* * *
Еще говорят, что царская власть позорит Думу. Если бы они сами себя не позорили!
Утром Карл Вильгельмович сидел на диване и пялился на новостную панель. Елена застряла в душе. Почему женщины так любят мыться? Вот даже он – немец – в принципе не может себе позволить столько времени под ионизатором: вошел – вышел.
Шла прямая трансляция из Думы. Выступала всеобщая "любимица" депутат Засулина от партии "Нравственность России".
– Я хочу быть последней женщиной, униженной всеобщим избирательным правом, – вещала она. – Мы позволили себе слишком много свободы и перешли грань между людьми и животными. Сначала Государь приравняет "чубак" к нам, а потом нас к "чубакам".
Кройстдорф едва не поперхнулся. Крылатая фраза. Только вчера он слышал ее от никому не известной питерской бабки, а сегодня от голограммы депутата.
Елена появилась в дверях душа, отреагировав на заветное слово "чубака". При виде Засулиной ее лицо вытянулось. Она босиком пробежала к столу, схватила персональник и набрала услышанное высказывание. На экран вывалилось сразу сотни три ссылок.
– Противники прав "большеногих" придумали себе слоган, – сообщила Коренева. – И кто бы говорил! Дама, которая требует раздельного обучения мальчиков и девочек, запрета общих душей и поцелуев в кафе, права для учителей досматривать раздевалки и личные шкафчики учащихся на предмет порнографии.
– Нас бы она явно не одобрила, – отозвался Алекс. – Но такие люди нужны.
– Нужны? – задохнулась Елена. – Хочешь, чтобы и в твой номер врывались проверяющие? Прости, забыла, твои апартаменты неприкасаемы, ты слишком важная птица! Но если потеряешь положение? Не ври, что у тебя нет журналов в туалете за бачком! Дай только волю Засулиным…
Как хорошо, что он с ней связался! Легко заводится, готова прыгнуть и поцарапать. Вместо ответа Алекс перехватил Елену за запястье и опрокинул себе на колени.
– Нет у меня в сортире порнухи. Девчонки могут найти. В шкафу за сумкой с формой для пробежки – они туда не суются. – Кройстдорф хохотал, пока Елена вырывалась. – А Засулины важны, потому что показывают обществу, какие права мы на самом деле имеем и боимся потерять.
Елена перестала брыкаться: такой ход мыслей оказался для нее полной неожиданностью.
– Тогда эту дамочку с пучком надо беречь как зеницу ока. – Судя по зверскому выражению лица, она хотела бы растерзать депутатшу, но за неимением главной ханжи России укусила руку Алекса. Не больно, а чтобы продолжить игру.
В Москву вернулись еще до 12. Времени у них не было и не могло быть. Пришли наводки от Кроткого. Курьер, которому передали документы адмирала Волкова, ехал в Первопрестольную на экспрессе – боялся, что телепорт повредит старую бумагу. Впрочем, час разницы – невелика потеря. С вокзала курьер сразу отправился в университет и встретился с Поджетти. Значит, подлинники бумаг командора могли вот-вот уплыть в Лондон.
Начальник контрразведки генерал Другий запросил разрешения на арест. Кройстдорф хотел дать отмашку, а потом спохватился: все нити порвем.
– Леонтий Васильевич, а нельзя как-нибудь увести у Поджетти искомые документы? Интересно посмотреть, как он задергается.
Когда муха бьет лапками, она способна зацепить те паутины, которые должны оставаться в полном покое, спрятанными про запас. Шеф безопасности уже чувствовал, что они поведут к самым неожиданным людям в парламенте, министерствах, при дворе. Бизнес-круги тоже будут потревожены, все это не то чтобы следовало выкорчевывать, но знать, знать…
– Сделаем, – согласился Другий. – Но позвольте заметить, что "ваша игра сильна".
Карточный термин. Слишком многое поставлено на кон. Сам Леонтий Васильевич с удовольствием задержал бы и выслал иностранного шпиона. И дело с концом. Всем по медали. А так – мало ли куда пойдут нитки! Рады не будем.
– Работайте, – приказал Кройстдорф. – Шум в сети уже поднялся. Скоро подтвердим в "Новостях" и покажем подлинники. Но экземпляр Поджетти все равно не должен уйти за рубеж. Их следующий ход – начать муссировать спасение экспедиции Волкова английским кораблем. Мол, без британской помощи мы вообще мало на что способны.
Далее шеф безопасности отправился доложить результаты питерской поездки императору.
– С седьмым покушением вас, Максим Максимович, – сказал он, когда Государь пожал ему руку и предложил сесть.
– Или с восьмым, – задумчиво отозвался тот. – Все равно провалилось.
Кройстдорфа так и подмывало спросить: как дела, ну в смысле… дома. Но он крепился. Сам скажет, если посчитает нужным. Император подхватил из хрустальной вазочки на столе очищенную репку.
– Я пощусь, – пояснил он. – Патриарх велел. Обещал отпустит.
– И как?
– Не особо, – пожаловался Макс. – Есть хочу. Молитвы в голову не лезут. И еще много чего хочу. Удержу никакого нет.
Кройстдорф посочувствовал, вспомнив их с Еленой недавние приключения. Жалко человека. Можно ли так издеваться?
– Тут вот какое дело, – сказал монарх, вставая и начиная расхаживать вдоль стола. – Не удастся вам в Москве задержаться. Надо под Томск метнуться, Новосибирск, Красноярск тоже. Там крупные лагеря для "чубак". И вот кто-то их, я имею в виду "большеногих", спровоцировал. Напугал, что ли? – Макс выглядел недоуменным. – Вроде и еда была. Словом, неполные сведения. Что-то утаивает местное руководство. И безопасность вместе с ними. "Большеногие", как бы выразиться, восстали… Ограбили предместья. Есть убитые с обеих сторон. Не знаю, что там происходит! Не гонял бы вас. Вы и в кабинете сидя способны разобраться. Но мне нужен ваш взгляд. Один день. Туда-сюда.
Кройстдорф вздохнул. "Душ приму". По дороге просмотрел ролики из сети. Везде в один голос: какими жестокими и неблагодарными оказались "чубаки". Хоть бы для разнообразия позволили пару иных мнений. Нельзя же так откровенно давить! Если сейчас провести голосование, то прежнего результата не будет. Мохнатых нужно эвакуировать в привычные для них места. А чтобы грузить на корабли, надо успокоить – то ли усмирить жандармами, то ли вколоть сыворотку. Лучше и то, и другое сразу.
Глава 7
О том, что торговля людьми – выгодное дело
Томска он не увидел, потому что телепортировался сразу в здание городского отделения безопасности. А они по всем областям похожи, во всяком случае первый этаж, одетый со стороны улицы рваной гранитной шубой.
Старинный, еще XX века, железный щит отделял от внешнего мира. К нему электронное заграждение. Вестибюль, одетый серым мрамором. Под колоннадой старый же, советский постамент, над которым теперь возвышался бронзовый бюст основателя ведомства Александра Христофоровича Бенкендорфа. Ясно, кто тут стоял в прежние времена. Мода была на душегубов.
Пешком Кройстдорф поднялся на второй этаж и отправился прямо к кабинету хозяина здания. Явление непосредственного главы службы здесь, в Сибири, потрясло генерала Жучилу не меньше, чем Кроткого. С той великой разницей, что Кроткий был дядька солидный и душевно чистый – служака до мозга костей. Жучила же мигом забегал глазками из угла в угол. Стало быть, знал за собой оплошности.
– Волнения "чубак"? Да, были. Но, благодарение богу, подавлены корпусом жандармов за три четверти часа. Что они могут, мохнатые? Только бегают и орут!
– А отчего они орали? – вкрадчиво спросил Карл Вильгельмович, и за медом в его голосе Жучила почувствовал холодок. – Должны же быть причины. На пустом месте волнений не бывает. Живут в тепле, их кормят…
– Да как взбесились, ваше высокопревосходительство. Никаких причин. Городские власти все для них…
Проговорился, не к месту приплел "городские власти".
– Вы сами в лагере были? – спросил шеф безопасности.
Жучила заерзал.
– И на снимках все видно. Мы послали в Москву. Неужели не дошло?
Дошло, конечно. И много. Но камера не все снимает. Оператору ведь можно приказать смотреть в одно место и не смотреть в другое. К тому же комментарии. Выгодная интерпретация происходившего. Разве ваши цифровики не могут чего хочешь дорисовать, чего надо убрать? Нет? Тогда зачем их держат?
– Вот со мной и побываете, – веско сказал Кройстдорф, взяв со стола телепорт.
В этот момент зазвонил телефон. Жучила сорвал трубку и грозно рявкнул в нее:
– Нет! Не сейчас!
Карл Вильгельмович набрал на персональнике группу технической поддержки и потребовал, чтобы Ландау немедленно установил, кто и зачем звонил томскому главе безопасности. Затем, пригласив генерала подойти поближе, телепортировал их прямо в лагерь для "чубак".
Жарковато. И грязновато. Скученно то есть. По рядам между брезентовыми палатками все еще ходили автоматчики в серых кевларовых нагрудниках. Они салютовали начальникам по мере их продвижения вперед.
Персональник запикал. Вася уточнил все нужное. Звонил бывший сотрудник информационного отдела томской безопасности капитан Свистунов. Его уволили месяц назад за чрезмерную настырность. Он пробивался наверх с докладом.
– С каким докладом? – потребовал Кройстдорф. – Ищи суть. В компьютере у парня должно остаться, даже если стерли. Он же не гусиным пером писал.
Но Ландау не надо было подгонять. Он уже грузил сведения. Согласно донесению Свистунова, возмущение неизбежно: "чубаками" из лагеря торгуют на сторону.
– Что значит "торгуют"? – не понял шеф безопасности. – Как? Вернее, зачем? Найдите мне этого Свистунова и перебросьте прямо в лагерь. Это уже не вам, Вася. – Карл Вильгельмович переключился на своих адъютантов, хватит под кабинетом пол вытаптывать.
Жучила явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Лихо вы их, – без одобрения сообщил Кройстдорф, разглядывая россыпь госпитальных палаток салатового цвета с красными крестами на флажках.
Из одной вышел покурить врач. Увидел высокие жандармские чины, даже не стал затягиваться. Сломал сигарету в пальцах, зашагал к ним.
– Посмотрите, что ваши архаровцы сделали! – без приветствия обратился он прямо к Карлу Вильгельмовичу. – Это называется усмирение, да? Вы и с нами такое будете делать?
Вместо ответа Кройстдорф шагнул в палатку. Сотня коек, на которых стонут и скалятся раненые "чубаки". Совсем по-человечески. У кого выбит глаз, у кого прошита очередью грудная клетка.
– Доктор, но они же напали на людей.
– Не на тех напали, – зло отрезал врач. – Что им еще оставалось делать? Ими торгуют. Детей у них забрали.
У Кройстдорфа снова зазвонил телефон. В воздухе повисла голограмма Елены.
– Я в Томске, – сообщила она.
– Я тоже.
Удивленная пауза. Потом смех.
– Ну значит, мы действительно мыслим одинаково. Я в лагере у священников, которые ведут тут проповедь. Тебе надо кое-что узнать.
"Надо, кто спорит. Вот сейчас и узнаю".
– Я поймал твои координаты. Минут через тридцать буду. Ты у Протопотапа Соловьева? Пускай поставит чай.
Карл Вильгельмович снова поднял глаза на доктора.
– Судя по всему, вы готовы обвинить главу местной безопасности по крайней мере в недосмотре. Что ж, он перед вами.
Врач слегка поперхнулся. Он не знал, что придется вывалить генералу Жучиле все прямо в лицо.
– Ну я… – начал он. – Говорят… Знаете, когда целый день режешь живых… э-э, людей, надо полагать. Всякого наслушаешься.
– Не готовы? – Взгляд Кройстдорфа подернулся холодом. "Что ж ты, доктор, со мной такой смелый. А Жучилы боишься? Застращал он вас?"
– Я готов. И не только в недосмотре.
Это под белы руки привезли капитана Свистунова. Личность с виду бледную и худую, но очень сердитую.
– У службы информации есть материалы о связи главы безопасности города с мэрией, которая в целях личного обогащения наладила торговлю "чубаками" с подводной базой "Беринг".
– Зачем им это? – попытался возразить Жучила. – На этих косолапых, – он обвел глазами госпиталь, – не надеть скафандр. Снежные люди на дне морей! – Генерал выразительно покрутил пальцем у виска и засмеялся.
Но засмеялся один.
– Для работы в глубоководных рудниках. Где даже робототехника ломается, – отозвался Свистунов. – Там "чубаки" гибнут. Многие, во всяком случае. А которые выживают, то такая жизнь хуже каторги.
– Вот как? – протянул Карл Вильгельмович. – А доказательства?
– Доказательств у него нет, – вспылил Жучила.
– Ошибаетесь, – парировал сердитый капитан. – Я делал копии и хранил их на разных серверах. Все вы не нашли, когда чистили. – Он вдруг сам нервно расхохотался. – Я-то, дурак, думал, что вы просто не знаете! Пробивался к вам на доклад!
– Вот мне и доложили, – прервал его Карл Вильгельмович. Он уже просматривал свой персональник, куда Вася грузил найденные копии. Все-таки его служба технической поддержки – лучшая! Мэр был по уши. Городская Дума тоже. "Наших чиновников не деморализуешь ни конницей, ни артиллерией" – прав был Александр Христофорович. Святые слова! Их бы выбить на постаменте под его бюстом в каждом городском отделении безопасности. "Да, именно это и прикажу выбить". Кройстдорф поднял на Жучилу тяжелый взгляд.
– Полагаю, вы понимаете, что арестованы, – кивок адъютантам, от тех жандармам-автоматчикам. – Капитан, вы восстановлены в должности и немедленно возвращаетесь в здание выполнять обязанности главы местной службы. Заместители Жучилы тоже, я полагаю, в дерьме. – Он не удержался в рамках парламентских выражений. – Так что вам придется одновременно и работать, и чистить стойло.
– Я полагал… – Свистунов не был готов к повороту судьбы. – Я уже думал уехать, ну знаете, с невестой… хоть месяц…
– Нет у меня, мил человек, месяца, – покачал головой Кройстдорф. – Бог располагает. Или впрягайтесь, или с глаз долой.
Свистунов кивнул. Их работа – волк и любит бегать по лесам.
Карл Вильгельмович снова посмотрел на доктора.
– Каковы потери, на ваш врачебный взгляд?
Тот прикинул.
– Сотни полторы будет. И, конечно, они сами виноваты. Но их вынудили. Понимаете? Вынудили.
Пора было телепортироваться к даме сердца. Святая Елена Защитница "Чубак"! Коренева сидела в палатке отца Потапа. "А ей идет хаки". Армейские штаны, ботинки, куртка… Милая! Как он за сутки соскучился. Вот, оказывается, что такое "единая плоть". А если подумать, встретились-то всего ничего.
– Здрасьте, – сказал Карл Вильгельмович, опуская полог у себя за спиной. – Тепло у вас.
Колченогий стол. Раскладушка. Обогреватели. Громоздкая фигура Протопотапа занимала значительную часть пространства. Коренева представила их друг другу. Священник не знал, как правильно: пожать гостю руку или даже это излишне? Алекс сложил ладони лодочкой, получил благословение и почувствовал себя более свободно.
– Выкладывайте, что знаете.
Его внимание привлек шевелящийся в углу тюк. Оказалось, по хозяйству для протоиерея хлопотала одна из "чубак" – рыжая с головы до пят.
– Это Фекла, – серьезно сказал священник, – я сам ее крестил.
"Фекла – Свекла". Дама покраснела бы от смущения, если бы это было заметно за роскошными бакенбардами.
– Ее мужа Терентия отправили на "Беринг".
"Терентий – Тетерев".
– Откуда у нее муж? – вслух осведомился Алекс.
– Венчались, – нимало не смутился протоиерей. – Как люди делают. Правда, люди теперь не всегда… – Он строго глянул на Елену. – Так вот, у моих подопечных двое детей. Мэрия, боясь волнений "большеногих" из-за отправки соплеменников неизвестно куда, решила взять детей. В заложники, что ли?
Карл Вильгельмович едва не поперхнулся пряником. Еще и малышей родителям возвращать!
– Они же как младенцы, – твердил отец Потап. – Ничего не понимают. Какая им станция? Какие заложники? Знают только, что близких забрали. А кто? Куда? Ревут только.
– И много таких, как Фекла? – уточнил Кройстдорф.
– Почти половина. Баб они не берут на станцию. Силы не те. Но вот скоро начнут с Китаем торговать контрабандой. Там, говорят, извращенно возбудились на мохнатых. Так всех малолеток заберут. Силой, так сказать, нарушат девство.
– Да что же это? – возмутился Алекс. – Я, конечно, не знаю, как там чего: в смысле, люди – не люди. Но гадко как-то. – Ему вообразились целые гаремы "чубак". Зрелище дикое, но возможное. Приходили же маньчжуры в восторг, ломая своим женщинам ноги.
– Если бы их признали людьми, – гнула свое Елена, – мэрия бы не посмела. А так никто не привлечет.
– Я привлеку, – успокоил ее шеф безопасности. – Зря, что ли, на ПСЗ переходили? Зря его подгоняли под сегодняшний день? Там 133 тома, какую хочешь статью найдем.
Он сел в угол, прямо на раскладушку, и застучал по экрану персональника. Вызывал, связывался, цедил сквозь зубы указания. Минут через десять Протопотап заметил, как большая часть автоматчиков начала покидать лагерь и грузиться на машины.
Потом Карл Вильгельмович кусал усы и ждал. Начавшая поступать информация обрадовать его не могла, потому что захват мэрии с целью изъятия мэра Сиротко хоть и не сложная, не кровавая операция – вошел, взял, вышел, – но одобрена высшей властью быть не может. На свой страх и риск.
Сиротко раскололся быстро. Его голограмма висела перед носом у Кройстдорфа, и тот видел всю гамму чувств на лице у чиновника. От наигранного непонимания до возмущения: "Как вы смеете?" От: "Где мои адвокаты?" До: "Вы очень пожалеете!"
Алекс приказал автоматчикам телепортировать главу городской администрации в лагерь, отвести за палатку и… до тех пор, пока не скажет, где держат маленьких "чубак". Можно даже чуток переусердствовать. Через минуту Сиротко указал и адрес, и наиболее удобные подъезды.
– Алекс, ты понимаешь, что ответишь за свое самоуправство? – с тревогой спросила Елена.
– Будешь мне передачи в тюрьму носить?
Мэр тем временем попытался обелить себя и всю вину сложить на Жучилу с "беринговцами".
– Я не имел понятия. Популяция уменьшается. Мы взяли детенышей, чтобы добиться потомства в неволе, – врал он.
– Детей, – поправил Карл Вильгельмович. – Вы взяли детей. У тех, кто не может себя защитить.
Отвечать, Елена права, придется. Конечно, тюрьмой для него дело вряд ли окончится. Но вот отставкой… Тем не менее есть непозволительные вещи, и до тех пор, пока он глава безопасности…
По его приказу следственные группы отправились под Красноярск и Новосибирск. И нашли ту же схему. К чести безопасности, там имелись руководители почище. Но не к чести мэрий. Все это Карл Вильгельмович узнал, сидя на протоиерейской раскладушке и стуча по экрану персональника пальцами.
Многое можно было понять еще в Москве, но далеко не все. Государь прав: надо ездить. Закончив со срочными делами, Кройстдорф зверски захотел курить. Обычно Карл Вильгельмович не позволял себе: император не любил даже запаха. Но сегодня надо позарез, не на доклад же идти!