял ветровку и укрыл его - пусть спит.
Потом еще раз позвонил Томасу домой, но попал только на автоответчик. Поэтому я накинул на плечи свой тяжелый фланелевый халат - он теплый, а в моей подвальной лаборатории изрядно холодно, - сдвинул ковер, прикрывавший люк в полу, и спустился по стремянке вниз, по дороге воспламенив заклинанием свечи.
В моей лаборатории всегда было немного тесно, но с тех пор, как я взялся за обучение Молли, в ней и вовсе не пройти. Лаборатория представляет собой прямоугольную бетонную коробку. Три стены заняты дешевыми проволочными стеллажами, сплошь уставленными книгами и емкостями с необходимыми мне для работы материалами (ну, например, герметичный свинцовый контейнер, в котором хранятся полторы унции обедненного урана), а также прочими полезными в моем ремесле причиндалами. В число последних входят, скажем, пожелтелый от времени человеческий череп, лежащий на полке в окружении нескольких любовных романов в бумажной обложке, или имеющее ценность, скорее, для коллекционера собрание вампирских клыков - трофеев Стражей со всех Штатов, хотя большую часть добыли все-таки мы с Рамиресом.
В дальнем конце лаборатории, у свободной стены мне удалось-таки выкроить место для маленького стола и пары стульев. Здесь Молли выполняла большую часть своих заданий, вела дневник, упражнялась в расчетах заклинаний и держала книги, которые я давал ей на прочтение. Мы с ней как раз приступили к курсу изготовления бальзамов и зелий, так что в описываемый момент большую часть поверхности стола занимали ступки, колбы и горелки. Пожалуй - это и к лучшему: по крайней мере, они заслоняли пятна, оставшиеся от первого ее неудачного опыта по этому предмету. Рядом со столом поблескивал вмурованный в бетонный пол серебряный круг, который я использовал для призывания всякой нечисти.
Раньше главным моим рабочим местом служил большой стол в центре помещения. Только не сейчас. Сейчас всю его поверхность занял Маленький Чикаго.
Именно так я назвал уменьшенную модель Чикаго - по крайней мере, центральной его части в радиусе четырех миль от Бёнем-Харбор. Каждая улица, каждый дом были представлены здесь в упрощенном, уменьшенном виде. Я изготовил их из олова, но каждый элемент содержал крошечную частицу оригинала - коры с деревьев, крошки асфальта с дорожного покрытия, осколки кирпича (мне долгое время приходилось ходить с молотком в кармане). Модель открывала мне новые, весьма любопытные пути использования магии, и с ее помощью я мог теперь узнать о Сером Плаще гораздо больше, чем всего год назад.
Ну… или все могло рвануть к чертовой матери. Тут уж или одно, или второе.
Чародей я все-таки очень еще молодой, а Маленький Чикаго - безумно сложная игрушка, в которой циркулирует чертова уйма магической энергии. Мне приходилось из кожи вон лезть, совершенствуя модель с тем, чтобы она соответствовала постоянно меняющемуся городу. В противном случае модель могла выйти из строя, причем, вполне возможно, очень впечатляющим образом. Действительно, неконтролируемое высвобождение такого количества энергии в замкнутом пространстве лаборатории превратило бы меня в хорошо прожаренный стейк.
Короче, Маленький Чикаго - сложный и дорогой инструмент, и я ни за что бы не взялся за его изготовление, не будь у меня квалифицированного консультанта.
Я достал из кармана спичечный коробок, поставил его на край стола и повернулся к черепу.
- Поднимайся, Боб, - сказал я. - Дело есть.
Череп на полке пошевелился, и в пустых глазницах его загорелись крошечные огоньки. Послышался звук, напоминающий человеческий зевок, и череп повернулся в мою сторону.
- Что стряслось, босс?
- Новый злодей, и действует чертовски грамотно.
- Он что, перешел на метрическую систему? - удивился Боб. - Наш, американский злодей должен действовать не граммотно, а унциево!
- Что-то настроение у тебя игривое.
- Я просто возбужден. Ведь я сейчас повидаюсь с пышечкой, правда?
Я бросил на череп строгий, очень строгий взгляд.
- Она не пышка. И не пончик. И не ром-баба. И вообще, не баба. Она моя ученица.
- Как ни назови, - возразил Боб. - Но ведь я ее сейчас увижу, да?
- Нет, - отрезал я.
- Ох, - сказал Боб, вложив в это междометие всю обиду и разочарование шестилетнего ребенка, которого только что отправили спать из-за праздничного стола. - Почему нет?
- Потому что она все еще не научилась мудро распоряжаться своей силой, - ответил я.
- Так я ей помогу! - обрадовался Боб. - Уж с моей-то помощью она столько всего сможет!
- Вот именно, - кивнул я. - Запомни, ты под колпаком, пока я не скажу иначе. Не привлекай к себе внимания. Не смей открывать ей того, кто ты на самом деле. При Молли ты просто неодушевленная игрушка - вплоть до дальнейшего моего распоряжения.
- Гммм, - вздохнул Боб. - Такими темпами мне ни за что не увидеть ее нагишом вовремя.
- Вовремя? - хмыкнул я. - Для чего?
- Для того, чтобы восхититься ею в расцвете ее юной, невинной, полной жизненных соков красоты! А так к моменту, когда ты разрешишь мне поговорить с ней, боюсь, она начнет увядать.
- Почему-то я почти уверен, что ты переживешь такой удар.
- Жизнь, Гарри - это не только выживание.
- Верно, - согласился я. - Есть еще работа.
Боб закатил глаза-огоньки в пустых глазницах черепа.
- Брат мой. Ты держишь ее за монашку, а меня заставляешь работать как собаку. Это несправедливо.
Я начал собирать все необходимое, чтобы завести Маленький Чикаго.
- Кстати, о собаках. Сегодня вышла странная история, - я рассказал Бобу про Мыша и его лай. - Тебе известно что-нибудь про Храмовых Собак?
- Больше твоего, - вздохнул Боб. - Но ненамного. По большей части почерпнутое из слухов и сказок.
- И ничего, похожего на правду?
- Почти ничего. Ну, несколько моментов, на которых сходятся различные источники.
- Валяй.
- Они не совсем смертные, - сказал Боб. - Это потомки священной собаки Фу и земной суки. Они очень умны, очень преданы, выносливы и при необходимости могут здорово надрать кому-нибудь задницу. Однако основная их функция - сторожевая. Они следят, не проникает ли в наш мир темных духов или энергий, они охраняют людей или их территорию, а также предупреждают их и всех остальных об опасности.
- Что ж, тогда ясно, почему Старая Май отрядила на помощь Стражам изваяния этих Храмовых Псов, - я достал метелку, сделанную из рябиновой палочки и связки совиных перьев и осторожно смахнул ею пыль с миниатюрного города. - А что насчет этого лая?
- Их лай обладает некоторой сверхъестественной силой, - ответил Боб. - Во многих преданиях говорится о том, что его слышно на расстоянии до пятидесяти или даже шестидесяти миль. И его свойства не ограничиваются физическими: он способен проникать в Небывальщину, и его улавливают даже бестелесные создания. Они его боятся; большинство их бежит его как огня - кстати, при необходимости Мыш может запросто запустить зубы, несмотря даже на то, что они духи. Я думаю, этот лай-будильник, о котором ты говоришь, является частью его сторожевых свойств, этаким оповещением о грозящей опасности.
- Суперпес, - хмыкнул я.
- Но не пуленепробиваемый. Храмовые псы смертны.
Это стоило обдумать. Интересно, можно ли найти кого-нибудь, кто изготовил бы Мышу кевларовый бронежилет.
- Ладно, Боб, - сказал я. - Заводи и проверь системы.
- Слушаюсь, босс. Надеюсь, ты отметишь, что я делаю это, не повторив еще раз жалобы на несправедливость того, что ты видел эту пышку неглиже, а я нет.
- Отмечу в протоколе, - буркнул я, снял с полки череп и поставил его на лист голубого прозрачного пластика, обозначавший озеро Мичиган. - Проверь, все ли в порядке, пока я настрою морду лица для работы.
Череп повернулся лицом к городу, а я сел на пол в позе лотоса и закрыл глаза, сосредотачиваясь и замедляя сердцебиение. Дышать я старался реже, глубже, чтобы с каждым выдохом меня покидали тревоги, эмоции - все кроме того, что нужно для работы.
Помнится, раз, обсуждая со мной боевые искусства, Мёрфи сказала, что рано или поздно наступает момент, когда никто уже не может научить тебя ничему новому. И что стоит тебе достичь этого состояния, как единственным способом продолжать совершенствоваться остается передавать свои знания кому-то еще. Именно поэтому она занималась с детьми и вела курсы самообороны для женщин.
Тогда это показалось мне расплывчатой мудростью вроде тех, на которые так горазд буддизм, но блин-тарарам, она оказалась совершенно права. В свое время у меня уходил целый час на то, чтобы настроиться на нужный лад. Зато в процессе обучения Молли медитации я сам поневоле повторил азы этой науки и к удивлению своему понял их лучше и глубже, чем мне это удалось в ее возрасте. Даже не знаю, кто из нас двоих получил больше от наших совместных занятий, она или я.
Сейчас у меня уходило на сосредоточение десять-двенадцать минут. Когда я встал и вернулся к столу, во всем мире не осталось больше ничего кроме меня, Маленького Чикаго и необходимости найти убийцу.
- Боб? - прошептал я.
- Все в порядке. Зеленый свет, капитан, - добавил он, довольно удачно изобразив шотландский акцент.
Я кивнул, не говоря ничего в ответ. А потом я напряг волю, и огоньки в глазницах у черепа разом съежились до размеров булавочной головки. Свечи тоже померкли. Между оловянными зданиями вытянулись, перечеркнув улицы, черные тени. В лаборатории сделалось еще на пару градусов холоднее - это я буквально высасывал энергию из окружавшего меня воздуха; температура же моего тела, напротив, повысилась примерно на столько же, отчего кожа моя слегка горела. Я медленно выпустил воздух из легких, и у лица моего повисло маленькое облачко выдоха.
Медленными, осторожными движениями взял я спичечную коробку, открыл ее и, достав из нее кусочек зеленой эмали, положил ее на крышу крошечной копии моего дома.
- Reperios. Invenios, - повторил я несколько раз шепотом, положив одну руку на карту города, а пальцем другой прижав зеленое пятнышко эмали.
На мгновение ощущения затуманились, а потом Маленький Чикаго стремительно надвинулся на меня. Его здания росли на глазах, превращаясь в небоскребы, и пару мгновений спустя я стоял на улице перед оловянной копией моего дома в натуральную величину.
Еще секунда-другая ушла у меня на то, чтобы оглядеться по сторонам.
Внешне все напоминало Чикаго. Вокруг ощущалось движение. Неясные силуэты листьев, трепетавших на оловянных деревьях, призрачные образы настоящих листьев на настоящих деревьях настоящего Чикаго. Слабый свет пробивался сквозь занавески в обозначенных нишами оловянных окнах. Призрачные автомобили шуршали шинами по улицам. До меня доносились приглушенные звуки города, слабые запахи.
Ну, конечно, я мог задрать голову и увидеть себя самого, мое физическое тело, возвышавшееся над миниатюрным городом этаким двоюродным братом Годзиллы. В небе над Маленьким Чикаго мерцали огни: отсветы лабораторных свечей, оранжевые глаза Боба - слишком большие для звезд. Наверное, примерно так видится Солнце с дальних планет системы.
Я коснулся краски, чуть напряг волю, и зеленое пятнышко, вспыхнув крошечным клубком зеленого света, взвилось в воздух, на мгновение замерло над моей рукой, а потом крошечной кометой устремилось на север.
- Может, тебе и удалось выйти сухим из воды в других городах, Серый Плащ, - пробормотал я. - Но Чикаго - мой город.
Моя плоть тоже превратилась в комок мерцающего серебряного света, и я почувствовал, что лечу сквозь призрачные образы ночного Чикаго - таким же духом, как те, что окружали меня в созданной мною модели.
Поисковое заклятие привело меня в точку, расположенную в полутора кварталах южнее парка на Гуди-сквер - небольшого островка зелени, который городу удалось сохранить в обступивших его каменных джунглях. Яркая светящаяся точка догнала призрачный образ едущего по улице автомобиля, и тот разом сделался отчетливым и материальным.
- Попался, гад, - выдохнул я и подобрался ближе к машине, держась рядом с ее задним бампером и сосредоточив внимание на водителе. Призрачный образ, черт его подери, оставался расплывчатым. Стальной кузов машины сдерживал мое заклятие, и это мешало мне разглядеть водителя лучше. Возможно, мне и удалось бы накачать в него больше энергии и добиться большей четкости изображения, но я оставлял это на крайний случай. Малейший перебор - и все заклятие могло полететь ко всем чертям, оставив меня слишком изможденным, чтобы восстановить связь. Гораздо более разумным представлялось держаться вплотную к нему и слушать. Уловить звук проще - тем более, что тесный интерьер салона только усиливал его.
Машина остановилась в трех шагах от парка. Странное это место: образ у него какой-то раздвоенный. Парк пытается совместить в себе изысканную работу ландшафтного дизайнера и детскую площадку, и всякий раз, когда я вижу его, у меня складывается впечатление, что побеждают детки. Что ж, я за них рад. В возрасте четырех, или шести, или даже восьми лет думаешь не о эстетике итальянского Возрождения, а о том, где бы лучше поиграть. Я, во всяком случае, в свое время думал именно об этом.
Я сосредоточился чуть сильнее, и звуки ночного города ожили вокруг меня, превратившись из невнятного ропота в реальный городской шум - словно я сам стоял на этом месте. Шум уличного движения. Далекая полицейская сирена. Почти неслышный шелест шин по расположенной почти в миле магистрали. Похожее на стрекот кузнечика щебетание далекой сигнализации. Все это представлялось мне звуками оркестра, пробующего инструменты перед увертюрой.
Быстрые, уверенные шаги приближались к машине. Занавес поднимался.
Отворилась правая, пассажирская дверь машины, и рядом с первой призрачной фигурой возникла другая. Дверь захлопнулась - громче и резче, чем можно было.
- Ты с ума сошел, - спросил пассажир, - назначив встречу здесь?
- Чем это место плохо? - буркнул Серый Плащ.
Голос его оказался тенором, хот слышался мне отдаленным, словно из радиопередачи с помехами. И акцент… какой-то такой, восточноевропейский. Трудно сказать.
- Самое что есть гнездо чертовых зажиточных белых англо-саксонских американцев, - буркнул пассажир. Голос его звучал ниже, так же приглушенно, и ни намека на иностранный акцент я не услышал. Ни дать, ни взять телеведущий со Среднего Запада. - Здесь пруд пруди их частных секьюрити. Полиции. Стоит кому-то что-то заподозрить, и не успеешь оглянуться, как окажешься в центре внимания.
Серый Плащ негромко рассмеялся.
- Поэтому мы в полной безопасности. Глубокая ночь. Все эти милашки спят сладким сном. Нас никто не увидит.
Второй недовольно буркнул что-то в ответ. На пассажирском сидении вспыхнул и погас язычок огня, и до меня с легким запозданием дошло, что он просто зажег сигарету.
- Ну?
- Нет.
- Нет? - переспросил пассажир. - Ни телок? Ни чародея? Что значит - "нет"?
- И те, и другой, - произнес Серый Плащ. В голосе его послышался лед. - Ты говорил, он боится огня.
- Боится, - подтвердил пассажир. - Ты бы видел его гребаную руку.
Левая моя рука невольно сжалась с силой, от которой хрустнули суставы, и эхо реального звука в лаборатории донеслось и до воссозданного магией города.
Голова Серого Плаща повернулась как на звук выстрела.
- Чего? - не понял пассажир.
- Ты слышал?
- Чего слышал?
- Что-то… - неопределенно произнес Серый Плащ.
Я затаил дыхание, заставив пальцы разжаться.
Несколько секунд пассажир оглядывался по сторонам.
- Ты его боишься, - хмыкнул он, наконец. - Только и всего. Ты его упустил, потому и боишься.
- Да не боюсь я, - огрызнулся Серый Плащ. - Естественная предосторожность. Он сильнее и изобретательнее, чем у вас полагают. Вполне возможно, он смог каким-то образом проследить за мной.
- Сомневаюсь. Для этого требуются точность и тонкость расчета. Он не из таких.
- Правда? - хмыкнул Серый Плащ. - Он ухитрился почуять пожар прежде, чем их этаж отрезало, а еще разбудил весь дом - предварительно усыпленный мною, заметь! И преследовал меня некоторое время.
Пассажир напрягся.
- Ты что, приперся сюда с ним на хвосте?
- Нет. Я стряхнул его прежде, чем он успел сесть мне на хвост. Но это не исключает того, что он может использовать для слежки другие, более изощренные методы.
- Он просто громила, - сказал пассажир. - Примитивный громила. Он здорово умеет жечь и разрушать, но и только. Он как зверь, которого надо загонять и огораживать флажками.
Несколько секунд в машине царила тишина.
- Просто поразительно, - произнес Серый Плащ, - что такой идиот как ты сумел пережить встречу с этим чародеем.
Ага. Занятно. По крайней мере, с пассажиром я когда-то уже встречался. И он остался после это жив. Мало кто-то из моих противников может похвастаться этим - признаюсь, я сам не в восторге от этого - но и тех, кто выжил, не один и не два. Впрочем, даже это значительно сужало круг подозреваемых по сравнению с положением на несколько секунд назад.
А еще слова Серого Плаща заставили меня неуютно поежиться. Он гораздо лучше разбирался в положении вещей, чем любой другой, полагающийся только на свои пять чувств, и он умел шевелить мозгами. Для врага это самое что есть поганое свойство. Умному врагу не обязательно быть сильнее тебя, или быть быстрее тебя, или даже просто быть рядом, чтобы представлять собой смертельную угрозу. Блин, да если бы заложенная в машину бомба не сработала раньше времени, он бы изжарил разом меня и Мёрфи, и я погиб бы, даже не узнав о его существовании.
- Честно говоря, я удивлен тому, что чародей еще жив, - заявил пассажир. - Впрочем, это неважно. Если бы мы его убили, нас бы только благодарили за его устранение, и это играло бы нам на руку. А теперь пусть он расправляется со Скави - это тоже лишь помогает нам.
- Если только, - заметил Серый Плащ без особого энтузиазма в голосе, - ему не удастся расправиться и с нами.
Мгновение-другое оба молчали.
- По крайней мере, - произнес пассажир, - одной цели мы достигли. Он заинтересован в том, чтобы прекратить чистку.
- О да, - согласился Серый Плащ. - Его внимание ты привлек, это точно. Вопрос только в том, будет ли он помогать нам так, как ты, похоже, склонен полагать.
- Рискуя ради этого кружка ведьм? Конечно. Он не сможет удержаться. Теперь, когда ему известно о том, что задумал Скави, Дрезден из кожи вон лезть будет, только бы защитить их.
Ага. Скави. А эти ребята, значит, манипулируют мной, чтобы надрать ему задницу.