* * *
…Где-то недалеко играли дети.
Они гонялись друг за другом, визжали, кричали и, кажется, ссорились.
Иванушка почувствовал, что уже совсем скоро, минут через тридцать, он уже сможет приоткрыть глаза и попытаться встать.
Теплый деликатный ветерок осторожно взъерошивал его растрепавшиеся волосы.
Над головой шумела густая листва, навевая прохладу.
Совсем рядом, проливая бальзам на душевные раны, журчала успокаивающе вода.
И он изо всех сил надеялся, что это была вода фонтана.
Нет, даже так: Фонтана.
Ибо участие фонтанов в процессе перемещения его по разным мирам уже стала очевидной даже для такого наблюдателя, как он.
И, поскольку его пока никто не трогал, у него зародилась и созрела надежда, что так дальше и будет продолжаться. До тех пор, пока он не очнется полностью и не сможет, наконец, нырнуть в этот Фонтан, чтобы продолжить свой путь по Вселенным в поисках дороги в непроницаемо-загадочный, как вамаяссьский иероглиф, мир джинов…
Когда у Иванушки наконец-то накопилось достаточно сил, чтобы приподняться на локтях и слегка разлепить веки, он увидел перед собой нечто такое, от чего у него тут же распахнулись настежь не только глаза, но и рот.
Прямо на него неслось дерево.
Вообще-то, царевич читал, это есть такая фигура речи с непонятным незапоминающимся настоящему витязю Лукоморья филологическим названием, и что так говорят, когда кто-то на большой скорости приближается к какому-либо предмету.
Но в его случае это явление было буквально и реально, как падающий кирпич.
Размахивая двумя боковыми ветками, как руками, дерево со всех корней летело вперед, не разбирая дороги, и гнусаво вопило:
- Не догонишь, не догонишь!.. Бе-бе-бе-бе-бе-бе-бе!!!..
За ним, как удалось разглядеть царевичу прежде, чем оно сбило его с… с… (тут Иванушка решил, что с его анатомией надо было еще разбираться и разбираться и удержался от скоропалительных, но устаревших выводов) короче, уронило его на землю, отчаянно всхлипывая бежало второе, поменьше, и выкрикивало:
- Отдай!.. Это не твое!.. Отдай же!.. Отдай!.. Дурак!..
Маленькое дерево не сумело перепрыгнуть через Ивана, запуталось в его… ногах?.. корнях?.. отростках?… упало на траву рядом с ним и заревело.
Хулиган убежал.
Деревце осталось.
Оно лежало и горько плакало, плакало, как будто произошло что-то страшное, как будто ничего уже нельзя было поделать и исправить, и вот-вот должен был наступить конец света не только у них, но и во всех мириадах окружающих их миров.
Короче, самозабвенно и взахлеб, как плачут все несправедливо обиженные маленькие дети.
Хотя, обижать маленьких детей вообще несправедливо…
Поэтому, превозмогая ощущение, что все его пять?.. шесть?.. три?.. десять?.. чувств находятся и работают одновременно, но в разных мирах и измерениях, Иванушка подобрался, не вставая, к девчушке и попытался погладить правой боковой веткой ее по листьям кроны.
Для себя он почему-то решил, что больше всего это деревце похоже на рябинку.
Не то, чтобы он мог отличить рябину от клена, но просто ему так показалось.
- Не плачь, девочка… Не плачь… Кто тебя обидел?
- Он… Отобрал… Это мамино…
- Что он отобрал?
- Ожерелье… отобра-а-а-а-ал!..
- А он кто?
- Бра-а-а-а-ат!.. Дура-а-а-к!.. А-а-а-а-а-а-а!..
- Да он отдаст. Не расстраивайся ты так.
- Не от-да-а-а-а-аст!..
- Побегает - и отдаст.
- Не-е-е-ет… Он вре-е-ед-ный!.. Мама ругаться бу-у-у-у-дет!.. - и снова в слезы.
Перед детским ревом Иван был бессилен.
Он почувствовал, что еще минута - и он пойдет и бросится в фонтан не для того, чтобы переместиться в другой мир, а просто для того, чтобы утопиться и не слышать его больше.
И тут его посетила идея, простая и незатейливая, за которую кто-нибудь вряд ли когда-нибудь получит Нобелевскую премию, а следовало бы.
- А хочешь, я расскажу тебе сказку?
Рев мгновенно прекратился.
Взлохмаченная маленькая крона кивнула, и под ней из складок коры вырисовались и проявились большие влажные зеленые глаза.
- А какую? - осторожно спросила древесная девочка, вытирая веткой деревянный нос. - Только интересную. И я все сказки уже знаю. И если ты будешь рассказывать какую-нибудь старую или скучную, я опять зареву, - честно предупредила она.
- Такую ты еще не знаешь, - заверил ее царевич, приобнял одной веткой, и начал:
- Э-э-э… Так вот, значит… Кхм…
- Ты ее забыл! - обвиняющее повернулась к нему лицом Рябинка.
- Нет, что ты! Я ее прекрасно помню.
"Вот только не знаю, какие сказки у вас тут сказки", - мысленно добавил он.
Но времени на размышление не оставалось - девочка уже снова закрыла глазища, сморщила нос и набрала полный ствол воздуха.
- Ну, значит, слушай. Посадил дед… Дуб… репку. Выросла репка большая - пребольшая. Стал Дуб репку из земли тащить…
- Зачем?
- Н-ну… Чтобы она на поверхности жила… Как они…
- А-а…
- Вот… Тянет-потянет - а вытянуть не может. Позвал Дуб Липу. Липа - за дуб, дуб - за Репку - тянут-потянут - вытянуть не могут. Позвала Липа… Малину. Малина - за Липу, Липа - за Дуба…
Рябинка с интересом дослушала до того места, когда при решающем усилии Крапивы Репка все-таки увидела белый свет, но когда Иванушка сделал попытку произнести "Тут и сказке конец", нижняя губа снова многообещающе оттопырилась.
- А дальше?
- Дальше?..
- Да, дальше. Что было дальше?
Иван задумался.
А, в самом деле, что же могло быть дальше?..
- А дальше Дуб вымыл Репку и положил на… на… на камушек… сушиться. Полежала-полежала на камушке Репка, да надоело ей. Соскочила она на землю и покатилась. Катится она этак по дороге - катится, а навстречу ей… навстречу ей… - Иван панически оглянулся по сторонам и увидел бабочку.
- …А навстречу ей - бабочка. И говорит Бабочка: "Репка-Репка, я тебя съем!" А она ей: "Не ешь меня, бабулечка, я тебе песенку спою". И запела: "Я ядрена Репка, уродилась крепкой, полежала, посушилась, и по лесу покатилась. Я от Дуба ушла, и от Липы ушла, и от Малины ушла, и от Шиповника ушла…" - покатилось вместе с шаловливой репкой повествование Иванушки по более-менее знакомой колее.
Рябинка слушала, восхищенно раскрыв рот.
Последним, как самый опасный противник Репок, был извлечен на свет…
- …червяк. И только раскрыла Репка рот, как он - а-ам! - и проглотил ее…
- А-а-а-а-а-а-а!!!..
Иванушка даже подскочил.
- Ты чего? Ты чего ревешь опять?!..
- Ре-е-епку жа-а-а-алко-о-а-а-а-а-а!!!..
Сердце царевича, непривычное к такому количеству детей и слез, не выдержало, екнуло, пропустило удар, и призналось, что реп… то есть, Колобка, всегда было жалко и ему. И каждый раз, когда он читал эту сказку, оно упорно надеялось, что уж в этот-то раз конец точно будет счастливым, и подлая Лисица понесет наказание за свое коварство или, по меньшей мере, останется без обеда. И вот теперь Иванушке представился уникальный шанс восстановить попранную безжалостными авторами сказки справедливость, и он понимал, что если не воспользоваться им сейчас, то сотни поколений детей всех галактик ему этого никогда не простят.
- Но это еще не все, - произнес Иванушка таким воодушевленно-заговорщицким голосом, что девчушка моментально плакать перестала, проглотила последние, еще не успевшие найти выход слезы, и вытаращила на него огромные круглые глазища.
- В это самое время, не за морем - за горами, а на грядке с сорняками жил-был царь Горох. И было у него три сына - старший - Чеснок Горохович, средний - Укроп Горохович, и младший - Лук Горохович. И настало им время жениться. И сказал им царь: "Сыны мои любезные. Сделайте-ка себе из бузины трубочки, да выстрелите горошинами на все четыре стороны. Куда ваша горошина упадет - там и ищите себе невесту". Выстрелил первым старший сын Чеснок-царевич - попала его горошина… - Иванушка сделал театральную паузу, не подавая вида, что лихорадочно пытается вспомнить, что же еще растет на грядках. Картофель и моркофель?.. Нет. Картошка и моркошка!.. Нет, тоже не так… Морковь и картовь?.. Да нет же!.. Да как же ее там!!!.."
Девчушка затаила дыхание, и не отрывала от лица царевича заворожено-влюбленного взгляда, и Иван, скорее почувствовав, чем поняв, что сегодня его сельскохозяйственное бескультурье не может стать помехой триумфу всемирной справедливости, вдохновенно продолжил:
- …попала его горошина в темницу, где сидела красная девица - боярышня Моркова! И освободил ее, и привел на двор к отцу. Выстрелил средний сын Укроп-царевич - и попал в высокую башню, где томилась царица полей - Кукуруза, и спас ее оттуда, и привел к отцу. А младший сын попал своей горошиной прямо в лоб отвратительному Червяку. Охнул Червяк, и издох. А Лук-царевич распорол ему брюхо, и вышла оттуда жива-здоровехонька, весела-веселехонька, Репка. И привел ее Лук на двор отцу - царю Гороху, и радости тут-то было, и тут же все веселым пирком - да за свадебку. И я там был, водицу пил, по коре текло - в рот не попало.
Девчушка радостно всплеснула своими ручками-веточками, разулыбилась, быстро обняла Ивана, вскочила и побежала от него прочь.
- Эй, постой, ты куда? - оторопел от такой развязки Иванушка.
- Брату сказку рассказыва-а-ать!.. Спаси-и-и-иба-а-а-а!.. - донесся до него удаляющийся деревцын голосок.
Тут царевич разулыбался сам, не зная чему, кряхтя поднялся и, покачиваясь и спотыкаясь всеми своими корнями, на двух из которых, к тому же, нелепо болтались поношенные сапоги из кожи заменителя, направился к горному источнику, высоко выбрасывающему свои хрустальные воды из-под земли посредине широкой и глубокой естественной гранитной чаше метрах в десяти от него.
Интересно, куда попадет он теперь?..
Частью какой истории ему предстоит стать?..
Снова промелькнуть, и оставив едва заметный след, нестись сквозь пустоту дальше?..
Появились ли обитатели в городе джинов?..
Что сталось с кланами обиженных невест?..
Вернет ли брат мамино ожерелье Рябинке?..
Справилась ли Вахуна со спасением Панта со племянники?..
Интересно было бы узнать…
И Иван шагнул в мечущую на солнце искры воду.
* * *
- Помогите!.. Помогите!.. Помогите!..
Потеряв всякую надежду развязаться самому и в конец выведенный из себя видом двух скрюченных трупов своих недавних мучителей, Виктор решил попробовать позвать на помощь.
Вообще-то, памятуя слова магов о коконе молчания, или сфере тишины, или как они там его называли, он не очень-то рассчитывал, что его вопли кто-нибудь услышит. Поэтому топот множества ног по коридору и ворвавшиеся в комнату хозяин и прислуга с разнообразной кухонной и хозяйственной утварью различной степени тяжести явились для него приятным сюрпризом.
- Помогите!.. - еще раз повторил он, и для пущей убедительности безуспешно поизвивался на полу и пожал плечами. - Развяжите меня!..
Но Толстый Мансур почему-то не торопился.
- Что эти двое делают у тебя в комнате? Вы знакомы? - подозрительно прищурился он и взял лопату наизготовку.
- Нет! Что вы, уважаемый хозяин!.. Я впервые их вижу!.. Как только я вошел в эту комнату и закрыл за собой дверь, они ворвались в нее, связали меня, и стали пытать!..
- А где кровь?
- Я имею в виду, допытываться, где их кувшин!..
- Так вы все-таки встречались раньше! - с торжеством императора, раскрывающего заговор против своей персоны, воскликнул Мансур.
- Нет, нет!.. Что вы!.. Не приведи Сулейман!.. Я впервые увидел их, когда они на меня набросились!
- Ну, хорошо. А зачем тогда ты их убил?
- Я не убивал их! Они сами вернулись в мою комнату и умерли. Они отравились, я полагаю. Они хотели отравить моего друга Сергия Путешественника, а вместо этого отравились сами!..
- Они идиоты, да?.. Или ты нас принимаешь за идиотов? - яростно подбоченился хозяин. - Где ты видел черных колдунов, которые даже человека отравить не могут по-человечески, а? Признавайся, кто их убил!
- Н-не знаю… Да развяжите же вы меня!.. У меня руки затекли, и ноги, и вообще - кроме языка я ничего не чувствую!.. - не выдержал Виктор. - Или позовите Сергия Путешественника!
- Позовите… - передразнил его Мансур. - Позовем, позовем, не бойся! Городскую стражу - вот кого мы позовем. Мехмет, - обратился он к молодому мужчине в фартуке, стоявшем с большущим половником наготове справа от него, - бегом за господином начальником стражи, скажи, Мансур, хозяин кофейни на улице Жестянщиков, передает ему поклон и почтение и просит прислать отряд солдат - мы задержали убийц, лишивших жизни двоих гостей. Очень опасных. Пусть поторопится. Понял?
- Понял, Мансур-ага, все понял, - поклонился повар. - Только не понял, зачем мы выдаем этих людей страже - ведь покойники, да гореть им в вечном пламени, были черными магами, злодеями, они напали на нашего Саида, выбили нашу дверь, значит, так им и надо?..
- Мехмет, - снисходительно объяснил хозяин. - Извини меня, но ты… не очень умный юноша. Да, эти двое были колдунами при жизни. Но теперь-то они трупы! И ты хочешь, чтобы эти уважаемые путешественники уехали, и оставили нас с двумя трупами на руках? Что ты стал бы с ними делать, о Мехмет?
- Я… Не знаю… - захлопал пушистыми ресницами повар.
- Зато я знаю. Иди к начальнику стражи Карачун-бабаю и попроси у него солдат. Пусть арестуют этих людей и отведут на правосудие к султану. Тот гораздо умнее и тебя, и меня, и сам решит, кто тут прав, а кто преступник. Ну же, ступай. Да бегом!..
Да.
Молодой султан Валид аль-Терро слыл среди своих подданных и современников просвещенным, высоко образованным человеком, который читал в подлиннике Цуо Цзя, Демофона, Рави Шаши, Понтикуса Кордосского и Аль де Барана. Человеком, увлекающимся философией, поэзией, музыкой, го, геометрией, алгеброй и началом анализа и привечающим людей науки и искусства при своем дворе. Человеком широких взглядов и кругозора в триста шестьдесят градусов.
За это подданные восхищались своим султаном, гордились им и хвастались им перед иностранцами.
Все это очень льстило Валиду, и он все как-то не решался рассказать своему народу, что
хотя он и читал в подлиннике Цуо Цзя, Демофона, Рави Шаши, Понтикуса Кордосского и Аль де Барана, но не понял ни одного словечка, потому, что никакого другого языка, кроме сулейманского, не знал. И что его наставники по математике в школе потеряли его в районе таблицы умножения на семь. И что из всех стихов он предпочитал рифмованные боевые кличи наджефских погонщиков боевых верблюдов. И что не было у него ни слуха, ни голоса, а музыкальные экзерцисы пришлых виртуозов дутара и зурны наводили на него или дрему, или желание пойти и поиграть в нарды на щелбаны с визирем. И что единственная наука, которую он попытался освоить, была модная заграничная наука с непонятным труднопроизносимым названием имиджмейкинг, профессора которой по рекомендации заезжего торговца амулетами пригласил он сразу, как только взошел на престол после кончины своего высокочтимого отца, и на беду свою не успел вовремя казнить.
Конечно, спору нет, ему всегда ХОТЕЛОСЬ быть таким, каким его теперь представлял себе народ, и он прилагал всяческие усилия, чтобы таким и стать, но всегда, как только казалось, что вся мудрость им изучена, учителя выкладывали на стол второй том, указывая на книжные полки, уходящие в подпространство…
Когда казалось, что точные науки им покорены, открывалось, что есть еще таблица умножения на восемь…
Когда казалось, что играть на инструменте всего с одной струной так легко, этот инструмент давался ему в руки…
Юный Валид всегда имел несгибаемую веру в то, что где-то далеко-глубоко, под той оболочкой, которую ему дали родители и воспитание, он и в самом деле был таким, каким придумал его и в какого заставил поверить его подданных чужеземный ученый с незапоминающимся именем, похожим на крик какой-то птицы, но…
Слишком уж это было глубоко.
Но мимолетное увлечение молодости требовало расплаты, и теперь ему приходилось соответствовать свому имиджу, хоть он точно и не знал, кто или что это такое. Но иногда он чувствовал, что если он когда-нибудь с этим Имиджем встретится, то того постигнет печальная участь иностранного консультанта, все-таки сброшенного в яму со змеями по философскому принципу "лучше поздно, чем никогда".
Потому что в последнее время он стал забывать, которое из его двух "я" - настоящее.
Но представшие перед беспристрастным и справедливым судом султана гости Наджефа ничего этого не знали, и просто надеялись на мудрость и рассудительность прославленного молодого правителя.
Султан сидел на троне из золота и слоновой кости, меланхолично поджав под себя одну ногу и держа указательный палец левой руки между страницами старинного фолианта, размерами похожего больше на камень, из которых была сложена крепостная стена города, как будто государственные дела только что оторвали его от чтения сугубо научного трактата. Только Абдулла - верный визирь и товарищ мальчишеских игр его отца - знал, что это настольная книга молодого правителя - "В мире мудрых мыслей".
Палец уже начинал синеть, но увлеченный запутанной проблемой султан этого не замечал.
- …Так вы говорите, что не виновны в смерти двух черных магов, найденных лишенными признаков жизни в кофейне нашего законопослушного горожанина Толстого Мансура, - подытожил он услышанное от обвиняемых.
- Нет, - решительно ответили все трое в один голос.
- "Нет, о могущественный султан, чей лик затмевает полуденное солнце, чья слава…" - начал было, грозно сдвинув брови, суфлировать визирь у него за спиной, но Валид аль-Терро нетерпеливо махнул в его сторону рукой.
- Не надо, Абдулла, не надо. Как пышные одежды скрывают истинную фигуру человека, так пышные слова скрывают суть вещей. Скромность - вот высшая из добродетелей, учит бессмертный Цуо Цзя. Зовите нас просто великим султаном - и этого достаточно.
По рядам нестройным придворных, просителей и стражи пронесся благоговейный шепоток.
- Ну, что ж, - продолжил Валид аль-Терро. - Мы выслушали обстоятельства дела, и готовы изречь свое решение.
- Слушайте решение могущественного султана, чей лик затмевает полуденное солнце, чья слава… - сурово вступил визирь, но закончить ему вновь было не суждено.
- Не надо, Абдулла, оставь. Голос истины должен прозвучать одиноко в тишине - так говорил бродячий мудрец Рави Шаши, - султан ласково улыбнулся. - Мы выслушали все обстоятельства, и считаем, что ты, старик, не виновен в смерти двух чародеев, поскольку ты спал в отдельной комнате и ничего не видел и не слышал. Ты, ремесленник Виктор Огранщик, тоже не виновен в смерти этих чародеев, так как лежал связанный и не мог развязаться, пока тебе не помогли и, следовательно, не мог их умертвить. Ты же, Сергий Путешественник, можешь быть виновным в смерти двух чародеев, потому что разделил с ними напиток дружбы - кофе…