* * *
Припекало июньское солнышко. Теплую кожистую листву дуба нехотя шевелил слабый ветерок. Внизу, под холмом, на сколько хватало глаз, во все стороны простирались поля - зеленая равнина. И петляла-вилась дорога.
На дубу сидел Серый и от скуки свистел. Иногда он слезал и останавливал проезжих и прохожих, чтобы узнать у них новости с линии фронта. А заодно помочь им расстаться с продуктами, если таковые случайно оказывались при них.
Скучно же ему было потому, что сидел он тут уже третий день, а прохожих и даже проезжих, по сравнению с первым днем, почему-то стало гораздо меньше. Может, сказывалась всеобщая международная напряженность. А, может, добрая (или недобрая) слава Волка слишком быстро разбежалась по окрестностям.
Как он и ожидал, проклятый кардинал уговорил короля подождать, пока не будут получены известия об исходе сражения с шантоньцами - ведь в случае победы необходимость срочно собирать новое войско отпадала, и Вондерланду можно было не продавать жар-птицу. Конечно, если бы Иван не был таким щепетильным и омерзительно честным, можно было бы уже давно как-нибудь ночью пробраться во дворец и свистнуть это чудо природы. Конечно, выбраться потом с ней из города было бы сложно, но не невозможно, и дней через двадцать героический царевич взирал бы свысока на своих менее удачливых братовьев, но…
На горизонте наконец-то показалось пыльное облако. А не слишком ли оно быстро движется для какой-нибудь груженой телеги? А не тот ли это, кого мы ждем? А не надо ли нам начать собираться?
Волк быстро натянул длинную кольчугу, черные сапоги с заклепками, нахлобучил блестящий в некоторых местах шлем, перекинул через плечо перевязь с коротким мечом - и стал неотличим от первого встречного городского стражника. Оставшаяся после похода к королю половина дня была не напрасно потрачена на раскопки в лавках старьевщиков по всему городу.
Разбойник оглядел себя с ног до головы в маленькое круглое зеркальце и самодовольно ухмыльнулся. Хорош. Теперь - вперед.
- Именем короля я приказываю тебе остановиться!
Серый постарался, чтобы его было видно и слышно издалека. Он не хотел несчастных случаев в самый неподходящий момент. Гонец - если это был он - должен был еще сказать, чья армия заняла первое место.
Всадник поднял коня на дыбы, яростно выругался, но остановился.
- Ты - из армии Айса? - кинулся к нему Волк.
- Нет, из бардака на Красной!
- Кто победил?
- Мы, черт тебя раздери! Неужели эти жабьи дети шантоньцы! - и он гордо двинул могучим кулаком себя в грудь. Зазвенели медали.
Разбойник мысленно вздохнул. Самые худшие его опасения оправдывались. И бравого вояку было жалко. Почему-то и вдруг. Видать, общение с гуманитарием Иваном (или гуманистом? или гуманоидом? каких ведь только словей не нахватаешься от интеллигенции, вот уж действительно - с кем поведешься…) влияло на него не лучшим образом… Но времени на удивление не было. Он привык действовать, как Бог на душу положит, и идти поперек этого правила не собирался и сейчас.
- Как тебя зовут? - с подозрительным прищуром он сделал вид, что внимательно вглядывается в лицо гонца.
- Капрал Шрам!
- А не был ли ты в известном заведении на Красной перед выходом полка в поход? - пустил пробный шар Серый.
- В "Черной Лилии"? Был, приходил к Кокетте, как всегда - непонимающе сдвинул брови капрал. - Слушай, а какое твое собачье дело?
- Ага! Я так и знал! Десять золотых крон - мои! Хо-хо!
- Что за чушь ты несешь, крыса тыловая?
Капрал не понял, каким образом он вдруг очутился на земле, и откуда на груди у него, с обнаженным клинком у глотки, оказался нахальный молокосос-стражник.
Из какой-то подслушанной где-то и когда-то ученой беседы Серый почерпнул, что если человеку нажать на горле острым лезвием все равно чего в определенной зоне, то он резко теряет всякую сообразительность и способность к логическому мышлению. Сумели ли в конце концов умные люди дать на это хоть сколько-нибудь удовлетворительное объяснение, он не помнил, но от данного феномена зависела сейчас жизнь злополучного Шрама.
- За твою голову майор Мур объявил награду в десять золотых! Это ты убил Кокетту из "Черной Лилии"! - выкрикнул Серый и чуть-чуть надавил.
- Я никогда никого не убивал! - совершенно искренне прохрипел вояка.
"Ага, правильная зона!" - тихо порадовался Волк.
- Тебя там видели!
- Я не виноват!
- Все улики против!
- Клянусь тебе, я не убивал!
- Я тебе не верю.
- Чем угодно поклянусь - меня даже рядом там не было!
- Майор Мур обещал…
- Я сам дам тебе десять золотых! Отпусти меня!
- Есть свидетели.
- Двенадцать! Это все, что у меня с собой есть!
- Хм, а может, ты и не врешь… Но если ты вернешься в город, тебя задержит первый же…
- Я не вернусь в город!
- Ну, хорошо. Снимай доспехи, давай деньги и дуй отсюда. Пока я добрый.
Задумчиво поглядев вслед удирающему со всех ног капралу, Серый уронил кирасу, поножи и наручи на дорогу, пару минут попрыгал на них, попытался разрубить шлем мечом - не получилось. Все равно довольный результатом, он быстро облачился во все это, порезал в нескольких местах рубаху и штаны, бросил в лицо несколько горстей пыли. Под дубом, в сумке, у него оставалось еще немного томатного соуса - в ход пошел и он. Закончив переодевание и макияж, Волк снова заглянул в зеркальце.
Из маленького кружка посеребренного с одной стороны стекла на него глянуло изможденное, покрытое коркой грязи, пыли и засохшей крови, лицо воина, узнавшего недавно и не понаслышке, что такое поражение, унижение и смерть.
- Гут, - удовлетворенно кивнул он сам себе, состроил скорбно-мужественную рожу зеркалу и подозвал коня.
Его харезматичное величество Шарлемань Семнадцатый прогуливались по саду, любуясь жар-птицей в лучах заходящего солнца, когда из-под куста папайи, раздавив ананас, несмело выступил капитан городского гарнизона. Его испуганный бледный вид говорил яснее всяких слов о том, что случилось то, для доклада которого королю предполагаемые вестники тянут спички, и что этот гонец вытянул короткую.
Все благодушие, если оно когда-либо и посещало Шарлеманя, улетучилось с пшиком, как Снегурочка над костром.
- Ну, что опять случилось? - задал он ненужный вопрос.
- Прибыл солдат из войска Айса, ваше величество, - выдавил из сухого шершавого горла капитан.
- Ну, и? - цвет лица короля медленно побагровел.
- Они сражались, как ль…
Тяжелый, как плита фамильного склепа, взгляд монарха парализовал речевые навыки офицера.
- Ну, и? - недобро повторил король.
- Полный разгром, - пискнул посланник и зажмурился, моля всемогущего Памфамира-Памфалона только об одной милости - провалиться сквозь землю прежде, чем разразится над его головой (и головами еще многих и многих, в то время как тела их будут находиться неподалеку) монархическая гроза.
- Гонца повесили? - прогремел первый раскат. Закат окрасился кровью.
- Так точно, ваше величество, - соврал офицер своему королю. Конечно, врать нехорошо, это внушали ему с детства, но ложь во спасение - это как бы и не ложь, а суровая необходимость. И к тому же они ведь действительно хотели повесить этого злосчастного солдатика, но он куда-то необъяснимым образом подевался в самый ответственный момент, а занять его место раньше времени капитану вовсе не желалось, и поэтому как-то само собой добавилось:
- С особой жестокостью. Отрубив предварительно голову.
- Хорошо. А вы что здесь делаете, рядовой? Позовите сюда кардинала Мадженту, быстро! По дороге к дворцовому палачу.
Набирающее силу утреннее солнышко пронзило своими лучами старые ставни, легкий сквознячок доносил до гостевых комнат неповторимый букет из красильни, а чисто вымытый, разомлевший со сна князь Ярославский лениво внимал из-под одеяла отчету Иванушки о том, как он провел три дня в его отсутствие.
- …ей-Богу, Сергий, вместо своей прогулки верхом тебе надо было остаться с нами и посмотреть город. Ты столько потерял! Даже я, уж на что много чего читал о Мюхенвальде… Да и вечерами тут ого-го чего бывало - Гарри швырялся деньгами направо и налево! Я предлагал заплатить - но он ни в какую! Говорит, что мы спасли ему жизнь, что мы - его гости… Даже неудобно… Надо будет его как-нибудь отблагодарить… А еще он вчера сводил меня в музей одной картины. Ты представляешь, огромный зал, а на стене висит загрунтованный холст в золоченой раме. Я сначала ничего не понял, а это оказалось самое знаменитое произведение Теодоруса - "Белый Квадрат"! Чуть не выставил себя посмешищем перед всей публикой - а ты же знаешь, что когда на тебе еще и эти вондерландские костюмы, то кажется, что все смотрят только на тебя… Ну, вот - этот шедевр - абсолютно белый квадрат на абсолютно белом фоне, и непросвещенному дилетанту кажется, что на полотне вообще ничего нет, но истинные ценители говорят, что если вы смотрите на картину Теодоруса и видите только белое полотно - вы смотрите не на картину Теодоруса. Во всем мире существуют только две авторские копии…
- А ты видел?
- Что?
- Ну, квадрат-то сам, что же еще.
- Да, естественно, хотя с первого раза редко кому это удается. Когда на нее смотришь под определенным, постепенно меняющимся углом, при определенном освещении, закрыв один глаз и прищурив другой, и быстро приближаясь-отдаляясь…
- …ты налетаешь на эту картину с размаху…
- …и тогда тебе начина… А ты откуда знаешь?! - ухватился за лоб Иван.
- Я что-то угадал?
- Д-да нет… - смущенно пожал плечами царевич. - Гм. Так о чем это я?
- Об угле.
- А, ну да. Так вот. Вондерланд - страна, углем небогатая, и поэтому все запасы этого топлива ей приходится закупать в Лотрании. Но, благо, зимы здесь короткие и не слишком холодные…
За окном из общего шума большого города - грохота копыт и колес по булыжной мостовой, окриков возниц, мерного топота городской стражи, зазывного речитатива бродячих торговцев, певцов и проповедников - выделился один - подъехавшей и остановившейся большой повозки, запряженной как минимум парой лошадей. Открылась дверца, откинулась лестница, вышел человек - один - и зашел в контору красильни.
- …башня была построена самим Джеронимо Куллиганом, она необычна даже для архитектуры нашего времени, а уж тогда и впрямь была чудом. Злые языки говорят, что во время ее открытия, когда покрывало было сдернуто, вся она обрушилась, а остались лишь не убранные еще строительные леса. Но архитектор сумел убедить тогдашнего Шарлеманя, что это леса были из камня, а сама башня так и была задумана - из металлических конструкций, и король подумал, и решил, что каменных башен в любом городе мира в изобилии, а…
Краеведческо-следопытческий доклад Иванушки был прерван нетерпеливым стуком в дверь, перемежающимся прерывистым дыханием.
- Войдите! - сразу же отозвался Волк.
- Это я, - влетел в апартаменты Санчес. - Там из дворца приехал барон фон Свиттер и хочет вас срочно видеть! По делу государственной важности! Срочно!
- Царевич, сходи, спустись к нему - я сейчас оденусь и тоже приду. Чтобы не заставлять его баронскую светлость ждать. Ладно?
Глаза Иванушки загорелись сумасшедшей надеждой.
- А если он получил известия от армии? Я имею ввиду - если армия разгромлена… То есть, я совсем не хочу сказать, что я рад этому, напротив, но, с другой стороны, и шантоньцы мне ничего не сделали плохого,
то есть, я и им поражения не желаю, просто…
- Просто спустись к этому Фуфайкину и заговори ему зубы, пока я не приду, а?
- Иду! - и Иван, чуть не сбив хозяина с ног, бросился бежать. Едва отдышавшийся Санчес последовал за ним.
Через пять минут князь Ярославский при полном параде вальяжно вплыл в контору Санчеса, где он в лучшие для красильни времена принимал клиентов, и куда, за неимением более пригодного для обозрения посторонним человеком помещения, был препровожден барон фон Свиттер.
Отвесив куртуазный поклон - и где только успел научиться, пройдоха! - он поприветствовал вельможу.
- О, доброе утро, сэр Вульф, - с широкой улыбкой и крепким рукопожатием высокий сухопарый старичок-барон подошел к Волку. - Рад познакомиться с другом такого выдающегося человека, как принц Джон Лукомольский!
- Лукоморский, вы хотели сказать, - покраснев, вежливо поправил его принц Джон.
- Да-да, Лукомольский, я это и имел ввиду, - ослепительно улыбнулся им фон Свиттер из-под седых усов.
- Лукоморский будет правильнее, - предпринял вторую попытку Иван.
- Ах, да, извините, Мукомольский, прошу меня простить, эти иностранные слова так трудно всегда запоминаются…
- Не Мукомольский, а Лукоморский!
- Я и говорю - Мухоморский.
- Не…
- Не суть важно. - поклонился друг принца Мухоморского Иванушке с ухмылкой от уха до уха. - Ну, вот мы все и в сборе, и теперь можем выслушать посланца его величества, - отвесил еще один поклон сэр Вульф. Было похоже, что эта вондерландская гимнастика его просто забавляла.
- Да, конечно же, - изящно вернул поклон старик.
Иван нехотя и неуклюже сделал то же самое. Он кланяться не любил. И не в последнюю очередь потому, что считал это дело не достойным истинного мух… то есть, лукоморского витязя.
- Речь пойдет, как, наверное, уже догадалось его высочество принц Мухоловский, о продаже Жар-Птицы…
Пока друзья поднимались к своим комнатам, Иванушка болтал без умолку, не закрывая ни на мгновение рта - если королевич Елисей услышал бы его хоть краем уха, он бы пришел в отчаяние.
- Просто удивительно, Сергий, как быстро и просто все кончилось. Нет, не так уж быстро, вернее, да и приключений у нас… у меня, вернее, тебе-то это, наверное, так, пустяки, повседневная рутина, а мне хватало, еще долго будет что вспомнить. И, может быть, даже найдутся такие, о которых и перед братьями похвастаться не стыдно будет, только на ум сейчас что-то ничего не приходит. Но ничего, должно же хоть что-нибудь быть, как говорится, переход количества в качество… Нет, просто я имею ввиду, вот как забавно - во всех книгах успеха добивается именно третий и младший сын царя, и я еще об этом подумал, когда только отправился в путь. Нет, конечно, я хочу сказать, что, если бы, к примеру, у старшего или среднего сына царя был такой попутчик, как ты, то у хоть какого распоследнего и премладшего не было бы ни единого шанса!.. Как классно, Волк, что я тебя встретил!!! Вот подожди - только приедем домой - ведь ты поедешь ко мне в гости - а если захочешь - ты и жить у нас остаться сможешь, правда-правда… Только, Сергий, знаешь что? Одно меня смущает - ни в одной книге, которую я прочитал, или о которой хотя бы слышал, ты знаешь, "достать" и "купить" ни разу не были эквивалентны, то есть, "достать" - это означало все, что угодно - украсть, выиграть в азартные игры, выманить, выменять, отобрать… Только не "честно купить за свои деньги". Нет, я, безусловно, помню, что ты предлагал, и, как вот сейчас думаю, я все равно никогда бы не смог пойти ни на что такое даже ради Жар-Птицы… Наверное, из меня, в конце концов, витязь никудышный…
Серый, ковырнув зубочисткой в санчесовском универсальном замке, открыл их дверь и нырнул под свою кровать за мешками. Два - под его, два - под Ивановой.
- …То есть, я хочу сказать, что все кончилось хорошо, и я рад этому, честное слово, но как-то не очень героично. Ну, наверное, каков витязь, таковы и приключения - уж с королевичем Елисеем случилось бы такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Ты же знаешь, какой он…
- Урод!!!
- Что?!?!?!
- Я убью его!!!
- Елисея?! Но он же…
- Какого, к лешему драному, Елисея, черти его гоняй по сковородке!!! Гарри!!! Где этот змеиный ублюдок?! Я ему!.. Я его!.. А потом!.. - Волк выхватил из ножен меч.
- Что? Что случилось, Серый?! - наконец, вышел из розового блаженства и обеспокоился Иван.
- Деньги! - с плеча рубанул он постель.
- Что - деньги? Какие?
- Твои деньги, турист несчастный! Твои! Птичьи! Деньги! Которые! Он! Спер! У тебя! Из-под носа! На баб! И вино! И теперь ты честно сможешь украсть, выиграть в азартные игры, выманить, выменять или отобрать свою золотую ворону - потому что у тебя осталось только три мешка!
- Пустых?
- Полных. Но три. И где ты возьмешь здесь еще один - я не знаю. Я знаю, где бы взял я, но так ты же честненький! А-а-а-а, скотина!!! - и Волк, зарычав, пулей вылетел из комнаты.
После него в пыльном воздухе остались плавать пух, перья, клочки ваты и ниток. И почему-то царевичем овладела уверенность, что через пять, самое позднее, через семь минут, одним мини-мингером в мире станет меньше.
- Нет! Серый! Не надо! Не трогай его! Это же ГАРРИ!!! - Иван выскочил в коридор, пинком прикрыл дверь (зачем?) и попытался по звуку понять, куда побежал Волк.
Очень скоро снизу, со стороны красилен, до второго этажа долетели душераздирающие вопли отчаяния, смешивавшиеся с проклятиями и грохотом разрушаемой мебели и роняемых инструментов.
"Кричит," - облегченно вздохнул царевич и взял низкий старт. - "Значит, жив."
На чей счет это "жив" относилось, думаю, сомнений не возникало.
Когда царевич появился на пороге мастерской, глазам его предстала безрадостная картина разрухи и опустошения. Краска, высыпавшаяся из прорезанных мешков, ровным разноцветным ковром устилала пол. На полках не осталось ни одной целой реторты, бутылки или пробирки по той простой причине, что целых полок не осталось тоже. В дальнем темном углу испуганной кучкой жались мастеровые. Отрезанные от спасительного угла делали успешные попытки выскочить через разбитое окно. Судя по всему, страшное самосудилище приближалось к развязке. Минисингер был загнан на кучу тюков неокрашенной ткани в ближнем углу и прижат к стене. Тюки, и так сваленные как попало, под весом ваганта норовили вообще раскатиться, и тот балансировал на них как акробат, стараясь удержаться наверху. В значительной степени этой задаче мешала лютня, надетая на шею подобно щегольскому воротнику "от кутюр". На ушах подрагивали струны.
- Иди сюда, гад, я тебе нос отрежу, - уворачиваясь от катившейся ему под ноги ткани, уговаривал минисингера спуститься Волк.
- Уберите от меня этого психа! - выделывал вслепую кренделя ногами куртуазный певец, стараясь сохранить равновесие.
- Сергий, прошу тебя, не трогай его! - Иван кинулся к другу.
Гарри увидел, что идет его спасение.
- Принц Джон, пожалуйста! Я раскаиваюсь! Моя душа рыдает и терзается! - простер он руки к мягкосердечному Иванушке. - Я не хотел!
Серый, видя, что его законная добыча вот-вот от него ускользнет, решил форсировать события, и кинулся на штурм высоты.
Нечистый на руку менестрель, напуганный (если можно было напутать его еще больше) таким ходом событий, шарахнулся к стене, покачнулся, из-под ног его, подобно горной лавине, заскользили тюки, и он беспомощно и неумолимо покатился вместе с ними вниз.
Тюки наткнулись на край ближайшего чана и неохотно остановились.
Гарри остановился бы очень охотно.
Раздался короткий вскрик, в воздухе мелькнули ноги в дырявых носках сомнительного цвета, и темные воды (или химикалии?) чана с плотоядным плеском сомкнулись над многострадальной головой лукавого трубадура.