- Да нет, ничего серьезного. Просто думаю срок доставки комплексов в Европу немного сдвинуть.
- Зачем?
- Контора течёт. Мы эти комплексы, конечно, доставим чисто, не наследим. Но если им придется где-нибудь в той же Венгрии лежать без дела два-три месяца - есть опасность, что кто-то где-то что-то узнает. А их мы ну никак за канализационные трубы не выдадим.
- Да, тут ты прав. Если уж кто-то из наших продался врагу - надо проведение операции, во-первых, максимально засекретить, и, во-вторых, каждому овощу - свой срок. Стало быть, когда ты думаешь трубам время ехать на воды в Баден-Баден?
- Думаю, в марте. Судя по всему, именно к марту те, что играют за черных, основательно подготовятся, и где-то во второй декаде начнут ломать сербов через колено.
- Вот как? Прямо даже и дату можешь назвать? - и генерал иронично улыбнулся.
Левченко его иронии решил не замечать.
- Дату - нет. Но расчет здесь простой. Сейчас они нагнут Македонию - и та разрешит разместить у себя их солдат. Параллельно они каким-то образом погонят оттуда наблюдателей ООН - чтоб не мешали готовить бойцов для УЧК и перебрасывать разных специалистов в деле смертоубийства на ту сторону. Потом им последовательно нужно будет избавиться от любых возможностей мирного урегулирования. Дело долгое. Надо будет нагнать в Косово боевиков УЧК, устроить там пару хорошеньких геноцидов, чтоб с видеозаписью, заодно - перебить умеренных в руководстве косовских албанцев; одним словом - накалить ситуацию. Ну, как это обычно они и делают. Одновременно с этим им придется отсекать прогерманские силы и вообще минимизировать влияние Германии - тоже дело непростое. Декабрь-январь уйдут на это - как за здорово живешь. Сербы будут, конечно, пытаться соскочить; я даже не удивлюсь, если в белградское правительство будут введены заведомо прозападные фигуры. Но только им это не поможет. В феврале-марте ситуация, как это водится, выйдет из-под контроля, их телеканалы с жутким надрывом начнут визжать о том, что сербы вспарывают животы беременным албанкам и с адским хохотом поедают сырыми их неродившихся младенцев - в общем, 'промедление смерти подобно'. И тогда они начнут.
Генерал кивнул.
- Логично. Хорошо, переговори с Одиссеем, пусть не торопится, пусть для начала съездит по тем краям туристом, осмотрится, выберет себе ориентиры. Пусть подготовится, короче. Время у него есть.
- Хорошо.
- Да, вот еще. Румянцев отправлял своих по отдельности?
- Ну конечно. Каждый из них знал только свое задание и свой маршрут, причем настоящих целей заданий никто, как обычно, не знал. Румянцев тертый калач.
- Ладно, ступай. Отправляй его железяки, грузи Одиссея. А я на пару дней с товарищем Викторовым съезжу тут в одно место, пообщаюсь с разными полезными людьми. Посоветуюсь. Есть, ты знаешь, определенная в этом необходимость. Если что - побудешь за меня.
- Есть.
Левченко вышел из кабинета генерала несколько озадаченный. Шеф решил с кем-то советоваться? Чудеса, да и только! Допрежь такого за Калюжным не замечалось. Впрочем, и верховоды наши вроде как очнулись. Дума штампует одно просербское и антинатовское заявление за другим, кое-кто уже начал всерьез говорить о приеме Югославии в Союз. Дело беспонтовое, конечно, всем людям знающим это ясно, как дважды два - а все ж в мозгу у любого прожженного циника есть уголок, где, загнанная и запуганная, но все же таиться надежда на чудо…
Левченко тяжко вздохнул и направился к себе. Чудес не бывает. Чтобы чудо в той катавасии, что заварилась на Балканах, произошло - их Управлению очень и очень придется постараться.
***
В это утро изрядно подморозило. Хорошо, что служебную 'волгу'-универсал, на которой Левченко отправился в Подольск, успели переобуть в зимнюю резину - иначе чудо советского автопрома, начисто лишенное всяких буржуйских АБС, раза три по дороге могло улететь в кювет.
На месте он был в два с четвертью - и, к своему изумлению, обнаружил у дверей подъезда переминающегося с ноги на ногу Одиссея! Тут же во дворе неприметной пятиэтажки, находящейся в состоянии капитального ремонта и оттого пустой, без жильцов - стоял здоровенный грузовой микроавтобус 'мерседес' с белорусскими номерами. Хм, оперативно, однако…
- Ну, здравствуй, Одиссей. Благополучна ли Итака? - Левченко не показал виду, что чрезвычайно удивлен столь раннему появлению своего сотрудника.
- Что с ней сделается? Здравствуйте, Дмитрий Евгеньевич! Докладывать?
- Давай.
- Я тут от имени одной фирмы минской закупил сантехническое оборудование и всякие фитинги-шмитинги. Все запаковано в целлофан, снаружи хрен что разберешь - где унитаз, а где труба с двумя коленцами. Ваши трубы мы тоже упакуем поплотнее, и засунем в самую глубь товара. Накладная у меня на руках, они там уже числятся. Не помню, правда, под каким наименованием, но общее количество мест сходится. Я забираю восемь штук?
- Восемь. Только сделаем чуток по-другому. Мы сейчас заберем твой упаковочный материал, сложим его в мою машину, и съездим заберем, как ты говоришь, фитинги. И уже замотанные и обезличенные, привезем сюда, а потом погрузим в твою машину.
- Логично. Сейчас я принесу упаковку.
Одиссей сбегал к микроавтобусу и вернулся с огромной кипой плотного непрозрачного пластика.
- Поместиться в вашу 'волгу'?
- Затолкаем! Только постарайся так, чтобы откидную крышку не снимать - заднего обзора не будет.
Минут пять они запихивали в багажник решительно не желающий складываться до нужного объема, протестующе шуршащий пластик. Но все же человеческий гений победил, и, с трудом захлопнув заднюю дверцу, Левченко указал Одиссею на место справа от водителя:
- Садись, поехали. Это довольно далеко.
- Ну, не дальше, чем до Москвы! - и Одиссей живо уселся на пассажирское кресло, громко лязгнув дверцей.
- А как ты своему водителю обосновал догрузку здесь? - уже выезжая со двора, спросил Левченко.
- Да как обычно. Что, дескать, эти фитинги на фирме, где мы грузили основную часть товара, дорогие, поэтому я сговорился с работягами на стройке здесь, в Подольске - они мне ворованные вполцены отдадут.
- Нормально. Документы у него на руках? Если какие-нибудь дэпээсники пристанут?
- А то! И накладная, и платежка, и контракт. Товар же чистый, все законно.
Они подъехали к окраине города, к тянущимся рваными неровными рядами гаражным массивам. Одиссей присвистнул:
- Ого! У вас ПЗРК что, в гаражах хранятся?
- Нет, немного в другом месте. Но вход - через гараж.
'Волга' подъехала к неприметному, ничем не отличающемуся от своих собратьев (кроме покрашенных голубой краской распашных ворот) гаражу, и Левченко заглушил двигатель.
Они вышли. Свежий морозный воздух приятно бодрил, хотелось дышать полной грудью; Одиссей, раскинув руки, потянулся так, что захрустели суставы. Левченко одобрительно кивнул.
- Вот-вот, разомнись. Трубы по пятнадцать кило каждая, и носить их придется тебе. Считай, восемь рейсов придется сделать.
Левченко открыл ворота - и перед глазами изумленного Одиссея показался вход в какое-то подземелье, для которого этот гараж был не более, чем маскировочной декорацией.
- Ого! Что это?
- Да ты не пугайся и разных страшных версий не строй. Было тут сразу после войны построено бомбоубежище - рядом были позиции зенитной артиллерии, ПВО Москвы, а в убежище располагался командный пункт зенитного полка. Потом зенитную артиллерию убрали - технический прогресс, сам понимаешь - а бомбоубежище передали на баланс гражданской обороны. В восемьдесят третьем оно официально было списано из числа действующих объектов, и по бумагам - разрушено, а на его месте построены гаражи. Гаражи, как ты видишь, действительно построены, но только бомбоубежище никто разрушать и не думал. Теперь это наш базовый склад для разных железяк, ни по каким ведомостям не проходящих. Прощу! - и Левченко распахнул (правда, с трудом - уж больно тяжела была входная дверь в старое убежище) перед Одиссеем вход в подземелье.
Снизу пахнуло нежилым теплом, однако - без легкого запашка гниения, характерного для герметично закрытых помещений.
- Проветриваете? Специально из Москвы человек ездит?
- Круче. Поставили автомат на систему вентиляции, раз в сутки - причем каждый раз в другое время - он пятнадцать минут гонит вглубь свежий воздух. Немецкая машинка, стоила нам неслабых денег. Зато - тепло и сухо! - Левченко объяснял это Одиссею с немалой долей гордости - в конце концов, именно он задумал поставить эту систему на секретный склад.
Спустившись вниз, Одиссей еще раз свистнул изумленно. Каких только ящиков там не было! Причем не только отечественных, военно-зеленых; глаз Одиссея выхватил несколько светло-серых пластиковых коробов с англоязычными надписями, а также - в самом углу - десяток здоровенных укупорок ядовито-синего цвета, с до боли знакомыми польскими 'uwaga!' на боках, нанесенными ярко-красной краской. Да, серьезно подготовились ребята…
- Ты не свисти, денег не будет. Я сейчас достану трубы, а ты давай волоки свой целлофан, и задние сиденья в машине заодно разложи, иначе товар в ней не поместятся. Здесь будем упаковывать - вернее, упаковывать буду я - а ты будешь таскать и в машину складывать. И ворота, кстати, прикрой - нам чужие глаза не нужны.
Последующие сорок минут ушли у них на работу с извлеченными из добротно покрашенных ящиков переносными зенитными ракетными комплексами. Левченко проверил каждую трубу на комплектность, удостоверился в исправности системы наведения, а затем каждую аккуратно упаковал в непрозрачный пластик - причем так, что на выходе было вообще не понятно, что находиться внутри этой груды целлофана. Одиссей по одному носил упакованные 'фитинги' наверх и укладывал их в салон 'волги', временно ставший грузовым отсеком. Места едва-едва хватило, и последнюю трубу ему пришлось буквально впихивать.
Вскоре показался Левченко. Тщательно закрыв дверь в бомбоубежище, он щелкнул каким-то тумблером слева от входа (на стальной пластинке выше тумблера сразу загорелся красный огонек), приложил большой палец правой руки к какому-то объективу, а затем так же старательно закрыл ворота гаража.
Когда он сел в 'волгу' - Одиссей спросил осторожно:
- А не боитесь, что кто-нибудь влезет? Места здесь малонаселенные…
- Боимся. Видел, я систему сигнализации включил? Конечно, никаким воровским инструментом эту дверь не взломать - это ж броневая плита - но дураки могут найтись. Если начнут дверцу эту нашу ломать - на пульте у охранника в головной конторе загорится один из огоньков. Он мне о нем доложит, и через полчаса я с парой-тройкой злых и нехороших людей буду здесь. За полчаса эту дверь, в принципе, трактором не сдвинешь - так что риск минимален. Все, больше ни о чем не спрашивай - все остальное есть военная тайна и государственный секрет.
- А соседи по гаражам? Неужто не подходят по-соседски попросить ключик на тринадцать или солидолу шмат?
Левченко улыбнулся.
- А нету у нас тут соседей. Весь блок - восемь гаражей по одну сторону, семь по другую - нашим офицерам принадлежит, они там машинёшки свои - у кого есть, конечно - хранят. Так что ключ на тринадцать просить некому.
Одиссей покачал головой, немало поразившись такой дорогостоящей предосторожности. Затем спросил неуверенно:
- А если сейчас по дороге кто-нибудь поинтересуется нашим грузом?
Левченко махнул рукой.
- Не боись! По дороге ничего не будет. А если будет - у меня для разных мелких гаишников сурьезный документ есть.
Они возвращались совсем по другой дороге - Одиссей заметил, что подполковник намеренно путает следы - и затратили на обратный путь втрое больше времени. Что ж, дело понятное - если его даже и схватят и учнут пытать - под самой суровой пыткой он не сможет сообщить, где умудрился получить переносные зенитные комплексы. В Подольске… Подольск большой. Одиссей лишь едва заметно улыбнулся этой предосторожности своего начальника.
Водитель микроавтобуса уже ждал их возле своей машины. 'Нетерпеливый' - подумал Левченко.
Втроем они быстро погрузили шуршащие 'фитинги' в чрево микроавтобуса, а затем Одиссей еще минут двадцать переставлял разные сантехнические прибамбасы - 'чтобы не растряслось по дороге', как он объяснил водителю.
После того, как водила закрыл свой 'мерседес' и занял свое место в кабине - подполковник приглашающе махнул Одиссею в сторону своей 'волги'.
- Значицца, так, дружище. С этого момента комплексы полностью на твоей ответственности. Мы тут подумали, прикинули сроки - торопиться тебе пока не надо. Может быть, съезди для начала по предполагаемому маршруту сам, или сядь с кем-нибудь, кто поволокёт какой-нибудь товар по этой дорожке - в общем, понюхай, чем вся эта музыка пахнет. Доставить тебе эти трубы в Венгрию надлежит где-то к середине марта, вряд ли раньше. То есть, конечно, случиться может всякое - даже то, что они и вовсе не понадобятся - но срок мы наметили именно такой. Если будет что-то чрезвычайное - я тебя извещу.
По связи. В Сегеде есть адвокатская контора Лайоша Домбаи. На улице Ретек, на первом этаже жилого дома номер четырнадцать. Если нужен будет склад, или средство передвижения, или экстренная помощь в эвакуации - найди Лаци, передай ему одно слово - 'Темиртау'. Сегед в двадцати километрах от границы с Югославией, так что удрать, в случае чего, тебе будет куда.
Затем Будапешт. В Кишпеште - это такой район на юго-востоке - на улице Кёнвеш Кальман кёрут - 'кёрут' означает проспект, проспект Кальмана Кёньвеша, был у них такой король, книжками увлекался - в доме номер восемь есть бюро переводов. Там работает такой Янош Фекете. Когда окажешься в Будапеште - обратишься к нему. Кодовое слово 'Сарепта'. Запомнил? Он же тебе скажет, куда складировать привезенный товар, и вообще, можешь рассчитывать с его стороны на любое содействие.
- Записывать, конечно, нельзя?
Левченко удивлённо посмотрел на собеседника.
- Ну почему? Не настолько мы пугливые идиоты. Запиши, дорога длинная, по пути все выучишь наизусть. Но с этой бумажкой лучше тебе распрощаться по приезде в Минск.
- Понял. - И Одиссей тут же записал все сказанное подполковником на чистом листе из небольшой стопки, что хранилась у него в папке с накладными.
- Теперь по деньгам. Сколько тебе нужно?
- На всю операцию, я рассчитал - где-то двадцать две тысячи, не считая тех семи, что я уже взял.
- Ты ж говорил - пятьдесят? - удивился подполковник.
- А у меня почти самоокупаемый вариант нарисовался. - Как-то загадочно усмехнувшись, ответил его собеседник.
- Ну-ну. Как скажешь. Держи. - И с этими словами Левченко достал из своей сумки несколько серо-зеленых пачек. Отсчитав нужную сумму, остаток он, немного поколебавшись, все же сунул в руки Одиссея: - А, забирай все! Пусть будет тридцать - что я тебя буду, как сироту, оделять? На крайний случай, полежит где-нибудь в загашнике - про запас. Не понадобиться - вернешь; все лучше, чем в нужный момент у тебя какой-нибудь поганой сотни не окажется!
Затем они распрощались, и Одиссей, напоследок махнув подполковнику рукой, забрался в свой микроавтобус; пыхнув ядовитым соляровым чадом, пожилой 'Мерседес' развернулся на площадке и тронулся в дальний путь.
Левченко проводил его глазами, вздохнул, сел в свою машину и тронулся в сторону Москвы. Итак, третье, самое важное, направление будущей операции 'Обилич' началось… Дай Боже в час добрый!
Глава третья
Здравствуй, Александр!
Я получила твое седьмое письмо. Большое спасибо, что ты меня не забываешь, хотя мне немного странно было читать о любви и о прочих нежностях, которые ты
зачем-то упомянул. Все же прошло уже два года с момента нашего расставания, кажется, ты бы уже должен был привыкнуть к мысли, что, к сожалению,
наши отношения в далеком прошлом. Я, конечно, понимаю, что ты русский, а
у вас принято страдать о несбывшемся. Но в данном контексте это, извини, немного смешно. Прости, если я тебя этим обижаю, но у меня сейчас своя жизнь,
и если я и поддерживаю с тобой переписку - то лишь для того, чтобы поддерживать в хорошей форме свой русский язык. Разумеется, я помню наши с тобой, как ты пишешь, 'чудачества', но времена изменились. Очень жаль, что ты этого не заметил.
У меня все в порядке, я получила новую должность, зарплата - на 22 % выше, чем на
прежней, плюс у меня отдельный кабинет и 50 % расходов на бензин компен-сирует контора. Я переехала из Восточного Берлина (здесь сейчас идет массо-
вый снос старых домов, очень грязно) на Мартин Лютер штрассе, это в западном
Берлине. Очень хорошая квартира, на четвертом этаже. В целом я очень довольна
своей жизнью и буду ждать от тебя писем.
Герда.
Берлин, 24 сентября 1994 года
P.S. Ты мне так и не написал, как там твой друг Юра Блажевич. Чем он занимается?
Вот это уже ближе. Чётко, строго, по-немецки. Орднунг должен быть во всем, в том числе и в личных делах, даже в сокровенных чувствах. Немка из тебя, милая Герди, так и прёт! Правильно, два года среди соотечественников… Письмо - не нежный лепет влюбленного создания, а сухой отчет старого бухгалтера. И без фамилии… Симптоматично. Прямо не пишет, но, скорее всего, уже обручена с каким-нибудь Гансом или Фрицем. Ну и правильно…
Какое там правильно! Он тут же обругал себя последними словами. Как он мог подумать такое! Его Герди, его любимая, его единственная, свет его души - и вдруг в объятьях какого-то рыжего фашиста! Немыслимо, невозможно… Помниться, была тогда мысль - все бросить и рвануть в Берлин, найти там ее (он даже придумал, как! В Берлине тогда работал Виталий Береговой, старый знакомый его университетского научного руководителя, занимал какую-то должность в российском центре науки и культуры, что на Францозише-штрассе, недалеко от Александр-плац. Он тогда несколько раз ему звонил, и Виталий обещал непременно помочь) - и забрать сюда!. Да где там… Он тогда, как назло, как раз с трудом вылазил из запутанного дела с кредитом 'Микобанка', проблемы сыпались, как из рога изобилия. До сих пор дрожь пробирает от воспоминаний, как в прокуратуру весь июль ходил, как на работу. Не доказали, правда, умысла, но на заметку взяли плотно… Третье письмо от Герды, пришедшее в октябре девяносто четвертого, оказалось на редкость болезненным для его самолюбия. Хотя, что он хотел…
Звук мотора убаюкивал, приглушенный свет в пассажирской кабине отбрасывал причудливые тени на лица дремлющих пассажиров. Автобус Львов-Брест плавно катил по галицийской равнине, изредка подрагивая на не слишком хорошей дороге. Да-а, поездочка оказалась та еще!