Обидно другое: ну почему я всю жизнь оказываюсь кем-то повязан? Почему все время за кого-то должен отвечать? И в этом мире, и в том? Только освоишься в новой ситуации, только глотнешь воли, как - "бемс!" - на тебя сваливается завлабство, или раненый туземец, или девчонка-изгой. Интересно, сколько ей лет? Щебечет, как взрослая: много-много слов и ни одной мысли, только соображения, да и те коротенькие. Господи! Неужели за десятки тысяч лет женщины совсем не изменились?! Внутренне, разумеется? Или в этим заложен глубокий философский смысл?"
- …не думай, обязательно растолстею! Вот когда я жила у Тарбеев, у нас была Ингара - худющая-прехудющая, ну прямо как я. Никто ее брать не хотел. Но ее кое-как отдали одному воину из Пейтаров. И еще два ножа костяных дали и наконечник для копья. Но воин ее скоро прогнал, и она вернулась, а ножи он назад не отдал, а наконечник, говорит, олень унес - врет, наверное. А Ингара-то пришла беременная, сначала незаметно было. А потом все больше и больше - вот такая стала! Мы все думали, родит и опять худющая будет, а она только еще больше растолстела! Воин, который ее прогнал, пришел как-то к нам и ее не узнал: что, говорит, за баба? Мне отдайте! Вот смеху-то было! Так что ты не переживай, Семхон, так бывает, я обязательно…
- Стоп! - Семен нагнулся и извлек из ее "багажа" моточек тонкого ремешка из сыромятной кожи. - Встань и подними рубаху. Выше!
Ветка покорно встала и, хлопая ничего не понимающими глазами, подобрала свой балахон до груди. Семен обвил ремешком ягодицы девушки и завязал на животе, чуть выше кудрявого треугольника. На самом широком месте девичьей (или женской?) фигурки ремешок держался почти свободно и при первом же движении соскочил на землю. Семен его поднял:
- Вот, держи! Это будет тебе эталон. Как только это колечко перестанет налезать на твою попу, можешь убираться на все четыре стороны!
- Но как же…
- Молчи, женщина! Я - Семхон, великий и ужасный, могучий и непобедимый! Наплевать, как тут у вас принято, важно, что МНЕ нравятся худенькие женщины - вот как ты сейчас. А толстых мне даром не надо - и смотреть не хочу! Вот такой я чудак и извращенец! Собираешься толстеть - пожалуйста, но без меня. - Семен подумал и добавил: - Впрочем, беременность не считается!
Широко распахнутые глаза Сухой Ветки вновь начали что-то излучать. Семен устало вздохнул и буркнул:
- Рубаху-то опусти, хватит красоваться. Пожрать лучше дай - с утра ведь не евши…
Супчик, кстати, оказался вполне приличным. Семен первое блюдо готовил обычно из двух ингредиентов: воды и мяса ("второе", естественно, из одного). Тут же присутствовали какие-то корешки, луковички и нарезанные побеги, кажется папоротника. Чего еще насыпала туда Ветка, было непонятно, но создавалось впечатление, что еда немного даже посолена. Это дело он решил расследовать, но не смог, так как девушка, увидев, что мужчина ест с аппетитом и ругаться не собирается, тут же осмелела и принялась тараторить:
- В твоих корытах так удобно готовить! Я раньше издалека наблюдала и все понять не могла, почему ты камни в воду не бросаешь. Ну, думаю, совсем не умеет человек, некому для него еду приготовить. Конечно, все время есть жареное мясо трудно, кишки сворачиваются, надо котел такой деревянный или каменный или мешок кожаный. Туда воду наливаешь и камни в костре греешь. А потом берешь палками камень и туда, а он пыфф!! Только надо камни знать, а то, бывает, в котел опустишь, а он только пфыкнет и развалится, тогда куски из супа вынимать замучаешься. А с твоими корытами здорово: на огонь ставишь и греешь снизу. Я, когда тебя не было, к твоему костру подходила и все понять не могла, почему твои корытца снизу закопченные. А один раз подкралась и подсмотрела - а ты их, оказывается, на огонь ставишь! Они же из глины, да? А почему не разваливаются? Ты их долго сушил, да? Мы с девчонками, когда маленькие были, тоже всякие штучки из глины лепили, только они трескаются и в воде размокают. А рубаха у тебя такая смешная! Наверное, твои женщины в прошлой жизни совсем не умели шить и со шкурами ленились возиться, да? У тебя шкура совсем плохо сделана - мяли, наверное, мало и пересушили. Ты, когда убьешь оленя, принеси шкуру, я тебе новую рубаху сделаю. У меня, смотри, и скребки всякие есть, и две проколки, и иголки костяные. А обувь ты себе сам делаешь, да? Я подходила, когда ты спал, смотрела: такой шов интересный, со всех сторон одинаковый. Только его все равно надо жиром промазывать, чтобы воду не пропускал и мягкий был. А ты никогда швы не мажешь, так прямо и ходишь, а от этого обувка быстро изнашивается…
Семен навернул половину корыта супа и решил слегка порезвиться с жареным мясом. Поскольку рот его оказался свободен, он захотел кое-что уточнить:
- Тебя послушать, так получается, что ты только тем и занималась, что вокруг моего жилища крутилась да из кустов подсматривала. Тебе что, больше заняться было нечем?
- Ну как же нечем, как же нечем?! Женщины, если увидят, что я ничего не делаю, сразу или за дровами пошлют, или шкуру какую-нибудь старую скоблить заставят! А дров, сколько ни таскай, все равно мало будет! У них-то есть мужчины, а я почему должна для других стараться?! Вот если бы…
- А вот если бы я заметил, что кто-то по кустам лазает, и камнем бы засветил, а? Или, того лучше, стрельнул бы волшебным дротиком?
- Не-ет, что ты! - засмеялась Ветка. - Я же знаю, что ты камни бросать не умеешь! Нет, ты, конечно, бросать-то умеешь, только недалеко и почти никогда не попадаешь! А волшебный дротик… Ты его пока наколдуешь, я же десять раз вокруг лагеря обежать успею! Другое дело, что ты мог разозлиться… Но ты бы меня все равно не заметил! Ты меня никогда не замечаешь! С собаками разговариваешь, с мальчишками, а со мной совсем, совсем не хочешь! Я так старалась на глаза тебе попасться, хотела, чтобы ты заметил, как я работать умею, специально старалась, а ты смотрел как на пустое место, как будто меня и нет совсем, - так обидно! - Она хлюпнула носом. - Даже с женщинами разговаривал, а я… а меня… Ну, конечно, я же уродина…
- Ты это прекрати! - всполошился Семен. - Только этого мне еще не хватало! Откуда же я знал, что ты взрослая?! Я думал, что ты маленькая совсем!
- Да-а-а, маленькая! Как дрова таскать, так не маленькая! Видал же, какую охапку я позавчера тащила! Специально ждала, чтобы мимо тебя пройти, а ты и не заметил даже. Только и знаешь…
За время пребывания в этом мире Семен смирился с тем, что жевать можно только мясо, нарезанное тонкими ломтиками и пробывшее в кипятке не больше минуты. Лучше - меньше. Потом мясо в кипящей воде твердеет и вновь становится мягким, только когда уже совсем разварится. Для этого требуется от одного до нескольких часов варки, чем, естественно, никому заниматься здесь и в голову не приходит, в том числе и ему самому. С мясом, приготовленным без посуды, дело обстоит еще смешнее. Всем известный и любимый народом шашлык делается из мяса, которое проходит предварительную подготовку - маринование. Уж класть специи, нет ли - дело вкуса, а мариновать надо обязательно: в уксусе, в вине, в простокваше, в кефире… Именно этот процесс делает мясо "жующимся". А если просто так нарезать от туши и нанизать на шампур - попробуйте, если мяса не жалко! И зубов, кстати, тоже… Нет, собственно говоря, есть это все можно, но не для удовольствия, а чтобы, как говорится, кишку набить. Процедура поедания такого мяса требует некоторых навыков: в левую руку берешь кусок, в правую - нож. Прихватываешь передними зубами краешек, оттягиваешь губы и движением ножа снизу вверх отрезаешь кусочек. Желательно при этом не смахнуть лезвием кончик собственного носа. Отрезанный кусочек забираешь в рот, несколько раз тискаешь зубами для придания обтекаемой формы и… глотаешь. Именно так и собирался поступить Семен с румяным поджаристым куском оленины, лежащим на теплом камне у костра. И вдруг оказалось, что нож не нужен! Он просто взял и откусил! И разжевал! Как будто мясо готовили не на костре, а в духовке! Он уже открыл было рот, чтобы спросить, как это у нее получилось, но успел опомниться: наверное, мужчине неприлично интересоваться такими вещами. Хотел этого Семен или нет, но авторитет Сухой Ветки в его глазах немедленно вырос если и не до небес, то, во всяком случае, изрядно. То есть оказалось, что перед ним сидит не взбалмошная пустая девчонка, а Женщина. Нет, сам он давно уже не мальчишка - живет, можно сказать, уже вторую жизнь и прекрасно понимает, что формулу доступа к мужскому сердцу через желудок придумали не в двадцатом веке, ее тогда только озвучили, а известна она, наверное, была всегда. По крайней мере женщинам. Не менее хорошо были знакомы Семену и последствия. В том смысле, что большинство женщин прекрасно понимает, что, добравшись до этого субпродукта (мужского сердца), нужно в него вцепиться как следует, а стараться на кухне (да и в койке!) уже не обязательно. И тем не менее, тем не менее…
- Слушай, - сказал он, - а ты здорово готовишь! Я ел пищу, которую делают здешние женщины, - такая, знаешь ли, гадость! Кто тебя научил?
- Никто меня не научил, - насупилась Ветка. - Я сама все придумала. Что же мне делать, если я уродилась такой страшной? А так вдруг кому-нибудь понравится моя еда… И у меня будет мужчина. Хотя бы ненадолго, но как у всех!
- Ты это перестань вспоминать! - приказал Семен и добавил неожиданно для себя самого: - Считай, что у тебя есть мужчина. А уж надолго или нет - зависит от тебя самой, а не от того, какой ты родилась. Ну и, разумеется, от того, как скоро меня убьют.
Он немедленно решил, что, пожалуй, перебрал с "черным" юмором, но ожидаемой реакции не последовало. Наоборот, Ветка вскинулась, глаза ее заблестели:
- Нет, Семхон, нет! Тебя убьют не скоро! Может быть, и меня уже не будет, а ты все еще будешь жить!
- Однако… - озадачился Семен. - Тебе откуда это известно?
- Ну-у… сама не знаю… Но я всегда угадываю, кто погибнет в ближайшее время. И когда совсем маленькая была… Как-то раз мамин мужчина побил ее, а трахать не стал. Я спросила ее, почему он так сделал, ведь он скоро умрет - послезавтра, наверное. Тогда мама побила меня. А воина и правда через день убили хьюгги. Потом и мама, и все женщины сказали, чтобы я молчала и никогда никому не говорила об этом. Иначе мужчины решат, что это я накликаю на них беду. Я не говорю…
- А ты действительно не ошибаешься?
- Если через два-три дня, то не ошибаюсь.
- И ты знала, кто сегодня должен погибнуть?
- Нет, Семхон, нет! Я только чувствую, что вот он и он - скоро. И все, а когда именно - я не знаю…
- Так ведь и это немало… А кто… умрет в ближайшее время? Мне ты можешь сказать - я никому не передам и плохо о тебе не подумаю.
- Н-никто, наверное. Может быть, Алтикуна, но у нее давно гниет нога, она и сейчас не очень живая…
- Ладно, хватит на сегодня о смерти. - Он посмотрел на звездное небо. - Впрочем, кажется, уже наступило завтра. Надо искупаться и ложиться спать. Вот скажи мне, Веточка… Здешние женщины, они как… Каждый год моются?
- Ну что ты, Семхон, - улыбнулась девушка, - почти каждый месяц, если не беременные.
- М-да-а… Не повезло тебе, девочка: ты связалась с гнусным извращенцем. Если хочешь быть со мной, тебе придется мыться каждый день. По крайней мере, пока тепло.
- Хи-хи, а зачем это? Я, правда, все равно каждый день купаюсь, даже когда холодно, - мне нравится, но тебе-то это зачем? Разве для мужчины это имеет значение?
- Видишь ли… - замялся Семен, - в моей первой жизни, среди другого народа, я привык к тому, что молодые красивые женщины моются каждый день или даже утром и вечером. Это такой обычай, традиция. Я привык к этому и не хочу отвыкать.
- Хи-хи, а сам ты зачем каждый день купаешься? Я часто хожу смотреть: у тебя такое смешное тело - волос совсем нигде нет, только на груди немного и под животом, хи-хи! А почему ты в воде не тонешь? Заклинание знаешь, да?
- Ну, можешь считать это заклинанием, только оно не в словах, а в особых движениях руками и ногами. Ладно, пойду окунусь перед сном.
- А… я… Можно я с тобой, Семхон?
Собственно говоря, особо идти никуда было и не нужно: жилище Семен оборудовал метрах в восьми от воды.
* * *
…плескались в теплой воде, брызгались и смеялись. Семен нырял, хватал под водой Ветку за ноги, а она визжала…
А потом они сидели на песке и сохли в лучах ущербной луны и звезд. Журчала вода, стрекотали какие-то насекомые, в степи за лагерем перегавкивались собаки.
- Спой немножко, Семхон, - попросила Ветка. - Я хочу тан-це-вать - ну, как там, в пещере. Можно?
- Нет, - поднял лицо к луне Семен. - Сейчас не поется. Давай я тебе на зубе сыграю.
- На зубе?!
- Ага! Слушай!
И он заиграл старую и жутко популярную в семидесятых годах пьеску "Воздушная кукуруза". В оригинале она исполняется соло на ксилофоне, а Семен играл на собственном верхнем переднем зубе ногтем среднего пальца. Эту "забавку" он придумал еще в детстве: щелкнешь ногтем по зубу, а рот выполняет роль резонатора. Чуть-чуть подрабатывая губами, языком и нижней челюстью, можно менять объем этого резонатора и, соответственно, изменять высоту звука в пределах октавы, а то и больше. При определенном навыке можно брать даже "аккорды" - плотные серии щелчков четырьмя пальцами подряд. Звук получается довольно чистый, но негромкий. Впрочем, в тишине этого достаточно…
Ветка уловила ритм и пластику "Воздушной кукурузы" почти мгновенно и начала хихикать и "выделываться" на песке перед единственным зрителем. Шелестел листвой ночной ветер в зарослях на том берегу, журчала вода в соседней протоке, костер за спиной догорал, а Семен гнал и гнал повторы основной темы - то быстро, беззаботно и весело, то медленно и почти трагично. Сухая Ветка танцевала на песке, безошибочным инстинктом угадывая нужные движения. Наверное, родись она тысяч на десять - пятнадцать лет позже, то из нее получилась бы если и не балерина, то замечательная танцовщица. А "Кукуруза", она ведь такая: раз начав, остановиться трудно…
Наконец он взял пару финальных "аккордов" и умолк.
- Ой, как здорово, Семхон! - повалилась на песок счастливая Ветка. - Ты научишь меня?
- Научу. Слух и чувство ритма у тебя, кажется, есть, а все остальное не сложно. Но - потом. Скажи, у тебя… уже был мужчина? Хоть раз?
- А ты… Ты не прогонишь меня, Семхон? Только не смейся, ладно?
- Ну!
- Не было… А правда, что первый раз больно?
Семен все-таки рассмеялся:
- Не знаю, я же не женщина! Но можешь повторять заклинание от боли. Ты же помнишь его?
- Да ну тебя! Тебе бы только хихикать и насмехаться! Это не может быть больно! Не может… Потому что… Потому что я очень хочу! Вот!
- Ладно, не бойся, - примирительно сказал Семен, укладываясь на спину. - Ты все сделаешь сама. Давай пристраивайся сверху! Да не так, глупенькая, лицом ко мне…
А потом они лежали, обнявшись, и грели друг друга. Надо было встать и дойти до шалаша, но сил не было, да и желания тоже…
* * *
Тем не менее утром Семен обнаружил себя в шалаше на своей подстилке. Вставать не хотелось: он лежал, смотрел вверх на переплетение ремней и думал, что утро иногда бывает-таки добрым.
Если бы не требования мочевого пузыря, он, наверное, так и лежал бы… Но пришлось встать. В "кастрюле" что-то аппетитно булькало. Ветка сидела у костра и широко распахнутыми сияющими глазами смотрела, как из шалаша выбирается на четвереньках ее мужчина, как он встает и потягивается, подставляя еще не жаркому солнцу свое худое и почти безволосое тело.
- Здорово, красавица! - приветствовал ее Семен. - Что плохого в жизни?
- Ничего, что ты! Хи-хи, ты такой смешной, Семхон! Совсем лысый, хи-хи!
- Ну, ты это… Не того! - изобразил обиду Семен. - Вот пройду посвящение, получу свое Имя и стану волосатым, как Черный Бизон!
- Нет! Не надо! Мне так больше нравится…
- Это еще что такое?! Эмансипация?! Отставить! Мало ли что тебе нравится! Мужчина должен быть свиреп, вонюч, волосат!
- Не-ет, - вновь хихикнула девушка, - ты и так достаточно свирепый, а вонючим и волосатым быть, наверное, не обязательно. Ты же сказал, что мне не нужно становиться толстой, потому что тебе так нравится, а сам…
- Прекратить! Ишь чего удумала: каменный век на дворе, а она равноправия требует! Не бывать этому! Ясно?
- Ясно, хи-хи! А что же ты тогда стоишь? Ты же писать хочешь - так иди!
- Да, действительно, - спохватился Семен, - я и забыл совсем. Вечно ты меня отвлекаешь своими разговорами!
По дороге к кустам он размышлял о том, какая все-таки удачная была мысль поставить "вигвам" на отшибе - у самого берега, выше по течению от основной стоянки. Возвращаясь назад, он напевал старинную песню Высоцкого "А ну отдай мой каменный топор и шкур моих набедренных не тронь…".
- Кстати, - сказал он, подходя к костру, - а куда ты дела мою одежду? Я что, так и буду жить голым?
- Живи! - разрешила Ветка. - Сейчас тепло, а ты… красивый!
- Да, - немного смущенно согласился Семен, - я, конечно, изрядный красавец, но неудобно как-то - вон в лагере люди ходят…
- Ну и пусть ходят! Я твою рубаху зашиваю, а ты поешь пока.
Семен совершил утреннее омовение в речке, навернул изрядную порцию мяса с бульоном и задумался, разглядывая свою новоприобретенную подругу. Спустя некоторое время он сказал:
- Знаешь что, Сухая Ветка? Пойдем-ка в шалаш - разговор есть. А балахон свой можешь тут оставить…
Внутри он с умным видом уселся на подстилку и приказал:
- Слушай внимательно и не перебивай: начинаем учебный процесс. Лекция первая: женская сексуальность и ее типы.
- Я не перебиваю, но что такое "процесс", "лекция", "сексуальность" и "типы"?
- Нет, ты перебиваешь! С мысли меня сбиваешь!
- Хорошо, я не буду сбивать, только давай шкуру подстелим, а то ветки попу колют.
- Да? Действительно… Ну, тащи ее сюда!
Когда шкура была расстелена, он продолжил:
- Женская сексуальность бывает двух типов. Как там правильно по науке, я не помню, но для себя называю их "однократный" тип и "многократный". Рассмотрим тип первый. Для него характерно длительное постепенное нарастание сексуального возбуждения, которое заканчивается оргазмом (только попробуй спросить, что это такое!). После этого следует быстрый спад возбуждения, вплоть до полного его угасания. В большинстве случаев для повторения процесса должно пройти достаточно много времени - от нескольких часов до нескольких суток. Однако в том и другом случае достижение оргазма требует долгой и тщательной подготовки.
Для второго типа также характерно постепенное нарастание возбуждения, но этот процесс заканчивается не оргазмом, а достижением так называемого "плато" - некоторого уровня возбужденности, на котором женщина может находиться достаточно долго, испытывая несколько оргазмов подряд или с небольшими перерывами. Причем спада возбужденности после них обычно не наступает. Сила и яркость каждого отдельного оргазма, безусловно, уступает таковым при единственном оргазме первого типа. Общий же спад возбуждения наступает лишь после полного окончания соития и, в отличие от первого типа, происходит постепенно.
Теперь перейдем к рассмотрению так называемых "эрогенных" зон…
На этом Семен вынужден был остановиться, так как обнаружил, что кое-что о мужских эрогенных зонах Ветка уже знает и занимается их "рассмотрением" вполне успешно - пора переходить к практическим занятиям.