Сейчас девушка стояла у киоска с газетами и журналами на неширокой главной улице городка Абингдон, штат Вирджиния, в квартале от музыкального магазинчика, где Алли вселилась в неё. Цель сегодняшнего скинджекинга была исключительно познавательной. С той поры, как Алли очнулась в Междумире, прошло уже столько времени, что она потеряла представление о происходящем в мире живых. Кто выиграл последний чемпионат США по бейсболу? Как обстоят дела с глобальным потеплением? Какие новые фильмы вышли? Какие музыкальные группы сейчас топ-десятке? Таковы были причины для сегодняшнего скинджекинга. Вернее, это то, что она сказала Майки. То, в чём она сама пыталась себя уверить.
И вот она стоит у киоска с газетами и журналами, проглядывает, пролистывает их... И вдруг Алли обнаружила, что все эти новости ей совершенно неинтересны. Её занимает совсем другое, а именно: заимствованное тело. Сознание его истинной хозяйки она легко загнала куда-то на задворки, а сама теперь роскошествовала, наслаждаясь чужими эмоциями и ощущениями. На запад Вирджинии накатила волна жары. Влажность, сопутствующая ей, возможно, очень не нравилась живым, но Алли находила её чудесной. Чувствовать, как ей жарко, ощущать, как она потеет - всё это было так здорово, так по-человечески! В Междумире ей было отказано в этих простых радостях.
А ещё голод! Алли не знала, как давно её хозяйка ела, но она, без сомнения, была голодна, даже желудок бурчал. Она учуяла дурманящий аромат, доносящийся из расположенной неподалёку пекарни. Звякнул колокольчик - это покупатель открыл дверь, и на Алли накатила такая волна запаха, что ей показалось: ещё немного - и она взлетит, как на настоящей волне... Она не осмеливалась войти в пекарню, чтобы не наброситься на всю эту вкуснятину. Кто знает, а вдруг её хозяйка страдает диабетом или у неё смертельная аллергия на орехи? Алли вынуждена была напомнить себе, что скинджекинг - это честь, а не право.
Продавец вырвал её из раздумий:
- Мисс, вы покупаете этот журнал? Или собираетесь стоять и читать задаром?
Смутившись, Алли залезла в хозяйский кошелёк, выудила оттуда пару долларов и купила то, что держала в руке.
Только теперь, открыв чужую сумочку, Алли поняла, какое сокровище ей досталось - все эти милые, щемяще человеческие вещицы! Связка ключей с брелоком, на котором значилось "Я люблю Вирджинию"; бальзам для губ, пахнущий земляникой; пачка салфеток - нос у девушки был практически постоянно - ах, как прекрасно! - забит; а посреди всей этой роскоши - самое большое чудо: батончик "Сникерс". Алли обожала "сникерсы"... И вообще - девушке хотелось есть! К тому же батончик уже лежал в её сумочке - значит, никаких неведомых медицинских проблем у её хозяйки не было. Ну, не повредит же ей один ма-аленький кусочек?..
"Нет, мне не следовало бы..."
- Чего не следовало бы? - спросил продавец газет.
Оказывается, Алли произнесла это вслух.
- Я не с вами разговариваю.
Продавец бросил на неё странный взгляд, и Алли отошла от прилавка. Перейдя через улицу, она села на скамеечку в тени автобусной остановки.
"Я внутри этой девушки уже минут пятнадцать", - подумала она. Хозяйка тела наверняка перепугается до чёртиков, как только Алли покинет его. Она же не знала, что в ней был кто-то другой, эти четверть часа покажутся ей провалом во времени. Но с другой стороны - это же всего пятнадцать минут! И непохоже, чтобы девушка была занята чем-то действительно важным - стояла себе, никуда не торопясь, перебирала диски в музыкальном магазине. Неужели какие-то несколько лишних минут могут иметь такое уж большое значение?
Алли вытащила "сникерс", медленно надорвала краешек обёртки, аккуратно завернула... Верхний слой шоколада расплавился от жары. Алли запачкала пальцы и, конечно же, вспомнила Ника, отчего ей ещё больше захотелось найти утешение в еде.
Она поднесла "сникерс" к губам и откусила маленький кусочек. Зубы погрузились в мягкую карамель, восхитительный вкус растёкся по всему языку, лаская вкусовые сосочки... "Живые даже не сознают, какие они счастливые!" - подумала Алли. Они всё принимают как должное: жару, ветер, дождь, вкус шоколадного батончика, ощущение текучести времени и неудобство, доставляемое тесными туфлями. Для Алли все эти вещи были чем-то волшебным, необыкновенным, чудесным.
Принявшись за батончик, она уже не смогла остановиться. Укусила раз, потом другой, третий и... вскоре от "сникерса" осталось только воспоминание. Теперь, когда преступное деяние было совершено, на Алли нахлынуло чувство вины, которое почти - но не совсем! - перевесило удовольствие. Надо бы пойти обратно к тому киоску, купить другой батончик и положить его в сумочку. Да, она обязана это сделать.
- Ну и как, вкусно? - пропищал вдруг чей-то детский голосок.
Она вскинула взгляд: перед ней стояли очень маленький мальчик и очень старый мужчина. Малыш, которому на вид нельзя было дать больше трёх, смотрел на неё с холодным выражением, никак не вязавшимся с его детским личиком. Старик держал в трясущейся руке тросточку и тоже пялился на Алли со злобной, кривой ухмылкой. Что-то в этих двоих было до того жуткое, что Алли поёжилась от внезапного холодка, пробежавшего по спине.
- Он задал тебе вопрос, - прокаркал старик. - Как насчёт того, чтобы ответить, а? А?
- Да, - промямлила Алли. - Вкусно. Очень вкусно.
- В следующий раз, - добавил малец, - разживись молоком - запить.
Он ещё мгновение пристально вглядывался в неё и вдруг разразился смехом. Старик тоже захохотал.
От этой сцены повеяло такой сверхъестественной жутью, что заимствованная кожа Алли покрылась пупырышками.
Она извинилась, перешла через улицу обратно, к киоску, купила "сникерс" и положила в сумочку, а потом направилась обратно, в музыкальный магазинчик. Она освободит чужое тело точно на том же месте, на котором вошла в него - у стойки с альтернативным роком. Вот только очнётся девушка с чувством, что из её жизни выпало двадцать минут.
* * *
Майки ждал. А что ещё ему оставалось? У него не было способностей к скинджекингу; и хотя он мог бы следовать за Алли и наблюдать, чем она занимается в живом мире, он этого не делал. Не хотел. Ему почему-то было неприятно видеть, как она исчезает в чужом теле.
Ещё больше ему не нравилось то, какие тела она выбирает. Вот вечно ей нужно найти для скинджекинга самую неприметную тушку! Если уж ты в состоянии впрыгнуть в любое тело, то почему не в то, на которое приятно полюбоваться в зеркало? Разве что ты монстр, каким когда-то был Майки, и кичишься своей мерзкой наружностью. Алли, однако, никак не тянула на монстра. Так почему же она всегда ограничивается самым бросовым материалом?
"Наверно, я понял бы, если бы во мне было больше человеческого", - раздумывал Майки. Он столько лет пробыл чудовищем, что ему пока ещё трудно было мыслить и вести себя по-человечески: считаться с чувствами других, сдерживать проявления своего взрывного характера, проникать в самую глубь своей души, чтобы почерпнуть в ней терпение.
Вот чего ему страшно не хватало, когда Алли отправлялась на скинджекинг - терпения. Майки не находил себе места, ворчал, бурчал и жаловался на жизнь их грустноглазой лошадке. Он кипел, он бурлил и жалел о том времени, когда был МакГиллом, потому что гораздо легче проявлять дурной нрав, если ты и с виду отвратителен. А теперь что? Согласно Алли, он вроде бы очень даже милый. Милый?! Наверняка она специально сказала так, чтобы насолить ему!
- Я НЕ МИЛЫЙ! - проорал он, обращаясь к Шилох. Та вскинула голову и радостно заржала, как будто ей сказали что-то очень-очень хорошее. Это распалило Майки ещё сильнее. Хотя ему и не хотелось больше быть монстром, спокойно сносить то, что его приговорили к вечной миловидности, своенравный юноша тоже не собирался.
Он взглянул на свою правую руку. Когда-то она была уродливой клешнёй, покрытой такими мерзкими наростами, что о них даже вспоминать тошно. Он сам их вырастил, потому что обладал способностью изменять свою форму по собственному желанию. Это было до того, как Мэри открыла медальон и показала ему тот проклятый портрет, заставивший его вспомнить, кто он такой и как выглядит. Он перевернул руку ладонью вверх и всмотрелся в рисунок линий. От пальцев исходило неяркое послесвечение, но в остальном рука ничем не отличалась от обычной, человеческой. Она совсем не изменилась с того самого момента, когда Майки так неожиданно и не по своей воле превратился из монстра в человека.
А вот изменить свою данную от рождения внешность - совсем другое дело; в один момент это не получается - процесс долгий, едва заметный. На малейшее перестроение в физическом облике у Майки уходили недели упорного труда. Вместе с тем он ещё ни разу не встречал никого, помимо самого себя, кому бы удалось подобное. Конечно, с течением времени все послесветы изменялись, по мере того как забывали свою земную жизнь, но только один - Майки - мог сам выбрать, что и как в себе переделать. Он мог превратить себя во что угодно.
Но так было когда-то. С тех пор, как он стал самим собой, физически он не изменился ни на йоту. "Это всё твоя вина!" - бросил он Алли в один из моментов душевной слабости, но та лишь плечами передёрнула: "Не можешь изменяться? А я при чём? Не надо обвинять меня в своих проблемах!" Оно, конечно, так, но всё равно это была некоторым образом её вина. Чтобы что-то в себе перестроить, Майки было необходимо очень сильно этого захотеть. А поскольку Алли он нравился таким, каким был, то он просто недостаточно сильно хотел меняться.
Но ведь Алли сейчас здесь нет, так ведь? Она ушла скинджекить, практиковаться в своём умении - так почему бы Майки не потренировать своё? Если ему удастся произвести в себе хотя бы крохотную метаморфозу, это докажет, что он не совсем ещё растерял свой талант! Докажет, что Майки МакГилл вовсе не обречён быть симпатяшкой и милашкой по чьей-то злой воле, а остаётся таковым по собственному выбору.
Поэтому Майки решил не терять зря времени и попробовать - всё равно приходится сидеть здесь, на окраине городка, и ждать Алли. Он сосредоточился на руке, стараясь силой мысли и воли модифицировать реальность. Неважно, что и как там у него изменится, главное - изменится. Он так глубоко сосредоточился, что ему показалось, будто даже солнце в небе померкло.
И кое-что случилось!
Кожа между пальцами начала зарастать! Вот это да! Радостное возбуждение Майки росло по мере того, как его пальцы обзаводились перепонкой. Конечно, она доходила только до самого нижнего сустава, но всё же! К тому же превращение случилось гораздо быстрее, чем раньше. Когда он был МакГиллом, то на подобную метаморфозу ему понадобилось бы никак не меньше нескольких дней. Может, то, что он так долго был нелюдью, сделало его более податливым, эластичным?
Всего полчаса без Алли - и вот, пожалуйста, какой блестящий результат!
Вот тут-то его эйфории пришёл конец: великолепное происшествие показало свою мрачную изнанку.
"Означает ли это, что я очень быстро снова стану монстром, если Алли не будет рядом?"
Сквозь растопыренные пальцы он увидел торопящуюся к нему Алли и рефлекторно спрятал руку за спину. Чуть не выругался. Так зазеваться! Едва не попался!
- Пошли отсюда, - сказала его подруга. - Я закончила свои дела.
- Что-то ты долго!
Она пожала плечами:
- Там было много чего интересного почитать. Куча всяких статей...
Майки уже было подумал, что легко отделался, но в эту секунду она спросила:
- А почему ты прячешь руку?
- Вовсе не прячу, - возразил он, однако руку из-за спины не вынул.
В глазах Алли появилось озабоченное выражение - наверно, она вспомнила что-то не очень приятное, случившееся с ней во время скинджекинга.
- Пойдём, пойдём, - заторопилась она. - Что-то мне это место не нравится!
Майки взглянул на лошадь - и в то же мгновение Алли схватила его за руку и выдернула её из-за спины. Он сморщился, сообразив, что его застигли с поличным... Вернее, с поручным. Но к его изумлению, перепонка между пальцев исчезла.
- Хм-м, - протянула Алли. - Ничего. Похоже, правду сказал.
Он сомкнул вместе их ладони, переплетя её пальцы со своими:
- С какой стати мне тебе лгать?
Алли крепче стиснула его пальцы и улыбнулась:
- Ты теперь человек, а люди просто обожают врать!
Они уселись на лошадь, и Майки подумал: он стал куда более похож на человека, чем ему казалось, потому что он не только солгал, но эта ложь сошла ему с рук.
* * *
Городишко кончился, пошли поля. Алли и Майки наткнулись на старую сельскую дорогу, которая больше уже не являлась частью живого мира. Здесь Майки пришпорил лошадку, и та пошла рысью, чего никак не могла сделать на мягкой, податливой почве живой земли. Ехать по твёрдой дороге было куда веселей.
Алли сидела у Майки за спиной, и ему нестерпимо хотелось узнать, о чём она думает; потому что хотя она и была совсем близко, ему казалось, будто между ними мили и мили. Он по-прежнему дулся на неё за то, что она бросила его и ушла на скинджекинг, но разумно помалкивал: Алли была самой острой на язык девчонкой, какую он когда-либо встречал, и выиграть в споре против неё у него не было шансов. Она наверняка найдёт тысячу аргументов, почему она имеет право заняться скинджекингом, когда ей заблагорассудится, и оставить его в одиночестве ожидать конца её развлечений. Если уж на то пошло, это же не её вина, что он неспособен делать то же самое!
Как-то она сказала ему: "Неужели ты думаешь, что я не научила бы тебя, если бы сама понимала, как это происходит?"
Что ж, может быть, и научила бы, а может быть и нет. Всё-таки он был монстром, и кто знает, что бы из этого вышло, получи он такую силу. Уж наверно ничего хорошего. Сейчас, проскакав по холмам Вирджинии и въехав в Теннесси, Майки вынужденно признался себе в том, в чём избегал признаваться за всё время их совместных странствий: монстром он был просто великолепным, а вот бойфрендом - так себе, в лучшем случае - заурядным.
Как это частенько бывает в жизни, догадка Майки о том, что Алли сейчас где-то далеко, попала прямо в цель. Так оно и было. Её мысли всё время возвращались к тому городку, который они только что покинули, а потом - к тому, что был до него, и ещё дальше назад, и ещё... Алли рада была сбежать от цивилизации, но всё же никак не могла запретить себе думать о том, чтó оставила позади. Слишком силён был этот вкус - соблазнительный вкус жизни. Алли терзал глубокий, всепожирающий внутренний голод. Она чувствовала, будто превращается во что-то наподобие вампира, только её едой была не кровь, а телесные, физические переживания: непередаваемое ощущение живой плоти, аромат чужой жизни... Даже сейчас, сидя на лошади, она всей душой желала вновь оказаться внутри чьего-нибудь тела. Вот только ей нельзя поделиться этими мыслями и чаяниями с Майки - он не поймёт. Сопереживание не относится к числу его сильных сторон. Даже природа его собственных чувств была для него пока тайной за семью печатями - где же ему понять Алли?! И несмотря на то, что она крепко обнимала юношу, прижавшись к его спине, между ними словно выросла стена.
Алли держала свою жажду плоти за семью печатями, она была уверена, что сможет совладать с нею... Но тут пошёл дождь.
В своей земной жизни Алли всегда любила дождь. Когда другие тепло кутались и раскрывали зонтики, она наслаждалась чудесным ощущением дождевых капель на лице, на волосах... Мама всегда твердила ей: "Вот простудишься и умрёшь!". Маме и в голову не приходило, что смерть придёт к её дочери совсем в другом обличье.
Но дождь в Междумире - это совсем другое дело. Он льёт не на тебя, а прямо сквозь тебя, щекочет внутренности - так и хочется почесаться, а не можешь. Противное ощущение, к которому Алли никак не могла привыкнуть.
Лёгкая изморось превратилась в нормальный дождь, а тот перешёл в ливень. "Я хочу чувствовать воду на коже, а не под ней!" - в тоске думала Алли. Ей хотелось вымокнуть так, чтобы единственным средством от простуды смог стать только жарко пылающий камин.
Они с Майки всегда отдавали предпочтение сельским дорогам перед большими шоссе. Сейчас дорога привела их к озеру - здесь она разветвлялась и огибала его с обеих сторон. Ребята на минутку приостановились. Дождь припустил ещё сильней.
- Куда едем? - спросил Майки.
Проверять карты и прокладывать маршрут было обязанностью Алли во время скинджекинга. И хотя она знала, куда им поворачивать, она всё же сказала:
- Не знаю... Надо бы проверить.
Майки досадливо фыркнул - опять скинджекинг?! Но Алли проигнорировала его недовольство и спешилась. Перед ними находилась небольшая лодочная станция, а в нескольких сотнях ярдов - бензоколонка и магазин. Стоит ли упоминать, что у Алли не было ни малейших намерений изучать карты? Она отправилась на скинджекинг по совершенно другим причинам и с совершенно другими целями; торопясь к магазину, она надеялась только на то, что дождь будет лить ещё какое-то время.
В магазине какой-то мужик, весь покрытый татуировками, покупал пиво. Можно было влезть в него, но это - на крайний случай. Кассирша - усталая старушка, у которой наверняка уже все суставы ноют - куда ещё тащить этот божий одуванчик под дождь... Алли уже начала опасаться, что придётся остановить выбор на мистере Наколке, но тут в магазин влетела женщина в жутком дождевике цвета дорожных конусов.
- Промокла, Ванда? - спросила старушка за кассой.
- Нормально, бывало и похуже.
- И не говори.
Алли не имела понятия, что погнало Ванду в этакую погодку в магазин, да ей, если честно, это было безразлично. Ни секунды не колеблясь, она лёгким движением скользнула в женщину.
- крутятся крутятся - и сколько они уже крутятся эти сосиски - долго кажется сейчас слюнками истеку - или ещё что похуже - мне нельзя даже близко подходить к таким вещам нет сэр -
Алли испытала состояние дезориентации, наполненное беспорядочным шумом мыслей Ванды, и врубила ментальный выключатель, пославший сознание женщины в глубокую спячку. Алли мгновенно стало ясно, зачем Ванда пришла в магазин на заправке - она была зверски голодна. Похоже, тушки всё время хотят есть! Алли обожала это ощущение. Теперь, получив полный контроль над своей хозяйкой, она взглянула на хот-доги, крутящиеся на стальных трубках большого гриля. Ну... Ванда же уже думала про эти хот-доги, ведь так?..
- Чиз-дог, пожалуйста, - попросила Алли.
Старушка, казалось, была рада услужить.
- Как там Сэм поживает?
- Ничего, ничего, - ответила Алли и, набравшись наглости, добавила: - Вы же знаете Сэма - от телевизора не оторвёшь.
Старушка рассмеялась:
- Так он теперь пристрастился к телевизору?
- Э... ну да. В основном по выходным, правда. Ну, там, игры всякие...
Старушка закатилась ещё громче:
- Вот это да! Где такое слыхано, чтобы собака спорт смотрела!