- Честно говоря, - нервно бормотал бывший москвич, быть может в первый раз в жизни берясь за овощи, - всё, что я помню об этом деле, так это то, что крышку с кастрюли нельзя снимать до полной готовности. И взбрело же Насреддину умотылять налево… Где мой поварской колпак, белый фартук и кулинарная книга? Эх, где наша не пропадала-а…
Он довольно быстро почистил и порубил кружочками морковь, поставил казан на огонь, бросил туда курдючный жир и плеснул подсолнечного масла. Порезал баранину порционными кусочками и принялся чистить лук…
Вот тут мама ой…
В том смысле, что луковиц было штук десять, а Лев заревел уже на второй. Слёзы катились ручьём, но главный вор Багдада не привык сдаваться. Он быстренько выбежал за ворота, честно отрыдал своё, хлюпнул носом и вновь кинулся с ножом на лук. Но следующие три луковицы добили его окончательно. Оболенский вновь выбегал и плакал, возвращался, резал лук и снова убегал в слезах. Он даже не понял, что на третий или четвёртый раз за ним уже с ужасом следили трое мужчин в запылённых одеждах караванщиков…
- Глаза да не обманывают меня, почтеннейший Али ибн Юсуф, этот человек выбегал из твоего дома в слезах!
- Вай мэ… Неужели случилась беда? Неужели горе пришло под твой кров?
- Клянусь Аллахом, там у меня кто-то умер, - сухо резюмировал самый старший и недолго думая разразился бурным плачем. Спутники его поддержали, два верблюда, гружённые тюками, флегматично вздохнули.
Одолев восьмую луковицу, Лев сумел сквозь слёзы разглядеть упавших на колени мужчин, рвущих на себе одежду. Его большое сердце всегда отличала способность к состраданию.
- Эй, хозяйка! Там перед воротами три чувака плачут. Честное пионерское! Не ваши, а?
Тётка пулей вылетела из дома в сопровождении пяти разновозрастных детишек. При виде рыдающей троицы у неё подогнулись колени, и она горько заголосила на одной ноте, обняв самого младшего ребятёнка:
- Вай дод, вай мэ, за что Всевышний отвернулся от нас?! Как нам жить? Нет мне утешения, пусть я тоже умру, вай мэ-э…
- Воистину, твоя жена в слезах, Али ибн Юсуф, ангел смерти Азраил посетил твой дом! - Двое караванщиков обняли старшего и зарыдали ещё громче.
Перепуганные дети добавили вою. Быстро включились сочувствующие соседи по улице. К тому моменту, когда упёртый Оболенский наконец-то разделался с луком, высыпал его в казан, завалив сверху морковкой и мясом, слёзно рыдал уже весь квартал.
Сентиментальные восточные люди по-русски рвали рубахи на груди, вопящие женщины драли волосы на голове, собаки заливались горестным воем, смущённое солнце недоумённо взирало с небес, и, возможно, даже сам Аллах подумывал, а не добавить ли ещё и грустного дождичку? Для полного офигенения! Но в пиковый момент к воротам неожиданно протолкалась уверенная девица в чадре, ведущая за собой белого ишака.
- Лёва-джан, тебя ни на минуту нельзя оставить одного! Что ты сделал этим бедным мусульманам?
- Ещё ничего не успел, - буркнул Багдадский вор, пытаясь без мыла оттереть руки от липучего бараньего жира. - Я тут, блин, шеф-поваром подрабатываю, клиенты заказали плов.
- Ты умеешь готовить плов?!
- Ну типа я экспериментирую…
- Тогда тупо засыпай рис, лей воду и накрывай крышкой, - тепло посоветовал Ходжа. - Но никому не говори, что готовил именно плов! Ибо, если не получится, всегда можно соврать, что ты варил не плов, а шуле.
- Что такое шуле?
- Так, фигня, переводится как "нечто из мяса с рисом"… А я пока пойду разберусь с этим вселенским горем. Они же привлекут своими стенаниями всю Бухару!
Домулло убил, наверное, с полчаса, выясняя у всех первопричину трагедии, но старый караванщик и его жена столь яростно рыдали в обнимку, что добиться от них хоть какого-то вразумительного слова было просто невозможно. Ходже пришлось скинуть жаркую паранджу и, представившись работником кладбища, громко попросить проводить его к умершему. Покойника искали долго. Сначала в доме, потом среди трёх караванщиков. А так как не нашли нигде, то…
- Зачем же ты плакала, глупая женщина?!
- Потому что ты первый плакал, возлюбленный муж мой!
- Почему ты не спросила меня о причине моих слёз, да не вспомнит тебя Аллах в Судный день?
- Меня?! Да чтоб он и не обернулся, когда шайтан будет по одному вырывать все волоски из твоей бороды! Сам обманул меня фальшивыми слезами, да ещё и ругается при людях! Правоверные, слушайте все, как недостойный муж обижает верную жену! А я ещё наняла для него искуснейшего приготовителя плова…
- Ах ты, старая корова, ворчливая сова! Вай дод, где моя самая большая палка?!
- Да уж, этим тебе не похвастаться, муж мой! Пусть все знают, что у тебя ма-а-аленькая…
Ходжа догадался запереть ворота ровно за минуту до того, как на улице день скорби плавно перешёл в шумный семейный мордобой. Караванщик душил жену, она пинала его, соседи левой стороны улицы дубасили правую сторону, и только два верблюда всё так же взирали на буйство человеческих страстей с изумительной флегматичностью и пофигизмом.
- Нам туда лучше не выходить, уважаемый, переждём здесь.
- А у меня вроде готово, - неуверенно признал Лев, приподнимая крышку. - Как ты там называл это, шуле?
- Мм… это не шуле, - восхищённо принюхался Насреддин. - Это настоящий плов, Лёва-джан!
И они торжественно в четыре руки вывалили содержимое казана на огромное расписное ферганское блюдо. Ибо истинный плов подают только в посуде, расписанной вручную синими, зелёными и коричневыми красками, получаемыми из растений и глины. И есть его положено прямо пальцами, запрокидывая голову, выгибая брови и щурясь от удовольствия. Ему надо отдаваться без раздумий и без остатка, как самой любимой женщине. Им нужно наслаждаться, его не стыдно боготворить, он насытит тело и успокоит душу, а в сердце поселит несказанную радость.
Соучастники только-только съели по первой горстке, как шум на улице подозрительно стих и в ворота постучали.
- Кто там? - нагло проорал бывший помощник прокурора, и домулло поддержал его согласным чавканьем.
- Э-э, это мы, хозяева дома, - после секундного замешательства ответили с той стороны. - А можно спросить, уважаемый, чем это так вкусно пахнет? Клянусь Аллахом, столь дивный аромат восхитительнейшего кушанья вызвал у нас обильную слюну и неведомое доселе щекотание в желудке…
- Эх, налетай, правоверные! - Лев вынужденно поднялся, протопал к воротам и, сняв засов, распахнул их настежь. - Налетай, казан большой, не знаю, как на сорок, но человек на тридцать точно хватит! А может, и все тридцать пять.
То, что в ворота сразу хлынула толпа, и спасло нашего героя, ибо вслед за семьёй караванщика во двор вломилась и невесть откуда взявшаяся стража. Кого они искали, было ясно без объяснений, но в общей суматохе Ходжа вывел обоих осликов, а гражданина Оболенского он нагнал аж через два квартала. Багдадский вор восседал меж горбов одного гружёного верблюда и вёл в поводу второго.
Его совесть была чиста: как вы помните, непонятно каким чудом он ухитрился в экстремальных условиях накормить кучу народа, а никто не заплатил ему ни полтаньга и даже не сказал спасибо. Это уж не говоря о риске, стрессе, нервах и всём таком прочем. Поэтому два корабля пустыни были взяты на абордаж, а груз китайского шёлка, русского льна и персидских халатов легко перекочевал к самым бесчестным и нетребовательным перекупщикам. Впрочем, от самих верблюдов многоопытный домулло тоже посоветовал побыстрее избавиться.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Хвала Аллаху, что бы ни случилось!
Пророк Мухаммед (русский аналог назовёте сами?)
Так что к обеду этого же дня два перемигивающихся ослика, везущие на своих спинах двух достойных ханум в богатых платьях и глухой парандже, остановились прямо напротив эмирского дворца, наблюдая за бегающими взад-вперёд стражниками.
- И собственно, какого северного мха мы сюда припёрлись?
- Чтобы предотвратить страшное бедствие - междоусобную войну мусульман на улицах этого благословенного города, о недогадливейший из всех воров!
- Круто. Но у меня есть целых два вопроса в тему. Во-первых, какая война, с кем, зачем и почему? Во-вторых, а мы-то здесь причём?
- Отойдём в сторонку, поближе к торговым рядам, а то вон тот высокий красавец страж уже минут десять строит мне глазки. - Ходжа недовольно покачал головой, разворачивая лопоухого эмира в нужную сторону. - Пока ты творил чудеса кулинарного искусства, я торчал у ворот дворца, изображая наивного деревенского простачка, пытающегося продать белого осла какой-нибудь красавице в гарем нашего повелителя. Надо мной смеялись, меня гнали, я словил пару-тройку крепких тумаков, но много услышал из того, что не предназначено для ушей простого народа. Так вот, на город идут войска Хайям-Кара, о бесстыжий визирь Шариях ай Сули-Сули, пусть шайтан да прищемит ему его лживый язык мышеловкой…
- Или крышкой от унитаза, - быстро дополнил Лев. - Тоже очень неприятно.
- Будь по-твоему, о начитанный и многоопытный.
Так вот, наш визирь, вознамерившись захватить эмират в отсутствие истинного правителя, готов открыть ворота Бухары захватчику!
- Вот тут повтори два раза, я чей-то туплю… Какой же Хайям-Кар захватчик, если он весь из себя сплошной шейх и офигенно праведный мусульманин?
На этот раз Насреддин долго и сосредоточенно молчал, тщательно выбирая слова. Как объяснить иноземцу и иноверцу, что в исламском мире сражения и войны между своими естественны, логичны и время от времени даже обязательны? Как признать, что даже в умме самого Мухаммеда нашлись люди, не пожелавшие следовать его путём. Как на пальцах доказать, что каждый мулла, каждый учёный шейх, да и любой праведный мусульманин, совершивший паломничество в Мекку, вправе трактовать Коран так, как ему лично представляется правильным, и единого, общего, бесспорного чтения этого святого текста до сих пор нет!
Ислам - миролюбивая религия? Верно, но любой мусульманин имеет освящённое шариатом "право на убийство". Разрешено убить за изнасилование, за осквернение мечети или совершить месть по праву пролитой крови.
Ислам - доброжелателен к иноверцам? Верно, но лишь к сторонникам Единого Бога, то есть к людям Писания - иудеям и христианам. Да и то лишь в тех случаях, когда они не "распространяют нечестие". А вот что именно счесть этим самым "нечестием", в Коране чётко не указано. А раз нет твёрдого определения по букве закона, то каждый определяет это сам, и, следовательно, можно всё…
Всевышний повелел человеку быть милостивым, но шайтан всегда напоминает, что милостив лишь Аллах! А люди слабы и слепы как в своей вере, так и в своей жестокости.
- Уважаемый, я буду краток. Законы шариата прекрасны и совершенны по своей божественной сути. Но мы не ангелы и не в силах соблюдать их все, ибо безгрешен лишь Аллах и его посланник. Так доступнее?
- Примерно как жить по совести или по закону, - понятливо подмигнул Лев. - Если я тебя просёк, то кальянные закроют, танцы живота запретят, пять раз в день групповые молитвы всем народом на главной площади, торговлю с неверными прижмут к ногтю, всех чужеземцев выселят в двадцать четыре часа, а вся полнота власти перейдёт в руки святого человека с чёрным именем?
- Воистину ты прав, почтенный. Но Бухара слишком дорога мне, и я не отдам её Хайям-Кару.
- Кто, ты?! - едва не расхохотался Оболенский, неприятно поражённый слишком серьёзным тоном друга. - Ты не отдашь? Да ты же просто хвастливый болтун, трепло, аферист, обманщик, который даже своего осла и то у меня зажилил! Ты один пойдёшь против толпы оголтелых фанатиков этого психопата?
- Да, - кротко ответил домулло… - А теперь помолчи, пожалуйста, мне надо кое с кем пообщаться.
- Минуточку, тема не закрыта. Ты что, вообще меня ни в грош не ставишь?! Я тут, между прочим…
Ходжа стукнул пятками эмира, и белый ослик резво припустил к торговым палаткам, оставляя позади возмущённо булькающего россиянина и понурившего голову Рабиновича. Он не любил, когда его хозяева ссорились, но кому были интересны молчаливые переживания умненького маленького серого ишака на фоне таких глобальных проблем? Увы, никому…
- Нет, ты слышал, а? Он в одиночку пойдёт останавливать злого визиря, у которого я так ненавязчиво спёр пару драгоценностей с головного убора. Вроде они у Ходжи, и он их, кажется, ещё не продал. Хотя должен был бы, если собирается начать подкуп стражи с целью не пустить местную религиозную знаменитость в Бухару. А у этого Хайям-Кара, как я понял, собственная армия и куча сочувствующих соглядатаев во всех слоях народонаселения. Если даже тот молодой еврейчик, что прыскал ядохимикатами на эмира, орал, что всё это он делает по благословению Хайям-Кара и своего почтенного ребе. Вот куда, кстати сказать, стоило бы заглянуть, так это в еврейскую общину. Сдаётся мне, здешние ростовщики слишком много знают…
- Вы кого-то ждёте, почтенная ханум? - раздался голос сзади, и, вяло обернувшись, Лев увидел двух стражников, подозрительно оценивающих его с ног до головы.
- Изыдите, искусители, - гнусным фальцетом, абсолютно не подходящим к его массивной фигуре, попросил бывший россиянин. - Я тут мужа жду, а он ревнивый, как Отелло в третьем браке… Увидит вас поблизости - задушит!
- Нас?!
- Меня.
- А-а, ну храни аллах, - облегчённо вздохнули слуги закона. - Тогда мы его не очень боимся. Но скажите, откуда вы, уважаемая?
- Из… из Багдада. Приехал… тьфу, приехала позавчера в гости к двоюродной сестре на вареники. А чё не так-то?
- Всё! - Стражники недобро улыбнулись и выставили копья. - Караванов из Багдада не было уже месяц, вареники не мусульманская еда, и вы так похожи на мужчину. Слезьте с ослика, ханум, ибо мы воистину применим к вам недозволенное…
- Облапаете? - не поверил Оболенский.
- Заглянем под чадру, - подтвердили стражи.
- Смотрите, правоверные, как тут честную женщину обижают, - басом проорал наш герой, но сочувствующих бухарцев почему-то поблизости не наблюдалось.
Однако, прежде чем случилось непоправимое, с противоположной улицы от пёстрых торговых палаток быстрым шагом к нему спешила высокая плечистая дева с тяжёлой грудью, в свободном платье и лёгкой чадре.
- Это ваша сестра? - разочарованно спросили стражи, опуская копья.
Ответить Оболенский не успел, прямо на его глазах не сбавляющая хода женщина боднула одного воина в живот, а второму страшно врезала большим коленом в неподобающее обсуждению место. Его ещё называют "причинным местом", наверное, потому что причины почти всех мужских проблем находятся именно там. Но простите, увлёкся…
- Всё в порядке, почтеннейший? - спросила восточная женщина, взяла под мышки немаленького Льва и, легко сняв его с ослика, опустила на землю. - Вы меня не помните? Ай-ай-ай, нехорошо так быстро забывать друзей.
Бывший помощник прокурора за всю свою жизнь никогда не встречал никого подобного этой широкоплечей богатырше с лопатообразными ладонями и добрейшим сердцем. Спутать её с кем-либо было невозможно, забыть нереально, это имя и это рукопожатие впечатывались в память навечно…
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Что? Ребёнок через четыре месяца после свадьбы?! Белла, я, конечно, вампир, но не настолько же идио-о-от!!!
Из черновиков Стефани Майер
- Иридушка-а! - Оболенский радостно и осторожно заключил в объятия самую крупную женщину Багдада с феминистическим креном по фазе, но верную в дружбе и преданную в любви.
- Какими судьбами к нам в Бухару?
- По работе. - Ирида аль-Дюбина столь же охотно пообнималась с героем нашего повествования и кивком головы за спину Льва пояснила: - Мы с Ахмедом теперь честные торговцы хорезмской обувью, тапками, чувяками. Даже палатку свою поставили, а вон и он сам спешит сюда с Ходжой-эфенди и маленькой Амукой.
- Где? - Багдадский вор обернулся очень вовремя, чтобы в самый последний момент увернуться от деревянного меча маленькой девочки, с размаху пытавшейся врезать ему по ноге.
- Мам, можно я его убью?!
- Нет, о солнышко моё… - Богатырша успела подхватить агрессивное чудо с косичками и в пёстром платьице, прижимая к груди. - Как вам наша милая девочка? Она у мамы просто прелесть, просто персик, так бы и съела - ам!
На этот раз уже Лев едва успел спасти зажмурившееся дитя от нежно клацнувших зубов милой мамочки.
- Бесчестный вор и похититель маленьких женщин, а ну отдай мне моё самое бесценное сокровище. - Подоспевший башмачник Ахмед обрушился на него, как коршун на цыплёнка. - Не бойся, о моя дивная жемчужинка, Амударья, воистину папа не даст этому голубоглазому иблису тебя украсть!
- Не выражайся при ребёнке! - Аль-Дюбина мигом отвесила мужу подзатыльник.
Девочка, посмотрев на маму, ещё добавила своим крепеньким мечом. Ахмед погрозил ей пальцем, за что тут же словил ещё раз…
- Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, - почти пропел подъехавший на эмире Насреддин и с ходу предложил: - Поистине грех было бы не воспользоваться вашим гостеприимством, идущим из самого сердца, тем более в тот роковой миг, когда нас так старательно ищет стража. Да, да, опять и снова. Поэтому спасите нас от их произвола, друзья мои. Охотно вверяем себя вашим заботам…
- Ради аллаха, плиз! - поймав взгляд домулло, скромненько добавил Оболенский, обходя стонущих стражей.
После таких слов отказать двум прожжённым проходимцам не смог бы уже ни один честный мусульманин. Ахмед кротко вздохнул, понял, что придётся быть мужчиной, и широким жестом пригласил всю компанию к невысокой полосатой палатке с висящей над входом большущей турецкой тапкой без задника, с задранным носом и потёртой до такой степени, словно именно в ней бегал легендарный Маленький Мук. Со времени их последней встречи многое изменилось…
У башмачника и богатырши родилась дочь, а поскольку могучая Ирида была внебрачной дочерью старого багдадского визиря, то дедушка так расчувствовался, что супруги смогли купить место в караване и попробовать серьёзно заняться бизнесом. Судя по добротной одежде и нехудшему месту в торговых рядах, они всё-таки сумели как-то устроиться в жизни.
Соучастников усадили на ковёр, прикрыли лавочку, поставили чай и фрукты, заказали плов и лаваш, а не скованная предрассудками хозяйка достала из сундука с платьями запрещённое шариатом вино.
Именно оно и сыграло роковую роль вербовщика в тот памятный день. Хотя первые тосты были совсем на другую тему…
Пить Аллах не велит не умеющим пить,
С кем попало, без памяти, смеющим пить,
Но не мудрым мужам, соблюдающим меру,
Безусловное право имеющим пить! -
гордо процитировал Насреддин. - Так пригубим пиалы с этим дивно пахнущим румийским, дабы почтить память великого мыслителя и поэта, чей благородный внук сейчас пьёт с нами! Лёва-джан, добавишь?