- Автоматика, - сказала Гретель отчетливо. - Какой-то подземный автоматический комплекс. Может, часть заброшенного завода…
Что может производить завод, спрятанный так далеко в горах? Да и слишком тихо здесь для завода. Ни тебе шума, ни лязга… На заводах всегда что-то грохочет. А тут - сонное царство…
- Возможно, все ушли отсюда много лет назад.
- Не ушли, сестрица.
- Отчего ты так думаешь?
- Смотри на изоляцию проводов. Очень мало пыли для заброшенного много лет тоннеля. Лампы до сих пор не перегорели. Нет, мы здесь не одни. У этого места есть хозяева. И только Человечество знает, что они испытают, увидев нас.
- Хозяева не всегда рады незваным гостям.
- Помнишь маленькую девочку из сказки? - усмехнулся Гензель, вытаскивая мушкет, заботливо обмотанный мешковиной и перевязанный сыромятными ремешками. - Она заблудилась в лесу и наткнулась на дом трех страшных мулов, огромных и косматых. Но хозяев не было дома, и она вошла. На столе стояла еда, и она похлебала из мисок. Потом от скуки покачалась на стульях. И, утомившись, легла в одну из кроватей спать. Она не знала, что хозяева домика, огромные мулы, скоро вернутся. Один мул взялся за ужин и вдруг закричал: "Кто ел из моей миски и почти все съел?!" Другой сел на стул и воскликнул: "А кто сидел на моем стуле и поломал его?!" А третий с размаху упал в кровать и завопил…
- "…Кто спал в моей кровати и вымазал ее красной кашей?" - пробормотала Гретель. - С детства не могу терпеть этой сказки. Ты специально рассказывал ее, чтобы меня напугать.
- Пугать младших сестер - древняя законная обязанность всех братьев, - отозвался Гензель, взводя курки по одному. - Но с тобой это не работало. Своими генофокусами ты сама пугала брата до потери пульса…
Порох не отсырел, недаром Гензель столько времени заботился об оружии, предохраняя его от влаги и снега, смазывая топленым салом и чистя от ржавчины. Не термическая винтовка королевских гвардейцев, конечно, но для узких тоннелей и стесненных объемов - как раз впору.
Идти по просторному коридору с плотным полимерным покрытием было не в пример проще, чем тащиться по снежной равнине, пытаясь сохранять дотлевающие крохи тепла. Но Гензель все равно не спешил. Почему яблоко альвов привело их сюда? Какое отношение этот подземный комплекс имеет к похищенной принцессе? И к цвергам, раз уж на то пошло?
Один коридор перетекал в другой, потом раздваивался, обращался целой галереей или утыкался в тупик - все здесь было запутано, словно тропинки в сумрачном лесу. Вокруг была аппаратура, назначения которой Гензель не знал. Приборные щитки, рокочущие шестереночные передачи, гудящие кабели и сложные пульты с великим множеством кнопок - всего этого здесь было с избытком. Были здесь запечатанные отсеки и многотонные двери с цифровыми замками, капсулы лифтов и забранные в стеклянные коробочки тревожные кнопки цвета артериальной крови. Такого не бывает на заводах и фабриках. Больше всего это напоминало…
- Убежище, - тихо сказала Гретель, предусмотрительно держащаяся позади него. - Вот на что это похоже. На какое-то большое подземное убежище. Довоенное.
Об истории королевства Тревирануса Первого Гензель имел самое смутное представление.
- А когда здесь была последняя война?
- Лет сто пятьдесят назад. Бароны состязались между собой в чистоте крови и количестве ракет в арсенале. Победил дед нынешнего Тревирануса Первого.
- Насколько я теперь понимаю, конкурентов он взял не чистотой крови…
Гретель хмыкнула.
- Быстро учишься, братец. Он засыпал конкурентов на престол ракетами и бомбами. Не гнушаясь и генооружием, к слову. Еще сто лет после войны по селам и городам рассказывали про людей с песьими головами и птиц - с женскими…
Акула в душе Гензеля вдруг насторожилась. Она повела тупой мордой, ощущая сквозь толщу воды какое-то подозрительное колебание… Так бывает, когда акула чует жертву, чьи суетливые движения беспокоят ткань моря. Только сейчас это не было похоже на жертву - слишком осторожная, слишком спокойная… Жертвы ведут себя иначе.
- Кажется, хозяева уже знают, что мы здесь, - прошептал Гензель, делая вид, что увлеченно изучает стрекочущие приборные панели.
- Конечно, знают. В месте, подобном этому, не может не быть системы внутренней безопасности. Я думаю, они знают о нас с тех пор, как мы вошли. Сколько их?
Гензель задумался. Акулье чутье говорило ему многое, но универсальным сканером оно не являлось.
- Не знаю. Много. Пять, может, больше. Ведут нас, но подбираются все ближе и ближе. Как тогда, в Лаленбурге. Только здешние ребята более ловкие. И более опасные, пожалуй.
Они шли по широкому техническому коридору, похожему на церковный неф, только роль колонн здесь выполняли огромные вертикальные трубы, тянущиеся, кажется, от самого ядра планеты. Труб этих было много, они обступали идущего со всех сторон, оттого Гензель ощущал себя словно в лесу. Только в этом лесу деревья были из металла, окрашены в грозную бело-алую полоску и имели странные надписи "Контроль давления", "Дренаж 200" или "Гидролиния". В таком лесу ничего не стоит подобраться почти вплотную к беспечной жертве.
- Надо поговорить с ними, - сказала Гретель, придержав Гензеля за рукав. - В конце концов, мы без предупреждения нанесли им визит. А они могут быть не самыми радушными хозяевами.
- Лучше бы им проявить гостеприимство, - пробормотал Гензель.
Они могут принять нас за врагов. Но мы не враги. Нам нужно лишь узнать, не видели ли в окрестностях принцессу. Или стаю цвергов.
Идея была неважной, но Гензель, скрипнув зубами, решил принять ее в качестве основной. Иногда не лишне размять в драке кулаки, но если имеешь дело с незнакомцами, а за спиной - беззащитная сестра… Может, действительно лучше сперва поговорить. В конце концов, разговор его ни к чему не обязывает. Любая беседа становится только интереснее, когда вытаскиваешь мушкет и засовываешь его ствол собеседнику в рот.
- Эй, вы! - крикнул он, убрав мушкет под мышку и приложив ладони ко рту. Трубы вокруг него неприятно и низко зазвенели, точно треснувшие бокалы. - Встречайте гостей! Мы пришли с миром. Я и… моя сестра. Мы не хотим вам вреда. Мы ищем принцессу Бланко Комо-ля-Ньев, может, вы знаете такую?
"Ага, как же, знают, - подумал он, демонстративно прижимая мушкет локтем к боку. - Небось они уже шесть лет носят обувь из ее кожи. А мы тут цвергов каких-то ищем…"
- Мы не причиним проблем! - крикнула Гретель тонко. - Напротив, мы можем вам помочь. Помощь за помощь!
Гензель ощущал движение. Он чувствовал затухающие вибрации вокруг себя, и чутье хладнокровного хищника, для которого любой след в окружающем море был следом или жертвы, или опасности, подсказал ему, что любезные хозяева подобрались еще ближе. Хозяева редко так делают, когда собираются пожать гостю руку и предложить ему обогреться с дороги. И уж конечно, хозяева редко рассредотачиваются таким образом, чтобы держать гостя отрезанным со всех сторон. Возможно, в горах другие представления о гостеприимстве?..
Кожа между лопатками зудела от сдерживаемого напряжения. Гензель ощущал верткие язычки опасности, прикасающиеся к нему и мгновенно втягивающиеся. Он чуял разлитую в воздухе злость, особенное чувство, от которого хмелеешь мгновенно, как от бутылки молодого вина. Злости было много, настолько, что она обжигала похлеще мороза. От нее даже воздух казался густым и наэлектризованным. И эта злость скопилась здесь не случайно. Она была обращена против них. Она кружила вокруг, словно притянутая их собственным излучением.
- Сейчас бросятся, - спокойно сказал он Гретель. - Держись от меня подальше, а лучше вообще спрячься.
- Я геноведьма, - сказала она с неуместным достоинством.
Она не чувствовала опасности. У нее был дар к геномагии, но инстинкта хищника не было. А у Гензеля не было времени спорить. Он легко оттолкнул Гретель к стене, туда, где она не станет мешаться под ногами.
И почти тотчас ощутил: пора.
13
Он успел встать поудобнее, равномерно распределив массу тела. Мушкет сжат в обеих руках, но опущен вниз, создавая впечатление, что он не готов к бою, а расслабленно изучает пол. Очень обманчивое впечатление.
"Готова?" - спросил он акулу, затаившуюся у самой поверхности. Та ничего не ответила. Лишь блеснули ртутью ледяные, не умеющие выражать чувств глаза. Глупый вопрос. Она-то всегда готова…
Существо возникло перед ним внезапно, так быстро, словно не выскочило из-за трубы, а было вклеено невидимым монтажером в кинопленку. Вот перед Гензелем никого нет, и вот уже стоит оно - сутулое, обросшее грязно-серой шерстью, со свисающими до пола руками, увенчанными когтями, тяжелыми и кривыми, как лезвия плуга. Лицо - странная пародия на человеческое, с искаженными и пугающими чертами. Челюсть необычно широка и тяжела, а нос, напротив, вдавлен в лицо, почти плоский. Больше сходства с обезьяной, чем с человеком. И сходству этому не мешает даже нелепая, почти человеческая борода, торчащая пучком жесткого серого волоса.
Цверг. Вечно голодная тварь.
Кровожадный подземный карлик.
Он бросился на Гензеля молча, без рыка и возгласа. Десятилетия охоты в подземельях, где эхо может превратить в громкий отзвук даже шелест песка под ногами, научили его убивать тихо. От Гензеля его отделяло лишь три или четыре шага. И цверг не намеревался терять времени.
Он метнулся вперед - одним мягким движением, по-крысиному, и тоже совершенно беззвучно, растекся по воздуху серой молнией. Это у него тоже вышло очень ловко. Никаких высоких прыжков, никаких лишних движений. Мгновенно, пока противник не успел отреагировать, ударить всем весом его в живот, перевернуть и немедля полоснуть когтями по незащищенной плоти, вскрывая ее крест-накрест, выпуская наружу сладкий и горячий человеческий сок…
Гензель увидел глаза цверга и на краткий миг, измерить который не способен даже самый точный королевский хронометр, вгляделся в них. Глаза были золотистыми, почти огненными, и в них не было ничего человеческого. Животная ярость, упоение боем и предвкушение крови. Это существо желало разорвать Гензеля на дюжину кусков, чтобы потом, урча от наслаждения, пожирать их, перемалывая кости огромными желтоватыми зубами. Не человек - лишь жалкая, уродливая и голодная его копия.
Мозг цверга, неразвитый и слишком просто устроенный, не был способен на долговременное тактическое планирование. Но у него было то, что отличает всякого хищника: интуитивное и безошибочное чутье зверя. Он ожидал, что Гензель в попытке уклониться отступит в сторону или попятится. Он был готов к этому. Ни одному человеку не уклониться от когтей цверга, когда тот совершил свой бросок. Цверг знал, что последует за этим. Хруст слабых человечьих костей, затухающий вскрик и…
Гензель не стал отступать в сторону. Ухмыльнувшись в искаженное от адреналинового опьянения лицо цверга, он неожиданно сделал шаг вперед, прямо навстречу ему.
Кто-нибудь когда-нибудь видел убегающую от боя акулу?..
Стволы мушкета вскинулись вверх, резко, как сработавшая ловушка. И встретили цверга точно на середине его прыжка, оборвав так и не дошедшую до конца траекторию. Тяжелая сталь ударила его прямо в лицо, разрывая кожу, выбивая зубы и ломая прочные кости. Удар получился хорошим, четким и лаконичным. И очень мощным. Цверг серым комом свалился на пол, по-звериному взвыв. Морда его, когда-то имевшая отдаленное сходство с человеческим лицом, теперь утратила всякое с ним подобие - залитое кровью крошево с неровными провалами глаз. Нижняя челюсть оказалась переломанной пополам и повисла, подобно сломанному пролету моста, обнажив обломки зубов и вяло ворочающийся в пасти язык.
Цверг был ошарашен. Даже не болью, его нервная система не считала боль чем-то шокирующим или страшным. Он был потрясен неожиданностью. В отлаженном за много лет ритуале охоты что-то пошло не так. Случилось то, чего не могло случиться, что-то невозможное и оттого пугающее.
Цверг был силен. Даже после такого сокрушающего удара его тело было готово к бою. Оно зашевелилось, загребая несуразно большими когтистыми лапами, пытаясь подняться. Несомненно, человеку просто повезло. Он просто чуть более ловкий, чем его слабые сородичи, полные сладкого человеческого сока. Это не поможет ему.
Цверг заворчал, пытаясь оторвать от пола залитую кровью голову, но не успел. Потому что сверху на загривок вдруг обрушился тугой ком плотной боли, и во всем теле вдруг захрустело, да так оглушительно, что все звуки в мире вдруг сами собой погасли, да и сам мир, мгновенно набравшись багровых оттенков, стал, подрагивая, отползать куда-то в сторону…
Гензель поднял мушкет, прикладом которого размозжил цвергу основание черепа, и удовлетворенно кивнул сам себе. Опасность, жгучим электрическим полем окружившая их с Гретель, не пропала. Напротив, теперь он еще сильнее ощущал чужую ненависть. Как заведено у цвергов, первым часто нападает самый молодой в стае. Еще одна неказистая хитрость, выработанная их куцым разумом. Первый нападающий рискует сильнее прочих. Опытные самцы могут позволить себе бить добычу наверняка, пользуясь тем, что она отвлечена или изранена.
- Следующий, - коротко выдохнул Гензель, крутя в руках мушкет, подобно церемонимейстерскому жезлу. - Ну, хозяева! Невежливо заставлять гостей ждать!
Опасность отозвалась мгновенно, точно этого и ждала. Ужалила сразу несколькими языками, с разных сторон. Одного цверга Гензель заметил сразу - тот выскочил по правую руку, прижавшийся к полу, с оскаленными зубами. Этот действовал хитрее и осторожнее. Видно, видел смерть своего собрата и не торопился бросаться на опасную сопротивляющуюся добычу. Значит, компаньоны где-то рядом.
Второй подкрадывался сзади, все время оставаясь за трубами, Гензель слышал шорох, с которым жесткая шерсть цверга касалась окислившегося старого железа. Третий… Инстинкт впрыснул в кровь дозу обжигающего адреналинового яда - третий был сверху!
Он держался под потолком, впившись сильными руками в плети свисающих силовых кабелей, и ждал удобного момента. Не успел голос Гензеля затихнуть, отраженный металлическим эхом искусственной пещеры, как цверг сорвался со своего места и устремился вниз. Пусть ростом он был ниже человека, массы его тела должно было хватить, чтоб смять любое существо, превратить его в кучу мяса со сломанными, торчащими наружу костями. Проверенный прием, уже не раз помогавший цвергу первым добираться до добычи.
Ему не хватило полсекунды.
Хрупкий человек был уже совсем близко, настолько, что цверг чувствовал запах чужого пота и грязи. Один рассчитанный удар - и человек с треском сломается, подобно молодому дереву, на которое уронили многотонный валун. Но той полсекунды, которой не хватило цвергу, хватило человеку, чтобы вскинуть вверх свою нелепую металлическую палку. Это ничем не могло ему помочь, даже держи он в руках острое копье, и цверг сгруппировался перед падением, чтобы наверняка закончить бой одним ударом.
А потом все огни ада с раскалывающим голову грохотом вдруг прыснули ему в лицо - словно кто-то изо всех сил дунул в полный шипящего угля камин.
Цверг завизжал от боли - ее вдруг оказалось так много, что даже его неразвитая нервная система испытала подобие короткого замыкания, поймав одновременно сотни пульсирующих сигналов. Сигналы были от тела, которое сообщало о множественных ранах. Вырванные куски мяса, пылающие ожоги, вывороченные и расколотые кости, лопнувшие внутренние органы.
В этом предупреждающем сигнале, озарившем последние секунды жизни цверга, не было необходимости. Он был уже мертв, но тело еще не успело понять этого, вшитые в геном инстинкты тщились заставить его дышать и жить. Будь инстинкты на уровне человеческих - они безропотно позволили бы куску выпотрошенного мяса, бывшему когда-то цвергом, испустить дух. Но цверг пытался жить еще несколько секунд - все то время, которое потребовалось его телу, чтобы перекатиться на бок и замереть. В двух шагах от человека с дымящейся железной палкой.
На мертвого цверга Гензель взглянул лишь краем глаза. Двойной выстрел картечью на близкой дистанции был страшен. Подхватив цверга в воздухе, пороховой выдох мушкета почти разорвал его на части, усеяв клочьями внутренностей и бледно-серыми лохмотьями кожи металлические трубы, стены и пол. В воздухе отвратительно пахло горелой шерстью, ее тлеющие ворсинки кружились вокруг подобно снежинкам в метель. Цверга едва не разорвало надвое - сдвоенный сноп картечи прошел сквозь серое жилистое тело без всяких затруднений. Покрытое дымящимися дырами, оно шлепнулось на пол безвольной медузой и откатилось в сторону.
Сильнейший удар в бок заставил Гензеля потерять равновесие и отскочить в сторону. Повезло. Третий цверг, разъяренный гибелью своих собратьев, не догадался использовать когти, способные вспороть человека от промежности до горла одним коротким взмахом. Но его кулаки своей тяжестью могли бы посоперничать с молотом кузнеца. И кулаки эти мелькали перед лицом Гензеля с впечатляющей скоростью. Несколько раз цверг задевал его, но удары выходили смазанными, не способными выбить сознание или обрушить на пол.
- Гензель!
Гретель не требовалось сообщать ему детали. Напряженное чутье Гензеля ощущало пространство вокруг себя как водную поверхность, в которой ежесекундно перемещалось множество тел. Некоторые тела были большими и холодными, их вибрацию он игнорировал, фиксируя лишь местоположение в пространстве. Другие были теплыми и резко движущимися. За ними Гензель следил, за всеми одновременно. Их было полдесятка, не меньше. И сейчас сразу два решили подобраться к нему сзади, пока он пятился от ударов их сородича.