Не глядя, он вслепую рубанул за спину мушкетом, точно стальной тростью. Приглушенный хруст кости подсказал ему, что удар достиг цели, а рев боли, последовавший мгновением позже, - что цверг оказался в достаточной мере впечатлен. Противник с переломанной лапой, безвольно повисшей вдоль тела, шарахнулся в сторону, но его приятели не собирались отказываться от подставившей спину добычи.
Гензель услышал треск ткани и с опозданием, лишь отскочив в сторону и выхватив из ножен кинжал, почувствовал жжение в правом боку. Не удержался, скосил глаза. Полушубок разорван, дублет на боку змеился рваным разрезом, из которого сочилась кардаминовая капель. Боли не было - акульи инстинкты отсекли ее, выдавив за грань восприятия. Не до нее.
Цверг мгновенно полоснул еще раз. Его кривые зазубренные когти, похожие на пролежавшие много лет в земле гвозди, зашипели по меху полушубка, вырывая из него клочья и вспарывая по шву. Очень быстро. Очень ловко. Не блокируй Гензель удара ложем мушкета - сейчас его рука уже валялась бы отдельно от тела, радуя наседающих со всех сторон карликов багровыми фонтанами крови.
Движения Гензеля не были ни грациозны, ни изящны. Он двигался экономно, в резком прерывистом темпе, в котором не было ничего от плавной завораживающей красоты признанных фехтовальщиков и завзятых бретеров. Попытайся кто-то в таком же стиле изобразить поединок на сцене театра его величества - такого наглеца, без сомнения, освистали бы. Но такова уж природа боя, что красота ее - особого свойства. Неопытный глаз бессилен ее разглядеть.
Бой - не танец, не балетное искусство, не цирковое выступление элегантных гимнастов. Бой - это хрип воздуха в легких, скрежет стали по кости, звенящие выпады и острый запах пота. Бой - это резкие движения, в которых нет ни капли грации или изящества. Бой - это звон натянутых до предела сухожилий, горячий пар свежей крови, выпущенной на свободу, и хруст стиснутых до крошева зубов.
Цверг, полоснувший его по боку, обрадовался успеху и сунулся слишком близко. Животный инстинкт говорил ему, что добыча, которой пустили кровь, уже почти мертва. Чужая кровь - это слабость. Кровь - предвестник чужой смерти. Глашатай скорой победы. У цверга не осталось времени, чтобы понять собственную ошибку. Кинжал Гензеля, прячущийся в тени предплечья, как гадюка под древесной корягой, шипящей молнией прыгнул вперед и рассек живот цверга наискосок снизу вверх. Серый мех на глазах стал набухать багровой жижей, потемнел. Следующим ударом Гензель вогнал длинное узкое лезвие цвергу под подбородок, прямо сквозь его нелепую бороду. Ничуть не изящный удар. Хрустнуло, голова цверга дернулась вверх-вниз - и тело мгновенно обмякло.
Удары сыпались со всех сторон. Обезумев от запаха свежей крови, цверги лезли на него всей стаей, от резкой вони их выделений сжимался желудок. В какую сторону ни глянь - везде ощерившиеся пасти и полные животной ярости глаза. Сколько их здесь?.. Полдесятка?.. И сколько он сможет продержаться в этом водовороте когтей и зубов?..
Об этом Гензель не думал. Он вообще ни о чем не думал, позволив телу подчинить себе разум без остатка. Акула ловко и хладнокровно убивает не потому, что долго это планирует или рассуждает. А просто потому, что она такой создана.
Кто-то из цвергов попытался ухватить его за плечо. Гензель рефлекторно клацнул зубами, ощутив во рту тошнотворно-солоноватую чужую плоть и клочки шерсти. Пальцы цверга посыпались на металлический пол. А секундой позже на полу оказался и их неудачливый хозяин вперемешку с собственными внутренностями - кинжал Гензеля перечеркнул его брюхо жирной алой чертой.
Это было жуткое и кровавое акулье пиршество. Холодная ярость схватки опьяняла, но Гензель не ощущал кипящего адреналинового притока. Он действовал с леденящим спокойствием, пугающей нечеловеческой целеустремленностью. Словно и не сражался, а просто методично выполнял свою биологическую задачу. Ощутив это, даже цверги утратили напор. Казавшаяся слабой добыча обернулась стальным капканом с чудовищными, не уступающими их собственным, зубами.
Да и осталось их куда меньше. Из всей стаи уцелело трое, как механически отметил Гензель, и эти трое уже не выглядели уверенными в своих силах. У одного сломана рука, у другого дырка от кинжала в боку, третий явственно хромает. Но это уже не имело значения. Гензель знал, что уйдет отсюда только тогда, когда закончит дело и все цверги превратятся в остывающие на полу туши. Никто в здравом уме не станет оставлять за спиной цвергов. Он уже приподнял мушкет, собираясь разнести голову одного из уцелевших карликов оставшейся в стволе пулей, но тут случилось то, чего обычно не случается в бою.
- Стойте! Немедленно стойте!
Голос был женским, взволнованным, тонким, совсем не похожим на спокойный и рассудительный голос Гретель. Потому что это кричала не Гретель. Гензель уставился на худую фигурку, замершую в дверном проеме. Эта заминка могла бы стать причиной его мгновенной смерти, если бы цверги ею воспользовались. Но они, точно домашние псы, услышавшие голос хозяина, тоже остановились, взволнованно приподняв свои страшные бородатые морды, перепачканные липкой слюной.
- Что же вы наделали! О… Хватит!
Девчонка. Бледная, почти как Гретель, но, может, так лишь кажется в электрическом свете подземелья… Совсем молодая - лет пятнадцати, не больше того. Фигурка угловатая, как у подростка, не успевшая налиться мягкой женственностью, но стройная. Лицо показалось смутно знакомым. Вроде бы черты непримечательные, заострившиеся, но что-то знакомое было в этих серых глазах…
Гензель вдруг вспомнил эти глаза. Он видел их в зеркале королевы-мачехи, только там они были смешливыми, ребячьими, а сейчас горели совершенно взрослой ненавистью.
- П-принцесса Бланко… - выдавил он, забыв про боль и забыв, что все еще целится из мушкета в голову цверга. Да и тот замер уродливой серой статуей.
- Ее королевское высочество принцесса Бланко Комо-ля-Ньев! - отчеканила девушка с неожиданной решительностью, в глазах сверкнули колючие черные молнии.
Одета она была не по-королевски. Пожалуй, даже скромное шерстяное платье королевы-мачехи, напоминающее монашескую рясу, смотрелось по сравнению с нарядом принцессы Бланко бальным облачением. На ней был помятый и выцветший комбинезон, из тех что носят обыкновенно техники и инженеры, перетянутый в талии грубым ремнем, вдобавок потрепанный и явно великоватый по размеру. Судя по пятнам масла и потертостям, комбинезон этот использовался регулярно и часто - и явно не для прогулок по саду. Впрочем, какой уж под землей сад…
Принцесса Бланко быстро побежала к ним, не обращая внимания на лужи крови и распростертые тела. На ее лице застыла боль - та искренняя юношеская боль, которую невозможно смягчить никакими мимическими мышцами или сгладить макияжем. Она смотрела на распластанных мертвых цвергов с таким выражением, словно они были ее любимыми домашними питомцами, а то и членами семьи.
Возле одного из тел она присела, приложив ладонь к покрытой грубой серой шерстью шее. И отняла ее, не обнаружив следа сердцебиения. Она даже не думала о том, как бы не испачкаться в крови. Когда принцесса Бланко поднялась, лицо ее было серым от ненависти, как обожженная сталь, а предплечья - багряными от крови.
- Прочь! - крикнул Гензель, обнаружив, что она перекрывает ему прицел. Три уцелевших цверга, обмершие было от ее крика, зашевелили носами, их ужасные когти пришли в движение, будто перебирая струны. - В сторону, талассемия вас раздери!..
Не успеть, он понял это сразу. В стволе последний заряд. Хватит на одного цверга, если удачно угодить. Но двух других не остановить, слишком уж они близко к принцессе. Мгновение - и щуплая фигурка в перемазанном комбинезоне превратится в окровавленную ветошь, разбросанную по полу.
Цверги шагнули ей навстречу. Значит, осталась половина мгновения…
Но половина мгновения закончилась, а принцесса все еще была жива и невредима. Трое цвергов, глухо ворча, прижались своими страшными телами к ее ногам, мгновенно сделавшись кроткими и тихими, как щенки. Они даже не пытались ее поцарапать, когти, которыми можно было разорвать человеческое тело вдоль, тихо скрежетали об пол. Принцесса, всхлипывая, гладила их по жутким мордам, по ушам, по шеям.
- Ох Человечество! - выдохнул потрясенный Гензель, чувствуя себя оглушенным, сбитым с толку, растерянным. - Я думал, они растерзают вас в клочья!
Она подняла на него глаза. И Гензель вдруг ощутил желание попятиться. Которого не испытывал, даже когда его со всех сторон осаждали разъяренные цверги.
- Стреляйте! - Принцесса поднялась на ноги, вперив в Гензеля белый от ненависти взгляд. - Вот я, перед вами. Стреляйте! Вы же за мной явились? Давайте! Застрелите меня, как этих несчастных!..
Принцесса шагнула к Гензелю, прямо на ствол мушкета. Бесстрашно, точно оружие в его руках было не опаснее прогулочной трости. Лицо затвердело, в глазах пылает холодный огонь ярости и презрения, по-подростковому небольшая грудь выпячена - ни дать ни взять и впрямь ожидает выстрела.
Гензель попятился от нее и опустил мушкет.
Безумная принцесса. Ручные цверги. Ради Человечества, что здесь происходит?..
- Позвольте… Ваше… кхм… Высо…
Момент составить о себе благоприятное впечатление был упущен. Витиеватые фразы дворцового этикета путались на языке, к тому же Гензель еще не вполне представлял, что должен ими выразить. Раскаяние - за то, что убил нескольких кровожадных чудовищ? Радость от встречи с представителем королевского рода? Может, надо каким-то образом засвидетельствовать почтение?..
- Стреляйте! Ну! - крикнула она зло и звонко. - Вы же за этим пришли? Поздравляю вас! Вы оказались лучше всех отцовских охотников! Нашли! Наверно, вы профессионал, верно? Чертов проклятый профессионал, так?
"Сумасшедшая девчонка! - подумал Гензель, не зная, куда деть оружие и пытаясь озлобиться в ответ. Окровавленный кинжал словно нарочно отказывался лезть в ножны. - Наверно, одиночество, страх и голод лишили ее разума…"
Однако разум в глазах принцессы Бланко присутствовал, и Гензель явственно видел это. Впрочем, презрение и злость были не менее явственны. Он ощутил себя так, словно это он находится на прицеле мушкета. Цверги, переминаясь с лапы на лапу, молча стояли за спиной ее высочества - ну точно придворная свита.
Кажется, пора было внести хоть толику ясности в эту безумную картину.
- Стойте! - сказал Гензель решительно, даже мушкет выставил прикладом вперед, в жесте нарочитой покорности. - Слышите, вы? Никого я не собираюсь убивать. Я имею в виду, если никто не покусится на мою шею…
- Да? - Презрение окатило его - будто в лицо плеснули грязной воды из ведра, в котором служанка с постоялого двора мыла тряпки. - Вы хотите сказать, что не собираетесь меня убить?
- Вы раскусили меня, - буркнул Гензель, не зная, как на все это реагировать. - Сейчас как раз охочусь на юных девиц. Очень ходовой товар в Лаленбурге. Особенно ценятся светленькие. А вашу косу я собираюсь прибить к лучшему щиту для охотничьих трофеев. Буду хвастаться перед друзьями, какой редкостный экземпляр мне попался в горах… Вы не обидитесь, если я скажу им, что вы были двух метров ростом, а когти у вас как у вулвера?
Косы у принцессы Бланко не было - густые волосы цвета легкой ржавчины она стригла коротко, по-мужски, явно не глядя в зеркало.
Но эффект от слов Гензеля все же был налицо - принцесса в некотором недоумении остановилась. Замешательство, овладевшее ею, притушило ненависть. Может, лишь на миг, но и это показалось Гензелю добрым знаком.
- Кто вы? - вдруг требовательно спросила принцесса. - Ваше лицо мне незнакомо. Королевский егерь? Вольный охотник? Или просто наемный убийца?
- Меня зовут Гензель. А вот это - моя сестра Гретель. И клянусь сорока шестью хромосомами, ваше высочество, никаких планов касательно вашего убийства я не строил. Я не убийца.
- Не убийца?.. - Она взглянула на неподвижные тела цвергов, и голос ее вновь наполнился ледяным презрением. - Вы только что хладнокровно и безжалостно убили четырех моих друзей. Это ли не признак убийцы?
- Ваши друзья - кровожадные цверги, которые собирались разорвать меня на части. Верите или нет, но это была самооборона. Мне лишь посчастливилось быть немного быстрее.
- Они никогда не обидят человека!
Гензель молча показал прореху на дублете. Кровь уже запеклась на ребрах, а вот боль пришла только сейчас.
- Это же цверги, а не домашние питомцы, - пояснил он, морщась. - Если они видят человека, то не раздумывают. А мы с сестрой, судя по всему, вторглись в то место, которое они считают своим логовом. Стая не рассуждает. Это биологические автоматы, чудовища, генетически выведенные убийцы…
Он едва не прикусил язык, когда она, протянув руку, легко похлопала одного из цвергов по голове. Гензель готов был поклясться, что в этот момент цверг ухмыльнулся.
- Биологические автоматы? - насмешливо и зло спросила принцесса. - Вы уверены в этом?..
- Я мало в чем уверен с тех пор, как оказался в Лаленбурге, - пробормотал Гензель, чувствуя себя ужасно глупо и неуютно. - Я даже не уверен в том, что знаю, где нахожусь.
- Явились, чтобы меня убить, и даже не удосужились провести разведку?
Гензель медленно вздохнул, пытаясь найти правильный ответ. Это оказалось непросто.
- Он не убийца. - Молчавшая до этого момента Гретель остановилась возле него. - Если бы он по какой-то причине хотел убить вас, он сделал бы это прямо сейчас.
Логика геноведьмы, кажется, произвела некоторое впечатление на принцессу. По крайней мере, неприкрытая враждебность в ее взгляде немного смягчилась. Не пропала, но сделалась не столь острой.
- Кто вы?
- Гретель. Геноведьма.
От Гензеля не укрылось то, как вздрогнула принцесса при этом слове. Люди нередко вздрагивали, стоило Гретель взглянуть им в глаза. Иные, не таясь, даже осеняли себя знамением священной двойной спирали и шептали молитву от сглаза. Но реакция Бланко показалась ему другой. Это был испуг какого-то иного рода. Так пугается не взрослая девушка, так пугается ребенок, вдруг увидевший под кроватью горящие глаза того, кто долго мерещился ему в ночных кошмарах.
- Все в порядке. Мы не причиним вам зла, ваше высочество. Мы с братом оказались здесь случайно и не по своей воле. Искали укрытие от холода. И мы приносим свои извинения. За вторжение и за то, что произошло. И мы действительно не знаем, где находимся.
Удивительно, но голос Гретель произвел на принцессу благоприятное впечатление. Может, как раз потому что звучал монотонно и безжизненно. Это успокаивало.
- Это крепость, - неуверенно сказала принцесса. На пришельцев она все еще глядела настороженно, точно и сама была много лет прятавшимся в укромном месте диким зверьком, ослепленным внезапным светом. - Подземный защитный комплекс. Названия у него нет, а номер едва ли вам что-то скажет.
Гензель присвистнул.
- Не самое подходящее место для крепости. Крепости строят в городах, а не в безжизненных скалах. От кого здесь обороняться, от снега?..
Принцесса недовольно дернула плечом. Жест не девушки, но подростка, которого заставляют говорить на неинтересную ему тему. По всей видимости, в этой крепости не имеется штатного церемониймейстера, который привил бы ее величеству необходимые манеры.
- Этой крепости много лет, а построили ее еще до войны. Только потом забросили. А я нашла.
"Превосходное место для особы королевского рода, - язвительно подумал Гензель. - Но чего-то ему все-таки недостает для лоска. Быть может, бархатных портьер и золоченых колонн?.."
- Чему вы улыбаетесь? - подозрительно спросила Бланко.
- Извините, ваше высочество, больше не буду. Моя улыбка скверно действует на девушек. И на любую живность, у которой есть глаза.
- У вас ужасные зубы.
- А у вас ужасное воспитание, - парировал он. - Я думал, особы королевской крови куда вежливее встречают гостей.
- Я… Я не видела людей много лет. Иногда мне кажется, что целую вечность.
- С вашего исчезновения прошло шесть лет, - осторожно сказал он. - Весьма большой срок. Немудрено позабыть об обычаях гостеприимства.
Принцесса Бланко нахмурилась. Чертами лица она не походила ни на отца, ни на мать - катастрофически не хватает породистости, царственности. Ни дать ни взять обычная городская девчонка - из тех, что служат с малых лет на фабриках, смазывая агрегаты и копаясь в механических потрохах огромных машин. Перепуганная, разозленная, смущенная и колеблющаяся одновременно. Как и любая девчонка на ее месте и в ее обстоятельствах.
Она была зла - и Гензель вполне понимал ее чувства. А еще она была испугана этим внезапным вторжением и кровопролитием, которое за ним последовало. А еще она испытывала любопытство - в конце концов, Гензель с Гретель были первыми людьми, которых она увидела за шесть лет. Почти треть своей недолгой жизни.
Шесть лет в подземной норе в обществе стаи цвергов? Удивительно, как она вообще сохранила рассудок!
Гензель совершенно не разбирался в геномагии, как и во многих других вещах. Но в женщинах он уже немного разбирался. И давно подозревал, что перед любопытством бессильна любая представительница слабого пола, вне зависимости от того, один процент в ее геноме порченой крови или сорок, во дворце она живет или в лачуге. Просто есть вещи, изменить которые бессильна сама природа.