Джемаз снова перевернул страницу: "Осталось немного. Здесь Ютер пишет: "Его зовут Полиамед. Я надул его, воспользовавшись трюком Кургеча, и он признал, что видел лагерь для дрессировки эрджинов. "Так проведи меня туда!" Он не решается. Я закручиваю призму, и мой голос звучит в его мозгу: громовой глас небесный. "Проведи меня туда!" - требует божество с глазами, слепящими, как солнца. Полиамед смиряется с неизбежностью, хотя ему известно, что он повергнет в хаос миллионы судеб, превратив их в необратимое месиво. "Где? Как далеко?" - спрашиваю я. "Там - не близко", - отвечает он. Что ж, увидим"".
Джемаз открыл еще одну страницу: "Дальше столбец каких-то чисел - я не смог в них разобраться. Вот, пожалуй, и все. Дальше пусто - кроме заметок на последней странице. Сначала два слова: "Чудесно! Великолепно!" Потом один параграф: "Из всех горьких радостей жизни эта - горчайшая и сладчайшая. Как медленно бьют куранты веков! Какая скорбь в их перезвоне, какое торжество вечно опаздывающей справедливости!""
Джерд Джемаз захлопнул записную книжку и бросил ее на стол: "Вот таким образом. Ютер вернулся на "Стюрдеванте" - согласно показаниям автопилота, прямо в Рассветную усадьбу, нигде не останавливаясь. Через два дня он разбился в каменной пустыне Драмальфо".
Эльво Глиссам спросил: "Что заставило его отправиться в Пальгу? Он торговал с ветроходами?"
"Как ни странно, - отозвался Кельсе, - он руководствовался побуждениями, столь дорогими вашему сердцу. Прошлой весной он ездил в Оланж и заметил эрджинов тетки Вальтрины. Никто не мог ему объяснить, как их дрессируют, в связи с чем отец решил навестить Пальгу и разобраться, что к чему".
"И он разобрался? В чем заключается юмор ситуации, вызвавшей у него такое веселье?"
Кельсе пожал плечами: "Этого мы не знаем".
"Надо полагать, Пальга - любопытное место".
"Про ветроходов рассказывают странные истории, - задумчиво сказала Шайна. - Добрая половина из них, конечно, не заслуживает ни малейшего доверия. Когда фургоны встречаются в степи, семьи обмениваются младенцами - на том основании, что ребенок, воспитанный собственными родителями, вырастает слишком избалованным".
Кельсе встрепенулся: "Помнишь старую кормилицу, Джамию? Она рассказывала на ночь такие жуткие сказки про шренков, что мы заснуть не могли от страха".
"Джамию? Прекрасно помню! - откликнулась Шайна. - Она говорила, что у ветроходов есть обычай вешать трупы умерших на деревья, чтобы их не съели одичавшие псы. Идешь в лесу, а с каждого дерева ухмыляется скелет".
"Ветроходы не только трупы вздергивают на деревья, - вставил Джемаз. - Больных стариков тоже. Чтобы не возвращаться лишний раз в рощу, их привязывают живьем".
"Очаровательный народ! - заметил Глиссам. - Так что вы собираетесь делать?"
"Полечу на станцию № 2 и разузнаю, куда ездил Ютер Мэддок - так или иначе".
Кельсе покачал головой: "След простыл - ты не найдешь дорогу".
"Я не найду - найдет Кургеч".
"Кургеч?"
"Он хочет ехать со мной. Кургеч никогда не был в Пальге и не прочь взглянуть на парусные фургоны".
Эльво Глиссам порывисто приподнялся: "Я тоже хотел бы поехать с вами - если могу оказаться чем-то полезным".
Шайна не раскрывала рта: протестовать, ссылаясь на трудности и опасности пути, было невозможно, не оскорбив Глиссама в лучших чувствах. Упоминать о том, что Эльво успел осушить несколько бокалов крепкого янтарного вина, тоже было бы исключительно невежливо.
Лицо Джерда Джемаза чуть подернулось - так, что заметила это движение, наверное, только Шайна. Ее вечно тлеющая неприязнь к Джемазу вспыхнула с новой силой, но она опять сдержалась и ничего не сказала. Джемаз вежливо ответил: "Ваше предложение можно только приветствовать - но учитывайте, что поездка займет не меньше недели, а то и дольше, причем в пути может возникнуть множество неудобств".
Эльво Глиссам смеялся: "Путешествие в Пальгу не может быть опаснее и труднее нашего хождения по мукам из Драмальфо в Рассветное поместье!"
"Надеюсь, что нет".
"Что ж, я в хорошей форме, и предмет вашего расследования имеет самое непосредственное отношение к моим интересам".
Кельсе заметил назидательно-трезвым тоном, не позволявшим открыто подозревать его в издевательстве, но вызывавшим у Шайны бешеную ярость: "Эльво желает увидеть своими глазами процесс порабощения эрджинов".
Глиссам ухмыльнулся, ничуть не смутившись: "Именно так".
Не проявляя энтузиазма, Джерд Джемаз поинтересовался: "Насколько я понимаю, Кельсе не откажется одолжить вам пару сапог и несколько мелочей, полезных в походной обстановке?"
"Никаких проблем", - отозвался Кельсе.
"Что ж, отправимся завтра утром - если к тому времени найдется Кургеч".
Шайна чуть было не поддалась бесшабашному порыву присоединиться к экспедиции, но с сожалением отказалась от этой мысли. Не могла же она упорхнуть в Пальгу и оставить Кельсе одного! Это было бы несправедливо.
Глава 7
Аэромобиль плыл по воздуху на север над пологими холмами, широкими долинами, излучинами рек, лесами гадруна, пламенного дерева и мангониля; временами над лесным пологом высился гигантский силуэт алуанского джинкго. Глиссаму казалось, что он видит причудливый сон - он уже сомневался в целесообразности отваги, охватившей его после вчерашнего ужина. Он даже обернулся туда, где скрылась за горизонтом Рассветная усадьба... "Ничего подобного! - твердо сказал он самому себе. - Я присоединился к экспедиции по вполне основательной причине. Необходимо добыть существенную фактическую информацию о порабощении эрджинов - в этом состоит мой нравственный долг". Другую, подспудную причину он формулировать остерегался: Эльво Глиссам не мог ни в чем уступать Джерду Джемазу. Ни в коем случае.
Повернувшись в кресле, Глиссам взглянул на спутника. Джемаз был, пожалуй, на полвершка ниже его, но крепче и шире в плечах и в груди. Джемаз двигался решительно, точно и скупо, без лишних жестов, без каких-либо даже малозаметных характерных манерностей, придающих неповторимость поведению большинства людей. По сути дела, с первого взгляда - а также, пожалуй, со второго и с третьего - Джерд Джемаз производил впечатление человека неинтересного, бесцветного, сухого и мрачноватого. В нем не было, по меньшей мере внешне, никакой напористости, увлеченности, остроты. Напротив, Эльво Глиссам относился к миру оптимистично, положительно, созидательно: с его точки зрения Корифон, да и вся Ойкумена вместе взятая, нуждались в улучшениях, и только усилия таких благонамеренных деятелей, как он, позволяли человечеству надеяться на прогресс.
Несмотря на достаточные вежливость и внимание к окружающим, Джерд Джемаз не проявлял сочувствия - несомненно, он рассматривал мир сквозь призму эгоцентризма. Не менее очевидной была чрезвычайная самоуверенность Джемаза. За что бы он ни брался, возможность неудачи, по-видимому, никогда не приходила ему в голову - в связи с чем Глиссам ощущал нечто вроде легкой зависти или раздражения, даже с некоторым оттенком неприязни, полностью сознавая, впрочем, всю мелочность и недостойность подобных эмоций. Если бы только Джемаз не был столь самонадеян в своих бессознательных допущениях, столь простодушен... Ибо непроницаемый апломб Джемаза, в конце концов, мог быть не более чем наивностью. Действительно, Джемаз уступал более искушенным людям в бесчисленных отношениях. Он почти ничего не знал о человеческих достижениях в таких областях, как музыка, математика, литература, видеотехника, философия. В любых других обстоятельствах именно Джемаз, а не Эльво Глиссам, чувствовал бы себя не в своей тарелке и считал бы, что судьба несправедливо отказала ему в преимуществах, без труда доставшихся его спутнику. Глиссам заставил себя печально усмехнуться. К добру или не к добру, положение вещей оставалось таким, каким оно было.
И снова Глиссам взглянул на проплывавший внизу пейзаж. Еще было не поздно попросить (например, притворившись больным) - и его, конечно же, отвезли бы назад в усадьбу. Джемаз отреагировал бы на такое поведение всего лишь с легким недоумением - незваный столичный попутчик настолько мало его интересовал, что не вызвал бы даже презрения... Глиссам нахмурился. Довольно жалеть себя и заниматься мелодраматическим самокопанием! Он постарается сделать все возможное для того, чтобы оказаться полезным помощником. Если он окажется обузой - что ж, ничего не поделаешь. Дальнейшие размышления ничему не помогут.
Джерд Джемаз указал на трех огромных серых тварей, валявшихся в глубокой грязи посреди почти пересохшего озерца. Одно из животных приподнялось и неуклюже выбралось на берег, тупо провожая маленькими глазами летательный аппарат.
"Ленивцы-броненосцы, - прокомментировал Джемаз. - Между прочим, близкие родственники морфотов, хотя морфоты далеко их опередили в эволюционном отношении".
"Никакой генетической связи с эрджинами?"
"Никакой. Некоторые специалисты считают, что эрджины произошли от горного гергоида - это что-то вроде крысы с хвостом, как у скорпиона. Другие с ними не согласны. От эрджинов не остается окаменелостей".
Аэромобиль быстро и тихо летел на север. Впереди уже высилась Пальга, а на западе протыкали тучи пики Вольводеса. Джерд Джемаз направил машину вверх, чтобы лететь под самыми подножиями громадных кучевых облаков-наковален, купавшихся в лучах солнца. Внизу земля вздымалась и пучилась, будто подпираемая не находящим выхода давлением, после чего резко взметнулась на целый километр, обнажив почти отвесный эскарп, зазубренный тысячами выступов и провалов. Дальше, от самого обрыва, начинались и простирались к горизонту бесконечные солнечные дали Пальги.
Неподалеку от эскарпа сгрудились десятка полтора строений с белеными стенами и коричневато-черными крышами. "Станция номер два, - кратко пояснил Джемаз. - По всей вероятности, там вы увидите эрджинов, предназначенных на экспорт. Выражать возмущение по этому поводу бесполезно, даже небезопасно".
Эльво изобразил добродушный смех: "Я довольствуюсь ролью наблюдателя". Произнеся эти слова, он подумал, что при нем Джерд Джемаз никогда не выражал никакого мнения - ни одобрения, ни порицания - по поводу порабощения эрджинов: "А вы как относитесь к этой... коммерции?"
Джерд Джемаз ответил не сразу: "Лично я не хотел бы оказаться в рабстве". Только через некоторое время, когда молчание затянулось, Эльво Глиссам сообразил, что Джемаз не собирался развивать свою мысль - возможно, у него просто не было никакого мнения? Эльво нахмурился, упрекая себя за поспешность суждения. Джемаз по-своему тонко намекал на существование определенной точки зрения, которую можно было бы выразить примерно следующим образом: "На первый взгляд ситуация представляется грязной и позорной, но имеющихся сведений недостаточно для того, чтобы составить обоснованное суждение обо всех сторонах дела, в связи с чем я не спешу с окончательными выводами. Что касается возмущения профессиональных гильдий в Оланже и угрызений совести, мучающих "Борцов за эмансипацию эрджинов", то меня трудно подозревать в серьезном отношении к подобным шалостям". Эльво Глиссам ухмыльнулся: таково было мнение Джерда Джемаза в переводе на язык виллы Мирасоль.
Воздушный аппарат опустился на центральный огороженный двор станции № 2. Слева громоздилось длинное, низкое и нескладное сооружение из цементированной земли, побеленное снаружи, с опирающейся на тяжелые столбы крышей, горбящейся неравномерными уступами в разных направлениях и под разными углами - несомненно, постоялый двор. Впереди, вдоль западной окраины двора, находились три похожие постройки, напоминавшие большие амбары с высокими воротами, открытыми спереди и сзади - внутри можно было разглядеть множество каких-то передвижных средств в полуразобранном или полусобранном состоянии. На решетчатом стеллаже пылилась дюжина пустотелых пневматических колес - каждое больше человеческого роста в диаметре. Дальше, за сборочными цехами, виднелись другие экипажи, беспорядочно оснащенные мачтами, реями, грузовыми стрелами, бушпритами и такелажем. Справа, вдоль северной стороны, тянулся еще один ряд открытых навесов; в одних стояли пустые клети, в других были устроены затянутые металлической сеткой загоны, откуда флегматично поглядывали эрджины - в общей сложности около десятка.
Туземцы, работавшие в сборочных цехах, оторвались от своих занятий. Человек шесть вышли на двор и приблизились к аэромобилю. У некоторых на макушках были самые нелепые, с точки зрения Глиссама, головные уборы - деревянные горизонтальные диски в два пальца толщиной и чуть больше метра в диаметре, закрепленные на железных касках с ремешками, продетыми под подбородком и под затылком. Как можно работать, нахлобучив на голову столь громоздкие, несуразные приспособления?
Джерд Джемаз тоже вел себя очень странно. Как только ремесленники стали подходить, он вылез из машины, подобрал палку и провел по пыльной поверхности двора черту, полностью окружавшую аэромобиль. Заметив его маневры, работники задержались, после чего снова двинулись вперед, но медленнее, чем раньше, и остановились, не переступая черту. Эльво Глиссам впервые оказался лицом к лицу с ветроходами - представителями расы, ничем не напоминавшей кочевников Алуана. Их бледная коричневатая кожа, по-видимому, была обязана своим оттенком врожденному пигменту, а не воздействию солнечных лучей, причем ее матовая поверхность не становилась темнее в складках и нигде не блестела. На одних были матерчатые колпаки, на других - деревянные диски с железными касками. Из-под колпаков и касок местами выбивались взъерошенные светло-каштановые кудри: туземцы явно не придавали значения прическе. На их плосковатых лицах все черты были мелкими - короткий нос, маленький рот - кроме довольно тяжелой нижней челюсти. Светло-карие, почти бесцветные глаза пристально следили за каждым движением приезжих. Некоторые отрастили небольшие усики, другие выщипали брови, что придавало их лицам вкрадчиво-удивленное выражение. На всех были короткие бледно-голубые, серые или бледно-зеленые штаны и рубахи навыпуск из такой же ткани. У всех волосы или колпаки были украшены чем-то вроде разнообразных замысловатых подвесок из дутого стекла, перевязанных цветными ленточками.
Джерд Джемаз произнес: "Удачи и попутного ветра всем и каждому!"
Работники пробормотали ответное благословение. Один спросил: "Приехали торговать или покупать?"
"Сущность моего предприятия еще не прояснилась. Прозрение придет во сне".
Туземцы понимающе кивнули и вполголоса обменялись несколькими фразами. Эльво Глиссам не мог придти в себя от изумления: он не ожидал такого полета воображения от прозаичного Джемаза.
Теперь Джемаз указывал туземцам на черту, окружавшую машину: "Обратите внимание на этот отворот. Силу ему придают тяжесть наших кулаков и меткость нашей стрельбы - Ахариссейо тут ни при чем. Все понятно?"
Работники пожимали плечами, переминались с ноги на ногу и вытягивали шеи, стараясь получше рассмотреть аэромобиль и его содержимое.
Джемаз спросил: "Где жрец?"
"У себя в вагоне, за постоялым двором".
Джемаз обернулся, обменявшись взглядом с Кургечем - тот прислонился к аэромобилю и демонстративно опустил руку на кобуру пистолета. Джемаз снова повернулся к ветроходам: "Вы можете удалиться без сожаления - наше имущество не окажется без присмотра и не предлагается всем желающим. Оно бдительно охраняется".
Работники попрощались вежливыми жестами и вернулись в амбары-мастерские. Эльво Глиссам недоумевал: "Что все это значит?"
"Ветроходы крадут все, что попадется под руку, - объяснил Джемаз. - Охранные знаки или талисманы называют "отворотами" - вы их увидите повсюду. Ветроходы нацепляют их даже на волосы".
"А зачем носят деревянные диски?"
"Таково наказание за нарушение какого-то религиозного предписания. Здесь нет никаких властей, кроме жречества".
Эльво хмыкнул: "Как они живут и работают, таская такую тяжесть? От одной мысли об этом голова болит".
"Бывают диски в восемь пальцев толщиной, а то и в двенадцать. В худшем случае виновный умирает через неделю-другую - если о нем никто не позаботится".
"А за какую провинность полагается носить диск?"
Джерд Джемаз пожал плечами: "Нельзя плевать против ветра. Говорить во сне тоже, кажется, не полагается. Я не разбираюсь в тонкостях ветроходского законодательства. Пойдемте - нужно найти жреца и добыть несколько отворотов".
Жрец был облачен в белую рясу. На концах свисающих до плеч витых прядей его волос, выкрашенных в густо-черный цвет, болтались агатовые четки. Круглое лицо жреца было чисто выбрито, а вокруг глаз он намалевал черные круги, придававшие ему сходство с насторожившимся филином. При виде Джерда Джемаза и Эльво Глиссама жрец нисколько не удивился, хотя спал на кушетке, когда приезжие зашли в вагон.
И снова Джемаз начал разговор, заставивший Глиссама оторопеть от удивления.
"Добрых ветров тебе, жрец. Подбери-ка нам отвороты на все случаи жизни".
"Само собой, - пробормотал жрец. - Собрались торговать? Для этого и отворотов-то особенных не нужно".
"Нет, мы не торговцы. Приехали в Пальгу развлечься, полюбоваться на достопримечательности".
"Хо-хо! Нашли где развлекаться! У нас тут нет ни буйных карнавалов, ни сладкоголосых дев, ни пиров для ненасытных обжор. Скучающих бездельников в Пальге давно не видели".
"Тем не менее, здесь недавно побывал мой друг, Ютер Мэддок, - возразил Джемаз. - Ты подобрал ему подходящие отвороты и дал несколько полезных советов".
"Не я, не я! Тогда священнодействовал Полиамед. Я - Моффамед".
"А! В таком случае мы обратимся к Полиамеду".
Глаза Моффамеда округлились и заблестели, он поджал губы и неодобрительно покачал головой: "Полиамед оказался нетверд. Он покинул жречество и ныне блуждает в сорайе. Быть может, ему не следовало угождать твоему другу, Ютеру Мэддоку?"
"Раз так - во имя Ахариссейо! - подбери нам отвороты, причем самые сильнодействующие".
Жрец отошел в сторону и открыл обтянутый черной кожей сундучок, изнутри обитый розовым фетром и содержавший дюжину хрустальных шаров. Прикоснувшись пальцами к шарам, он перекатил их по днищу сундучка, наблюдая за столкновениями, и отскочил с коротким удивленным возгласом: "Знамения неблагоприятны! Вы должны вернуться в Алуан".
Джемаз бесцеремонно рявкнул: "Жрец, не лукавь! Знамения благоприятны".
Резко обернувшись, Моффамед с подозрением покосился на Джемаза - четки из полосчатого агата на концах многочисленных косичек болтались с тихим перестуком: "Откуда ты знаешь? Тебя учили гаданию на шарах?"
Джемаз показал лаконичным жестом, что отказывается обсуждать этот вопрос: "Как тебе известно, Ютер Мэддок погиб".
Глаза Моффамеда снова выпучились - на этот раз, по-видимому, жрец удивился непритворно: "Почему бы мне это было известно?"
"Говорят, жрецы владеют искусством телепатии".
"Только в определенных обстоятельствах. Причем событий в Алуане это вообще не касается - о том, что происходит у вас, я знаю не больше, чем вы о происходящем в Пальге".