11
На тридцать девятый день в горы пришла зима. Она и до этого таилась где-то поблизости, окрашивая горизонт свинцовыми потеками, звеня по ночам морозом, но в этот раз она пришла уверенно и решительно, точно вернулась домой. И сразу заявила, что останется здесь надолго.
Три дня не переставал идти снег. Сперва это выглядело красиво - тысячи тысяч бледных мотыльков сыпались с неба, словно они летели к солнцу до тех пор, пока не коснулись его, и теперь их невесомые мертвые тельца, медленно кружась, падали вниз.
Идти стало еще тяжелее. Снег, укрывший горы, скрыл редкие тропинки, замаскировал осыпи и булыжники под ногами. Они целыми днями брели по белому месиву, едва вытаскивая из него ноги, и беспомощно щурились, пытаясь разглядеть хоть что-то в окружающем их снежном водовороте. Теперь не разглядеть было даже ориентиров, и Гензель постоянно ощущал досаду, грызущую его изнутри, как голодная мышь точит корку окаменевшего сыра, - ему постоянно казалось, что они двигаются по кругу.
Он оставлял метки из тяжелых камней, сложенных пирамидой, но снег за несколько часов превращал все его сооружения в неразличимые белесые глыбы, которыми скалы были покрыты во множестве. Бедная Хромонема, кося на жестокого хозяина грустным лошадиным глазом, брела, пошатываясь, и то и дело спотыкалась - теперь она не могла найти даже скудной травы.
Со снегом пришел и холод. Настоящий, горный, не чета тому робкому морозцу, что облизывал шершавым языком их щеки и пальцы. Этот взялся всерьез. Каждый раз, выбираясь из шатра, Гензель ощущал себя отлитым из олова игрушечным солдатиком. Холод наваливался мгновенно, находя самые крошечные щели и пробираясь к теплому телу. От его прикосновения члены теряли чувствительность и становились металлическими, тяжелыми, грузными. Кости смерзались в кучу, внутренности превращались в ком мороженого мяса. Кожа на руках трескалась, не помогали даже толстые кожаные перчатки, купленные им в Лаленбурге, подошвы ботинок вмерзали прямо в ступни. Борода на щеках превращалась в острую ледяную корку, а глаза, казалось, замерзали в глазницах настолько, что начинали скрипеть.
Гензель и Гретель брели вперед, сквозь снег, глядя лишь себе под ноги и стараясь идти след в след. Ни о каких поисках уже не могло быть и речи - они могли бы пройти в двух шагах от тролля и не заметить его. Куда уж искать в снежном киселе цвергов и их потайные лазы…
Их запасы таяли с каждым днем, но заплечные мешки все равно были тяжелы так, что от их веса ломило спину. Сложнее всего было нести маленький узелок, в котором перекатывались три округлых предмета. Яблоки. Их проклятый груз. Гензеля давно подмывало швырнуть их на подходящий валун и раздавить подошвой. Чтобы в кашу. В мелкие кусочки.
Чертова принцесса, чертовы альвы, чертовы короли и их самовольные принцессы…
Но он вновь и вновь прятал узелок с яблоками, проклиная их так, словно они были его персональными веригами, прикованными к его телу на вечные времена.
- Нам надо вернуться, - пробормотал он, когда они с Гретель в очередной раз спрятались за каменной тушей валуна, прижавшись друг к другу и пряча лицо от ледяных лезвий ветра, свистящих вокруг. - Нет здесь принцессы. Мы ошиблись.
- Больше негде, - упрямо сказала Гретель. Ей приходилось не слаще, чем ему, а, скорее, несравнимо хуже. От постоянного холода ее лицо побелело настолько, что даже снег на его фоне отдавал желтизной.
Воздух замерзал прямо в легких, стоило сделать неглубокий вдох - и в груди, кажется, уже хрустела наледь, покрывшая изнутри тонкие сосуды… Оттого говорить приходилось мало, короткими, ломаными фразами.
- Мы умрем здесь, сестрица. Нам бы обратную дорогу найти. Не глупи. Нет тут ничего. Идем обратно.
Гретель мотнула головой. Жест вышел слабым, как у умирающей птички. Но решительности в ней хватило бы и на стаю волков. Такие не останавливаются на полпути. Не сдаются.
"Ты же ученый! - чуть не взмолился Гензель. - Ты же всегда призывала меня действовать логично и рационально. Так чего же рационального в том, что мы насмерть замерзнем в этих проклятых горах? Чего логичного будет в наших промороженных до стеклянного состояния трупах, навеки замерших здесь, в снежном аду?.."
Возможно, Гретель просто не в силах повернуть обратно. Она почувствовала загадку, "Парадокс пропавшей принцессы", и теперь рвется вперед, невзирая ни на что. Тут есть от чего сойти с ума, раз уж даже альвы изволили снизойти с небес. Есть от чего потерять голову. Гретель загипнотизирована этой тайной и никогда от нее не откажется. Будет идти, пока молча не рухнет лицом в снег. Но он, Гензель, уже не сможет поднять ее, потому что сам в этот момент будет мучительно превращаться в ледяную глыбу…
Надо заканчивать эту безумную авантюру, которая с самого начала не имела шансов на успех. Пусть уж потрудится королевский палач. Пусть. Но не здесь, не так…
- Все, - сказал он жестко и остановился, заставив остановиться Гретель. - Хватит с нас принцесс. Идем домой.
- Я должна… - Он не расслышал продолжения, ветер захлестнул Гретель и распотрошив ее слова, как большой свирепый зверь - овцу. - Нам надо…
- Нет. Больше ни шагу. Хватит.
- Яблоко…
- Никаких больше яблок. - Злость захрустела на зубах, как осколки льда. - Сейчас я покажу тебе яблоки…
Окаменевшие от холода пальцы с трудом справились с завязками сумки. Но справились. Суставы трещали, кожа не чувствовала прикосновения. Гензелю удалось выкатить на немеющую ладонь три круглых шара. Бледно-зеленый, маленький. Большой, сочно-красный. Средний, золотой, идеально круглый.
- Нет, Гензель! - крикнула Гретель.
Глупо пытаться помешать сильному квартерону, особенно если ты - девушка, вдвое его легче. Но Гретель попыталась. Схватила его за руку. Он стряхнул ее, легко, как дерево стряхивает старую листву.
Хватит. Он не позволит Гретель обменять свою жизнь на какую-то загадку о потерянной принцессе. Глупые сказки. Сопливый романтизм. Он сделает все сам. Выбор-то не так и сложен…
- Больше никакого выбора! - крикнул он яростно прямо в оскаленную пасть неба над головой. Забирайте ваши чертовы подарки, вы все! Ну! Приятного аппетита!
Маленькое бледно-зеленое яблоко вылетело из его руки и юркнуло в снег. Мышцы сковал холод, оттого пролетело оно не очень далеко. Но Гензель все равно почувствовал необычайное облегчение - словно скинул с шеи чугунный шар, который таскал на себе последний месяц. Один из трех чугунных шаров.
- Больше никакой геномагии!
Второе яблоко, большое, ярко-красное, мелькнуло, как выпущенный из пушки снаряд.
О Человечество, если бы он раньше знал, до чего приятно метать яблоки, - он занимался бы этим целыми днями!..
- Больше никаких загадок!
Золотое яблоко последним прыгнуло в снег. Оно было таким полированным и блестящим, что Гензель продолжал его видеть даже сквозь белесую пелену. Крохотная золотистая искорка, застывшая в сугробе. Еще десять минут - и она погаснет, укрытая снегом. Пусть лежит здесь, скверный подарок неведомых существ, лежит и ждет своего часа. Или своей принцессы. Кто-то да найдет…
- Гензель!
- Это все, сестрица, - сказал он, положив дрожащую руку ей на плечо. - Мы возвращаемся. Так говорит старший брат.
Гретель была не из тех, кто станет просить или умолять. Но он ожидал, что геноведьма хоть как-то проявит чувства. Но ничего подобного она делать не стала. Просто стояла и молча глядела в снег.
- Гензель…
Что еще за хитрость? Какая-то геномагическая уловка? Неужели она думает…
- Посмотри туда.
Он не выдержал, посмотрел, куда она указывает. И разглядел все ту же золотистую искру в снегу. Чего же в ней странного?.. Еще минута, и последнее яблоко занесет снегом, да так, что никто не найдет его вовек, хоть вся королевская армия будет возиться с лопатами…
Искра шевелилась. Гензелю захотелось протереть для верности глаза, но он знал, что ороговевший от мороза палец скорее поцарапает их, чем вернет ясность зрению. Искра в снегу шевелилась. Она медленно двигалась, отдаляясь от него - будто катилась по невидимому желобу. Только катилась она вверх.
Тут уже Гензель не выдержал, одним прыжком оказался возле нее, даже за рукоять кинжала машинально схватился, едва не зашипев от боли: рука норовила примерзнуть к стали даже сквозь рукавицу. Но про это он мгновенно забыл. Яблоко двигалось. Золоченый подарок альвов перекатывался с одного бока на другой, уверенно куда-то двигаясь. Его подгонял не ветер, в этом Гензель готов был поклясться. Какая-то сила тащила яблоко сквозь метель. Целеустремленно, с постоянным ускорением.
Яблоко взобралось на заснеженный валун, оставляя за собой четко различимый след, поколебалось несколько секунд, и продолжило свой странный маршрут. И движения его были не случайны.
Гензель и Гретель переглянулись.
- Что это? - выдавил Гензель, прогоняя желание схватиться за мушкет и выстрелить зарядом дроби, заставив яблоко лопнуть, раскинув сочные внутренности по снегу.
Гретель улыбалась. Кажется, впервые за последний месяц. Улыбка ее была усталой, но торжествующей.
- Ты еще не понял, братец? Это наша путеводная нить. Она указывает нам путь. Нам надо идти вслед за яблоком.
- К-куда?
- Не знаю. Это яблоко альвов. Оно может привести нас куда угодно.
- К смерти? - предположил он. - Или к принцессе?
- Не знаю. Но, если у тебя нет других предположений, я бы предложила следовать за ним. И еще, будь добр, собери яблоки. Они нам пригодятся.
12
Это был сорок третий или сорок четвертый день пути. И это было безумие. Безумие, растянутое на сорок три или сорок четыре равных части.
Они шли за яблоком. Золотая сфера беззаботно катилась, оставляя в снегу ровную, как от плуга, борозду. Она двигалась с постоянной скоростью, лишь немного замедляясь на подъемах, ловко лавировала между камнями и вела себя так, словно превосходно разбиралась в окрестностях. Ни разу не сбилась с пути, не сделала лишнего поворота, не угодила в пропасть. Ни дать ни взять выдрессированная ищейка из королевской охотничьей своры.
Яблоку не требовался отдых, оно было готово катиться вперед сутками напролет. Но обмороженным человеческим ногам, готовым развалиться на части, отдых был необходим. В такие моменты Гензель подхватывал золотое яблоко и бросал его обратно в мешок. Оно мгновенно переставало двигаться, даже не трепыхалось. Удивительно сообразительные яблоки у этих альвов…
- Жаль, мы попросили именно яблоко, - пробормотал как-то раз Гензель, пытаясь перетереть зубами кусок твердого, как дерево, сушеного мяса. - Надо было просить у них тыкву. Большую такую тыкву. Влезли бы внутрь и катились бы, как в карете…
Гретель приходилось хуже. Ее слабые человеческие зубы едва справлялись со сложной задачей. Да и выглядела она хуже, с каждым днем все больше напоминая тающую сосульку под стрехой крыши. Если бы не проклятое яблоко, Гензель давно уже закинул сестру себе на плечо и двинулся бы обратно в Лаленбург. Но теперь, когда яблоко недвусмысленно указывало путь, Гретель устремилась вперед с новыми силами. И Гензель смирился с тем, что удержать ее не получится.
Хромонему пришлось бросить - старая лошадь настолько ослабла, что уже не способна была двигаться, лишь мелко дрожала, приникнув к камню и глядя вперед ослепшими побелевшими глазами. Она уже была мертва, только тело ее, упрямое тело млекопитающего, отказывалось признавать себя мертвым, бессмысленно качало кровь и напрягало мышцы.
Гензель не хотел бросать ее на растерзание свирепому морозу и колючей, как наждачный диск, метели. Позволив Гретель уйти подальше, он наклонился к бедному животному, достал кинжал и аккуратно чиркнул по жилистой шее. Кровь на морозе делалась густой и почти черной, лилась неохотно. Но даже небольшой раны хватает для того, чтоб любое существо с горячей кровью в жилах погрузилось в тяжелый бесконечный сон. Гензель потрепал Хромонему по рогам, закинул мешок за спину и стал нагонять Гретель. К животному он успел привязаться, но его потеря не стала критической - припасов к тому моменту оставалось так мало, что они легко вмещались в один заплечный мешок. Наверно, они слепо тащились бы вперед до тех пор, пока мешок не опустел.
Но на сорок третий или сорок четвертый день пути яблоко внезапно остановилось.
Оно не подало никакого сигнала, не предупредило об окончании пути, словом, не сделало ничего такого - просто замерло, как механизм, у которого сел заряд в батарее. Это было неожиданно. Тем более что вокруг не было видно ничего похожего на цель их путешествия. Ни башни, в каких имеют обыкновение прятать принцесс злые великаны, ни иного человеческого жилья. Здесь не было вообще ничего.
Они стояли посреди огромного заснеженного плато, чье однообразие нарушалось лишь несколькими покрытыми ледяной коркой валунами. Гудящая от холода пустота. Яблоко бесстрастно лежало на снегу, блестя позолотой. Гензелю хотелось рассмеяться, но смех наверняка получился бы хриплым и лающим.
Что это? Шутка альвов? Они намеренно заманили доверчивых людишек туда, откуда им уже точно никогда не выбраться?
Несколько минут Гензель с Гретель молча разглядывали белую пустыню с каменными шипами. Они устали настолько, что не было сил выразить разочарование и злость.
- Как думаешь… - наконец смог разомкнуть губы Гензель. - Гарантийный срок у него еще не вышел?.. Нам дадут еще одно такое же, если мы вернем альвам это?
Гретель взглянула на него так, что губы мгновенно прихватило ледяной корочкой, - взгляд смертельно уставшего человека, способного двигаться лишь благодаря остаточному напряжению во внутренних аккумуляторах. Теперь, когда яблоко остановилось, напряжение это стало таять на глазах.
Гретель зашаталась, словно смертельная усталость только сейчас сдавила ее своими когтями. Сколько шагов она еще сможет сделать?.. И сколько шансов у них вернуться к человеческому жилью?
Они так долго плутали по незнакомым горам в метели, что Гензель давно сбился с пути. Здесь не было ни ориентиров, ни направлений. Даже его верное акулье чутье здесь было бесполезно. Окруженные сотнями расселин, кряжей, пропастей, крутых утесов и осыпей, они будут кружить между ними до тех пор, пока в изнеможении не упадут на снег. И рядом с ними не будет милосердного человека с ножом, готового пустить кровь…
Гензель попытался улыбнуться, чтобы ободрить Гретель, но обмороженная кожа лица давно не подчинялась мимическим мышцам. Улыбка вышла оскалом ледяного демона.
- А теперь ты согласна идти обратно, сестрица?
- Пар.
- Что?
- Пар.
Она протянула дрожащую руку, указывая на что-то. На один из больших обледеневших валунов. Сперва Гензель решил, что холод и стресс повредили ее чувства восприятия. Говорят, замерзая, человек до самого конца видит галлюцинации, согревающие его…
- Все в порядке, Гретель, ты…
Она оттолкнула его - и откуда только силы взялись - и упрямо зашагала к валуну, с трудом вытягивая из снега ноги. Гензелю оставалось только следовать за ней. Почти догнав ее, он вдруг замер, выкатив глаза: над валуном и в самом деле поднималась тонкая струйка белесого пара. Захотелось отвесить самому себе оплеуху. Только промерзшая голова от нее наверняка разобьется на куски…
Это и в самом деле был пар. Гензель обошел валун кругом и обнаружил то, чего никак не могло здесь быть, - несколько широких горизонтальных щелей в его боковой поверхности. Из этих щелей и струился пар. Теплый, влажный… Гензель достал кинжал и осторожно постучал по поверхности. Ответом ему был металлический звон. Не камень. Лучше.
Сталь.
- Это похоже на вентиляционный отвод, - сказал он Гретель, смахивая со щелей снежную крупу. - Специальная шахта, чтоб выводить тепло на поверхность.
- Выводить откуда?
- Разве я знаю?.. Там внизу что-то есть. Прямо в скале. И судя по всему, не маленькое. Дай-ка я попробую…
Он просунул лезвие кинжала в щель и осторожно - сталь на морозе становится хрупкой как стекло - потянул. С первого раза не получилось, но он ощутил небольшую податливость стальной решетки, которой был забран теплоотвод. Если осторожно потянуть, расшатывая…
Решетка вывалилась с треском сломанных креплений. Кто бы ни ставил ее, он не рассчитывал на силовое вторжение. И был по-своему прав. Если бы не яблоко, Гензель не обнаружил этого тайника, даже если бы провел на этом плато всю жизнь. Из темноты провала дохнуло приятным запахом горячего металла, ржавчины и талого снега. Что бы там ни скрывалось, оно вырабатывало тепло. Все остальное его сейчас не интересовало.
- Спущусь вниз, - решил Гензель. - На ремне. Если крикну - спускайся следом.
- Не опасно ли это, братец?
Он лишь хмыкнул.
- Опасно, конечно. Почем нам знать, кто и зачем соорудил эту штуку в скале? Но если останемся снаружи, точно долго не протянем. Пусть опасно, зато тепло… А там уже будем думать, куда попали.
Гензель скользнул в узкий лаз, успев порадоваться тому, что скудное питание помогло ему не отрастить объемного живота. Промороженный ремень опасно скрипел, выдерживая его вес, пока Гензель шарил в темноте ногами, пытаясь нащупать выступ для опоры. Но чем ниже он спускался, тем теплее становилось, и тело сладко замирало, сбрасывая с себя ледяное оцепенение, властвовавшее над ним в течение последних недель.
Он спустился метра на полтора, прежде чем почувствовал под подошвами пустоту. Дальше надо было прыгать. В темноту. В неизвестность. В тепло. Да и был ли выбор? Не сидеть же здесь до скончания веков!.. Гензель задержал на всякий случай дыхание - и выпустил ремень.
Мгновение падения, скрип обдираемой с металла ржавчины, пол упруго бьет по ногам - и он уже внизу.
Здесь было не так темно, как он ожидал. И не так тесно.
Он стоял в длинном коридоре, обшитом металлическими панелями и достаточно широком, чтобы по нему могла проехать графская карета. За панелями виднелось оборудование, работающее почти бесшумно, если не считать легкого электрического треска. Какие-то датчики, тумблеры, шкалы, катушки медного провода… Темнота, пусть и не полностью, отступала благодаря лампам, чей свет, размытый, неприятного для глаза фиолетового оттенка, падал на пол и стены.
Технологический тоннель, вот что это такое. Построенный, несомненно, человеком. Грубые лапы цвергов не способны на такую работу, да и не сообразить их полуживотным мозгам ничего подобного. Альвы? Ну, те едва ли стали бы закапываться в землю и жить среди стали и ржавчины - на облаках оно, наверное, комфортнее. Значит, людское. И до сих пор работающее. Подземный завод? Убежище? Станция наблюдения?
Гензель негромко свистнул.
- Спускайся, сестрица!
Гретель едва не свалилась ему на голову - повезло, что успел подхватить. Окоченевшая, конечно, бледная, как сама смерть, но живая.
- Что это, Гензель?
- Трактир, - буркнул он, поглаживая зачем-то плотные резиновые жилы силовых кабелей на стене. - Только посетителей давно здесь не видели… Тсс.
Гретель нахмурилась, но прикусила язык. Когда впереди неизвестность и опасность - первым идет братец Гензель, так было заведено давно. А опасность он здесь нутром акульим чуял. В воздухе не ощущалось свежей крови, но предполагалось что-то другое, тоже тревожное и одновременно манящее.