Парсер фиксирует работу ультраволновой связи, но не может расшифровать из-за воя взбесившегося ветра.
Что происходит?!
Ахилл-Мария чертыхнулся. А потом заковыристо выматерился.
Звенья врага остановились. Вперед в полный рост вышла одна фигура, размахивая руками. В правой зажата всережимная винтовка. Тоже очень узнаваемая – G-3M. Хрестоматийный "гевер драй", чьи фото наполняют все рекламные проспекты четверть столетия.
– Какого... – Ахилл-Мария включил командирский канал, уже заполненный вопросами без ответов.
– Всем тихо! Кто-нибудь, включите рацию в режим сканирования! – Рявкнул дель Пино.
"Какая ценная мысль! Главное, своевременная!"
В самом деле, клоны используют другой формат кодировки сигнала, а значит для дешифровки требуются специальные станции. Но если "Атуран" в наших скафандрах, дело упрощается.
– Есть, активирую сканер, – первым отреагировал Богдан Мита.
Спустя короткие секунды эфир заголосил, сотрясая динамики ломаным русским.
– Не стрелять! Нихт шиссен! Мы есть свой! Мы есть свой! Цванцих сто... сто двадцать третий дивизия мобильный пехота! Штурмбатальон! Русский! Не стрелять! Ихь есть гауптман Дитер Карлофф! Дитер Карлофф!
Если это "Атуран", то остается поаплодировать клонским инструкторам. Так подделать немецкий акцент... да не просто немецкий – настоящий байришь!
Было слышно как Салман сплюнул.
– Говори по-немецки, гауптман. Здесь у всех есть переводчики. Ложная тревога, парни! Это свои.
Ахилл-Мария перекатился на спину и широко перекрестил грудь, глядя в близкое небо. Пронесло, Санта Мария де Робервальд!
Два отряда вышли навстречу, все еще не веря. Ахилл скомандовал отбой и встал, отпустив автомат, который повис на ремне, как уснувший бушмейстер. Рука, впрочем, покоилась на рукояти, а палец продолжал оглаживать спусковой крючок.
Оказалось, что это ошметки штурмового батальона, временно базировавшегося в Нерской губе.
– Не знаю, что с остальными. – Рассказывал гауптман. – Мы прорывались из окружения, свинские клоны начисто заглушили связь. Я командир второй роты – это все, что от нее осталось.
Занятный разговор. Типичная мета войны. Общение происходит с поляризованным забралом – ни лица не видно, ни фигуры за броней. Даже голос в обработке электронного переводчика. Черт знает что такое!
– Как обстановка вокруг Нерской губы, капитан? – Спросил Мита.
– Собачья обстановка, камрад! Десантная бригада клонов и несколько подразделений "Атурана", этих свинских собак, дерьмо кошачье! Вышибли нас из города в два счета! Как пробку! Накидали бомб с флуггеров, а у нас никакого ПКО! Шлюхины дети, ублюдки, гребаная гора дерьма!
Узнав, что отряд собирается идти обратно, к Нерской губе, гауптман разразился таким потоком ругательств, что покраснел даже эфир.
Пока Салман объяснялся с союзником, Ахилл-Мария предпочел отойти в сторону, чтобы не слышать этих воплей.
Он дошагал до своих, прислонился к стволу и открыл забрало. В лицо ударила горсть снега, подхваченная озорником ветром. Щеки закололи тысячи иголок, а в нос шибанул мокрый лесной аромат.
Солдаты воспользовались древним правилом "отдыхай когда можешь и жри что дают". Прямо на земле сидели бойцы, поглощая сухпаек, а некоторые просто "давили ухо".
Бдительный де Толедо озаботился часовыми, как и не менее бдительный Богдан. Ахилл-Мария мысленно похвалил помощника.
"Ничего не упускает. Ему нет дела, где он: в офисе на "Тьерра Фуэга", или в этом проклятом снегу."
Прямо в середину мыслей вдруг вклинилась посторонняя фигура в "Евроштурме" и голос, задавший вопрос. Формулировка его оборвала плавность размышлений и повергла в ступор.
– Эй! Мистер! Это вы?
– Чего? – Не понял Ахилл-Мария.
– А! Вот я балда! – После чего фигура откинула забрало.
На бывшего полковника смотрело бледное лицо с выдающимся носом и тонкими губами, которые скрывали крупные лошадиные зубы. Говорил странный солдат на русском, чисто, но медленно, словно обдумывая фразу слово за словом.
– Послушай, воин, – начал Ахилл-Мария, убедившись, что штурмовик продолжает стоять, смотреть и улыбаться, – во-первых, отдай честь офицеру. Во-вторых, что тебе от меня нужно?
Воин выпрямился, скрипнув снегом, и приложил руку к шлему, не прекращая улыбаться.
– Это точно вы, мистер! Я теперь вас точно узнал!
– Ты не понял вопроса, воин?
– Так точно, понял! Мне от вас нужно то, что я хотел вас поблагодарить! Вот!
– Господи, да за что?!
– Я ведь еще тогда сообразил, что вы военный! – Улыбка растянулась за физические пределы возможного.
– Я с тобой рехнусь. – Ахилл-Мария оттолкнулся от ствола и приблизился к солдату вплотную, желая рассмотреть чудака получше.
– Не надо рехнусь! Спасибо вам, мистер! Это вы посоветовали мне податься в армию! И я сразу на следующий день пошел в вербовочный пункт! Ну думаю, такой человек зря не посоветует! И пошел! Вы так и не вспомнили? Пирамида "Ипсом Коммершиалз"? Трусы с капюшоном! Это я!
"Обалдеть!"
Это был тот самый малолетний бандит, который с компанией себе подобных аборигенов бетонных джунглей пытался ограбить Ахилла-Марию в Нью-Бридже! Когда Ахилл-Мария торопился на встречу с лордом Этли и заплутал в нутре пирамиды!
Он тогда распугал малолеток, а этого заставил послужить проводником. По дороге разговорились. И эрмандадовец поделился бесплатным советом – пойти в армию, пока не спился или не сторчался. На обратной дороге Ахилл-Мария еще думал, что судьба свивает забавные узоры: вот попадет парень в пехоту, как раз к началу войны!
– Тебя как зовут, парень?
– Рядовой Окленд, сэр! Питер Мэй Окленд!
– Да, я тебя вспомнил. Разве такое забудешь?
– Никак нет!
– Перестань тянуться – не на плацу. И руку опусти. И как – не жалеешь? Ведь война. Подкузьмил я тебе своим советом!
– Что вы, сэр! Здесь, по крайней мере, интересно и делом занят. И жалование приличное.
– А когда успел русский выучить?
– А я и не успел. Это гипнопедия.
– Ясно.
В этот момент раздался бодрый голос Салмана дель Пино, который, видимо, уломал доблестного баварца.
– Закончили привал! Подъем! Разбились повзводно! В колонну по два!
Договорить с неожиданным знакомцем не получилось. Их ждали марш и город Нерская Губа.
Глава 3. Ракетные мониторы, "Паирики" и все-все-все
Февраль, 2622 г.
Город Полковников
Планета С-801-7 (код "Ямал"), система С-801
В штаб обороны Восемьсот Первого парсека. Информационная записка.
Согласно анализу тактических схем, примененных Конкордией, а также донесениям контрразведки, рекомендую:
1. Увеличить число замаскированных капониров для флуггеров и мобильных средств ПКО минимум втрое.
2. Можно уверенно предполагать вскрытие конкордианской стороной основных проводных линий связи между узлами обороны Города Полковников. Таким образом, надо быть готовыми к экстренному дублированию линий связи, для чего необходимо подготовить к использованию как все техсредства ВКС и армии, так и фельдъегерей.
Главком Пантелеев.
В отдел снабжения штаба обороны Восемьсот Первого парсека.
Дублировано начальнику штаба контр-адмиралу Тылтыню.
Информационная записка.
Вынужден доложить, что 95-я дивизия МП, которая проходит боевое слаживание в настоящий момент, получила по накладным со складов устаревшие штурмовые винтовки "Зиг-Зауэр" SSG-78. Во-первых, заявка на отечественные автоматы А-98 "Алтай", поданная ранее, не выполнена. Во-вторых, в комплекте с "Зиг-Зауэрами" дивизия получила 5-мм пули, в то время как швейцарские винтовки имеют калибр 5,5 мм. Т.о. в настоящий момент все стрелковые части дивизии практически небоеготовы, что я расцениваю как преступную халатность на грани диверсии.
Командир 95-й дивизии МП генерал-майор А.Т. Теребенин.
Приказываю снять с должности начальника отдела снабжения укрепрайона "Глетчерный" подполковника В.Р. Богородского и главного интенданта системы С-801 полковника Б.В. Трушевского. Дела передать в Особое совещание военного трибунала.
Контр-адмирал С.Д. Тылтынь.
– Румянцев! Андрей!
– Колян!
– Никогда, никогда не называй меня "Колян"!
Самохвальский на горизонте!
А это я, ваш покорный слуга, иду себе по улице Города Полковников, никого не трогаю. Небо темное, потому что глубокий вечер, а освещение не работает из-за режима светомаскировки, даже окна не горят – тотальное затемнение.
Шагаю из Центрального госпиталя, где мне по направлению с "Трех Святителей" чистили печень от милленина. Отдача от недолгого, но плодотворного общения с врачами-оборотнями "Эрмандады", их психосканером и тетратаминовой инъекцией. А это такая дрянь, что сама по себе из организма ни за что не вылезет. Раз засела – и на всю оставшуюся, с непредсказуемыми последствиями.
Учитывая нагрузки истребителя, рано или поздно может случиться, например, цирроз. Излечимо, но сильно нежелательно. Короче говоря, меня напугали, и я каждый день таскаюсь в госпиталь. Потому что на "Святителях" нет соответствующего оборудования.
И вот: темнота, снег хрустит под сапогами, я соплю в "дышарик" и поминутно оскальзываюсь. Восстанавливаю равновесие, матерюсь. Устал, хочется спать и жрать. До капонира на Глетчерном шагать еще долго, так как служебный монорельс на профилактике, а машину поймать в такой час почти нереально.
Я объяснимо злюсь и нервничаю.
– Твою мать! – зло выругался я, когда сослепу опять поскользнулся.
В этот момент меня громко окликнул знакомый, очень знакомый голос:
– Румянцев! Андрей!
Вот так и вышло, что посреди темной улицы обнимались два пилота: я и Коля Самохвальский. Мы уже виделись, но несерьезно, мимоходом. А тут разбежались, сшиблись, аж снег полетел с одежки. Интересно, как он умудрился меня засечь в такой-то темноте?
– Ты что здесь делаешь? – спросил я, когда мы вдоволь нахлопались по межлопаточным областям наших организмов.
– Не поверишь: я заблудился! – ответил Коля и в темноте сверкнули все его тридцать два зуба. Улыбается, значит.
Он здорово похудел и осунулся за время нашей разлуки, о чем я ему и сообщил.
– На себя посмотри, товарищ Российская Директория! – отшутился тот, никогда не лезший за словом в карман.
– Ладно. Сообщаю: мы сейчас на углу 3-ей Пехотной улицы и Московского проспекта. Тебе к нашему корыту? – я указал пальцем пеленг.
– Именно! Ты меня спас. Я ж с Глетчерного не вылезаю, а тут выбрался на променад... Пора домой к папочке Готовцеву, а монорельс закрыт. Ни одного мобиля. Ну и пошел пешком. – Коля застенчиво почесал затылок и я обнаружил, что он в парадной фуражке, отчего уши синие-пресиние, ибо температура за бортом совсем не курортная.
– Коля, ты что, девушку себе нашел? – Спросил я, отстраняясь.
К фуражке прилагалась парадная же шинель, наглаженные брюки, штиблеты – не самый лучший вариант при таких-то погодах! Самохвальский вкусно пах, что ощущалось даже сквозь кислородную маску, а глаза подозрительно блестели. Куда в таком виде можно ходить в Городе Трех Звезд?
К начальству. Или по бабам.
– А чему ты удивляешься? – Пожал плечами Коля и потер уши.
Мы зашагали по Московскому проспекту. Ближе через Пехотную, но на проспекте сохранялся неиллюзорный шанс поймать попутку.
– Как чему удивляюсь?! Я тебя вообще не могу представить в обществе... ну это... лучшей половины! Не в том смысле, что вообще, а в том... короче, ты ведь убежденный холостяк!
– А кто тебе, товарищ Румянцев, сказал, что я от дамы, а? – Коля хитро прищурился.
– Ты!
– Ничего похожего! Я спросил, что тут удивительного: молодой здоровый мужчина, без особых вредных привычек, познакомился с девушкой. Но я не говорил, что я герой этого сценария. – Самохвальский, как обычно, был велеречив, не запинался и выражал мысли логически выверенными категориями.
Я махнул рукой, точно пробивал ему подзатыльник.
– Уел, черт!
– Это элементарно! – Николай засмеялся, но как-то с натугой, не от души. – Учебник "Основы логики", Воениздат, 2565 год.
Я удивился. Не тому, что Коля помнит такие жизненно важные подробности, а его вымученному смеху. Не таким, не таким я его помню!
Мимо проплывало приземистое здание... казармы, что ли? В перспективе из темноты выступили контрфорсы НИИ Экологии Глубокого Космоса. По крайней мере, бронза при дверях сообщала такое название. А что там было на самом деле? Не мой уровень доступа.
– А серьезно, Коля, как с личным и безналичным? Вот ты теперь Герой России, не пора ли невесту найти? А то такой генетический материал пропадает!
– Ну... да чего там... – Самохвальский засмущался. – Познакомился тут... работает научным сотрудником в музее ВКС... младшим научным.
– Ого! Завидую! Как звать твое чудо?
– Имя очень необычное. Я сперва не поверил, думал, интересничает. Русколань! Русколань Алексеевна Журавская!
– Да! Богатая фантазия у родителей. Даже не знаю... тяжело с таким именем в школе.
– Наверное. Но красиво. Она и сама красивая, в самом деле на лань похожа.
– Поздравляю, Колян! – Я протянул ему руку, которую он немедленно пожал. – А знаешь, кого я встретил перед войной? У нас на Цандере?
– Цандер? – Переспросил всезнайка Самохвальский. – Система Лукреции, Тремезианский пояс?
– Ага.
– Ну и кого?
– Одну симпатичнейшую брюнетку. Зовут Исса Гор. К нам клоны на станцию в гости прилетали – визит дружбы, мать их. Так вот, там на банкете на меня вырулила эта чаровница. О тебе упоминала, и... Ты чего, Колян?
Коля внезапно осунулся. Даже, вроде, стал как-то меньше ростом. Отвернулся от меня, втянул голову в плечи и зашагал быстрее.
– Ты чего? – Повторил я, чурбан бесчувственный, соображая, что явно спорол лишнее.
– Я ее знаю, да. Исса Нади Дипак Гор. Она невеста, официальная невеста Сашки Пушкина.
Вот я болва-а-ан! Надо ж такое ляпнуть, а?!
– А Пушкина, видел, из списков пропавших без вести убрали. – Продолжил Коля. – Сегодня с утра смотрю: на стенде бумажка с погибшими. И там Сашка.
– Брось, Самохвальский! Без тел не хоронят!
– Знаю. – Коля кивнул. – Но если бы ты видел, как яхта рванула! Ты же знаешь про рейд на Фелицию? Пушкина сбили и взяли в плен – оттащили катапультированный ложемент ремботом. Так осназ рассказывал, который штурмовал яхту. Говорят, что Пушкин стопудово был на борту. Потом наши всадили в "Яузу" две торпеды, чтобы клонам не досталась. Прибыли "Кирасиры" с эвакуированными, а Пушкина там и нет. Только я все равно не верю, что Сашка погиб.
– И правильно. Я тоже не верю. – Тупой и толстокожий Румянцев соображал, как бы перевести разговор в безопасное направление, пока ноги несли нас мимо длиннющего фасада НИИ космической экологии.
– Тут такое дело, Коля. Делюсь сокровенным. Ни одна живая душа не знает.
– Ну?
– Короче, у меня тоже любовь. Вдребезги. Настоящая. Места себе не нахожу. И она тоже пилот. Лейтенант конкордианских ВКС, ты представляешь? Рошни Тервани.
– Ого! Это тот самый пилот, которого ты спас на Наотаре? Из-за которого тебя выперли тогда из Академии? – Коля, кажется, оживился. – Так это она?! Вот так история!
– Да вообще! Сюрреализм в чистом виде. И здоровая классика одновременно: красавица и спаситель в сияющих доспехах системы "Гранит"! – Я забалагурил, повествуя о разрешенной части своей одиссеи, искупал таким образом допущенную бестактность.
Одиссея вышла немаленькая, даже в общих чертах.
Так называемый экологический НИИ – триста метров фортификационного бетона по фасаду – закончился. Нам призывно подмигнул боковой проулок, через который так удобно срезать до Глетчерного. Да только когда еще выпадет случай от души поговорить со старым другом? Я воспользовался ролью проводника и повел Колю дальней тропой.
Моя маленькая хитрость спасла нам обоим жизни.
Я остановился. Внезапно. "Заткнул фонтан", по выражению бессмертного Козьмы Пруткова, и встал, как противотанковый надолб.
Почему?
А Бог его разберет.
Интуиция вдруг завопила: "Стой!"
– Ты чего это? – Удивился Коля.
– Тихо! Слушай! – Прошипел я, чутко озираясь и воздев ладонь.
Я даже маску на пару секунд снял, чтобы не мешала.
– Да чего?! Чего слушать-то?! Звуки ночи?
– Бежим, Коля. Бежим!
– Куда?! Да что с тобой, дружище?!
Он стоял, весь такой потерянный, а я ухватил его за рукав и потащил за собой. Коля никак не желал пришпориваться и перейти с медленной рыси на галоп.
– Кретин безмозглый! Я сказал: побежали, мать твою налево!
Коля побежал. Мой испуг дошел и до его сердца, но пока не до мозгов.
Мы успели заскочить за будку служебной развозки, которая стояла наискосок в сотне метров от НИИ. Хорошая такая будка из пенобетона, раскрашенная горизонтальными желтыми полосами.
Я припечатал Самохвальского спиной в стену, а потом свалил подсечкой. Фуражка слетела и покатилась, наматывая не самый чистый снег, изъезженный гусеницами и истоптанный тысячей ног.
– Ну ты, Андрюха, даешь! – Простонал Коля и сделал попытку метнуться за головным убором.
Николай – парень здоровый. Других в истребители не берут. И вот теперь все восемьдесят кило сухих мышц сложились в едином броске туда, куда бросаться было нельзя ни в коем случае. Он даже успел высунуть из-за будки голову и руку с растопыренными пальцами.
Я навалился сверху и втянул его назад, прочь от улицы и убегающей фуражки.
– Это уже не смешно! – Коля начал вырываться всерьез.
И это было, в самом деле, не смешно.
Родилась вибрация, пронзившая воздух. Вибрация разрослась в гул на грани ультразвука. Я вжался в снег и ткнул туда же лицо моего друга. На низком горизонте зажглась звезда, непредусмотренная местной астрографией. За секунду она превратилась в комету, которую сопровождал даже не гул – вой.
Комета подработала факелами дюз коррекции, потом вверх отстрелились три красные искры, а сама она вонзилась в крышу НИИ.
Грохот.
Я ослеп и оглох. Такое впечатление, будто два крепких мужика, хорошенько размахнувшись, дали по ушам досками – сотками, не меньше. Я еще крепче обнял землю, так как знал, что означают те три красные искры.
Это мог быть только суббоеприпас, начиненный зажигательной росой, шрапнелью или смертью с иным именем. Я угадал.
Сразу вслед за басовитым валом звука – ревом и рокотом – прорвался визг, и вся улица буквально взорвалась! Пыль и снежную взвесь прошили мгновенные росчерки. Тысячи росчерков! Что-то забарабанило в будку, полетели куски бетона, выбитые неведомой силой!
"Значит, шрапнель."
А потом с уханьем начали сыпаться здоровенные обломки – всё, что осталось от нашей космической экологии.
Какофонии на Московском проспекте вторили недалекие ударные. Огненные грибы над Городом Полковников. Штук пять или шесть.
С большим запозданием заработала сирена воздушной тревоги.