- Ты изменилась, - проговорил Арчер. - Ты хоть понимаешь, насколько сильно? Чем больше времени я провожу тут с тобой, тем меньше тебя знаю. В твоей жизни появилось столько новых людей, и ты так обожаешь маленькую принцессу, да еще и ее пса. Твоя работа… ты ведь теперь каждый день используешь свою силу. А мне, бывало, приходилось ругаться с тобой, чтобы заставить пользоваться ею хотя бы для защиты.
Файер тихо вздохнула:
- Арчер. Теперь во дворах или в коридорах я порой отвожу от себя внимание людей, чтобы пройти незамеченной. Так мне никто не докучает, никто не отрывается от своих дел.
- Ты больше не стыдишься своих способностей, - сказал Арчер. - Да погляди на себя: ты просто сияешь. Честно, Файер, я тебя с трудом узнаю.
- Вот только теперь я начала использовать их с такой легкостью… Понимаешь ты, Арчер, как это меня пугает?
На мгновение он застыл на месте. Его яростный взгляд замер на трех темных точках в небе. Стрельбище было устроено на высоте с видом на море, а внизу над торговым кораблем кружили три чудовищные птицы. Моряки пытались сбить их стрелами, но море было неспокойно, дул резкий осенний ветер, и одна стрела за другой летела мимо цели.
Арчер сделал потрясающий, неторопливый выстрел, и одна из птиц рухнула вниз. Потом Эдлер, стражник Файер, присоединился к нему, и Арчер, хлопнув его по плечу, поздравил с попаданием.
Файер решила, что ее вопрос забыт, и удивилась, когда Арчер заговорил:
- Ты всегда боялась себя намного больше, чем ужасов, что творятся в мире. Если бы было наоборот, на душе у нас обоих было бы спокойно.
Он не обвинял ее; наоборот, оплакивал свое безнадежное стремление к спокойствию. Файер обеими руками прижала скрипку к груди, глуша струны о ткань платья.
- Арчер, ты меня знаешь. Ты меня помнишь. Мы обязаны справиться, и тебе придется принять то, что я изменилась. Я не переживу, если, отказавшись делить с тобой ложе, потеряю и нашу дружбу. Мы ведь были друзьями раньше. Нужно научиться снова быть друзьями.
- Я знаю, - кивнул он. - Знаю, милая. И стараюсь. Правда.
Отойдя от нее, Арчер вперил взгляд в море и несколько минут молча глядел, замерев, а когда вернулся, она все еще прижимала скрипку к груди. Через мгновение печаль, омрачавшую его лицо, смягчила тень улыбки.
- Почему ты теперь играешь на другой скрипке? - спросил он. - Где та, что тебе подарил Кансрел?
Это была подходящая история, достаточно далекая от сегодняшних переживаний, чтобы Файер сумела утешиться, рассказывая ее.
По сравнению с обществом Арчера и Нэша, в компании Бригана и Гарана Файер чувствовала себя куда свободнее. С ними было так легко. Молчание никогда не искрило невысказанными резкостями, а если они и бывали мрачны, то, по крайней мере, причиной тому была не она.
Как-то они втроем сидели в залитом солнцем центральном дворе, нежась в благословенном тепле - с приближением зимы преимущества черного дворца со стеклянными крышами стали очевидны. День выдался тяжелый и на редкость бессмысленный, потому что Файер снова не смогла вынести из допроса ничего более интересного, чем наличие у Мидогга пристрастия к вину из замороженного винограда. Об этом ей рассказал старый слуга Гентиана, которому удалось прочесть пару строк из письма Мидогга, которое Гентиан приказал ему сжечь. Файер по-прежнему не удавалось понять эту склонность заклятых врагов ездить друг к другу в гости и обмениваться письмами. И особенно расстраивало то, что слуга углядел лишь пассаж про вино.
Она хлопнула по руке, прибивая жука-чудовище. Гаран рассеянно поигрывал своей тростью, с помощью которой теперь выбирался на улицу. Бриган сидел, вытянув ноги и сцепив пальцы на затылке, и наблюдал, как на другом краю двора Ханна возится с Пятнышом.
- У Ханны никогда не будет нормальных друзей, - проговорил он вдруг, - если она не перестанет затевать драки.
Пятныш кружился на месте, зажав во рту палку, которую только что нашел под одним из деревьев - хотя на самом деле это была никакая не палка, а ветка, да такая огромная, что он, вертясь, описывал ею солидный круг.
- Так не пойдет, - тихо сказал Бриган и, вскочив, пошел в ту сторону. Отобрав у щенка ветку, он сломал ее и вернул Пятнышу палку куда менее разрушительных размеров, видимо, решив, что раз у Ханны нет друзей, пусть у нее хотя бы глаз будет полный комплект.
- У нее полно нормальных друзей, - мягко возразила Файер, когда он вернулся.
- Вы же понимаете, я имел в виду детей.
- Для ровесников она слишком рано развилась, а для старших еще слишком мала, они не станут с ней водиться.
- Может, и стали бы, если б она сама захотела водиться с ними. Мне страшно, что она начнет задирать других.
- Не начнет, - с уверенностью возразила Файер. - Она ни к кому не цепляется, никого не трогает - в ней нет злобы. Она дерется, только когда ее провоцируют, а дети делают это специально, потому что решили ее не принимать и знают, что за драку вы ее накажете.
- Маленькие мерзавцы, - пробормотал Гаран брату. - Они тебя используют.
- Это просто теория, миледи? Или ваши собственные наблюдения?
- Это теория, основанная на моих собственных наблюдениях.
Бриган слегка улыбнулся.
- А вы случайно не разработали теории, как мне научить дочь не реагировать на насмешки?
- Я подумаю об этом.
- Благодарение Деллам за вашу доброту.
- Благодарение Деллам за мое здоровье, - отозвался Гаран, поднимаясь на ноги, потому что во двор вошла Сэйра, невероятно хорошенькая в нежно-голубом платье. - Я, пожалуй, побегу.
Он, конечно, не побежал, но твердая походка его красноречиво свидетельствовала об улучшении. Файер следила за каждым его шагом так, будто ее взгляд мог удержать его от падения. Потом Сэйра взяла его под руку, и они вместе скрылись из виду.
Недавний рецидив болезни напугал ее - теперь, когда Гарану снова стало лучше, Файер могла признаться себе в этом. Эх, если бы только старый король Арн и его советница-чудовище сто лет назад, проводя свои эксперименты, открыли еще несколько снадобий и научились исцелять чуть больше хворей, чем сейчас.
Следующей их покинула Ханна - увидев идущего через двор Арчера, она тут же бросилась к нему и взяла за руку.
- Ханна объявила о своем намерении выйти замуж за Арчера, - поделился Бриган, следя за ними взглядом.
Файер улыбнулась, опустив глаза, и серьезно обдумала свой ответ, прежде чем нарочито беззаботно произнести его вслух:
- Я множество раз видела, как в него влюбляются женщины. Но вам нет причин тревожиться, подобно другим отцам - она слишком мала для разбитого сердца. Наверное, нехорошо так говорить о старинном друге, но будь Ханна двенадцатью годами старше, я бы не позволила им встретиться.
Лицо Бригана было непроницаемо, как она и ожидала.
- Вы сами лишь чуть старше этого возраста.
- Мне тысяча лет. Как и вам.
Бриган задумчиво хмыкнул, но не стал спрашивать, что она имела в виду - и хорошо, потому что Файер сама точно не знала. Если она пыталась сказать, что ее опыт подарил ей мудрость столь великую, что она уже не способна пасть жертвой влюбленности… что ж, прямо рядом с ней сидело опровержение в лице сероглазого принца с задумчиво сжатыми губами, которые то и дело отвлекали ее от размышлений.
Файер вздохнула и постаралась переключить внимание. Ее органы восприятия были перегружены. Помимо того, что она сидела в одном из самых людных дворов, вообще весь дворец был полон людей и мыслей. А прямо за его стенами разместилось Первое войско, с которым Бриган прибыл вчера и намеревался отбыть послезавтра. Теперь, привыкнув к их сознаниям, она чувствовала их лучше - и даже стала, несмотря на расстояние, узнавать многих воинов Первого.
Она попыталась оттолкнуть их. Чувствовать всех сразу было утомительно, а на чем сосредоточиться, Файер еще не решила и в конце концов остановилась на единственном сознании, которое ее почему-то беспокоило. Наклонившись в Бригану, она понизила голос.
- Позади вас с детьми придворных разговаривает мальчик с очень странными глазами. Кто это?
- Я понимаю, о ком вы, - кивнул Бриган. - Он приехал вместе с Каттером. Помните Каттера, торговца животными? Я бы не стал иметь с ним дела - он не только контрабандист, но еще и подонок - вот только он продает великолепного жеребца, очень похожего на речных коней. Будь продавцом кто-нибудь другой, я бы его тут же купил. Но мне, как вы понимаете, не очень к лицу покупать коня, который, скорее всего, окажется краденым. Может быть, я все равно его куплю - и Гарана хватит удар, когда он прознает о цене. Хотя, наверное, он прав. Мне сейчас не нужны лошади. И все же я бы даже не сомневался, будь он из настоящих речных… вы видели серых в яблоках лошадей, которые свободно живут у истоков реки, миледи? Волшебные создания. Я всегда такую хотел, но поймать их непросто.
Лошади сводили его с ума точно так же, как его дочку.
- А мальчик? - сухо напомнила Файер.
- А, точно. Мальчик какой-то странный, и дело не только в красном глазе. Когда я пошел поглядеть жеребца, он все слонялся поблизости, и у меня, миледи, осталось от него странное чувство.
- В каком смысле, странное чувство?
Бриган растерянно покосился на нее.
- Не могу объяснить. Что-то в нем было… тревожное. В том, как он говорил. Мне не понравился его голос. - Он раздраженно умолк и взъерошил волосы, от чего они встали дыбом. - Я понимаю, что несу чепуху. Никакой ясной проблемы не было. Но я все же сказал Ханне держаться от него подальше, а она ответила, что уже говорила с ним и он ей не понравился. Сказала, что он врун. А что вы о нем думаете?
Файер, собрав все силы, сосредоточилась на вопросе. Разум у него был необычный, странный, она даже не знала, как к нему подступиться. Как определить его границы. Она его не видела.
От него оставалось какое-то забавное ощущение. Забавное - в смысле странное, а не в смысле приятное.
- Не знаю, - произнесла она. - Не знаю.
А мгновением позже, сама не зная почему, добавила:
- Купите жеребца, ваше высочество, если это заставит его исчезнуть.
Бриган ушел - видимо, чтобы исполнить совет Файер, - и она осталась в одиночестве раздумывать над таинственным мальчиком. Правый глаз у него был серый, а левый - красный, что уже само по себе было странно. Волосы золотистые, как пшеница, кожа светлая, на вид - лет десять-одиннадцать. Может, он пиккиец? Мальчишка сидел к ней лицом, держа на коленях какого-то грызуна - кажется, мышь-чудовище с мерцающей золотой шерсткой - и обвязывал ему шнур вокруг шеи. Почему-то Файер точно знала, что этот зверек ему не принадлежит.
Он слишком сильно затянул шнур, и мышь задергала лапками. "Прекрати", - яростно подумала Файер, целясь мыслью в странное нечто, заменявшее ему разум.
Мальчик немедленно ослабил узел. Мышь лежала у него на коленях, с трудом пытаясь отдышаться. Улыбнувшись, он встал и подошел к Файер.
- Ему не больно, - сказал он. - Мы просто играем в удушение, это весело.
Его слова со скрежетом проехались по ее барабанным перепонкам и, кажется, по самому Мозгу. Это было ужасно, словно крик хищной птицы, и ей пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не закрыть уши ладонями. И все же, когда Файер попыталась вспомнить, как звучал его голос, то не смогла обнаружить В нем ничего необычного и неприятного.
Она посмотрела на него холодным взглядом, чтобы не выдать своего недоумения.
- Играете в удушение? Весело от этого только тебе, и это ненормальное веселье.
Он снова улыбнулся. Эта кривая, красноглазая улыбка почему-то выводила из равновесия.
- Разве это ненормально - хотеть" обладать властью?
- Над беззащитным, испуганным зверьком? Отпусти его.
- Остальные поверили, когда я сказал, что ему не больно, - сказал мальчик, - но вы разгадали. К тому же вы очень красивая. Так что пусть будет так, как вы хотите.
Наклонившись к земле, он опустил руки, и маленькое чудовище, сверкнув напоследок золотом, скрылось в корнях дерева.
- Интересные у вас шрамы на шее, - заметил он, выпрямляясь. - Что вас так поцарапало?
- Тебя это не касается, - отрезала Файер, под его тяжелым взглядом поправляя платок так, чтобы он прикрывал шрамы.
- Рад, что получилось поболтать с вами, - сказал он. - Я уже довольно давно этого хотел. Вы даже лучше, чем я ожидал.
С этими словами он развернулся и покинул двор.
Какой неприятный мальчик.
Никогда раньше не случалось такого, чтобы Файер не могла составить себе образ чьего-либо сознания. Даже разум Бригана, куда ей ходу не было, давал возможность представить, как он выглядит и какие в нем стоят барьеры для восприятия. Даже туманный лучник и стражники - она не могла объяснить, что с ними, но все равно ощущала их.
Разум этого мальчика был все равно что полчище кривых зеркал, которые отражаются друг в друге - все искажено и неправдоподобно, чувства заходят в тупик, ничего не понять и не вызнать. У нее не получалось взглянуть на него прямо, очертить хотя бы силуэт.
После того как мальчишка ушел, она некоторое время обдумывала все это; именно поэтому ей понадобилось так много времени, чтобы додуматься опросить детей, с которыми он разговаривал - тех, кто поверил его словам. Умы их были пусты и затуманены.
Файер никак не удавалось понять, что представляет из себя этот туман, но теперь она была уверена, что нашла источник.
К тому времени, как стало ясно, что его нельзя вот так отпускать, солнце стало клониться за горизонт, жеребец был куплен, а мальчик уже исчез со двора.
Глава двадцатая
В тот же день у них появились сведения, заставившие всех позабыть о юном помощнике Каттера.
Был поздний вечер. Спустившись в конюшни, Файер почувствовала, что во дворец из города возвращается Арчер. Обычно ей не удалось бы так ясно его почуять, не концентрируясь специально, но в этот раз разум его был открыт, словно у младенца - он определенно очень торопился поговорить с ней, а еще был слегка нетрезв.
Файер только-только начала чистить Малыша, который закрыл глаза и от блаженства закапывал слюнями пол в стойле. Ей не особо сильно хотелось видеть Арчера, особенно взволнованного и пьяного. Она послала ему мысль: "Поговорим, когда протрезвеешь".
Через несколько часов Файер, привычно сопровождаемая шестью стражами, прошла по лабиринту коридоров от своих покоев к комнатам Арчера. Но перед его дверью в замешательстве остановилась, почувствовав за нею разум Милы, у которой сегодня был свободный вечер.
Мысли Файер засуетились в поисках объяснений - каких угодно объяснений, кроме очевидного. Но разум Милы был открыт, как и все, даже самые крепкие, в такие моменты, какой Мила переживала прямо сейчас по другую сторону двери, и на Файер нахлынули воспоминания о том, как красива и очаровательна ее юная охранница и сколько у Арчера было возможностей положить на нее глаз.
Файер молча стояла перед покоями Арчера, ее била дрожь. Он совершенно точно никогда еще не злил ее так сильно.
Развернувшись на каблуках, она пошла обратно по коридору, нашла лестницу и устремилась вверх, вверх и вверх, пока не выбралась на крышу, и принялась там маршировать из угла в угол. Было холодно и сыро, пахло приближающимся снегом, а на ней не было плаща, но Файер не замечала, ей было все равно. Озадаченные стражи отошли в сторону, чтобы она в своих метаниях не сбила их с ног.
Через некоторое время то, чего она дожидалась, наконец произошло: Мила уснула. Ждать пришлось долго, было уже поздно, и на крышу устало поднимался Бриган. Нельзя сегодня с ним встречаться. Она не сумеет сдержаться и промолчать обо всем этом, и даже если Арчер и заслуживает, чтобы его имя вот так прополоскали, то по отношению к Миле это будет нечестно.
Она двинулась вниз по другой лестнице, чтобы не наткнуться на Бригана, снова пересекла лабиринт коридоров и остановилась перед дверью. "Арчер, - послала она ему мысль, - а ну выходи сейчас же".
Он появился очень быстро - удивленный, наскоро одевшийся и без сапог - и Файер впервые воспользовалась своим правом остаться с ним наедине и услала стражников в разные концы длинного коридора. Напустить на себя спокойный вид оказалось непросто, и когда она заговорила, голос ее прозвучал едко.
- Тебе обязательно было охотиться за моими стражницами?
Его недоумение тут же прошло.
- Вообще-то я не хищник, - горячо ответил он. - Женщины приходят ко мне добровольно. И что тебе за дело до меня?
- Ты делаешь им больно. Ты ужасно обращаешься с людьми, Арчер. Почему именно Мила? Ей всего пятнадцать!
- И сейчас она спит, счастливая, как разомлевший на солнце котенок. Ты шумишь по пустякам.
Файер перевела дыхание и заговорила тише:
- А через неделю, Арчер, когда ты от нее устанешь, потому что тебе в голову втемяшится кто-нибудь еще, когда она будет ходить печальная, подавленная или жалкая или придет в ярость, потому что ты отобрал у нее то, что делало ее счастливой - видимо, тогда она тоже будет шуметь по пустякам?
- Ты так говоришь, будто она в меня влюбилась.
Он так ее бесил, что ей хотелось дать ему пинка.
- Они всегда влюбляются, Арчер, всегда. Только раз почувствовав твое тепло, они тут же в тебя влюбляются, а ты - никогда, а потом ты их бросаешь, и это разбивает им сердце.
- Забавно услышать такое обвинение от тебя, - парировал он.
Файер отдала должное его логике, не намереваясь тем не менее позволить ему сменить тему.
- Речь о моей подруге, Арчер. Умоляю тебя, если тебе приспичило затащить в постель весь дворец, оставь в покое хотя бы моих подруг.
- Не понимаю, с чего вдруг такой переполох, раньше тебя это не волновало.
- Раньше у меня не было друзей!
- Ты повторяешь это слово, - сказал он с горечью. - Она тебе не подруга, она просто тебя охраняет. Разве подруга сделала бы то, что сделала она, зная о наших с тобой отношениях?
- Она почти ничего о них и не знала, кроме того, что они в прошлом. И ты забываешь, что я способна почувствовать, как она ко мне относится.
- Но она наверняка многое от тебя скрывает - так же, как все это время скрывала встречи со мной. Многое из того, что чувствуют люди, может быть тебе неизвестно.
Файер смотрела на Арчера, не отрываясь и все больше падая духом. Если он спорил, то спорил всем телом: подавался вперед, размахивал руками, лицо его темнело или наоборот загоралось. Взгляд пылал. И любил он, и радовался тоже всем собой, каждой частичкой: именно поэтому все они в него влюблялись - он разбивал мрачность и уныние этого мира своей живостью и пылкостью, и пока его страсть длилась, она пьянила не хуже вина.
И смысл его слов от нее не ускользнул: они с Милой встречались уже какое-то время. Отвернувшись, Файер подняла руку, прося его замолчать. Трудно было не понять всю притягательность лорда Арчера в глазах пятнадцатилетней девочки-воина с нищих южных гор. И она не могла простить себя за то, что не предвидела, что может случиться, что не подумала присмотреться к тому, чем занимается Арчер и в чьем обществе.
Опустив руку, она снова повернулась к нему и устало заговорила: