- Представьте себе, был. И он разделял ваше отношение к оружию. Мягкотелость. - Он нахмурился, глядя вдаль.
Они с трудом поднялись на ноги и побрели дальше через лес. Барраярец попытался помочь ей с Дюбауэром, но мичман в ужасе шарахался от него, да и больная нога тоже порядком мешала, так что ему пришлось отказаться от этой затеи.
После этого Форкосиган замкнулся в себе и стал куда менее разговорчив. Похоже, теперь все его внимание было сосредоточено на том, чтобы заставить себя сделать очередной шаг вперед. Он начал бормотать что-то себе под нос. Корделия с ужасом представила себе, как он теряет сознание и начинает бредить… Вряд ли ей самой удастся отыскать среди членов его экипажа верного человека. Очевидно, что ошибка в суждении может оказаться смертельной. И хотя нельзя сказать, что все барраярцы казались ей одинаковыми, она невольно вспомнила старую загадку, начинавшуюся со слов "все критяне - лжецы".
Ближе к закату, когда они пробились сквозь участок густых зарослей, их взору внезапно предстала поляна удивительной красоты. По черным камням, блестевшим словно обсидиан, бежал пенный водопад, подобный каскаду напоенных светом кружев. Солнце вызолотило травы, растущие по берегам ручья. Высокие темно-зеленые тенистые деревья обрамляли это чудо, словно драгоценный камень. Опершись на палку, Форкосиган некоторое время созерцал открывшуюся им картину. Корделия подумала, что никогда еще не видела более усталого человека, хотя, конечно, у нее не было зеркала.
- Осталось пройти еще километров пятнадцать, - сказал он. - Не хотелось бы заявляться туда среди ночи, в темноте. Остановимся на ночь здесь, отдохнем как следует, а утром доберемся до места.
Они плюхнулись на мягкую траву и долго любовались великолепным огненным закатом, точно утомленные пожилые супруги. Наконец подступившие сумерки заставили их встать и приняться за свои обычные заботы. Они умылись в ручье, и Форкосиган наконец разделил с ней свой неприкосновенный запас - плитки барраярского полевого рациона. Даже после четырех дней овсянки и рокфора они показались крайне неаппетитными.
- Вы уверены, что это не растворимые ботинки? - жалобно спросила Корделия, поскольку по цвету, вкусу и запаху кушанье больше всего походило на тонко измельченную и спрессованную обувную кожу.
Форкосиган язвительно усмехнулся.
- Они органические, питательные, могут храниться годами… видимо, и хранились.
Корделия улыбнулась, пытаясь прожевать сухой и жесткий кусок. Она покормила Дюбауэра - хотя он все время пытался выплюнуть еду, - умыла его и устроила на ночь. Сегодня у него не было припадков, и она надеялась, что это было знаком некоторого улучшения его самочувствия.
Земля все еще дышала приятным теплом жаркого дня, в тишине нежно журчал ручей. Корделии страшно хотелось уснуть на сотню лет, как заколдованной принцессе. Но вместо этого она заставила себя встать и вызвалась дежурить первой.
- По-моему, вам нужно сегодня как следует выспаться, - сказала она Форкосигану. - Я две ночи из трех несла короткую вахту. Теперь ваша очередь.
- Вовсе не нужно… - начал он.
- Если вы свалитесь, то я пропаду здесь, - жестко напомнила она. - И он тоже. - Она ткнула пальцем в сторону дремлющего Дюбауэра. - Я хочу, чтобы завтра вы могли держаться на ногах.
Сдавшись, Форкосиган принял вторую половинку болеутоляющего и лег на траву. Но сон не шел к нему, и он наблюдал за нею сквозь полумрак. Его глаза мерцали в темноте лихорадочным блеском. Когда она закончила обход и присела рядом с ним, он приподнялся и оперся на локоть.
- Я… - начал он и стушевался. - Вы совсем не такая, какой я представлял себе женщину-офицера.
- О? Ну, вы тоже совсем не такой, каким я представляла себе барраярского офицера, так что, я полагаю, мы квиты, - ответила она, и тут же добавила с любопытством: - А чего вы ожидали?
- Ну… не знаю. Вы такой же профессионал, как и любой офицер, с которым мне доводилось служить, и при этом не пытаетесь… имитировать мужчину. Это поразительно.
- Да нет во мне ничего такого, - возразила она.
- Тогда, должно быть, Колония Бета - просто необычайное место.
- Планета как планета. Ничего особенного. Отвратный климат.
- Да, мне говорили. - Он подобрал прутик и начал ковырять им землю, пока не сломал. - Скажите, на Колонии Бета не бывает браков по сговору?
Она изумленно уставилась на него.
- Конечно, нет! Вот уж дикая идея. Похоже на нарушение гражданских прав. Господи, уж не хотите ли вы сказать, что у вас на Барраяре это практикуется?
- В моей касте - почти повсеместно.
- Неужели никто не сопротивляется?
- А никого и не заставляют. Обычно браки устраиваются родителями. Похоже, это срабатывает. Для многих.
- Ну, вероятно, это возможно.
- А как, э-э… как устраиваете это вы? Без посредников это, должно быть, очень неловко. Я имею в виду - отказывать кому-то прямо в лицо.
- Не знаю. Обычно это решают любовники, которые уже довольно долго живут вместе и собираются получить разрешение на ребенка. А заключать какое-то соглашение - это ведь все равно что сочетаться браком с совершенно незнакомым человеком. Вот это, по-моему, действительно неловко.
- Хм. - Он нашел еще один прутик. - В Период Изоляции на Барраяре мужчина, сделавший своей любовницей женщину из воинской касты, рассматривался как похититель ее чести и должен был умереть за это смертью вора. Обычай, чаще нарушавшийся, чем исполнявшийся, хоть и стал излюбленным сюжетом для драматических произведений. А сейчас все смешалось. Старые обычаи умерли, и мы примеряем новые, словно платье с чужого плеча. Так трудно разобраться, что правильно, а что нет, - задумчиво проговорил он, а затем спросил: - А чего ожидали вы?
- От барраярца? Не знаю. Наверное, чего-то преступного. Я не слишком обрадовалась тому, что попала в плен.
Он опустил глаза.
- Мне, конечно… приходилось видеть вещи, которые вы имеете в виду. Не могу отрицать - такое случается. Это болезнь воображения, она передается от человека к человеку. Хуже всего, когда она распространяется сверху. Вредит дисциплине, морали… Ненавистно наблюдать, что происходит с молодыми офицерами, встречающими порок в людях, которые должны служить им примером. Им недостает жизненного опыта - ни для того, чтобы бороться с заразой в собственной голове, ни для того, чтобы различить, когда человек использует дарованные императором полномочия для удовлетворения собственных аппетитов. И они развращаются, даже не успев понять, что произошло.
Его голос, доносившийся из темноты, звучал с необычной страстностью.
- Вообще-то я думала об этом только с точки зрения пленной. Я так понимаю, с захватчиками мне повезло.
- Они - отбросы армии. Но вы должны поверить мне - их меньшинство. Хотя я терпеть не могу и тех, кто закрывает глаза на эти вещи, а ведь они-то как раз не в меньшинстве… Не обманывайтесь. Справиться с этой заразой нелегко. Но меня вы можете не бояться. Обещаю.
- Я… уже поняла.
Некоторое время они сидели в тишине, пока ночь не выползла из низин, чтобы закрасить последние остатки небесной бирюзы, а водопад, освещенный лишь сиянием звезд, не заиграл жемчужными бликами. Она уже было подумала, что Форкосиган заснул, но он пошевелился и снова заговорил. Она почти не различала его лица в темноте - лишь отблески зубов и белков глаз.
- Ваши обычаи кажутся мне такими свободными, такими мирными. Невинными, как солнечный свет. Ни скорби, ни боли, ни непоправимых ошибок. Страх не делает мальчишек преступниками. Никакой глупой ревности. И никакой навек потерянной чести.
- Это лишь иллюзия. Даже у нас можно потерять честь. Просто это происходит не за одну ночь. Это может занять многие годы, она будет исчезать по крупицам, по капелькам. - Она немного помолчала, окруженная доброжелательной темнотой. - Я была знакома с женщиной… Она была моим хорошим другом. Тоже служила в астроэкспедиции. Она не… очень легко сходилась с людьми. Казалось, все вокруг нее уже нашли свою платонову половинку, и чем старше она становилась, тем сильнее боялась остаться в стороне. Ударилась в прямо-таки трогательную панику.
В конце концов она связалась с человеком, обладающим непревзойденным талантом превращать золото в свинец. В его присутствии она не могла произнести такие слова, как "любовь", "доверие" или "честь", не получив в ответ остроумной издевки. Порнография дозволялась; поэзия - никогда.
Так случилось, что, когда освободилось место капитана их корабля, они были в одном звании. Она вкалывала как проклятая ради этой должности, просто в лепешку готова была расшибиться… ну, вы-то знаете, как это бывает. Должность командира - редкий шанс, все стремятся его получить. Ее любовник уговорил ее отказаться от командования в его пользу, пустив в ход обещания, впоследствии оказавшиеся лживыми - если конкретно, он обещал ей детей - и, разумеется, получил свое капитанство. Исключительно ловкий махинатор. Вскоре они порвали друг с другом. Сдержанно, без всяких сцен.
После этого у нее не хватало духу завести другого любовника. Так что, наверное, ваши барраярские блюстители традиций в чем-то правы. Таким неумехам… необходимы правила, ради их же собственного блага.
Долгое время тишину нарушал лишь вкрадчивый шепот водопада.
- Я… знал одного человека, - донесся из темноты его голос. - Однажды, когда ему было двадцать, его женили на знатной девушке восемнадцати лет. Брак по сговору, но он был счастлив тогда.
Он часто подолгу отсутствовал - почти все время проводил на службе. Она оказалась свободна, богата и одинока в столице, среди людей… не то что бы порочных, но намного старше ее. Богатые паразиты, их прихлебатели и подхалимы. За ней ухаживали, она потеряла голову. Но, по-моему, не сердце. Она завела любовников, как делали это все вокруг. Оглядываясь назад, я понимаю, что она не испытывала к ним никаких чувств, кроме тщеславия и гордости своими завоеваниями, но тогда… Он создал в своем воображении ее вымышленный образ, и когда этот идеал разлетелся вдребезги… У этого парня был жуткий характер. Вспыльчивость всю жизнь была его проклятием. Он решил драться на дуэли с ее любовниками.
У нее их было двое - или она была у них двоих, я так и не разобрался. Ему было плевать, кто из них выживет, его не волновало, что его могут арестовать. Видите ли, он вообразил, что его обесчестили. Он назначил им обоим встречу в безлюдном месте с промежутком примерно в полчаса.
Он надолго умолк. Корделия ждала, едва дыша, не зная, стоит ли поощрять его к продолжению рассказа. Тут он снова заговорил, но теперь речь его звучала бесстрастно и торопливо, словно он жаждал поскорее покончить с этим.
- Первый был таким же упрямым молодым аристократом, как и он сам, и сыграл весь спектакль по правилам. Он хорошо владел двумя мечами, бился весьма искусно, и едва не убил м… моего друга. Его последние слова были о том, что он всегда мечтал быть убитым ревнивым мужем - но только лет в восемьдесят.
К этому времени небольшая оговорка уже не удивила Корделию. Она подумала лишь, не был ли ее рассказ столь же прозрачен для него. Похоже, что так.
- Второй был государственным министром, человеком в летах. Тот парень уже не мог драться, хотя он несколько раз сбивал противника с ног и снова поднимал. После… после того, первого, погибшего с шуткой на устах, это было почти невыносимо. Этот умолял его о пощаде. Наконец он просто заколол его, оборвав на середине фразы. И оставил их обоих там.
Он заехал к жене, чтобы рассказать ей, что он сделал, и вернулся на свой корабль - ожидать ареста. Все это произошло за один вечер. Она была в ярости, ее гордость была задета - будь ее воля, она сама дралась бы с ним на дуэли - и она покончила с собой. Выстрелила себе в голову из его табельного плазмотрона. Никогда не думал, что женщина способна избрать для этого такое оружие. Понимаю - яд, или взрезанные вены, или что-нибудь в этом духе. Но она была истинной фор-леди. Лицо сгорело полностью. У нее было самое прекрасное лицо, какое только можно себе представить…
Все обернулось очень странно. Все решили, что двое ее любовников убили друг друга - клянусь, он вовсе не планировал этого - и она от отчаяния покончила с собой. Никто даже не спрашивал его ни о чем. - Форкосиган заговорил медленнее, напряженнее. - Он прошел через весь тот день как лунатик, или актер, произнося реплики и совершая движения, которых от него ожидали, и в конце концов и от его чести осталась только притворство, пустая оболочка. Все было не так, все лишено смысла. Так же фальшиво, как и ее любовные связи. За исключением смертей. Они были реальны. - Он помедлил. - Так что, у вас, бетанцев, есть одно преимущество. Вы по крайней мере позволяете другим учиться на ваших ошибках.
- Я… скорблю о вашем друге. Но ведь… это произошло давно?
- С тех пор прошло уже более двадцати лет, но временами… Говорят, старики помнят события юности более ясно, чем то, что было на прошлой неделе. Может, он стареет.
- Понятно.
Корделия приняла эту историю как некий странный колючий подарок - слишком хрупкий, чтобы его бросить, и слишком ранящий, чтобы держать. Форкосиган снова умолк и улегся на траву. Она обошла дозором поляну, прислушиваясь к тишине леса - тишине настолько глубокой, что рев пульсирующей в ушах крови полностью заглушал ее. Когда она завершила обход, Форкосиган уже спал, дрожа и ворочаясь в лихорадке. Она позаимствовала у Дюбауэра одно из обгоревших одеял и укрыла его.
ГЛАВА 4
Форкосиган проснулся часа за три до рассвета и заставил Корделию поспать хотя бы пару часов. В серых предрассветных сумерках он снова разбудил ее. За это время он успел вымыться в ручье и избавиться от колючей четырехдневной щетины, использовав одноразовую упаковку депилятора, которую он приберег на этот день.
- Вы должны помочь мне с этой ногой. Я хочу вскрыть и промыть рану, а затем снова перевязать. До вечера я продержусь, а тогда это уже не будет иметь значения.
- Верно.
Форкосиган стянул ботинок и носок, и Корделия заставила его поместить ногу под быструю струю водопада. Она сполоснула его боевой нож и быстрым глубоким надрезом вскрыла страшно распухшую рану. У Форкосигана побелели губы, но он не шелохнулся и не издал ни звука. Зато Корделия вздрогнула от ужаса. Из разреза хлынули кровь и гной, вынося странные зловонные сгустки, вмиг смытые потоком. Корделия постаралась не думать о новых микробах, попавших в рану из-за этой процедуры. Придется обойтись временными мерами.
Она смазала рану явно неэффективной антибиотической мазью и заклеила ее остатками пластповязки из тюбика.
- Вроде полегчало. - Но он споткнулся и чуть не упал, едва попробовал идти. - Ладно, - пробормотал он. - Теперь пора. - Он торжественно извлек последнюю таблетку болеутоляющего и еще какую-то маленькую голубую пилюлю, проглотил их и выбросил пустую аптечку. Корделия машинально подняла ее, затем сообразила, что положить ее некуда, и украдкой снова отбросила в сторонку.
- Эти штуки действуют великолепно, - объяснил Форкосиган, - но когда эффект кончается, ты падаешь, словно марионетка с обрезанными ниточками. Теперь у меня есть часов шестнадцать.
И действительно, к тому времени, когда они разделались с плитками полевого рациона и подготовили Дюбауэра к дневному переходу, барраярец не только выглядел вполне нормально, но и казался вполне отдохнувшим, свежим и полным энергии. Никто из них не упомянул о ночном разговоре.
Они сделали большой крюк, огибая гору, и к полудню вышли к изрытому кратерами западному склону. Миновав лесные заросли, перемежавшиеся открытыми участками, они вышли на крутой уступ, нависший над громадной чашеобразной впадиной - последнем напоминании о склоне горы времен древнего вулканического катаклизма. Форкосиган пополз к краю обрыва, стараясь не высовываться из высокой травы. Оставшись вместе с Корделией под прикрытием зарослей, вконец измученный Дюбауэр свернулся калачиком и уснул. Корделия посидела рядом с ним, пока его дыхание не сделалось глубоким и ровным, а затем присоединилась к Форкосигану. Барраярский офицер обозревал сквозь бинокль раскинувшийся перед ним туманный зеленый амфитеатр.
- Вон там катер. Они расположились в пещерном складе. Видите вон ту темную щель рядом с высоким водопадом? Это вход. - Он передал ей бинокль, чтобы она смогла рассмотреть все получше.
- О, оттуда кто-то выходит. При большом увеличении можно разглядеть их лица.
Форкосиган забрал у нее бинокль.
- Куделка. Он свой. Но вон тот худой тип рядом с ним - Дэробей, один из шпионов Раднова среди моих связистов. Запомните его лицо - вы должны знать, когда нельзя высовываться.
Корделия размышляла, было ли это приподнятое настроение Форкосигана побочным эффектом стимулятора, или же некоей первобытной радостью в предвкушении схватки. Он наблюдал, считал и прикидывал, и глаза его сияли.
Вдруг он зашипел сквозь зубы, слегка напоминая при этом одного из местных хищников.
- Господи, да это ж сам Раднов! Вот уж кого бы я с радостью удавил собственными руками. Но на этот раз я смогу привлечь одного из этих министерских ребят к суду. С удовольствием понаблюдаю, как они попытаются отмазать одного из своих любимчиков от неопровержимого обвинения в мятеже. На этот раз высшее командование и Совет Графов будут на моей стороне. Нет, Раднов, ты останешься в живых - и будешь сожалеть об этом. - Оперевшись на локти, он пожирал глазами происходящее внизу.
Вдруг он замер и ухмыльнулся. - Похоже, на этот раз мое невезение мне изменило. Вон Готтиан, он вооружен - значит, он командует. Мы почти дома. Идем.
Они отползли обратно под прикрытие деревьев. Дюбауэра на месте не было.
- О Боже! - ахнула Корделия и растерянно завертела головой, всматриваясь в заросли. - Куда он мог подеваться?
- Он не мог далеко уйти, - заверил ее Форкосиган, хотя он тоже выглядел встревоженным. Они бросились на поиски в разные стороны, углубившись в лес примерно метров на сто. "Вот идиотка! - яростно ругала себя не на шутку перепуганная Корделия. - Все твое проклятое любопытство! И куда тебя понесло…" Сделав круг, они встретились у прежнего места - нигде не обнаружилось никаких признаков исчезнувшего мичмана.
- Слушайте, сейчас у нас нет времени разыскивать его, - сказал Форкосиган. - Как только я верну себе командование, я вышлю на розыски патруль. С поисковыми сканерами они найдут его гораздо быстрее, чем мы.
Корделия подумала о хищниках, острых скалах, глубоких реках, барраярских патрульных, скорых на расправу.
- Мы столько прошли… - начала она.
- А если я не получу обратно командование, ни один из вас не выживет.
Волей- неволей вняв доводам рассудка, Корделия позволила Форкосигану опереться на ее руку. Они двинулись через лес. Когда барраярский лагерь был уже совсем близко, он приложил палец к губам.
- Идите как можно тише. Я проделал такой путь не для того, чтобы меня подстрелили собственные часовые. Так… вы заляжете вот здесь. - Он устроил ее за поваленными стволами у едва заметной тропинки, протоптанной сквозь невысокие заросли.
- А вы не хотите просто постучать в парадную дверь?
- Нет.
- Почему? Ведь вы сказали, что этот ваш Готтиан вполне надежен.