Меня трясли за плечо. Больно трясли. Еще окончательно не проснувшись, я отстранил от себя нарушителя спокойствия и, протерев глаза, придал своему зрению прежнюю резкость. И хотя за годы, проведенные в полутемном подземном мире, глаза мои лучше видеть не стали, а наоборот, - для хорошей видимости мне нужны были очки на минус две диоптрии, - картинка складывалась более-менее четкая.
- Юра? За коим ты меня будишь? - взбесился я. - Жить надоело?
- Олег! - спокойно, и мне даже показалось, немного властно, произнес Юра. - Если ты не забыл, сегодня наше дежурство. И я скажу тебе огромное человеческое "спасибо", если ты наконец-то соблаговолишь встать и в скором темпе приведешь себя в порядок, чтобы мы смогли отправиться на "Лиговский проспект" и сменить Димона и Серого.
Услышав это, я вскочил как ошпаренный, так как совершенно забыл про сегодняшнее дежурство.
- И советую тебе поторопиться, так как из-за того, что ты не хотел просыпаться, мы немного опаздываем, - добавил Юра, постучав пальцем по защищенному стеклом циферблату своих наручных часов.
Спустя пять минут я был в полной боевой готовности.
- Ну, можно выдвигаться!
Юра удовлетворенно хмыкнул и в очередной раз пригладил ладонью свои черные, неровно подстриженные усы. Они были его гордостью и носил он их с достоинством. Когда я его спрашивал, почему усы неровные, он лишь махал на меня руками и говорил, что "друг, ты, мол, ничего в этом не понимаешь" и что так нужно. "В этом самый цимис" - заявлял он. Что за зверь такой, цимис этот, я у него спрашивать не стал, боясь показаться в глазах друга неучем.
Сам я усы не носил и никогда не собирался их отращивать. И до сих пор, кстати, считаю, что они старят и отнюдь не украшают человека. Есть только лишь несколько людей, которым усы по-настоящему идут. И хотя мне каждый день приходится возиться, чтобы избавиться от лишней растительности над верхней губой, я все равно никогда не буду себе их отращивать.
Мы с Юрой сели в дрезину и, набрав ход, скрылись в кромешной темноте туннеля. Путь нам освещала обыкновенная керосиновая лампа. Светила она, конечно, не ахти как, но это все же лучше, чем ничего.
Когда мы стали подъезжать к "Ладожской" Юра неожиданно меня спросил:
- Слушай, Олег, что тебе снилось?
- Когда?
- Ну, сегодня, перед тем, как я тебя разбудил.
- Не помню. А что?
- Да просто. Ты все время повторял: "Нет, нет, не надо!". Что, кошмары мучают?
Я постарался припомнить, что же мне снилось. Что же побудило меня кричать такие слова? Вряд ли сон был из разряда эротических, тогда бы я попросту не говорил "нет". Может быть и вправду кошмары?
Я вдруг вспомнил. Мне уже вторую ночь подряд снилось одно и то же. Про то, как игуанодон сначала лежит довольный на крыше Ледового дворца, а затем пожирает меня. Странно, но на сей раз я не проснулся, а смотрел, во сне, конечно же, как ящероподобная тварь отгрызает мне сначала одну ногу, затем вторую, потом принимается за руки... Слава богу меня разбудил Юра и избавил от лицезрения моей "полной" кончины.
Я долго думал: поведать другу о своем сне или лучше не стоит. После долгих терзаний я все же решил рассказать ему все, как было. Как только я закончил, Юра негромко цыкнул, почесал в затылке и произнес:
- Да, брат, ну и жутики тебе снятся!
- А вдруг это вещий сон, как думаешь?
- Как думаю? - переспросил Юра. - Бред это, вот как я думаю. Никакой это на фиг не вещий сон. Этих... как ты их назвал?.. игуанодонов, верно?.. их не бывает и быть не может. Вот птеродактили - это другое дело. Я от ресичеров слышал, а те в свою очередь видели их, живьем причем. Хотя, может быть и они привирают. Как знать, увидели чайку какую-нибудь и сразу приняли его за мутанта. Фантастику надо меньше читать, вот что я скажу. До добра эти ваши книжки не доведут. Вот почитаешь на ночь, а потом снятся тебе всякие чудовища, - Юра скривил уродливую гримасу. Я лишь обреченно покачал головой. Что толку спорить с человеком, который совсем не любит читать. Юра почему-то считает, что чтение - это лишь пустая трата времени. Знал бы он, как ошибается, да разве его переубедишь. Упертый аки баран. - Я знаешь, что думаю? Скорее всего, все эти сны и видения - это последствия стресса и депрессии.
- Чего-чего? - не понял я. - Какой стресс? Какая депрессия?
- События минувших дней отложили на тебе отпечаток, - невозмутимо, с видом знатока, сказал Юра. - Исчезновение Маши, ухудшение здоровья твоей мамы - все это сыграло свою роль, я уверен. Вот и видится тебе всякая фигня.
- Ну, может ты и прав, - неуверенно прошептал я.
- Вот то ли дело мне что снится, - продолжил Юра, довольно закатив глаза. - Мне вот, например, море снится. Пляж, пальмы, толпы загорелых девушек в купальниках. Вот ты, Олег, наверное, никогда не был на море. А вот я был один раз. Ездили с родителями по путевке. Там классно, на море-то. Вода прозрачная, заплывешь далеко-далеко, а дно все равно видно. А какая теплая - вылезать вообще не хочется. Так бы и сидел в ней сутки напролет. Эх, нам бы на море сейчас... Да только хрен нам, а не море. Люди эти, которые бомбу сбросили, они же и нам и себе жизнь угробили. Да хотя какие они люди, скоты они, вот кто! Вот прямо-таки было жизненно необходимо бомбу сбрасывать. И что в итоге? Сидим мы в этой заднице огромной, в прямой кишке, так ее, как глисты. А живем ничуть не лучше, наверное
Все правильно Юра говорил, ни слова из его речи не выкинешь. Спросить бы у тех, кто это устроил: зачем вам понадобилось бомбу сбрасывать? Подумали ли вы о возможных последствиях? Хорошо ли вам после этого стало?
Да только где они, виновники торжества? Скорее всего, умерли в тот самый злосчастный день, когда человечество переселилось жить в метро. Ну и поделом им, в общем-то. Они это заслужили.
- Впрочем, что мы все о плохом да о плохом? Давай поговорим о чем-нибудь хорошем, светлом..., - Юра мечтательно закатил глаза.
- И о чем же, например?
- Ну не знаю. Предлагай.
- Так ведь и я не знаю, - я на секунду призадумался. - Мне кажется, какую бы тему мы сейчас не подняли, в конечном итоге снова выйдем на что-нибудь скверное. Вот ты мне лучше расскажи что-нибудь новое о станциях, чего я никогда не слышал.
Как я уже говорил, мне нравилось узнавать что-нибудь новое о родном питерском метро. Даже самая ничтожная мелочь имела для меня значение, ведь как-никак это мой дом, в котором я живу, и, скорее всего, останусь в нем до конца своих дней.
- Э, друг, ну ты мне и задачку подкинул. Откуда же мне знать, что тебе уже известно, а что нет? - Юра наморщил лоб, пытаясь что-нибудь достать из глубин памяти. Я был почти уверен, что ему доступна информация, о которой я еще не знаю, хотя известно мне довольно-таки много.
- Ну вот, например, известно ли тебе что Адмиралтейская - самая глубокая станция в нашем метро?
Я кивнул. Еще бы не знать, новость стара как мир. Он бы еще сказал, что Земля - круглая.
- Ладно. А знаешь ли ты, что наше, питерское метро - первое в России метро, находящееся в двух субъектах страны, то есть станция "Девяткино" находится за пределами города, в Ленинградской области. И оно оставалось таким единственным в стране до пуска станции "Мякинино" в Московской области.
- Про "Девяткино" знал. Про "Мякинино" слышу в первый раз, - честно признался я. Мне вообще не нравится московское метро. Оно запутанное донельзя и мне непонятно, как москвичи там вообще ориентируются. Хорошо, что мне не довелось там побывать - заплутал бы в момент.
- Вот. То-то же. Тогда слушай дальше. Знаешь ли ты о том, что у нас собирались строить шестую ветку?
- Шестую? - я непроизвольно вскочил от удивления - никогда про это не слышал.
- Да, именно шестую. И станций там нагромоздить хотели немало.
В общем, я всех тонкостей этого дела не знаю, но мне дядя рассказывал, что эта ветка должна была строиться с целью соединения железнодорожных станций Ручьи и Лигово. В нее бы входили такие станции как Большеохтинская, Проспект маршалла Блюхера, Петергофское шоссе... Дядя даже мне как-то ее схему рисовал, но я ее абсолютно не помню. Тем, кто жил в Калининском районе было бы очень хорошо - у них ведь метро вообще не было вблизи. Но построена ветка, если бы не Катастрофа, была бы, дай Бог, только сейчас.
Таким образом, за разговорами мы добрались до пункта назначения. К сожалению больше ничего нового от Юры мне узнать не довелось, зато я сам рассказал ему много интересных фактов про наше метро.
Из той информации, что я узнал за всю свою жизнь, можно вполне составить небольшую книжку. Вот только была пара проблем и притом очень серьезных: я не умею красиво излагать свои мысли на бумаге - это раз, издание книги в нынешних условиях попросту невозможна - это два. Об остальном можно уже и не говорить. К счастью, потерей памяти я до сих пор не страдал и как знать, может, когда-нибудь у меня появятся внуки, и я передам им все те знания о нашем питерском метро, которые ношу в своей голове.
Дима и Сережа сразу, как только увидели нас, стали потихоньку собираться.
- Здорово, ребята! - Юра слез с дрезины и пожал каждому из них руки, после чего то же сделал и я. - Как обстакановка?
- Нормалек все. Тихо и спокойно, - сказал Серый.
- Точно. И мухи не кусают, - улыбаясь, добавил Дима.
- Мухи? Ты когда в последний раз мух-то видел? - скептическим и очень серьезным голосом спросил Юра. Я сразу понял, что это он так подтрунивает над приятелем. А вот Дима шутки юмора не оценил.
- Это просто такое выражение. Конечно же, я знаю, что мухи не водятся здесь, они все повымирали давно. Ты меня что, за идиота принимаешь, что ли?
- Да нет, конечно! Что ты взъелся-то? - Юра так посмотрел на Диму, как будто тот прямо у него на глазах превратился в ужасное чудовище. Серый тоже как-то испуганно глядел на своего партнера.
Вдруг Дима согнулся пополам и минуту его буквально душил приступ истеричного беззвучного хохота. Такого я еще не видел. С Димой случилась настоящая истерика и главное непонятно с чего. Наконец, когда он высмеялся и вытер рукавом слезы, выступившие на глазах от смеха, он объяснил нам свое поведение:
- Круто я тебя провел, а, Юра? А ты думал, я всерьез, да? Что я вот скептика включил? Ан нет, дорогой друг, я над тобой подшутил.
Я, Юра и Серый переглянулись между собой и вскоре сами постепенно начали смеяться. Но не потому, что нам понравилась "шутка" Димы, мы смеялись над ее нелепостью. У него всегда, сколько его помню, было своеобразное чувство юмора. Он смеялся тогда, когда никто не смеялся, и оставался серьезным, когда не смеяться было попросту невозможно. Но этим он и отличался от других. Вот только в лучшую ли сторону?..
Пожелав нам удачи и дежурства без эксцессов, ребята сели на дрезину, на которой приехали мы с Юрой, и уехали. Смена состоялась.
- Дима странный какой-то, как будто обкуренный. Шуточки у него дебильные...
- Ну что ты на человека наехал? - встал я на защиту Димы. - Такое у человека чувство юмора. Знаешь пословицу: "Что русскому хорошо, то иностранцу хреново". Ну и здесь почти такая же ситуация. Что тебе не смешно, ему потешно.
- Ох, Олег, добрый ты человек, - искренне произнес Юра и положил мне руку на плечо. - И откуда ж в тебе столько доброты?
- Таким родился, какой уж есть, - смущенно подал плечами я.
- Да я же не говорю, что это плохо. Как раз наоборот. Вот только пожестче тебе надо быть, пожестче, понимаешь? В нашем мире по-другому нельзя. Пойми, друг, на одной доброте не выживешь, тем более, здесь, в метро. Уж я-то знаю. А мне, в свою очередь, это дядя сказал. А он, как ты и сам, наверное, знаешь, мужик толковый.
Слова Юры заставили меня призадуматься. Неужели я и всерьез такой добрый? Не знаю, но раз Юра так говорит, видно так оно и есть. Лучший друг мне врать не станет.
Слова Юриного дяди не были лишены смысла. По правилу естественного отбора выживает сильнейший. Сейчас сильнейшие - это "красные". На их стороне численное преимущество, сила, оружейная мощь. И рано или поздно, я чувствую, они добьются власти во всем метро. Все потому, что все до единого "красные" - подлые, коварные и жестокие. Они одержимы одной лишь целью - править в питерской подземке. Вот только зачем им это надо? Что они с этого поимеют? Наверное, "красные" и сами не смогут ответить на этот вопрос.
Каждый человек, пусть даже и в глубине души, не подозревая об этом, хочет иметь власть над чем-либо. Но для чего ему это надо? Обычно доминировать хотят люди, у которых было тяжелое детство или же наличествует какой-то комплекс. Но придя к власти, в большинстве случаев, не знают, что с ней делать и вскоре теряют ее.
На мой взгляд, проще всем жить в равных правах, хотя это и невозможно. В любом случае во главе определенного круга людей должен стоять кто-то, кто сможет организовывать порядок в обществе. А такой человек и обладает властью. Без правителя, старейшины, главаря, можно называть как угодно, в обществе начнется раздрай и все полетит в тартарары.
Властьимущие бывают разные.
Глава нашей, оранжевой ветки, зовут его Антон Борисович, но про себя все называют его просто Антон, несмотря на его преклонный возраст, что называется, правитель от Бога. Добрый, честный, искренний, открытый. Человечище! Он никогда не пользуется в своих целях тем, что он главный. Попросишь его о помощи - он тебе ее окажет по мере своих сил и возможностей, придешь к нему с проблемой - он даст совет. Антон помогает всем без исключения и это лишь малая толика его достоинств.
Анимус, который владычествует на красной ветке, полная противоположность Антону. Я никогда его не видел, но если судить по рассказам других, то он сущий тиран и деспот. Он требует от всех повиновения, и малейшая провинность карается незамедлительно. Как такому человеку удается удерживаться у власти, да еще и так долго, я не понимаю. Ни за что не поверю, что "красных" устраивает такой правитель. Да, они сами жестокие, да, между ними и Анимусом много схожего, - но, черт возьми, не до такой же степени!
Погруженный в такие мысли я и не заметил, как из противоположного туннеля приехали вторые дежурные - Валера и Слава. Они прибыли на место позже намеченного срока - это было видно по тому, как ругались их сменщики. Валере и Славе предстояло дежурить с другой стороны, так как мы вдвоем с Юрой не могли бы патрулировать оба туннеля.
Поздоровавшись с нами, они, проводили взглядом отъезжающих сменщиков, сели на мешок и заговорили о чем-то своем - со своего места я слышал лишь невнятное перешептывание. Мешки эти не шли, конечно же, ни в какое сравнение с креслами и даже со стульями, но являлись вполне удобными и достаточно мягкими для того, чтобы примостить на них свою пятую точку.
Валера и Слава, это было видно, заступили на дежурство без всякого энтузиазма. Их можно было понять, я и сам сейчас не испытывал никакого восторга, как это было, например, в первые три раза. Нет ничего интересного в том, чтобы сидеть целый день на одном месте, не смыкая глаз и постоянно бдя, не нападут ли "красные". Приятного, несомненно, мало. И длится это уже довольно долго - "красные" не нападали вот уже которую неделю. Скорее всего, хотя об этом неприятно думать, собирают силы, чтобы лавиной обрушиться нас, не оставив оранжевой ветке шансов на выживание.
Но дежурить надо и от этого никуда не деться. Четыре человека мало что могут сделать, если что, против большой армии, даже имея в своем распоряжении два пулемета и автоматы на каждого, но с маленькими группками "красных" справятся вполне. В крайнем случае, если, не дай Бог, дела пойдут наперекосяк, можно предупредить руководство и вообще всех жителей ветки о готовящемся вторжении - кто-то один садится на дрезину и мчится на "Ладожскую".
Кстати, мою находку - две рации, которые я взял у мертвого "красного", наш механик сделал еще вчера. И справился так быстро, что я даже глазом моргнуть не успел. Он, конечно, непревзойденный мастер в своем деле, но я и не подозревал, что настолько. Механику, его зовут Семен, всего двадцать четыре года, то есть он провел под землей большую часть своей жизни. Где и как Сема научился общаться с техникой на "ты", пожалуй, только ему одному известно.
Улучшенные рации он отдал мне всего через полчаса после того, как я ему их принес. Передавая их, он сказал, что качественно настроил шумоподавление, то есть при общении практически не будет слышны помехи и раздражающие пощелкивания. А еще Семен заверил меня, что работать они могут на очень большом расстоянии.
Всю работу он проделал абсолютно безвозмездно, прекрасно понимая, какую пользу сослужит его модификация обычных раций. С ее помощью значительно упрощалось и дежурство на "Лиговском проспекте", и связь станций друг с другом. Надо бы где-нибудь раздобыть еще парочку, чтобы дежурными с противоположного туннеля тоже имели при себе переговорное устройство.
Одну рацию я оставил Антону, вторую же взял с собой. В случае чего, можно предупредить всех о готовящемся вторжении гораздо раньше, чем если бы кто-то ехал на дрезине. Рации значительно облегчили нам жизнь, хотя хотелось бы, чтобы никто ими никогда не пользовался.
- Олег, расскажи что-нибудь веселенькое? - попросил Юра. Он сидел на мешке, облокотив руки на поставленный вертикально автомат. Я испуганно покосился на оружие. Слава Богу, оно стояло на предохранителе. Юра часто забывал о простейших мерах предосторожности при обращении с оружием, за что однажды чуть было не поплатился.
- Что ж тебе рассказать-то? - развел руками я.
- Ну хоть анекдот какой-нибудь. Ты же много читаешь, расскажи!
- Ну не знаю..., - я стал копаться в глубинах своей памяти, пытаясь выудить хоть что-то из темного омута забитой огромным количеством информации головы.
Юра терпеливо ждал, зная, что лучше мне не мешать, когда я думаю. Наконец, мне вспомнился один анекдот. Дослушав до конца, Юра рассмеялся, но, как мне показалось, не потому, что ему было смешно, а чтобы не обидеть меня. Улыбка у него была натянутой, и смех какой-то неестественный. Да, что ни говори, а у каждого свои понятия о чувстве юмора. Абсолютно то же самое, что и в случае с Димой.
Долгое время мы сидели молча, не зная, что и сказать друг другу. Казалось бы, все темы уже исчерпаны, все, о чем можно было поговорить - уже сказано. Как бы мне сейчас хотелось, чтобы из темноты туннеля выскочили пару вражеских лазутчиков - это хоть как-то развеяло бы эту смертную скуку. Но впереди было пусто, луч фонаря не высвечивал ничего подозрительного, и от этого на душе почему-то становилось еще тоскливее.
* * *
Время шло, минуты медленно сменяли друг друга, и я, не зная, чем себя развлечь, достал из нагрудного кармана мою спасительницу - серебряную пятирублевую монету. Осмотрел со всех сторон, покрутил в пальцах. Вмятина от пули была неглубокой - немалая толщина металла значительно погасила удар. Тот день, когда я нашел монету, поистине знаменателен, ведь если бы не она, меня бы уже не было в живых.
В руках у меня была вещь, которая спасла мне жизнь. Верится с трудом, но это так. Что это: простая случайность или же кто-то хотел, чтобы я ее нашел? Этот вопрос остался без ответа, по крайней мере, до некоторого времени.