* * *
Форкосиган попросил разбудить его до рассвета, но она дала ему отоспаться. Ей не нравился его вид: бледность сменялась лихорадочным румянцем, а дыхание стало частым и неровным.
- Может, вам лучше принять ваше обезболивающее? - спросила она его, когда он встал, с трудом опираясь на еще более распухшую ногу.
- Нет еще. Я приберегу его на конец пути. - Вместо этого он срезал себе длинную палку, и трое путников снова зашагали вперед. Теперь это стало для них каждодневной задачей - шагать из утра в вечер, покуда их собственные тени не останутся у них за спиной.
- Долго нам еще идти? - спросила Корделия.
- Примерно день-полтора, в зависимости от того, как пойдем. - Он скривился. - Не волнуйтесь, вам не придется тащить меня. Я один из самых тренированных людей в моем экипаже. - Он похромал дальше. - Из тех, кому за сорок.
- А много в вашем экипаже сорокалетних?
- Четверо.
Корделия фыркнула.
- Все равно, если потребуется, у меня в аптечке есть стимулятор, который даже мертвого поднимет. Но его я тоже хочу приберечь на крайний случай.
- Ждете каких-нибудь неприятностей?
- Зависит от того, кто примет мой сигнал. Я знаю, что у Раднова - моего политофицера - есть по крайней мере двое агентов среди связистов. - Он сжал губы, снова испытующе поглядев ее. - Видите ли, я не думаю, что это всеобщий мятеж. Скорее, импровизированная попытка убийства. Раднов и еще несколько офицеров решили втихую избавится от меня и спрятать концы в воду, свалив все на вас, бетанцев. Если я прав, то на корабле все сейчас считают меня убитым. Все, кроме одного.
- Кого именно?
- Хотел бы я знать. Того, кто стукнул меня по голове и спрятал в папоротниках, вместо того чтобы перерезать мне глотку и сбросить в ближайшую расщелину. Похоже, в группе у лейтенанта Раднова есть мой сторонник. И все же - будь этот тип действительно верен мне, ему стоило только слово сказать Готтиану, моему первому помощнику, и тот мигом выслал бы патруль подобрать меня. Так кто среди моего экипажа настолько запутался, что предает сразу обе стороны? Или я что-то упустил?
- Может, они до сих пор преследуют мой корабль, - предположила Корделия.
- Где сейчас ваш корабль?
Сейчас уже можно быть откровенной, прикинула Корделия: теперь это уже не стратегический, а чисто отвлеченный вопрос.
- Ну, наверное, на пути к Колонии Бета.
- Если только их не поймали.
- Нет. Когда я с ними разговаривала, они уже вышли из вашей зоны обстрела. Может, они и не вооружены, но скорость у них такая, что они могут круги наматывать вокруг вашего боевого крейсера, и тот все равно их не достанет.
- Хм, пожалуй.
"А он совсем не удивлен, - заметила Корделия. - Могу поспорить, что он читал такие доклады о наших секретных разработках, от которых всю нашу контрразведку удар бы хватил".
- И как долго они будут его преследовать?
- Это решать Готтиану. Если он сочтет, что надежды захватить их нет, то вернется на пограничную станцию. В противном случае он приложит все усилия для того, чтобы захватить ваш корабль.
- Почему?
Он искоса глянул на нее.
- Я не в праве обсуждать это.
- Не понимаю, почему бы и нет. В ближайшем будущем мне не светит ничего, кроме барраярской тюремной камеры. Забавно, как меняются воззрения на жизнь. После этого вояжа даже тюрьма покажется верхом роскоши.
- Я постараюсь, чтобы до этого не дошло, - улыбнулся он.
Его глаза тревожили ее, да и улыбка тоже. Его краткие и язвительные выпады она могла парировать напускной беззаботностью, защищаясь, как фехтовальщик рапирой. Но как отразить его доброту? Это ведь все равно что воевать с морем: ее выпады смягчаются и теряют всю свою силу. Она вздрогнула, чуть отшатнувшись. Его улыбка тут же погасла, и лицо снова сделалось замкнутым и мрачным.
ГЛАВА 3
Наскоро позавтракав, они некоторое время шли молча. Форкосиган первым нарушил молчание - похоже, лихорадка подточила его сдержанность.
- Поговорите со мной. Это отвлечет меня от моей ноги.
- О чем?
- О чем угодно.
Она задумалась.
- Как по-вашему, есть разница между командованием обычным кораблем и военным?
- Разница не в корабле, а в людях, - подумав, ответил он. - Лидерство - это главным образом власть над воображением людей, а в бою это проявляется ярче всего. В одиночку даже самый отчаянный храбрец - всего лишь вооруженный псих. Настоящая сила - в способности заставить других выполнять твою работу. И это справедливо даже в отношении флотов Колонии Бета, вы не находите?
Корделия улыбнулась.
- Наверное, даже в большей степени. Если бы мне пришлось подкреплять свою власть силой, то это означало бы, что я уже потеряла эту власть. Я предпочитаю ненавязчивый стиль. В этом у меня есть преимущество, поскольку я всегда могу сохранять терпение - или еще что-то - чуть дольше остальных. - Она окинула взглядом весеннюю пустыню. - Я думаю, цивилизация была изобретена ради выгоды женщин, в особенности матерей. Не представляю, как моим пещерным предкам удавалось заботиться о семьях в таких примитивных условиях.
- Наверное, они действовали совместно, целыми группами, - предположил Форкосиган. - Готов поспорить, вы сами отлично справились бы с этим, будь вы рождены в ту эпоху. Вы обладаете качествами, которых ожидаешь от матери воинов.
Он, наверное, шутит, подумала Корделия. Это у него, надо думать, такое своеобразное сдержанное чувство юмора.
- Нет уж, увольте! Восемнадцать-двадцать лет вкладывать всю свою жизнь в сыновей, чтобы в конце концов правительство забрало их у меня и извело на ликвидацию очередного политического провала - нет, спасибо.
- Никогда не смотрел на это с такой точки зрения, - признался Форкосиган. Некоторое время он шел молча, тяжело опираясь на свою палку. - А если они идут добровольно? Разве у вашего народа нет идеалов служения родине?
- Положение обязывает? - Но теперь и она умолкла, слегка смутившись. - Наверное, если добровольно, это совсем другое дело. Как бы то ни было, детей у меня нет, так что мне, к счастью, не придется сталкиваться с этой проблемой.
- Вы рады или жалеете?
- Что нет детей? - Она быстро взглянула ему в лицо. Похоже, он не заметил, что задел самое больное место. - Наверное, не судьба.
Они начали пробираться по каменистому плато, где под ногами то и дело внезапно разверзались расщелины, и нить разговора прервалась. Все внимание Корделии было сосредоточено на том, чтобы не дать Дюбауэру куда-нибудь свалиться. Добравшись до края пустоши, они по взаимному молчаливому соглашению остановились на привал, устало привалившись к скале. Форкосиган подвернул штанину и расшнуровал ботинок, чтобы осмотреть загноившуюся рану, грозившую лишить его возможности передвигаться.
- По-моему, вы довольно опытная медсестра. Как считаете - может, стоит вскрыть нарыв и промыть его? - спросил он Корделию.
- Не знаю. Боюсь, если трогать его, то есть риск занести туда новую грязь. - Она догадалась, что теперь рана беспокоит его гораздо сильнее, раз он заговорил о ней. Ее подозрения тут же подтвердились: он принял половину таблетки болеутоляющего из своего драгоценного и весьма ограниченного запаса.
Они зашагали дальше, и Форкосиган снова принялся болтать. Он рассказал несколько едких анекдотов о своей кадетской юности, затем подробно расписал своего отца, который в свое время был генералом, командовавшим всеми сухопутными войсками, и вдобавок личным другом хитрого старика - нынешнего императора. В воображении Корделии возник смутный, далекий образ строгого отца, которому юный сын, как ни старался, никак не мог угодить; но тем не менее их крепко связывала главная общая черта - преданность. Она рассказала о своей матери, настырном медицинском специалисте, которая изо всех сил сопротивлялась отставке, и о брате, недавно купившем разрешение на второго ребенка.
- Вы хорошо помните свою мать? - спросила Корделия. - Насколько я поняла, она умерла, когда вы были еще ребенком. Несчастный случай, как с моим отцом?
- Не случай. Политика. - Он сразу посерьезнел, лицо стало отчужденным. - Вы разве не слышали о Резне Юрия Форбарры?
- Я… мало что знаю о Барраяре.
- А, понятно. Так вот, император Юрий на последней стадии своего безумия стал чрезвычайно подозрительно относиться к собственной родне. Что ж, в конце концов это пророчество претворило в жизнь самое себя. Однажды ночью он выслал сразу несколько отрядов убийц. Взвод, отправленный за принцем Ксавом, не сумел пробиться сквозь его охрану. И по какой-то неясной причине он не послал убийц к моему отцу - вероятно, потому, что тот не был потомком императора Дорки Форбарры. Не представляю, чего хотел добиться Юрий, убивая мою мать и оставляя отца в живых. Ведь после этого отец перешел со своими войсками на сторону Эзара Форбарры в начавшейся гражданской войне.
- Ох. - Горло у нее пересохло от послеполуденного пыльного воздуха. Воспоминания заставили его похолодеть, и пот, проступивший на его лбу, внезапно показался Корделии капельками конденсата на ледяной поверхности.
- Я все думал… Вы вот говорили о том, какие странные вещи люди вытворяют в панике, и я вспомнил об этом. Не думал об этом уже много лет. Когда люди Юрия разнесли дверь…
- Господи, так вы были там?
- О да. Я тоже был в их списке, разумеется. Каждому из убийц предназначалась конкретная жертва. Тот, что пришел за моей матерью… Я схватил этот ножик - тупой столовый ножик, лежавший рядом с тарелкой - и ударил его. Но ведь рядом на столе лежал отличный разделочный нож. Если бы я схватил его… а так… С таким же успехом я мог бы ударить его ложкой. Он просто поднял меня в воздух и швырнул через всю комнату…
- Сколько вам было лет?
- Одиннадцать. К тому же я был маленьким для своих лет. Всегда был меньше своих сверстников. Он оттеснил ее к дальней стене. Он выстрелил из… - Форкосиган со свистом втянул в себя воздух и закусил нижнюю губу, стиснув ее зубами едва не до крови. - Удивительно, сколько подробностей снова возвращается, когда заговариваешь о чем-то. А я-то думал, что уже почти все забыл.
Он заметил, как она побледнела, и виновато произнес:
- Я расстроил вас своей болтовней. Простите. Это было много лет назад. Сам не знаю, отчего так много говорю.
"Зато я знаю", - подумала Корделия. Он был бледен и больше не потел, несмотря на жару. Почти неосознанно он застегнул воротник рубашки. Его знобит, подумала она; температура повышается. Насколько? Да вдобавок еще эффект этих таблеток, каким бы он ни был. Это будет просто кошмар.
Какой- то смутный импульс заставил ее сказать:
- Я знаю, что вы имеете в виду, говоря о том, что воспоминания возвращаются от разговоров. Я помню, как катер пулей несся вверх, и мой брат махал рукой, хотя это было глупо, потому что он все равно не мог нас видеть… а потом в небе вспыхнула ослепительная полоска света, словно засияло второе солнце, и посыпался огненный дождь. И это глупое ощущение полного осознания происшедшего. Ждешь, пока наступит шок и заглушит боль - но он так и не наступает. А затем упала пелена. Много дней стояла перед глазами - даже не тьма, а все то же серебристо-пурпурное свечение. Я почти забыла о том, что ослепла тогда. Только теперь снова вспомнила.
Он уставился на нее.
- Именно это я и собирался сказать. Он выстрелил ей в живот акустической гранатой. Я потом очень долго ничего не слышал. Словно все звуки перешли за порог чувствительности. Остался лишь сплошной шум, еще более бессмысленный, чем тишина.
- Да… - "Как странно, он совершенно точно знает, что я чувствовала тогда. Хотя он объяснил это лучше, чем я…"
- Кажется, именно тогда я твердо решил стать солдатом. Я имею в виду настоящую военную службу - не парады и блеск униформы, а четкую организацию, нападательное преимущество, скорость и внезапность - словом, власть. Быть подготовленнее, сильнее, проворнее, опаснее и злее любого из тех мерзавцев, что ворвались тогда в ту дверь. Мой первый боевой опыт. Не слишком удачный.
Теперь его трясло. Хотя, справедливости ради надо заметить, и ее саму пробрала дрожь. Они продолжили путь, и она решила сменить тему разговора.
- Я ни разу не была в бою. На что это похоже?
Он задумчиво помолчал. "Опять оценивает, изучает меня", - подумала Корделия. Он начал потеть - благодарение небесам, жар на время отступает.
- На расстоянии, в космосе, возникает иллюзия чистой и славной битвы. Почти абстракция. С таким же успехом это может быть компьютерная модель боя или игра. Реальность прорывается сквозь иллюзию лишь тогда, когда твой корабль подбит. - Он всмотрелся в расстилающуюся впереди пустошь, словно выбирая путь - хотя грунт здесь был ровный. - Убийство… с убийством все иначе. В тот день на Комарре, когда я убил своего политофицера… я был еще более взбешен, чем… чем в тот, другой раз. Но вблизи, когда чувствуешь, как под твоими руками улетучивается чья-то жизнь, видишь это пустое безжизненное тело, в лице своей жертвы ты видишь свою собственную смерть. Но все же он предал мою честь.
- Я не уверена, что понимаю вас.
- Да. Похоже, гнев делает вас сильнее, а не слабее, как меня. Хотел бы я знать, как вам это удается.
Вот еще один из этих его странных комплиментов. Как на них реагировать?
Она умолкла и уставилась на свои ботинки, затем устремила взгляд на возвышавшиеся впереди горы, на небо - куда угодно, только бы не на его непроницаемое лицо. Поэтому она первая заметила в небе реактивный след, высвеченный лучами клонящегося к закату солнца.
- Эй, там катер! Часом, не вас разыскивают?
- Наверняка. Давайте-ка укроемся под этим большим кустом и понаблюдаем за ним, - распорядился Форкосиган.
- Разве вы не хотите попробовать привлечь их внимание?
- Нет. - В ответ на ее вопросительный взгляд он повернул руку ладонью вверх. - И мои лучшие друзья, и самые смертельные враги носят одну и ту же форму. Я предпочел бы оповестить о моем присутствии лишь определенных людей.
Они могли расслышать удаляющийся рев двигателей - катер умчался на запад, скрывшись за поросшей темно-зеленым лесом горой.
- Похоже, они направляются к складу, - прокомментировал Форкосиган. - Это усложняет дело. - Он сжал губы. - Интересно, зачем они вернулись? Возможно, Готтиан нашел мой пакет с секретными приказами?
- Ну, ему ведь должны достаться все ваши бумаги.
- Да, но я обычно прячу свои документы: не хочу оповещать кого попало о своих делах с Советом Министров. Сомневаюсь, чтобы Корабик Готтиан мог отыскать то, что ускользнуло от Раднова. Раднов - толковый шпион.
- Раднов - высокий широкоплечий тип с узким, будто лезвие топора, лицом?
- Нет, это описание больше подходит сержанту Ботари. Где вы его видели?
- В лесу над ущельем. Это он тогда стрелял в Дюбауэра.
- О, вот как? - глаза Форкосигана вспыхнули, и он по-волчьи ухмыльнулся. - Это многое объясняет.
- Не для меня, - напомнила Корделия.
- Сержант Ботари - очень странный человек. Мне пришлось довольно строго наказать его месяц назад.
- Настолько строго, что он мог стать участником заговора Раднова?
- Готов поспорить, что Раднов так и подумал. Не уверен, что смогу объяснить вам, что за тип этот Ботари. Этого никто не понимает. Он отличный солдат, в рукопашной ему нет равных. Меня он на дух не переносит, как выразились бы вы, бетанцы. Ему нравится меня ненавидеть. Видимо, это льстит его самолюбию.
- Мог он выстрелить вам в спину?
- Никогда. Врезать по физиономии - пожалуйста. По правде говоря, именно за это он и был наказан в тот раз. - Форкосиган задумчиво потер подбородок. - Но вооружить его до зубов и оставить у себя за спиной в бою можно не колеблясь.
- Похоже, он просто форменный псих.
- Знаете, многие люди говорят то же самое. Но мне он нравится.
- И вы еще говорите, будто это мы, бетанцы, устраиваем из жизни цирк!
Форкосиган пожал плечами, немало позабавленный последней репликой.
- Ну, всегда полезно потренироваться с кем-то, кто не боится сделать тебе больно. Пережить очередную схватку с Ботари на ринге - это значит снова почувствовать остроту жизни. Хотя я все же предпочитаю, чтобы эта сторона наших взаимоотношений ограничивалась спортивным залом. Могу себе представить: Раднов втянул Ботари в этот заговор, даже не разобравшись толком в его убеждениях… Ведь сержант кажется как раз таким типом, которому можно поручить грязную работу - ей-богу, готов поспорить, что именно так Раднов и сделал! Молодчина Ботари.
Корделия поглядела на Дюбауэра, безучастно стоявшего рядом с ней.
- Боюсь, что не могу разделить ваш энтузиазм. Он чуть не убил меня.
- Я и не утверждаю, что он гигант мысли или оплот нравственности. Он - очень сложная личность с крайне небогатым диапазоном выражения чувств, и в жизни ему пришлось нелегко. Но на свой извращенный лад он весьма достойный человек.
Почти незаметно земля у них под ногами пошла на подъем - они уже приблизились к подножию горы. Перемена была отмечена постепенным наступлением растительности: редкий лесок подпитывался множеством маленьких ручейков из тайных источников горы. Родники били на южном склоне, огибая подножие пыльного зеленого пика высотой километра в полтора, круто вздымающегося над более пологим основанием горы.
Волоча за собой спотыкающегося Дюбауэра, Корделия в тысячный раз мысленно проклинала выбор оружия барраярцев. Когда мичман упал, рассадив себе лоб, ее горечь и раздражение вырвались наружу.
- Ну какого черта вы не желаете пользоваться цивилизованным оружием? Я бы скорее доверила нейробластер шимпанзе, чем барраярцу. Вам бы только палить, головорезы безмозглые. - Очухавшийся Дюбауэр сел, Корделия вытерла ему кровь грязным платком и присела рядом с ним.
Форкосиган неловко опустился на землю напротив них, осторожно вытянув перед собой больную ногу, выражая таким образом молчаливое согласие с идеей устроить привал. Он взглянул в ее напряженное, несчастное лицо и решил ответить на риторический вопрос со всей серьезностью.
- Я испытываю неприязнь к парализаторам: в подобных ситуациях они часто оказываются бесполезны, - задумчиво произнес он. - Любой, не задумываясь, бросается под его выстрел, так что если противников много, вас в конце концов обезоружат. Я видел, как люди погибали из-за того, что полагались на парализатор, хотя вполне могли бы остаться в живых, будь у них при себе нейробластер или плазмотрон. Нейробластер обладает реальной властью.
- Зато можно не колебаться, применяя парализатор, - многозначительно заметила Корделия. - Ошибка вполне поправима.
- А что, вы бы колебались, применяя бластер?
- Да. Я вообще вряд ли взяла б его в руки.
- А, вот как.
Меж тем ее одолело любопытство:
- А каким образом им удалось убить того человека из парализатора?
- Не из парализатора. Его обезоружили и забили ногами до смерти.
- Ох. - желудок Корделии сжался. - Надеюсь, он… он не был вашим другом.