* * *
– Чёрт! Как череп болит! Молотком, что ли, били?
Сквозь шум в ушах и боль в голове просочился знакомый женский голос, возвращая дисквалифицированного телохранителя к неприятной действительности.
– Медведь, может зря мы его так нецивилизованно?
В голове возник образ зеленоглазой, пламенно-рыжей незнакомки, прижимающей к груди узкую, почти прозрачную руку с длинными тонкими пальцами.
– Нецивилизованно! Галчонок, сколько раз тебе повторять? Мы не имеем права рисковать! – откликнувшийся мужчина захрипел, надрывно закашлялся.
Анатолий с трудом разодрал тяжелые, налитые свинцом веки. Взгляд, упорно не желающий фокусироваться на окружающих предметах, выдавал лишь размазанную картинку: плывущие кляксы и неясные силуэты.
– Где я? – спросил он невидимых собеседников. Попытка разглядеть мир наконец-то удалась: слепой прозрел. Оглядев мрачную бетонную коробку, безрадостно вздохнул.
Покрытые зеленой плесенью стены длинного, уходящего в бесконечность коридора, освещенного тусклыми лампами, безудержно рыдали. Горячий пар подземного коллектора оседал на них крупными каплями, сталкиваясь с холодными потоками воздуха, проникающими через маленькие отдушины в потолке. Через них же в мрачные подземные лабиринты робко заглядывало безрадостное, холодное небо, точнее, маленькие кусочки его. Трубы справа, трубы слева, а под ногами противно хлюпает вода.
– Где я? И кто вы? – прошептал Анатолий, морщась и сжимая ладонями пульсирующие болью виски.
Время, до этого едва ползущее, вдруг взбрыкнуло и уверенным бодрым шагом двинулось вперед. Сознание полностью очистилось от дурмана, сковывающего тело, картинка перед глазами мгновенно прояснилась.
Девушка, так естественно сыгравшая роль беспомощного создания, с нескрываемым интересом рассматривала Анатолия.
– На живца ловите? – хищно улыбнулся он, и когда девица метнулась к нему, перехватил приближающуюся руку. Шприц, зажатый в ладони, выскользнул и, громко булькнув, исчез в мутной жиже под ногами.
– Мне больно! – воскликнула очаровательная приманка, испуганно оглядываясь в поисках поддержки.
Мужчина, прятавшийся за трубами в углу, зашелся в кашле.
– Медведь, помоги! – умоляюще протянула обладательница роскошной рыжей шевелюры. И тот, кого девица называла Медведь, дернулся навстречу кулаку Анатолия. Встретившись с костистым неприятелем, небритая физиономия ойкнула, и ее обладатель успокоился на одной из труб. Анатолий ударил добротно, но не злобно, вложив в удар ровно столько силы, сколько нужно было для того, чтобы оглушить противника. Однако Медведь, не уступающий молодому человеку в росте, оказался на редкость слабым и надолго погрузился в бессознательную дрёму. Потёртая кожаная шапка слетела с его головы.
– Профессор? – широко распахнув глаза, Анатолий всматривался в знакомое лицо.
Девица, получив временную свободу, потянулась к поясу, но Анатолий вновь перехватил её руку.
– Галочка! – подчеркнуто вежливо произнес он. – Я по вашей терминологии – разумчек. Со мной лучше договариваться, чем воевать.
Вспоминая сиреневоштанного тюремщика, он ощупал ухо и с удивлением обнаружил, что плейт исчез, только там, где ушная раковина переходит в слуховой канал, появилась небольшая опухоль.
– Что это? – прорычал он, надавливая на мягкую шишку. – И где плейт?
Девушка попыталась вырваться, но Анатолий лишь сильнее сжал ее запястье и она успокоилась.
Сжатые алые губки, зеленые глаза – Анатолий вдруг понял, что хорошо знает это лицо.
– Вы не очень-то похожи на замороченного плейтом творчека, – Галочка прищурилась. Свободной рукой коснулась уха телохранителя и быстро нашла припухшую выпуклость. Сморщила лоб и совсем по детски надула губы, благодаря чему стала похожа на маленькую испуганную девочку. – Зачем вам гипноиндуктор?
– Без этой игрушки в ваших краях полиция достает, – пояснил Анатолий, отпуская тонкие руки знакомой незнакомки.
Сзади – там, где пребывал "Медведь в отключке" – послышался осторожный шорох.
"Пробудился хищник, – решил Анатолий, стараясь не выказывать своей готовности к бою. – Попробует или нет?"
– Кха! – невидимый Медведь вытолкнул воздух, и в поле зрения напрягшегося телохранителя возник квадратный башмак.
Удар был прицельный – прямо в висок, но пришелся в пустоту. Анатолий на секунду исчез с глаз противника, чтобы тут же появиться за его спиной.
– Ну вот и славненько: решился, попробовал! Медведь должен быть хищником, – произнёс молодой человек, толкнув атакующего в плечо. – Как вы себя чувствуете, Дмитрий Степанович? – спокойно поинтересовался он и, быстро смещаясь в сторону, шагнул вперед.
Медведь застыл на месте, вытянувшееся лицо побелело, расширенные глаза скользнули по лицу Анатолия и застыли.
– Кто ты? Откуда знаешь? – забормотал он. Напрягся, устремляя взгляд вглубь себя, как если бы искал ответы на свои же вопросы, но вместо этого родил самый правильный вопрос. – Откуда ты?
Анатолий вспомнил розовый асфальт, клоунов-милиционеров, усаживаясь на трубу коллектора, устало произнес:
– Меня больше интересует, где я?
Плечи телохранителя поникли, голос затих, взгляд опустел.
* * *
Время замедлилось. Растягивая мгновенья в минуты, оно превратилось в тягучий сироп, в котором маленькой безвольной мушкой барахталось ускользающее сознание. Собрав остатки воли в кулак, профессор схватил своё "Я" за хвост и вытащил его на поверхность сознания. Пока его внутренняя сущность не исчезла, поспешил открыть глаза.
Он лежал на заснеженном асфальте. Рядом торчал из сугроба наполовину высвобожденный "Пассат". Выглянув из-за колеса, в которое он уперся головой, профессор решил, что бредовое беспамятство ещё не до конца отпустило его сознание. Невысокий мужчина лет тридцати, обмотанный куском простой материи, стоял посреди двора и как-то лениво взирал на мечущееся около машин безумное существо, лишь отдаленно напоминающее человека.
Лёгкая накидка, светлые кучерявые волосы, волнистые бородка и усы. Проницательные глаза, пылающие внутренней силой. Стоп! Один глаз едва заметно отличается: он как бы новее и ярче другого, словно его только что вставили в пустую глазницу.
"Виремельян!" – догадался Медведев, рассматривая преобразившегося молодого человека.
Подлечивший чужое тело, Вирусапиенс невозмутимо наблюдал за прыгающим вокруг него живым комком ярости и бессильной злобы. Сияющая аура, окружавшая его тело, вспыхивала каждый раз, когда в неё впивался ветвистый разряд. Выстреливая черные молнии, размазанное в воздухе пятно на мгновенье остановилось.
Профессор вздрогнул, наталкиваясь на нечеловеческий взгляд Коваля Ивана Васильевича, вспомнил о своем положении и поторопился подняться на ноги.
Злобная гримаса исчезла, полковник завертелся волчком и, подскочив в воздух, заискрился; превращаясь в энергетический сгусток, ударил огненным смерчем в разинувшего рот профессора.
Реакции Медведева едва хватило, чтобы рухнуть на землю, приняв ставшее привычным положение "упор лёжа". Четырёхколёсный "Боливар" обиженно взвизгнул, принимая на себя удар пылающей струи, засветился, стекая расплавленным металлом на заледенелую землю. Светящаяся лужа быстро провалилась под закипающий снег.
События развивались настолько быстро, что профессор просто не успел испугаться. Выкатываясь из клокочущего облака пара, он едва не подавился собственным кашлем, а когда пришел в себя, увидел неподвижную фигуру Вирусапиенса. Тот держал перед собой вытянутую руку в направлении мелькающей тени, а бывший полковник спецслужб дергался в воздухе, словно распятый на невидимом кресте. Он еще пытался сопротивляться, но уже ни для кого не представлял серьезной опасности.
"Да уж, неприятное зрелище", – выдохнул Медведев, приближаясь к Ковалю и удивляясь переменам, произошедшим с ним с момента их последней встречи. Обычно ухоженные темные волосы засалились, поредели до бросающихся в глаза залысин. Изящный клинышек бородки превратился в длинную, реденькую мочалку. Лицо осунулось, болезненно пожелтело. Испуганные глаза запали, удивленно взирая на мир, словно видели его впервые, нос ещё более заострился.
Виремельян задумчиво посмотрел на полковника, словно решая, что с ним делать дальше. Через мгновение он махнул рукой, и Коваля Ивана Васильевича не стало, словно никогда и не было. Он исчез, с громким хлопком растворившись в раскаленных клубах сгустившегося и ставшего непрозрачным воздуха.
– И где он теперь? – как бы между прочим спросил профессор, обходя остатки некогда нового и модного "Пассата". Задав вопрос, он в очередной раз почувствовал себя полным идиотом. Неприятное и непривычное ощущение разозлило обладателя множества научных премий. "Не слишком ли часто?" – спросил он себя, но через мгновенье забыл и посетившее его чувство, и заданный им вопрос.
– Я тут на днях столкнулся с одной интересной книжкой, и вот что в ней пишут, – улыбнулся Вирусапиенс и процитировал: – Когда же царь вернулся в Москву из Александровской слободы и, созвав духовенство, бояр, знатнейших чиновников, вышел к ним объявить об опричнине, многие не узнали его. Иоанн постарел, осунулся, казался утомленным, даже больным. Веселый прежде взор угас, густая когда-то шевелюра и борода поредели.
Профессор молча слушал…
– Никогда не думали, откуда в шестнадцатом веке взялись спецслужбы? – поинтересовался Виремельян. Всё, что было в нём от Емельяна, исчезло вместе со шрамами и грязной, окровавленной бородой.
– Опричнина! – воскликнул профессор. – Он же там такого натворит!
– Уже натворил!
Казалось, с профессором разговаривает совершенно другой человек – обновленный и просветленный.
"Да и человек ли?" – подумал Медведев, разглядывая собеседника.
– Ты прав! Я уже не человек, – улыбнулся Виремельян, воспарив над землей. – Впрочем, справедливости ради, нужно отметить, что никогда им и не был.
Сбоку раздался громкий вскрик, и проходящая мимо пожилая женщина опала в большой сугроб, наметённый позёмкой на обочине тротуара.
Медведев поспешил на помощь слабонервной старушке, дотащил ее до ближайшей скамейки, и бережно уложил на широкую заледенелую доску.
– Слегка подправив тело, доставшееся мне, – продолжал Виремельян, не обращая внимания на хлопоты профессора, – я понял, что подобная форма существования довольно занятна. И пока не надоест, решил задержаться в человеческом теле. В этом теле! – он положил руку на сердце. – Да! – вспомнил неожиданно. – Не называй меня Виремельяном. Емельянов больше нет в этом теле. Я – Вир, просто Вир.
– Почему? – удивился Медведев.
– Разум обоих Емельянов, – продолжил молодой человек, но профессор не дал договорить:
– Обоих Емельянов? – воскликнул он, широко распахивая глаза.
– Да-да! Моих соседей по разуму обоих звали так. Их сознания я отправил в Сеть. Там им легче будет поправиться – места больше. А то они в последнее время только и делали, что гонялись друг за другом, – заявил теперь уже Вир, с улыбкой наблюдая за эмоциями профессора.
А эмоции били ключом. Медведев подпрыгивал от удивления всякий раз, когда собеседник сообщал новые факты.
– Как так – отправил? – опешил профессор, замечая, что тело ничего не чувствует: ни холода, ни ветра, еще секунду назад задувающего колючий снег за пазуху. Осмотревшись, он понял, что окружающий мир замер, подчиняясь команде невидимого управляющего. Пришедшая в себя старушка застыла на скамейке с открытым ртом и поднятой ко лбу рукой, стелющаяся по земле позёмка превратилась в плотную снежную ленту, зависшую невысоко над землёй.
– А вы думали, что ваш разум сложнее моего? Лелея его исключительность, вы решили, что она не позволит переместить его в Сеть. Это как с шахматами – сегодня компьютеру нельзя стать чемпионом, а завтра исключительная человеческая привилегия – миф. Пустышка! Душа – упорядоченное собрание физических элементов и полей. Сложный набор констант – однако, как и всё сущее, подчиняющийся общим законам взаимодействия этой Вселенной, – Вирусапиенс стал похож на проповедника, несущего вечные истины в мир, убежденного и непоколебимого в своей уверенности.
Медведеву вдруг стало обидно за человечество. Нельзя сказать, что он сколько-нибудь верил в Бога, однако предпочитал с уважением относиться к вере других.
– Ты утверждаешь, что Бога нет?
– Если он вам так необходим, пусть им буду я, – предложил Вир, восторженно сверкнув глазами. По-видимому, ему очень понравилась собственная идея.
– Ты?
– Отец, и Сын, и Святой Дух, – тихо пропел Вирусапиенс. – Человек, Бог и Дух: триедин в одном лице. Я человек, наделенный могуществом Бога, и я Дух, – огласил своё резюме соискатель на должность Всевышнего, освещая пространство появившимся над головой сияющим нимбом. – Ведь я могу жить в человеческом теле. Могу путешествовать по сетям, являясь, по сути, духом, – пояснил он, величественно приподняв подбородок и облокотившись на загустевший воздух.
Профессор молчал, растерянно теребя кончик носа. Он уже давно понял, что Вирусапиенс может свободно пребывать не только в чужом теле, но и в чужих мыслях. Иногда ему даже казалось, что многое из того, что он видит, не происходит на самом деле, а является результатом внушения со стороны разумного вируса. Спорить с собеседником, который может озвучивать твои сомнения, очень трудно – если не сказать невозможно. Тем более что познаний в области теологии профессор не имел почти никаких.
– Кхм?! – скептически кашлянул он, и неожиданно встрепенулся, вспомнив о предстоящей встрече с Юрием Николаевичем.
– Да! Несмотря на мою временную задержку в вашем мире, наши договоренности о сетевом соглашении остаются в силе, – откликнулся Вирусапиенс на громкие мысли профессора. – Мне всё ещё нужен договор!
"Обязательно попрошу Бейрута научить меня думать потише", – решил профессор. И в тот же момент какая-то сила толкнула его в спину. Окружающий мир метнулся прочь. Он сделал шаг, начиная его в заснеженном дворе, споткнулся и влетел в…
– Чёрт возьми!
В неизвестную, но шикарную квартиру.
* * *
– Где меня встретили вы и ваша помощница.
– Ну и история! – удивленно произнёс Медведь, когда Анатолий закончил рассказ. Вышагивая вдоль коллектора, он, не переставая, почёсывал пальцами кончик носа.
– Вам бы, молодой человек, фантастические романы писать, – добавил он и одёрнул себя. – Хотя нет! У нас не опубликуют!
Анатолий не мог поверить, что вот так запросто выложил едва ли не историю всей своей жизни незнакомым людям.
– Нет поучающего момента. У вас получается, что вы вините себя за произошедшие с вашей реальностью изменения, – продолжал небритый интеллигент тоном преподавателя старших классов. – А наша идеология, – повысил он голос, – не приемлет трепетного отношения к истории, провозглашая лозунг "Свободное творчество не имеет границ во времени"! Творчеки едва ли не каждый год без смущения подправляют ее под свои нужды. Строгают ваше древо времен без всякого смущения.
Анатолий непонимающе уставился на возбужденного лектора.
– Какие романы? Какой лозунг? – недовольно спросил он, злясь на себя за непростительную словоохотливость.
– Лозунг? – Медведь непонимающе выпучил глаза. – Молодой человек, каких только сентенций наша интеллигенция не выдавала на-гора за последние годы!
– Например, как вам эта? "Для достижения эстетического наслаждения все средства хороши!" – он скривился. – Или: "Творчек – венец эволюции". Я не против творчества, как такового, но нельзя же превращать его в инструмент управления людьми, – медведь, возмущенно запыхтев, прервался, но только на мгновенье. – А эти их последние придумки? Дистанционный духовный наставник – это ж совсем ни в какие ворота…
Анатолий испуганно пощупал шишку в ухе. Ему вдруг показалось, что она исчезла.
– Да-да, плейт! – закивал Медведь.
Молчавшая до сих пор Галочка недовольно сморщила носик.
– Дима, неужели ты не видишь, что ему наши проблемы до одного места? – вытолкнула она грубо, – он заблудился и просто хочет попасть домой, но не знает, как это сделать!
Отрезвевший интеллигент удрученно покачал головой.
– Ну почему меня никто и никогда не хочет выслушать до конца? – длинно вздохнул он.
– Да потому, что ты можешь сколь угодно долго и сколь угодно красиво рассказывать о каких угодно проблемах, но никогда о тех, которые волнуют собеседника!
"Вот тут ты, красавица, не совсем права, – подумал Анатолий, пощипывая ухо. – Именно плейт меня волнует сейчас больше всего".
Медведь скис, уныло махнул рукой, всем своим видом показывая, что не согласен с обвинением. Он даже гневно топнул ногой, подняв тучу грязных брызг.
– Расскажите о плейте, – попросил Анатолий. Мужчина засиял, дернув подбородком, торжествующе глянул на девушку. "А ты говоришь!" – кричали его глаза.
– Плейт, – начал он, устраиваясь на трубе поудобнее, – это результат лености ума отдельных особей. Когда-то не было плейтов, и люди сами читали книги, сами делали заключения о том, что хорошо, а что…
– Я имел в виду, как он устроен? – прервал Анатолий, чувствуя, что лектор решил прочитать ему полный курс местной истории. – Технически!
Медведь в очередной раз тяжело вздохнул.
– Биотехнология, – вмешалась Галочка и продолжила уверенно, со знанием дела. – Симбиоз растения и микрочипа на органических молекулах. Беспроводное устройство для передачи информации в мозг приемника. Попадая в тело, семечко плейта прорастает в мозг и может мирно сосуществовать с ним.
Заметив недоумение во взгляде молодого человека, пояснила:
– Я тот, кого у нас не очень любят – технарь.
– Сами по себе плейты безвредны, – вступил в разговор Медведь. – Вредно лишь то, что они передают в мозг и, самое главное, как передают. Эти умельцы, – мужчина коснулся взглядом Галочки и быстро отвернулся, – сделали так, что когда вы не согласны с ценностями, которые вам преподносят серверы творчеков, плейт грубо подавляет вашу волю.
– Он вырабатывает фермент, вызывающий у реципиента чувство страха, – пояснила девушка. – Если фермент вырабатывается слишком часто, то на управляющий сервер идет информация об абоненте и его начинают обрабатывать особыми психоэмоциональными программами. И днем, и ночью – во сне. Основная метода стара как мир, кнут и пряник – дрессируют, как животных.
Анатолий сжал ухо, пытаясь сковырнуть ставшую ощутимой опухоль.
– Не суетись, – остановила Галочка. – На тебя он, похоже, не действует.
– С чего ты взяла? – разозлился Анатолий…
– Ты должен был от страха выть, пока не донесешь на нас. Творчеки на близком расстоянии чувствуют друг друга и могут даже обмениваться элементарной информацией. Стоило тебе только заикнуться о плейте… – девушка смущенно пожевала пухленькие губки. – Думаешь, мы зря тебя по голове…
– Черт! – выругался Анатолий. – Я ведь все сделал, как сказал Первый. Почему меня выбросило в ваш мир?
– Молодой человек, полагаю, своим необдуманным вмешательством вы настолько изменили свой мир, что он перестал быть вашим… – неожиданно произнес Медведь. И тут же смущено замолчал.
– Ты создал новую ветку древа времён, – закивала девушка. – И она отпочковалась от той, из которой ты стартовал. Эта ветвь продолжает расти независимо от породившей её реальности. Это наша ветвь – наш мир.
– Черт-черт-черт! – зачастил Анатолий.