- Подумайте, Карл, - предложил Игнатий с грустной усмешкой. - Ответ напрашивается, хотя традиция скрывать правду зародилась еще задолго до Трейской империи. Иные - это ведь и означает "иные", то есть…
- Другие…
- Ну?
- Оборотни, - предположил Карл.
- Вурдалаки, - продолжил Конрад. - Вампиры, шейпс, звери-оборотни, да мало ли и других, - усмехнулся он. - Все, что их объединяет, это то, что они не люди. Уже не люди или людьми никогда и не были.
"Как просто… А я-то всегда полагал…"
- Благодарю вас, господа, - сказал он вслух. - Вот ведь, как бывает. Мне это никогда и в голову не приходило, но и то верно, что сей предмет меня и не занимал никогда.
- В том-то и дело, - кивнул, соглашаясь с ним, Великий Мастер. - Не приходило… не задумывались… Так тайна эта и существует. Вот и понятно все, вроде бы, ан нет, никто ничего не знает. Но тот "видящий", что прозрел грядущее, правду знал. Однако, судя по всему, видение его как обычно и случается, на самом деле, практически со всеми "прозревающими", было не ясным и весьма противоречивым. Он предсказал лишь, что человек, который может привести к победе людей, должен быть магом и носить зачарованный меч, а тот, кто дарует победу иным, должен быть старым, не признавать законов и владеть оружием иных. Как видите, Карл, не много, но Даниилу и того хватило. Он решил, что вы он. Впрочем, и я тоже так подумал.
"Если меч тот, то и человек, стало быть, тот".
- Кто он? - возможно, это был лишний вопрос, но Карл его все-таки задал.
- Вождь иных, разумеется, - усмехнулся Игнатий. - Вы ведь не маг, Карл, и вы старик, и вы опоясаны дивным мечом…
"Не маг… Ты просто многого не знаешь, Игнатий, но… я тебя понимаю".
- Старый это все-таки старый, - улыбнулся он. - А я, как вы видите, вполне еще молод.
- Возможно, - пожал плечами Игнатий. - Возможно, я про вас, Карл, знаю не достаточно… Ваша воля… Но вспомните с чего начался наш разговор?
10
Когда-то давно, лет, может быть, семьдесят назад или того больше, один умный человек, имени которого Карл теперь вспомнить не мог - впрочем, и не пытался (зачем?) - сказал ему по какому-то, надо полагать, совершенно ничтожному поводу, который тоже забылся за давностью лет и случайностью обстоятельств, что, оборотной стороной человеческой способности обозначать явления внешнего и внутреннего мира словами, есть способность слов порождать явления, которых иначе могло бы и не быть. Спорная мысль, если разобраться, но не лишенная изящества. Любившие парадоксальные афоризмы и неоднозначные притчи убру вполне оценили бы и эту идею, не зря же один из их учителей сказал однажды, что достаточно убрать из своего лексикона слово "проблема", и она исчезнет сама собой.
"Но исчезнет ли?"
Карл прошелся по предоставленной в его распоряжение комнате, подошел к окну и смотрел некоторое время на море и корабли, но отвлечься от мыслей, растревоживших его душу, казалось, снова уже обретшую привычный покой, не смог. И сердце его волновалось точно так же, как залитое солнцем море перед глазами. Еще не буря, но уже очевиден нервный, порывистый рисунок низких пока, но обещающих набрать вскоре грозную силу темно-серых с белыми барашками волн.
"Сталь… - подумал он, отворачиваясь от окна. - Оружейная сталь…"
Комната, просторная и богато декорированная - малиновая камка, украшенная вышитым золотом растительным орнаментом, и светло-красное вишневое и "розовое" дерево, инкрустированное слоновой костью и перламутром - в которой он сейчас находился, относилась к личным апартаментам Великого Мастера. Здесь, в тишине и покое, не нарушаемом даже особо доверенными, "ближними" слугами Игнатия, которым было строжайше запрещено беспокоить Карла по личной инициативе, он ожидал возвращения Августа и окончания "инициации", ради которой уединились сейчас Конрад и старый Кузнец. Но предоставленный, едва ли не впервые за несколько последних дней, самому себе, Карл закономерно оказался один на один с той особой проблемой, которая, то набирая силу, как зимний шторм, то отступая, но никогда не оставляя насовсем, волновала его сердце со времени первого посещения Сдома. И, наверняка, не случайным было новое возвращение бури, именно здесь и сейчас, в этом проклятом богами городе, где четыреста лет назад разыгралась уже одна из трагических сцен растянутой в веках пьесы безымянного, но оттого не менее могущественного, автора.
Иные.
Удивительно, но точно так же, как много лет подряд, неторопливо шагая по дорогам Ойкумены, ни разу не задумался он о том, кто он такой, и зачем меряет шагами безмерные пространства подлунного мира, Карл ни разу не задался и другим вопросом, что означает это простое слово - "иные" - великое множество раз прозвучавшее в его присутствии, прочитанное в книгах, произнесенное им самим. Как будто некая печать вечного запрета - "Задон?" - лежала на этих вопросах, не только не разрешая ему их сформулировать, но, даже не позволяя ощутить их присутствия. Однако, в конце концов, это случилось. Он пришел в Семь Островов, и запрет пал. И оказалось, что иные это не какие-то мифические существа, память о которых, пришедшая из древних, "незапамятных" времен, продолжала и теперь тревожить души людей, а реальные из плоти и крови существа, живущие бок о бок с людьми, в войне и мире, ничем принципиально не отличающихся от тех войны и мира, которые определяют отношения между самими людьми. Жили, живут… но будет ли так продолжаться вечно? Что если предсказание о Последней Битве правдиво? И почему слово "последний" так часто в последнее время приходит ему на ум?
Последняя битва, последняя надежда, последняя дорога…
И кто такой он сам, Карл Ругер из Линда, оказавшийся теперь там, где он оказался?
"Кто ты Карл", - спросила его Дебора.
Кто?
Не тот ли он человек, о котором грезил в незапамятные времена безымянный "прозревающий"? Но, что, если все так и обстоит? Тогда, который из двух?
Игнатий сказал "маг" и, зная, что Карл лишен магического Дара, предположил, что речь идет не о нем. Однако, похоже, Карл не вовсе лишен такого Дара, ведь он видит сквозь тьму, и может по своему желанию призывать рефлеты…
"Рефлеты", - отметил он, откладывая мелькнувшую вдруг мысль на потом.
Вопрос лишь в том, какова природа этого Дара? И является ли способность к стихийной магии, о которой говорили Виктория и Дебора, исключительно человеческой силой? Ведь и среди иных встречаются маги огромной силы…
Карл подошел к шестигранному столику из полированного вишневого дерева, на котором заботливые и безгласные слуги Великого Мастера оставили серебряные черненые подносы с фруктами, сладостями и кувшинами с вином, и остановился, рассматривая получившийся натюрморт. Ему понравилось сочетание цветов темных поздних вишен с кроваво-красными пятнами сиджерских гранатов и глубокой зеленью северных яблок. Краски осени завораживали, но одновременно и направляли мысль, организуя ее, придавая ей стройность, отсекая лишнее и не существенное.
"Старый… - напомнил себе Карл. - Старый… Но позволительно ли так сказать о Долгоидущем, сколько бы ни было ему лет?"
И, тогда, единственным надежным признаком оказывался меч иных, который входил составной частью в оба определения.
"Если меч тот…" - сказал Даниил, но кто сказал, что Великий Мастер не может ошибаться?
Однако додумать эту мысль до конца он не успел. Короткий стук в дверь означал, что время, предназначенное для одиноких размышлений, миновало.
- Войдите! - разрешил Карл, и мысленно подвел итог своему поиску словами, сказанными им самому себе на второй или третий день своего пребывания во Флоре.
"До тех пор пока не доказано обратное, я человек", - повторил мысленно Карл и улыбнулся вошедшему в комнату Августу.
11
- Рад тебя видеть, - сказал Карл.
- Вам не стоило обо мне беспокоиться, - совершенно серьезно ответил Август, входя в комнату и прикрывая за собой дверь.
- Я и не беспокоился, - снова улыбнулся Карл. - Проходи, угощайся… Как прошла встреча?
- Старик был рад получить весточку от племянника, но особенно, как мне показалось, от вас, Карл.
Август, не чинясь, подошел к столу, налил себе красного вина и в два сильных глотка ополовинил кубок.
- Отличное вино, - сказал он с улыбкой, и отправил в рот спелую вишню.
- Ну, я, впрочем, и не сомневался, что Кузнецы понимают толк в хорошем вине, - сказал он, выплюнув на ладонь косточку. - Вот ответные письма.
Он бросил косточку в пустую плошку, и достал из внутреннего кармана своего колета два сложенных вчетверо и не запечатанных пергамента.
- Это Марту, его, я, если позволите, передам сам, а это вам, - и он протянул Карлу письмо от старого Медведя.
- Спасибо, Август, - Карл принял письмо, развернул его и быстро прочел.
Как он и ожидал, Михайло Дов знал ответы на те вопросы, которые задал ему Карл, однако доверить тайное знание пергаменту остерегался и, значит, или Карл должен был пойти к нему сам, чего делать, по-видимому, не стоило, так как рисковать без причины не следует даже тем, кого согласно принятым на себя обязательствам оберегает древняя магия Мотты, или…
"Или", - решил он, складывая письмо и убирая его в карман.
- Август, - сказал он вслух. - Мне надо кое о чем подумать в тишине. Я сяду вот там, в углу, а ты не тревожь меня, пока я сам не заговорю, и не позволяй другим. Хорошо?
- По вашему слову, Карл. - Если Август и был удивлен, виду он не подал и, кажется, был готов просидеть все то время, которое может понадобиться Карлу, изображая собой неодушевленный предмет.
- Спасибо, Август, - Карл подошел к облюбованному им креслу и развернул его так, чтобы сидеть спиной к комнате. - Но ты не должен делать большего, чем нужно. А нужно только не говорить со мной. В остальном, чувствуй себя свободно. Ешь, пей, кури… Только не пой, пожалуйста, и не танцуй, - закончил он с улыбкой и, сев в Кресло, закрыл глаза.
12
- Вы знаете, Карл, - Лев Скоморох обычно говорил тихим и, пожалуй, даже мягким голосом. Если не знать его так хорошо, как знал Карл, можно было легко обмануться и принять этого не высокого, полноватого кавалера с седыми клочками волос, сохранившихся на совершенно голом черепе только над ушами, за провинциального небогатого землевладельца и непременно отца многочисленного семейства, состоящего сплошь из одних только женщин. И лицо у него было под стать фигуре и манере одеваться, некрасивое, но располагающее, добродушное… Однако все это не соответствовало действительности. Маршал Скоморох был блистательным полководцем великой эпохи. И тихую жизнь провинциального затворника, делящего свое время между полями и фермами своих крошечных владений, любимыми книгами, и малочисленной семьей, состоящей из больной жены, слывшей некогда одной из первых красавиц императорского двора - она была на полторы головы выше своего мужа - и двух богатырского сложения сыновей, вот эту спокойную размеренную жизнь он обрел, только выйдя в отставку.
- Вы знаете, Карл, - сказал Лев. - Что самое трудное для меня в профессии полководца?
- Посылать людей на смерть, - предположил Карл.
- Да, - согласился Лев. - Скверное у нас ремесло, Карл. Но смерть… Смерть лишь частный случай. После сражений мне всегда было стыдно смотреть в глаза уцелевшим. Люди не шахматные фигуры, Карл, так я это понимаю, и война не игра.
"Странно, что я вспомнил именно об этом разговоре…"
Действительно странно, потому что, если мысль, высказанная маршалом, и имела отношение к тому, о чем думал сейчас Карл, то только опосредствованное. На самом деле, занимала Карла гораздо более общая мысль о характере отношений между людьми, о чести и достоинстве человека, и о порядочности, которая предполагает уважение к собеседнику.
"Я могу сделать одно из двух, - размышлял он, сидя в кресле с закрытыми глазами. - Позвать Медведя сюда, или… или "сходить" к нему самому".
На самом деле, он уже все для себя решил, и рассуждения на данную тему служили сейчас лишь одной цели, успокоить взявшее разгон сердце. То, что предполагал совершить Карл было чем-то настолько новым и, пожалуй, неприятным, что даже его бестрепетное сердце отозвалось на вызов, который предстояло теперь Карлу бросить неведомому. Но…
"Логически рассуждая, если возможно первое, то почему бы не случиться и второму?"
Карл едва успел додумать эту не слишком сложную мысль, как мир изменился, и означало это, что даже невозможное возможно. Чуть окрашенная в красный цвет тьма - он сидел перед окном, за которым сияло яркое солнце ранней осени - сменилась чуть приглушенными сумерками раннего вечера, хотя Карл доподлинно знал, что скачка во времени не произошло. День был тот же самый, и час тоже, но место, разумеется, было другое. Он стоял сейчас в толчее рыбного рынка и перед ним, буквально в нескольких шагах, находился старенький и неказистый дом аптекаря Михайлы Дова.
"Возможно все, - подумал он с каким-то пугающим равнодушием. - Надо только захотеть…"
Однако, несмотря на охватившее его равнодушие, приближающееся по силе к полному безразличию, Карл помнил, что привело его к дому старого Медведя, и зачем он сюда послан. Поэтому, не медля, но и без спешки, он пошел к дверям, не обращая внимания на снующих туда-сюда людей, которых он, впрочем, каким-то образом совершенно не задевал, хотя порой шагал прямо на них. Однако все как-то устраивалось, и им удавалось разминуться, без какого-либо усилия с обеих сторон. И это было странно, потому что точно так же, как Карл не обращал на них никакого внимания, так и они совершенно игнорировали его присутствие. Подойдя к дверям дома, Карл задержался на мгновение, но стучать нашел излишним, и просто прошел через закрытые створки, совершенно этого, впрочем, не почувствовав и не придав случившемуся никакого особенного значения.
В аптеке, как всегда, было тихо, и царил полумрак, в котором, однако, Карл видел гораздо лучше, чем на залитой солнечным светом улице. Михайло Дов сидел на своем обычном месте и что-то старательно растирал ступкой в большом глиняном горшке, но заметил гостя только тогда, когда тот заговорил.
- Здравствуйте, мастер Дов, - сказал Карл, приблизившись к столу, за которым работал аптекарь.
- Что? - Встрепенулся старик и, повернувшись на голос, вперил в Карла недоверчивый взгляд своих карих глаз. - О!
- Вы, кажется, приглашали меня в гости, мастер Дов, - Карл вдруг ощутил некую неловкость, но понять ее причины так и не смог.
- Приглашал, - кивнул Медведь, теперь уже с интересом рассматривая Карла. - И рад, что вы пришли, господин мой Карл.
- Но? - спросил Карл.
- Но я вижу рефлет в третий раз в жизни, мой господин, и в первый раз это рефлет, посланный ко мне другим человеком.
- Человеком, мастер Дов?
- А это уж как вы решите, так и будет, - сказал, явно уже вполне овладевший собой старик. - А мне так просто легче говорить. Вина не предлагаю, но, может быть, присядете?
- Присяду, - согласился Карл, хотя не испытывал никакого желания сесть. Он вообще не испытывал сейчас никаких желаний, да и чувства его были приглушены, напоминая огонь затухающего фитиля.
Все-таки он сел. Сел и старик.
- Что вы хотите знать, господин мой Карл?
- Расскажите мне о негоде, мастер Дов, - попросил Карл.
- Негода, - кивнул старый аптекарь. - Ну, вам, господин мой Карл, не о травке, вестимо, услышать хочется. Хотя о травке этой зловредной я вам как раз рассказать мог бы много чего интересного. Однако вас другое интересует, не так ли? А коли так, то и рассказывать, почитай, нечего. Но… Да, господин мой Карл, да, вы правы. Травка эта есть судьба таких, как вы. На каждого Долгоидущего, хоть раз в жизни, если так можно выразиться, но ложится тень негоды. И обычно это тень смерти, господин мой Карл, потому как мало кому удалось пережить отравление ее ядом. Травят, мастер мой Карл, как не травить, если от века так заведено? Долгоидущие, рожденные под Голубой Странницей, и, разумеется, близнецы…
- Близнецы?
- Ну вы же знаете уже, наверное, господин мой Карл, или еще не сподобились?
- Знаю, - согласился Карл. - Но скажите, ведь все мы разные…
- Разные, - кивнул старик. - У одних есть Дар, у других его нет, одни Долгоидущие, а другие проживают лишь короткий человеческий век. Колода тасуется, так я это понимаю, но верно ли мое понимание?
- А откуда вообще пошло травить нас негодой?
- А кто ж его знает! - Всплеснул руками старик. - И не знает никто, я думаю. То древняя история, мастер мой Карл, очень древняя. Никто уж и не помнит, что взялось и откуда. Даже мы, уж на что памятливые, а и то позабыли. Вот разве что Хранители знали, но и о них, почитай, лет триста, как слух пропал. Последним-то, вы, верно, знаете, Вастион был… и все. Прервалась традиция. Но слово-то осталось, господин мой Карл. Слово, записанное, оно долго живет. Однако вот интересное дело, что травить вас надобно, многие знают и почитают при том первейшей своей обязанностью, или думают, что по другому вас не убить… Не знаю. Но то, что выжившему - а и про это они тоже не ведают, что не всех негода в гроб сводит - что выжившему они силу особую сами дают, про то не знают. Вы же вот, господин мой, и сами, небось, знаете, что сотворила с вами эта подлая травка, или как?
- Так, - согласился Карл.
- Ну, вот, собственно, и все, господин мой Карл. Добавить и нечего, почитай. Разве что вспомнить, что по-трейски негода это "элия четана", и, если перевести дословно, а не как название, означает это "освобождающая или открывающая внутреннюю суть". А внутренней сутью, господин мой Карл, да вы о том и сами, верно, ведаете, трейцы душу человеческую иногда именовали.
- Спасибо, мастер Дов, - поклонился Карл. - Спрошу вас еще об одной вещи, но, если не захотите, можете не отвечать.
- Спрашивайте, господин мой Карл, - улыбнулся старик. - Вы же знаете, я не отвечу только на один вопрос.
- Почему вас называют Строителями?
- Догадались? - старый аптекарь подобрался вдруг и приобрел гораздо более значительный, чем обычно, вид.
- Догадался.
- Что ж, догадка ваша верна, мой господин, - спокойно кивнул Михайло Дов. - Это было самое великое, что мы построили за долгие века, но и последнее тоже. С тех пор мы строим только храм знания, господин герцог, а с камнем работают уже другие.