Татьяна Федоровна уже совершенно искренне схватила мужа за обе руки.
– Это опасно! Слышишь! Тебе нельзя выходить куда бы то ни было.
Макс отстранил жену.
– Хочешь, чтобы я сидел в углу и вязал носок на Рождество? Милая, я царь и буду ходить куда вздумается. Это они в гостях и живут здесь, пока я позволяю. – Он обернулся к Кройстдорфу. – Демонстрации разрешены. Но проверьте имена всех, кто там стоял. Реальных защитников Думы окажется человек десять, не больше.
"Куда интереснее, кто заплатил остальным, – подумал Карл Вильгельмович. – Кажется, перед Рождеством у меня наметилась командировка".
Можно было и не ехать. Послать уполномоченного следователя, подстегнуть местное отделение, там тоже не дураки сидят. Но Кройстдорф хотел проветриться. Подумать на свободе.
– В общем, вы отправляетесь в Фаль, к прабабушке, – сообщил он Варваре.
– Если я соглашусь, то ты мне должен, – отозвалась та.
У Карла Вильгельмовича была большая семья. Отец служил губернатором в Риге. Мать оставалась при нем – первой леди балтийского взморья. Родовым имением Шлисс-Фаль управляла жившая там престарелая баронесса Амалия фон Кройстдорф, дама сколь строгая, столь же и страстная. У Алекса во многом был ее характер. Она участвовала в лыжных гонках, летала на дельтаплане, снималась для глянцевого журнала "Пятый возраст" в линии моды после восьмидесяти и отчитывала арендаторов за молоко ниже 6 % жирности.
Фаль был экологичным хозяйством, там растили живые овощи на живой земле, выгоняли на "альпийские" луга лоснящихся коров, а на фермах взбивали масло цвета бледного янтаря. Шеф безопасности забрасывал туда девчонок на каждое Рождество.
– Ты еще лютеранин? – всякий раз спрашивала бабушка.
Алекс мычал. Живя в империи, ни в чем нельзя быть уверенным.
– А дочки, конечно, православные. – Баронесса поджимала губы. – Наплодил дикарей.
– Оставь моих дикарок в покое и не подсовывай им Лютера в картинках.
Старуха соглашалась скрепя сердце.
– Если спросит, где год была, что делала, – наставлял Варьку отец, – отвечай: участвовала в секретных правительственных разработках. Не могли сказать.
Мадемуазель Волкова кивала.
– И смотри не сцепись с ней. Я твой характер знаю, но бабушка не обязана терпеть. Следи, чтобы сестры там говорили по-немецки. В кои-то веки практика.
Это он сказал, о том предупредил.
– Да не волнуйся ты так, – успокаивала Варька. – Я сама девчонок соберу. – Вернее, соберут-то домашние роботы. Но за каждым надо проследить, задать программу. – Заодно и поковыряюсь у них в мозгах. Живем в каменном веке. Отпариватель работает в режиме глажки!
Отец слушал вполуха. Его голова давно была в Питере.
Глава 6
О том, что опасность не всегда исходит от техники
Елена уехала в Северную столицу независимо от Алекса. Не зная о его решении. Ей хотелось посидеть в архиве. Начальная история Второй империи – ее тема. С десяток книг, более сотни статей… Но сейчас Кореневой требовалось подумать, а лучшего места, чем рукописный отдел Императорской публичной библиотеки, для этого не найти.
Поместившись за столом и глядя в высокое переплетчатое окно, она не слышала ни тихого шуршания роботов-уборщиков, скользивших по коврам в проходах. Ни "дольней лозы прозябанья" – марсианского плюща, который рос буквально на глазах, заткав собой стены. Каждое утро его подстригали едва не до корней, а к вечеру лианы свисали с потолка. Хуже того – рыжие плоды-однодневки падали прямо на столы.
Исследователи не жаловались – не имело смысла. Большинство работали с электронными копиями старинных документов. Но Елене позволялось касаться подлинников: слишком уважаемый автор, слишком старые и прочные связи с дирекцией. Поэтому она выбрала стол у окна – подальше от круглых ягод величиной с кулак – и развернула первую же из принесенных роботом-подборщиком папок. Особенность политики информационной фильтрации состояла еще и в том, что не всем все выдавали: существовали допуски разного уровня. Основная масса документов вращалась в абсолютном доступе – сиди дома, заказывай копию, выводи на экран. Но материалы, связанные с текущей политикой, государственной тайной… Полвека – зона глухого молчания. Коренева выступала за уменьшение срока и отмену системы допусков, хотя сама имела довольно высокий.
За окном было серым-серо, не декабрь, середина ноября. Пейзаж следовало изменить. Коренева набрала на панели код и вызвала за стеклом хрустящую устойчивую зиму с разряженным ярко-голубым небом. "Москвичка", – тут же зашипели кругом. Елена расстроилась неодобрению, снова пробежала пальцами по панели и обрушила на головы странноватых жителей Северной столицы проливень – "мор, глад и семь казней египетских".
Можно было вернуться к работе. Ее интересовали дела времен основания Тихой, когда Волков уже замирился с Шамилем Мансуровым. Связки документов были пыльными, и исследовательница пожалела, что не в респираторе – мало ли какой марсианской чумой может быть пропитана старая бумага.
Бумага! Во времена ранней империи еще могли позволить себе такую роскошь. Даже на Марсе. Хорошо, что не писали гусиным пером при свете камина.
Коренева вскинула голову. В центре лепного потолка неярко горела медная люстра-ампир. Вокруг нее хороводом кружились маленькие "солнышки" портативных светильников. Поманив одно из них, Елена устроила себе автономное освещение над столом. Подлетев, "солнышко" начало менять цвета, чтобы читательница могла выбрать. В моде был теплый, желтоватый, естественного оттенка. По краям сразу установился зеленоватый отсвет, который по старинке называли "абажуром" и который позволял не беспокоить соседей.
Часа через полтора внимательной работы Елена миновала первую пачку и углубилась в следующую. Вторая была посвящена пробному полету с Тихой на Япет. Совсем новые, ни разу не читанные документы. Колонию, оказывается, назвали в честь Тихо Браге, который открыл кольца Сатурна, – любимого астронома адмирала Волкова. Хорошо образованный малый, похвалила Елена. Большинство его современников, бороздивших звездные моря – беглецы, бандиты и каторжники, – ни о чем подобном не знали. Но командор любил щегольнуть эрудицией.
Он отправился на корабле "Крузенштерн" найти на кольцах Сатурна спутники и, оказывается, высадился не на Цереру, как до сих пор считалось, а на Япет. Прилагалась голографическая фотография: Волков и Мансуров устанавливают императорский штандарт – золотой, с черным орлом – на самой высокой точке ледяной короны спутника. Довольные, обросшие бородами, широко скалящиеся на бившее в глаза "солнце". Далее следовали первые замеры и обсчеты, которые провела экспедиция.
К несчастью, при посадке были повреждены два двигателя. Пришлось "зимовать", вызывать первый же пролетавший в изрядном отдалении корабль. Он прибыл нескоро. Адмирал брал себе как можно меньше еды – делился с командой. Все в крайнем истощении были спасены. Кроме Волкова, он умер буквально за день до прибытия британцев.
Чтобы застолбить место, Мансуров, по старинному обычаю, похоронил друга на Япете: туда, где зарыты останки соплеменников, народ еще вернется и будет жить.
Следовали сбивчивые, не слишком грамотные записи в бортовом журнале, сделанные Мансуровым и снабженные для наглядности голограммами, старыми флешками со звукозаписями, диски видеофильмов. Шамиль считал, что картинка лучше любой речи.
Елена вновь откинулась в кресле. Она не сразу поняла, что только что сделала открытие. Русские первыми были на Япете и даже первыми подняли там свой флаг. Спутник принадлежит нам. Британцы могут… поплакать в уголке.
Коренева сгребла папку и, забыв отпустить "солнышко", вышла из читального зала. Она несла документы на вытянутых руках и шла к старинному приятелю Степе Поставцу, директору библиотеки. Когда-то они учились вместе. Степа стартовал по административной линии, она – по научной. Однако, несмотря на все руководящие заморочки, он тут же осознал, что именно ему принесла.
– Ты гигант! – заявил Поставец, просмотрев бумаги. – Это все немедленно нужно запереть в сейф. И вызвать охрану из жандармерии. Но законным порядком придется оформлять кучу заявок. Жаль, что у нас нет неформальных связей.
* * *
Неформальные связи у нее были. Но она предпочла бы ими не пользоваться. Пауза есть пауза. Недаром ее взяли оба сразу.
Однако положение обязывало. Елена вышла в коридор, вынула телефон и набрала нужный номер. Он был в списке горячих, хотя Коренева не знала, позвонит ли вообще когда-нибудь.
Телефон завибрировал в кармане у шефа безопасности не в самый подходящий момент. Он слушал доклад генерала Кроткого по группе сторонников отделения от империи в городской Думе. Поэтому сразу же выключил голограмму звонившей – зачем кому-то чужому видеть?
Дав себе возможность насладиться в течение 20 секунд: сама позвонила, первая! – Кройстдорф ответил. Конечно, Кроткий был недоволен – его прерывали, – но плевать Карл Вильгельмович хотел на чье-то недовольство.
– Я в Питере, – чуть ворчливо сообщил он.
– Я тоже, – послышалось в ответ. – Надо поговорить. Срочно.
– Через полчаса у Александрийской колонны.
Более однозначного места встречи в Северной столице нет. Карл Вильгельмович снова сделал внимательное серьезное лицо. А внутри его все ликовало и подскакивало: сама, первая!
У столба, как известно, есть постамент. Он четырехугольный и, надо сказать, большой. Стоя с одной стороны, не видно другой. Минут через пять топтания в Кройстдорфе победило умение стратегически мыслить, и он обошел колонну. Елена давно была на месте, правда, не выглядела влюбленной. Скорее озабоченной и вспугнутой.
– Алекс, у меня беда. Вернее радость, но все может быть плохо.
Она не знала, как объяснить, поэтому шеф безопасности взял барышню за локоть.
– Пойдемте-ка в мою машину. Там кто не надо не услышит.
Коренева оценила интуицию собеседника и последовала за ним в черный правительственный антиграв.
– Просто не знаю, с чего начать…
– С конца. – Карл Вильгельмович уже понял, что случившееся с Еленой имеет отношение к его службе, а не к нему самому. Обидно, конечно. Но хоть так.
– Я нашла подтверждение, что мы первыми высадились на Япет. – Коренева открыла персональник и начала перелистывать перед собеседником документы, давая скупые комментарии.
К чести Кройстдорфа, он мгновенно разобрался в важности произошедшего.
– Где подлинники?
– В сейфе у директора, но нужна охрана. Мало ли что.
Это и так ясно. Шеф безопасности набрал Кроткого и распорядился о высылке наряда в Рукописный отдел Императорской библиотеки.
– Загружайте немедленно в сеть, – сказал он Елене. – Подлинники, конечно, перевезут в Архив МИДа в Москве, там будете работать. Но сейчас важна информационная волна, которая вокруг этого поднимется. Сами документы что? Есть более поздние международные договоры, по букве которых мы живем. Однако общественное мнение, которое перетягивают на себя англичане, будет на нашей стороне. – Алекс ободряюще улыбнулся ей. – Надо подстегнуть новостные каналы, чтобы не замолчали сенсацию. Так часто бывает. Подключить блогеров, пусть банят всех, кто вылезет с противоположными комментариями…
"Свяжись с ним! – ужаснулась Елена. – Я в центре информационной войны!"
По старой памяти Кройстдорф легко читал ее мысли.
– Грязи будет много, – согласился он. – Вы коснулись больной темы. Так что спрашиваю прямо: если хотите, можете уйти. Мы подберем на роль "исследователя", случайно обретшего Святой Грааль, статиста. Ваше имя не будет упомянуто. Вас не тронут.
– Вот еще! – вспылила Елена. – Это мой приоритет. Я открыла.
Его девушка! Молодец.
– Елена Николаевна, должен предупредить, вы вступаете в очень непростую игру. – Алекс уже понимал, что она не откажется.
Звонок телефона полоснул по нервам. Голограмму Кроткого шеф безопасности не убрал. Напротив, представил их с Еленой друг другу.
– Автор, обнаруживший материалы.
Генерал выглядел расстроенным. Даже сбился с официального тона.
– Ваше Высокопревосходительство, Карл Вильгельмович, сейф пуст!
Кроткий торопился дорассказать, но оба сидевших в машине собеседника были поражены ударом.
– Ей-богу, никто из моих ребят не виноват. Клянусь честью, они приехали уже к пустому ящику. Директор, черт его дери, простите, мадемуазель, отлучился по надобности…
– По какой? – машинально спросил Кройстдорф.
– По малой, – еще больше смутился Кроткий. – А его в кабинке заперли и сейф вскрыли. Мы уже… оперативная бригада… ведем следствие…
Карл Вильгельмович еле взял себя в руки. Порвал бы Кроткого в клочки!
– Узнайте, кто выходил за последние полчаса. Живо! – Он повернулся к Елене. – Кому вы еще говорили о найденном? Кто сидел рядом с вами? А директор не мог ни с кем поделиться?
Никому. Не знаю. Мог.
– Пусть они ведут свое следствие. – Надо признать, Коренева пришла в себя быстрее Алекса. – А мы можем попробовать кое-что еще. Отвезете меня в Пулково? Только понадобятся ваши полномочия, потому что мне так запросто тайники не откроют.
Карл Вильгельмович готов был ухватиться за соломинку. Не ждал такого подарка к Рождеству. Подтверждение нашего приоритета на Япете перечеркивало всю британскую пропаганду последних лет. Но когда вас поманят яркой игрушкой, а потом отберут – становится вдвойне обидно.
– Я не думаю, что была всего одна копия, – пояснила Елена. – Мансуров, конечно, дикий человек, бумаг не любил. А вот Волков, напротив, обладал врожденной интеллигентностью. Он не мог не понимать ценности своего исследования и должен был попросить друга спрятать второй экземпляр документов. Где?
– Думаете, в Пулкове? Почему?
– Там тогда работал директором музея друг Волкова Станислав Осендовский, предок моего жениха. В его ведении находилось архивохранилище, и еще я слышала от Яна о каких-то тайниках в подвале. Я понимаю, это для вас плохая рекомендация…
– Да бог с ней, главное, чтобы и там не успели порыться! – Кройстдорф достал из кармана портативный телепорт. – Возьмитесь за меня крепко.
Елена сжала его руку, только тут он почувствовал у нее на пальце кольцо. Опустил глаза – его подарок. Хмыкнул. Набрал координаты.
Секунда, и они очутились у ступеней главного входа в старинную часть обсерватории. Ее центральный зал был накрыт куполом-ротондой. Высокие медные двери в стиле ампир наглухо закрыты. Кройстдорф не стал колотиться, соединился с администрацией, назвался, потребовал, шикнул. Мундир и эполеты в России – всегда пропуск. Если же к ним прикладываются настоящие полномочия и властный вид, никто и не подумает возразить.
Сейчас же дирекция обсерватории явилась в полном составе: приветствовать и содействовать. Испытывала благоговейное томление и ловила слова. Явился нынешний директор музея, один похожий на человека, а не на рыбу, вытащенную из воды и разевающую рот без всякого толка. Как раз он был способен помочь.
Материалы Осендовского? Конечно. Хранилище в порядке и давно оцифровано. Ах, не хотите электронную версию? Подлинники? Он насупился. Есть и бумага. Нет, ни слова не знает о тайниках.
Зато Елена знала, потому что знал ее лондонский жених. Когда бежал из России, прихватил с собой значительную часть прадедушкиного архива. Космические разрабортки первых лет империи. Паче чаяния, они обнаружились не на аукционах древности – все купила МИ-6.
– Надо молиться, чтобы искомая папка оказалась не среди украденного, – шепнула Елена.
"Отче наш…" – послушно начал про себя Карл Вильгельмович.
Они вошли в круглый зал, который находился внутри здания, под куполом. На мозаичном полу был отмечен Пулковский меридиан. За ним на белом прямоугольном постаменте возвышался мраморный бюст основателя обсерватории императора Николая I. Отличная работа. Как живой. Заметное сходство с Максом. Такой же Сердитый. Точно досадует на революционных матросов, которые в семнадцатом году забросили его в подвал и отбили край уха. Хорошо, не нос. У половины статуй носы клееные.
Елена подошла к бюсту и уставилась на золоченую надпись на постаменте.
– Во времена Волкова царствовал первый император из теперешней династии. Тоже Максим. Что совпадает? "И". "К". "А".
Не сработало.
– Номер нажми, – посоветовал Кройстдорф.
Латинская единица была последней. Механизм заржавел, но поддался. Постамент отъехал в сторону, открывая ход в цокольный этаж здания, охраняемый сердитым императором.
– Останьтесь здесь, страхуйте, – приказал шеф безопасности взволнованной администрации, а сам спустился вслед за Еленой и директором музея, вооруженным ручным фонариком.
Вскоре по приказу дирекции к ним прибыло с десяток летающих "солнышек", напоминавших Алексу шаровую молнию. Одну такую он видел в детстве в Фале и теперь побаивался.
"Как там девчонки? – подумал он. – Небось, бабушка заела. Только бы они с ней не поцапались".
– Есть. – Елена рылась где-то в хаосе затканных пылью дубовых полок. Кругом царило разорение. Расколотый медный глобус. Люстра без половины хрустальных украшений – половина-то цела, выбросить жалко. Сломанный радиотелескоп, подзорная труба без стекол. – Я имею в виду, что нашла документы времен Осендовского, – пояснила Коренева. – Вы пока сядьте, это не на один час.
"Вот еще!" Карл Вильгельмович открыл персональник, затребовал у Кроткого парочку жандармов из архива питерского отделения безопасности, телепортировал их к полкам и объяснил, что ищем.
Работа пошла быстрее. Ребята поминутно окликали Кореневу: а это не то? Она досадовала, но благодарила. Наконец, когда уже казалось, что зацепка с Пулково – ложная, молодая дама издала радостный возглас. Папку нашла не она, ей показал один из голубых мундиров. Елена склонилась и просияла.