8
Герман никогда не считал себя суеверным, хотя свои заморочки, как и у любого другого, у него, конечно, были. Не верил он ни в сон, ни в чох, ни в божий рай, ни в вороний грай - однако не любил, когда путь пересекали черные кошки, особенно на заданиях. Правда, там черные кошки попадались нечасто. Зато не испытывал никаких предубеждений к числу "тринадцать". Но, в то же время, подсознательно был рад тому, что сегодня хоть и пятница, но не тринадцатое, а двенадцатое. Тринадцатое сентября будет завтра, но "суббота, тринадцатое" - это уже другое дело. Возможно, и ждут его завтра неприятности, но не из-за даты.
"Параскевидекатриафобия" - так мудрено называлась такая боязнь. Словечко было заковыристое, на слух попадало редко, если вообще попадало - и Гридин вряд ли узнал бы когда-либо о его существовании, не наткнись он однажды в Сети на сайт "СтраЗ". И не узнал бы он еще одного, поистине чудовищно-роскошного слова: "гиппопотомонстросесквипедалиофобия" - что в переводе на язык родных осин означало всего лишь боязнь произносить длинные слова.
"СтраЗ" - Страна Знатоков - составляла хоть и слабый, но все-таки противовес той Стране Дураков, которая постоянно давала о себе знать в многочисленных телешоу, а особенно в газетных кроссвордах, рассчитанных явно на лиц с неполным детсадовским образованием. Вопросы в "СтраЗе" были самые разные, и чтобы ответить на них, требовалось попотеть в поисках информации, попутно узнавая и что-то еще. Зато и удовольствие эта игра доставляла немалое. В последние месяцы Гридин играл в "СтраЗ" самозабвенно и по набранным очкам приближался уже к первой сотне игроков.
Хоть и приучен он был с младых ногтей читать, знаний для правильных ответов с ходу ему не хватало. Ну не встречал он раньше такое, и понятия не имел о том, что, например, словом "вагина" римские легионеры называли вовсе не то, что врачи называют теперь, а ножны, что "минарет" - это "маяк" в переводе с арабского, а под Ивашкой Хмельницким, "Ывашкой", которого упоминает в письмах Петр Первый, подразумевается и не человек вовсе, а вино.
Да что там Мопс, который не собака, а один из аргонавтов, или "кардифф" - так, оказывается, назывался сорт угля, который капитаны боевых кораблей, бывало, прикупали за собственные деньги, чтобы использовать только в бою или погонях. Российский флаг! Какого цвета флаг России, "бесик"? Да вовсе он и не "бесик"! Не "бело-сине-красный", а "белый, лазоревый, алый" - так указано в постановлении Верховного Совета РСФСР.
И много-много-много прочего…
Эта игра потому, наверное, вспомнилась Герману, что он невольно продолжал гадать: откуда ему смутно знакома идущая рядом девчушка?
С шестнадцатилетними он давно уже дела не имел. Лет этак двадцать. Были у него в свое время и девчонки, потом были и женщины… Одна даже претендовала на роль его жены, и мама этого очень хотела. Но - расстались. При его образе жизни, который вполне можно было бы назвать "образом смерти", обзаводиться семьей - зачем? Умножать количество вдов и детей, оставшихся без отцов? Нет, он вовсе не собирался погибать, но достаточно здраво смотрел на вещи. Если и создавать семью, то лишь после ухода в отставку. Не так уж много, между прочим, и оставалось - на пенсию из "Омеги" уходили рано. Те, кто доживал до пенсии. В общем-то, и времени не было на неспешное развитие отношений с женщинами. Наспех-то получалось, но это было несколько не то. Или совсем не то. А еще он помнил мудрые слова Хайяма: "Ты лучше голодай, чем, что попало, есть, и лучше будь один, чем вместе с кем попало". Хотя, скорее, так могли бы рассуждать его партнерши. Если бы читали Хайяма.
И все-таки что-то знакомое виделось ему в этой девчонке…
Она открыла зеркальную дверь "Лилии" и вошла первой. Гридин последовал за ней, успев изучить отражение того, что творилось сзади. А ничего там не творилось: многоэтажки, кусты вдоль тротуара, тени-прохожие… "Ночь, улица, фонарь, аптека" чуть ли не в чистом виде). Успел он окинуть взглядом и собственное отражение в зеркальной двери. Метр восемьдесят три, подтянут, плечист, седина на висках, по физиономии умеренно прошлась метла времени. Слава богу, пока еще не выметая вон. За пистолет он не хватался, но был готов, как пионер, которых было когда-то полно на просторах Союза. Сам был пионером, и впервые повязывали ему красный галстук у памятника Ленину. Запомнилось.
В небольшом зале стояла тишина. Собственно, шуметь было просто некому: ни посетители в нем не присутствовали, ни обслуживающий персонал. Пустые столы, окруженные легкими стульями, стойка с пивным краном, бутылки на полках.
- Сюда, - сказала Ира и направилась к столику у окна, выходящего на россыпь железных крышек над погребами и подъезд соседнего дома.
И Гридин подумал, что денег-то у него и нет. Не снабдили его деньгами. Даже на чашку кофе, если, конечно, водится кофе в подобных заведениях.
Уже отодвигая стул (девчушка уселась раньше, не дав за собой поухаживать), Герман ощутил сразу все то, что ранее выдавалось ему по частям. Во-первых, вновь на секунду-другую возникла боль между лопаток, как и вскоре после высадки. Будто хорошенько врезали ему туда железной битой. Во-вторых, вернулось ощущение порванной внутренней струны. Напомнило о себе - и притаилось, как чужак в засаде. Приходилось ему иметь дело с такими чужаками. И в-третьих, мигнул в голове еще раз некий свет, подтверждая, что дело тут не в простом обмане чувств. Это, скорее всего, был сигнал.
От Скорпиона?
"Может быть, какая-то связь и получится, Гера, - говорил Скорпион. - А может, и нет. Темный лес, Командор. Зона - это сплошной темный лес".
Случай с плакатом показал, что связь, кажется, возможна. Хотя бы односторонняя.
Да, в ощущениях неплохо было бы разобраться. Но сначала нужно было разобраться с девочкой. С Ирой.
Она сидела боком к мутноватому окну, поставив локти на стол и упираясь подбородком в сплетенные пальцы, и молча смотрела, как он усаживается напротив нее. Герман специально выбрал именно эту позицию, чтобы видеть и окно, и дверь кафе.
- Ну, и?… - сказал он и тут же добавил: - Только давай сразу: откуда ты меня знаешь? И кто тебе сказал, что я сюда приду? Тот, караульный?
- Какой караульный?
Хотя это и был вопрос, но никакого удивления она не выказала.
- Который меня встретил. В окрестностях.
- Никто мне ничего не говорил. И я вас не знаю. Просто почувствовала, что вы идете. И постаралась помочь. Считайте, что я ваша помощница.
- Так. - Гридин придавил ладонью столешницу. - О помощницах меня не информировали. Кто ты?
Девушка опустила руки и слегка подалась к нему. Лицо ее оставалось таким же серьезным.
- Послушайте, Герман. Не думаю, что нам вновь не постараются помешать. - Она бросила взгляд в окно. - Поверьте, это не главное… кто я и что я. Ну, считайте, я здешний проводник.
Он усмехнулся:
- Сусанин?
- Вергилий.
- Это что, преисподняя? - сдержанно спросил Гридин.
Понятно было, что девчонка имеет в виду проводника Данте по кругам Ада. Начитанная была девчонка для своих пятнадцати или шестнадцати. Ему вдруг показалось, что он напрасно теряет время, и перед ним все-таки очередной глюк. Только иного рода.
- Хорошо, - быстро сказала девушка, вновь мельком взглянув в окно. Герман последовал ее примеру, и не увидел там ничего примечательного. - О двойниках вы, думаю, слышали?
- Допустим, - после небольшой паузы медленно ответил Герман. Форсить было глупо, но какой-то механизм внутри уже завелся. - Тебе что, о тульпе рассказать? Или о двойнике Байрона? А может, Анны Иоанновны? Или Есенина тебе продекламировать? Тоже, наверное, о двойнике писал: "Черный человек на кровать ко мне садится, черный человек спать не дает мне…"
Он оборвал себя. Действительно, получалось как-то не к месту.
Девушка смотрела в окно.
- Достаточно? - спросил он.
- Достаточно, - ответила она.
- И чей же ты двойник?
Девушка взглянула на него:
- Свой собственный. Это неважно. Я помочь вам хочу.
"В чем помочь и почему помочь?" - собрался было спросить Гридин, но краем глаза уловил движение за окном и вновь повернул туда голову.
Мимо кафе шел к подъезду многоэтажки в сопровождении давешней собаки с тремя удивительными хвостами давешний же лысоватый мужчина в джинсовой куртке. Был он все таким же нечетким, и не только из-за пыли, осевшей на окне. Потому что другая фигура имела очень точные очертания. Как на гравюре. Это был некто высокий, в длинном черном плаще с наброшенным на голову просторным капюшоном. Он неторопливо вышагивал бок о бок с лысоватым, но как бы сам по себе. В руках у черного ничего не было, хотя очень уместно смотрелась бы там остро заточенная коса. Гридину показалось, что взгляд черного направлен прямо на него, хотя в данном случае говорить о взгляде было бы неправильно. Дело в том, что глаза на лице черного отсутствовали. Отсутствовало и само лицо. Там был череп с пустыми глазницами. Белый череп.
Но взгляд черного Герман просто физически ощущал. Взгляд был недобрым. А на кого, интересно, Смерть смотрит по-доброму?
И что бы это значило? Скорпион подает очередной знак?
- Часто тут ходят… такие? - Гридин постарался сохранить ровный тон.
Впрочем, его персональная дева-сирена не подавала никаких признаков жизни.
Девушка тоже посмотрела в окно - и вздрогнула. И тут же перевела взгляд на Гридина. Лицо ее выражало не испуг, а волнение.
- Я провожу вас… - быстро сказала она.
- По-моему, я и сам знаю, куда идти, - возразил Гридин.
Он наконец уяснил себе, что это за лучик мигает ему из темноты. Проводницы, может, и вполне безобидные создания, но пусть уж лучше работают в поездах. Особенно, если неизвестно, кто они такие, и почему предлагают помощь. Ни о каких здешних проводницах Скорпион не говорил ни полсловечка. Конечно, все можно списать на неизведанность зоны… Но лучше изначально предполагать худшее. Чтоб потом поменьше расстраиваться.
Лысоватый поднялся на крыльцо и исчез за дверью подъезда, собака вновь куда-то пропала, а черный (или черная?) уселся на скамейку у крыльца и опустил голову. Точнее, череп.
Девушка явно собиралась что-то сказать в ответ - но не успела. Под аккомпанемент пробудившейся сирены возникла из воздуха у нее за спиной расплывчатая тень, протянула темные отростки - и девчушку буквально придавило к столу. Будто взгромоздился ей на плечи какой-нибудь слонопотам.
Если Гридин и подумал о ее спасении, то вторым пунктом. Первым пунктом он поставил собственное спасение. Кто она такая, Герман не знал, а вот кто такой он - знал очень хорошо.
Тень катком проехалась по девушке, которая сидела, зажмурившись, и, кажется, даже не дышала, но до Гридина дотянуться не сумела. Он уже, оттолкнувшись подошвами от пола, падал на спину вместе со стулом, в падении выдергивая из-за пазухи пистолет. Первый выстрел он успел сделать, еще не соприкоснувшись с полом. Еще два прогремели, когда он уже произвел кувырок назад и сидел на корточках. С дополнительными двумя он, наверное, перестарался, потому что тень словно испарилась, когда он только собирался во второй раз нажать на спусковой крючок. Тем не менее, все три пули исчезли - стена метрах в трех от Гридина, обитая деревянными плашками, гладкими от светло-коричневого лака, осталась нетронутой. И потолок тоже был невредим - правда, туда Герман попасть ну никак не мог, не таким уж он был никудышным стрелком.
Видимо, прав был Скорпион, когда советовал стрелять, если что.
Да, тень исчезла.
Но исчезла и девушка.
Падая на пол, Герман видел, что тень, потянувшись к нему чуть ли не десятком щупалец, при этом начала окутывать Иру.
И, судя по всему, пока он кувыркался, - окутала. До конца.
"Как пришла, так и ушла", - подумал он, поднявшись и поставив стул на место.
Хотя было ему как-то неловко: словно перекосился ящик стола и никак не хочет нормально задвигаться. А Гридин любил, чтобы все ящики были в полном порядке, и всегда старался этого добиваться. Потому, наверное, и продолжал оставаться в строю вот уже пятнадцатый год. Сумасшедший срок. Почти нереальный.
Пистолет он продолжал держать в руке и подумал походя: а как, собственно, Скорпион собирается, если возникнет такая необходимость, доставлять ему патроны? Сбрасывать с вертолета? Правда, патронов пока хватало - но что там будет дальше?…
В кафе было все так же безлюдно. Не спешил сюда никто из местных за утренней дозой. Хотя - почему утренней? Дело должно было уже идти к полдню, вот только за окнами по-прежнему царил багровый полусумрак. Может, здесь всегда так, в любое время суток? Зона, однако. Страна Багровых Туч.
На скамейке у подъезда уже никто не сидел.
Сирена молчала. Лучик не появлялся. Но Герман помнил, откуда этот лучик поблескивал. Нужно было перейти на другую сторону улицы и шагать в глубины микрорайона.
Он посмотрел на отодвинутый от стола белый стул, где еще с полминуты назад сидела девушка, и негромко позвал:
- Ира!
Звук был глухой, словно висел тут невидимый занавес.
На ответ Гридин не рассчитывал и правильно делал. Потому что никто и не отозвался.
"Лучшее, конечно, впереди", - бодро сказал он себе и направился к выходу.
Но даже оказавшись на улице и продвигаясь на условный северо-восток (если ориентироваться по фальшивому солнцу, которое, наверное, все-таки и не солнцем было, а каким-то местным оптическим эффектом), Герман не желал выглядеть (даже и для себя) ординарной боевой машиной, сработанной на конвейере Голливуда, - духовного центра современного мира. Той самой Шамбалой, которую глупцы все ищут и ищут совсем не там. Разумеется, Герман все время был начеку, но успевал еще, углубляясь в дебри окраинного микрорайона - дворы, детские площадки, крышки погребов, - думать о Сунь Цзы. Был когда-то такой китайский стратег и мыслитель, написавший трактат "Искусство войны".
Сунь Цзы, кроме всего прочего, говорил о правиле ведения войны:
"Если сил у тебя в десять раз больше, чем у противника, - окружи его со всех сторон; если в пять раз больше - раздели его на части; силы равны - сумей с ним сразиться; меньше сил - сумей оборониться; если в чем-то уступаешь - уклонись от сражения".
Герман не считал, что находится на войне - в отличие от кое-каких заданий прошлых лет. Его целью не было ведение боевых действий, но все-таки один из советов мудрого китайца как раз подходил в данной ситуации: "Уступаешь - уклонись". Подлинных сил предполагаемого противника он не знал, и потому готов был именно уклоняться, а не воевать.
Если сумеет уклоняться.
Лучик пока не мигал, но Герман чувствовал, что идет верным путем.
"Под руководством Коммунистической партии - к светлому будущему!" - невольно всплыло в памяти клише детских лет.
Нет, руководства уже не было, да и насчет светлого будущего можно было бы и поспорить. Смотря что считать светлым. Во всяком случае, долгожданный Мир Полдня, о котором он, Гридин, читал в детстве, растворился в завихрениях вероятностей, так и не проявившись в этой реальности. На этой Земле. Совсем другие поджидали впереди времена…
Повернув за очередной угол, Герман наконец уловил то, что, как он до этого думал, ему только казалось. Уловил момент возникновения объектов. Какую-то долю секунды назад перед ним ничего не было - если не считать "чем-то" бесцветную пустоту. И тут же, как по мановению пресловутой волшебной палочки, прорисовалась из пустоты новая группа многоэтажек, появились редкие деревья неопределенной породы, с серой листвой, железные детские крутые горки, на которые не рискнет полезть ни один здравомыслящий ребенок, и перекладины для выколачивания пыли из ковров. Дело, вероятно, было в особенностях зоны, но Гридину стало на мгновение как-то неуютно. Ему вдруг представилось, что нет вокруг никаких городских кварталов, и асфальта под ногами тоже нет. И никуда он на самом деле не идет, а беспомощно лежит на каком-нибудь операционном столе, и вовсю копаются в его бедных мозгах люди в белых халатах, тычут туда скальпелями, зажимами, ректоскопами, клизмами, зондами… и какой там еще у них есть шанцевый инструмент?…
Ощущение это было не из самых приятных, но продолжалось недолго. Гридин вполне мог подавить его привычным волевым усилием - тренировки-то дали плоды, и мастерство не пропьешь! Мог подавить, но просто не успел, потому что обнаружил ранее скрытый железной коробкой гаража очень интересный объект, контрастирующий с обыденным видом стандартного микрорайона.
Объект был впечатляющим и знакомым, хотя Герман видел его впервые.
Скульптура. Скульптура на невысоком, в полметра, постаменте из гладкого черного камня, возможно, мрамора, столь неожиданного среди железобетонных построек. Да и сама скульптура была не только не менее, но даже гораздо более неожиданной. Она тоже казалась каменной, но не мраморной. Темно-красная, чуть ли не под цвет местных нескончаемых сумерек, едва заметно матово блестящая, она изображала некое существо, которое устроилось в позе египетского Сфинкса поднятой головой к стене гаража, а коротким, но массивным подобием хвоста к тропинке, вьющейся меж погребов. Существо напоминало льва со старинного чернильного прибора, который Герман в детстве любил рассматривать, приезжая с мамой в гости к бабушке, в Бежецк. Только это был не лев. И не египетское чудище с побитой физиономией, оставшееся то ли от атлантов, то ли от инопланетян. Возможно, неизвестный скульптор изваял это существо в натуральную величину - а было оно размером с не очень крупного льва, - а, возможно, это была уменьшенное или увеличенное подобие.
Герман чуть ли не крадучись приблизился, медленно обошел вокруг постамента и остановился напротив головы изваяния. Ему хотелось дотронуться до скульптуры, но он почему-то не решался.
Не буди спящего льва…
Нет, это, безусловно, был не лев, хотя туловище и согнутые задние лапы и походили на львиные. Но на передних конечностях имелось по четыре длинных тонких пальца сродни человеческим. И шея тоже была довольно тонкой, она изгибалась наподобие лебяжьей, и венчала ее совсем уж не львиная голова. Голова была гладкой, без намека на волосы, и в определенной степени походила на человеческую. Только размерами значительно превосходила голову самого что ни на есть крупного представителя рода людского. Обширный покатый лоб словно подпирали размашистые дугообразные надбровья. Они сходились к тонкому, едва выступающему продолговатому носу в виде знака Овна, каким его рисуют в гороскопах. Рот с тонкими губами был почти незаметен, так же, как и треугольный, с подушечкой, подбородок, казавшийся совсем небольшим по сравнению с внушительной верхней частью.
И глаза… Большие, удлиненные, черные, сделанные из какого-то другого материала, они смотрели куда-то сквозь Германа, и ему было немного не по себе.
Да, это лицо было знакомо Гридину. Такие лица были у космических пришельцев из кинофильмов. Такие лица рисовали в газетах и книжках по уфологии. "Класс: гуманоиды. Тип: серые". Что-то в этом роде.
Сфинкс-инопланетянин.
Знакомо было не только лицо, но и само изваяние. Хотя одно дело - слышать, притом в пересказе, и совсем другое - видеть собственными глазами, изучать до мельчайших подробностей, до малейшего изгиба.