– Поищу, – хохотнул первый. – Ты главное не дергайся. А то у меня друзья нервные, лицо мигом подправят. Правда, пацаны?
– А то! – откликнулись остальные.
Переглянулись и глумливо заржали. Видать чувствовали себя невероятно крутыми и сильными. Еще бы – какое удовольствие побыть хоть иногда на пьедестале! Общество не оценило, отринуло. Сейчас мозг и ум ценится больше чем, грубая сила. Но и питекантропам надо как-то жить.
Расклад явно не в мою пользу. Но лучшая защита – нападение.
Парни еще ржали, перебрасывались шуточками. Я оттолкнулся носком и резко выбросил правую руку. Костяшки ожгло дикой болью. Будто в бетонную стену ударил. Но вместе с тем слух уловил отчетливый хруст и вопль боли. Первый амбал отшатнулся, рухнул на асфальт обливаясь кровью. Быстрого взгляда хватило, чтобы понять – больше не боец, нос безнадежно сломан.
Я резко развернулся, увидел мчащуюся на меня огромную тушу. Ушел влево, вывернулся из захвата толстых лап. Не глядя, лягнул ногой и рванулся вперед. Но тут сбоку ударила еще одна гора, сбила. Я охнул, больно ударился о твердый асфальт. Вскочил на ноги, успел увидеть перекошенную злобой морду одного из молодчиков. Он сделал прямой, сразу несколько боковых. Я уклонился, один из боковых принял на руку. Мощный толчок едва не вышиб дух, в голове сразу же зазвенело, мир потерял четкость. Почти вслепую провел серию мощных и хлестких ударов. Связки трещали, отвыкшие от нагрузок мышцы стегало болью. Кулаки вминались в тугую плоть. Пару раз попал в лицо. Опять раздался хруст костей, ошеломленное мычание и злобный рев. По лицу хлестнул веер горячих брызг.
В глазах немного прояснилось. Я увидел второго гопника. Ползал на коленях, постанывал и поскуливал, трусил головой. Из приоткрытого рта стекала длинная и липкая ниточка слюны перемешанной с кровью. Я не отказал себе в удовольствии, мощнейшим ударом ноги вбил зубы в глотку. Парень взвизгнул, откатился прочь и затих.
Но тут за спиной раздалось громкое сопение, крепкие руки ловко проскользнули вдоль торса и ухватились за шею. Огромная тяжесть обрушилась на шею и пригнула к земле. Позвоночник жалобно затрещал. Я дернулся и зарычал, но без толку. Самым глупейшим образом попался в классический армейский захват. Над ухом ликующе завопили:
– Кондрат, я держу его! Держу! Бей, сучонка!
Захват немного ослаб, я сумел разогнуться. Но тут в живот врезалось нечто тяжелое. Дыхание с жалким стоном вылетело из груди, в глазах потемнело. Второй удар угодил по ребрам, едва не сломал. Третий и четвертый по голове. Я рычал, рвался из плена крепких рук. В ушах нарастал грохот, в глазах – тьма и алые вспышки. Издалека услышал хриплый голос:
– Кондрат, хватит! Убьешь же.
– Тебе чо, жалко?
Бить меня перестали. Зрение постепенно вернулось. Предо мной стояли двое. Один зажимал руками лицо, мычал и кривился. Но кровь все равно хлестала сквозь пальцы, сбегала по груди. У второго окровавлены кулаки, в глазах ярость. Третий так же валялся без чувств. Меня крепко держали, шею жгло горячее дыхание.
– Очнулся, тварь? – гнусаво спросил первый, сплюнул алым. – Ненадолго. Я тебя ща на ремни порежу! Нос сломал, урод!
Достал из кармана куртки складной нож, нажал на кнопку. С твердым щелчком выскочило короткое блестящее лезвие.
– Стой, Дрон! – воскликнул второй. – Ты что? Это ж мокруха! За такое немалый срок дают!
– Пошел ты! – фыркнул первый. – Не убью, так отомщу! На всю жизнь запомнит!
Оттолкнул приятеля и подошел ко мне, повертел лезвием у носа. Опустил ниже, заглянул в глаза пытаясь уловить страх. Я искривил разбитые губы, улыбнулся и плюнул в лицо. Парень вздрогнул, оскалил зубы и быстро ударил. Я вскрикнул о боли, зашипел сквозь зубы. Лезвие ножа показалось раскаленным. С легкостью вошло в плоть, распороло кожу и прошло вдоль ребра. Парень ухмыльнулся, облизнул губы и медленно пошевелил, расширяя рану. Резко крутанул рукоять. Я заорал, почувствовал горячий ручеек на животе.
Впервые за всю недолгую драку во мне родилась злость. Я зарычал, выгнулся дугой. На инстинктах скользнул в глубины сознания, нащупал горячие нити. Жидкое пламя хлынуло по венам, опалило мышцы и кости. Зрение исказилось. В яростном прозрении я увидел землю перед собой, ощутил ее силу и мощь. Почва, асфальт, трава и деревья светились ровным золотистым светом. В мерцании чудилось нечто знакомое и очень родное, проскальзывали какие-то символы, узоры. Не раздумывая, я потянулся волей к земле. Теплая волна хлынула в ноги, поднялась выше и растеклась по жилам. Я почувствовал непоколебимость гор, твердость скал и живое колебание грунта, растений…
Раздался изумленный вопль, нож выдернули из тела и попытались воткнуть снова. Теперь уже в сердце. Острое лезвие чиркнуло о твердую, внезапно окаменевшую кожу, высекло искры. Я расправил плечи, стряхнул амбала. Схватил за лицо и резко толкнул. Здоровяка как ветром унесло. Приподняло в воздух, ударило об асфальт и прокатило метров двадцать. Тело осталось неподвижно лежать на земле, на одежде появились алые пятна.
Я развернулся, свирепо посмотрел на остальных. Ребята побледнели, вытаращили глаза. Один взвизгнул и бросился прочь. Как дикий кабан вломился в кусты, но завяз в зарослях, забился и закричал. Ветки ожили, зашевелились, оплели со всех сторон. Парень заорал, отчаянно рванулся. Оставив на ветвях обрывки одежды и лоскуты кожи, вырвался, помчался прочь.
Третий оказался не робкого десятка. Засунул руку во внутренний карман, извлек небольшой вороненый револьвер и прицелился… Но я оказался быстрее. Пистолет рыбкой кувыркнулся в воздухе, улетел в кусты. Парень вскрикнул от боли и схватился за неестественно вывернутую руку. Выпучил глаза и попятился. Но я догнал, безжалостно пнул ногой в живот. А затем обрушил локоть на бритую макушку. Чуть слышно хрустнуло, любитель угрожать оружием безмолвно рухнул на землю. Жив, но еще не скоро придет в себя. Пару недель в больнице с переломом и сотрясением мозга обеспечены…
За спиной раздался пораженный возглас. Я развернулся, увидел последнего из уличных разбойников. Пришел в себя, возился в луже крови. Глаза бешено вращались, окровавленный рот распахнут в гримасе суеверного ужаса. Парень завыл, пополз на четвереньках. Спотыкаясь и падая, вскочил на ноги. Побежал, но опять рухнул, завыл от бессилия и страха.
– Не убивай! – заверещал он. – Нет!
Я подошел ближе, с холодным любопытством всмотрелся в лицо. Обычное, щекастое, не слишком умное. Сейчас обезображено ужасом, подсердечной злостью. Вокруг парня серая с буро-зелеными пятнами дымка. Пахнуло алчностью, злобой и звериными инстинктами, похотью, трусостью… Зрение исказилось. Предо мной сидело худое серое существо, чем-то сродни тем оркам, что убивал Вова в компьютерной игре. Тело – обтянутое кожей скелет, голова непропорционально большая, с тяжелой нижней челюстью и приплюснутым носом. Из оскаленной пасти торчали длинные клыки, глаза – залитые кроваво-алым туманом щели. Перед глазами проплыли образы: забитый до полусмерти студент, плачущая девчонка-школьница в разорванном платье и синяками на лице, компания друзей, ампулы с мутной жидкостью, шприцы…
В душе поднялась волна ярости. Не опаляющей и безмозглой, а холодной, убийственно ледяной. Я скомкал чужие воспоминания, стряхнул с себя словно налипшую грязь. Зрение пришло в норму. Предо мной ползал на коленях плечистый, бритый парняга, что-то говорил, умолял.
Подчиняясь моей воле, взвихрились столбы плотной пыли, словно живые накинулись на гопо-кида. Ударили, словно громадный кулак, отбросили на обочину дорожки. Затем ударили еще и еще. Парень брыкался и кричал, пытался встать. Но через секунду захрустели кости, брызнула кровь. Бандит обмяк и потерял сознание. Облако пыли распалось, легло на асфальт безжизненным слоем.
Колени подогнулись. Я упал на дорожку, ошалело огляделся вокруг. В теле чудовищная слабость, непонятная вибрация. Наваждение схлынуло так же резко, как и появилось. Возникло ощущение – мгновение назад я был кем-то… иным.
Я пощупал ребра, глянул. На боку шрам с красными вздутыми краями. Прямо на глазах бледнел, превращался в тонкую линию. Забавно, быстрая регенерация. В уши ворвался скрип веток, шум ветра и шелест листьев, щебетание птиц. Умильная картина – солнышко в кронах деревьев, сочная зеленая травка… И несколько бесчувственных, измазанных в крови парней. Живы, но еще долго не смогут выйти на промысел.
По спине поползли мурашки, в животе угнездился мокрый туманный комок. Пришло осознание – только что применил настоящую магию. Не какой-нибудь вшивый заговор, с зеркалами, водой и хрустальными шарами, коими шаманы и липовые экстрасенсы дурят простачков. А вполне реальное и ощутимое волшебство. Как в Вовкиной компьютерной игрушке… До сего момента воспринимал с затаенной надеждой и опаской – а вдруг искры и фокусы со зрением просто глюки? Но драка показала, как я ошибался. Магия существует! Существует, черт побери!!!
Я вскочил с земли и со всех ног помчался домой. Вопросов к Вадиму стало слишком много…
ГЛАВА 3
Солнце медленно, но неуклонно опускалось к крыше девятиэтажки, что стояла напротив. Сначала лизнуло лишь самым краешком, попробовало на вкус. Сверкнуло напоследок жгучими красноватыми лучами и решительно погрузилось. Тени удлинились, ожили. До кромешной темноты еще далеко, но появилась прохлада – первый предвестник вечера. Звуки тоже изменились, стали глуше, спокойнее.
Я сидел на балконе, пил чай и яростно пыхтел сигаретой. В голове густой компот из гипотез, фантастических предположений, опасений. Раз за разом прокручивал в уме сегодняшние события, пытался выстраивать логические цепи. Но всякий раз находилась какая-то мелочь, что рушила крепкий и прочный каркас умозаключений. Катастрофически не хватало информации.
Поговорить с Вадимом не получилось. Вернувшись домой, я обнаружил, что студента еще нет. Попробовал позвонить, но он упрямо не брал трубку. После трех или четырех неудачных попыток, я махнул рукой и решил дождаться вечера. Явиться, в конце концов. Светка и Вова уехали к родственникам – оставили записку на серванте. Я остался предоставленный самому себе.
В мозгу то и дело возникали образы скоротечной драки. Я пытался вспомнить ощущения, мысленно искал связи. Как получилось управлять пылью? Что подвигло?.. Нужно разобраться с новыми способностями, дабы в дальнейшем не ранить уже невинных людей. Обретенная сила пугает, еще и как. Во время драки превратился в нечто жестокое и холодное, не совсем человеческое. Сознание отступило, дало место чему-то или кому-то, что всегда жило во мне. Но много лет крепко спало. А теперь пробудилось, вырвалось наружу…
Неожиданно поймал себя на том, что минут пять пытаюсь пить чай из пустой кружки. Встал с табурета, потянулся и пошел на кухню. Клацнул кнопкой чайника, привалился к стене. На глаза попалась мисочка на серванте. Как раз под вентиляционной решеткой. Туда Вадим каждый вечер наливал молоко для домового.
Возникла шальная мысль. Я открыл холодильник и достал пакет с молоком. Ухмыльнулся, налил в блюдечко до краев. Чувствуя себя пациентом психбольницы, сказал с неловкостью и уважительными нотками:
– Елистрат, прости что не верил в тебя. Сам понимаешь, современный мир отрицает твое существование. Но теперь знаю, что домовые есть. Буду угощать каждый вечер. Правда-правда!
Я замолчал, огляделся. Ничего не изменилось, никто и не подумал ответить. В моей комнате клацали стрелки часов. Забурлил чайник, с клацаньем выключился. А так тихо и мирно. Я пожал плечами, залил кипяток в кружку и направился в спальню. Но когда переступал порог, в вентиляции зашуршало, закашляло. Раздался сварливый голос:
– Меду добавь!
– Что? – охнул я изумившись. Выругался вполголоса – от неожиданности дернул рукой, ошпарился кипятком.
– Мед я люблю, – проворчали из вытяжки. – И варенье. Давно сладенького не ел. Если не жалко конечно.
Я попятился, медленно поставил кружку на стол. Пытаясь сохранять спокойствие, опять полез в холодильник. На верхней полке нашел банку с вареньем. Чайной ложечкой зачерпнул, насыпал в мисочку с молоком. Добавил еще.
– Хватит! – раздался тот же голос. Тонкий, но дребезжащий, старческий. – А то слипнется. Хорошего понемножку.
Вновь заскреблось, заскрипело, будто маленькие коготки царапали по бетону. Пластиковая решетка дрогнула, вывалилась наружу. Из черного отверстия показалось серенькое и мохнатое. Звонко чихнуло, шмыгнуло носом. В воздух взвилось облако пыли и штукатурки. Существо выбежало из туннеля вентиляции, быстро метнулось к полу и подобрало решетку, потащило наверх, покряхтывая от натуги.
Колени подогнулись, и я бухнулся на кухонный табурет. С интересом присмотрелся к еще одному жителю квартиры. На первый взгляд – бесформенный клубок шерсти. Но при ближайшем рассмотрении… Маленький человечек, с ладонь ростом. Весь заросший, мохнатый. Длинные волосы покрывали тело, спереди – окладистая борода. На темном сморщенном личике блестели глазки-бусинки, выпирал длинный и острый нос. Из-под бороды торчали маленькие ручки, босые ножки. На голове острые кошачьи ушки с мохнатыми кисточками. Домовой одет в длинную рубашку из обрывков цветных лоскутов. По стене передвигался легко и стремительно как по горизонтальной поверхности, будто закон гравитации совершенно не действовал.
Елистрат приладил решетку на место, покряхтел и оглянулся.
– Что вылупился? – буркнул он. – Где твое: "Гой еси дядюшка домовой"? Ах да, забыл… Ты же из этих самых, непосвященных. И как только волшебную силу урвал? Говорил и говорю – мир катится в пропасть.
Бормоча ругательства, домовой скатился по стене, подобрался к мисочке. Достал откуда-то из складок бороды малюсенькую деревянную ложечку, зачерпнул молока с вареньем. Выпил, зажмурился от удовольствия.
– Малиновое, – крякнул он. – Угодил, молодец. Вадик нечасто балует сладеньким. Говорит – обленюсь, растолстею. Прав, конечно, но все равно мог бы и почаще…
Елистрат зачерпнул еще. Потом вошел во вкус, ложка замелькала быстро-быстро. Сначала хлюпало, затем застучало о дно миски. Я мотнул головой, со стуком захлопнул челюсть. Надо же – живой домовой!
– Эээ… – промычал я. – Гой еси, дядюшка домовой!..
– Поздорову, молодец! – усмехнулся Елистрат, принялся вылизывать миску. – Очнулся-таки. А я подумал – так и просидишь истуканом деревянным. Благодарствую за подношение!
Серым клубком метнулся во внутренности серванта, притащил салфетку и начал деловито вытирать миску. В кухню зашла Багира, потянула носом воздух, зажмурилась. С места запрыгнула на верхушку шкафа, воткнула усатую морду в тарелочку. Лизнула остатки молока с вареньем, презрительно фыркнула – не понравилось.
– А ну брысь, ведьмино отродье! – рявкнул домовой, погрозил кулачком. – Сколько раз мое молочко лакала! Никак не нажрешься, скотина бессловесная! Мышей лови!
Багира зашипела, разинула пасть, будто намереваясь цапнуть домового. По размерам как раз – со среднюю крысу. Еслистрат воинственно выставил перед собой ложку, встал в позицию.
– А ну не ссорится! – гаркнул я внезапно для себя. – Багира, брысь с серванта! Сейчас колбасы дам.
Кошка вздрогнула, пристыжено отступила и спрыгнула на пол. Сразу подбежала, начала мурлыкать, тереться о штанину. Домовой спрятал ложку, вновь принялся вычищать тарелку. Проворчал, не оборачиваясь:
– Благодарю за защиту, молодец! Совсем замучила мышатница. Проходу не дает. И вроде своя животина, волшебная, но тоже молочко любит.
– Не за что, – ответил я. Вытащил из холодильника палку варенки, отрезал толстый ломоть. Покрошил и насыпал в кошачью миску. Багира сразу же распушила хвост, подбежала и потерлась. – Ну-ну, не подлизывайся. Нагулялась? Хорошо хоть послушалась и вернулась.
Кошка мяукнула, сверкнула зелеными глазами-плошками: мол, не ругайся хозяин, я хорошая. Вонзила зубы в колбасу, стала аккуратно есть. Я отряхнул ладони, вновь присел и стал заворожено наблюдать за домовым. Тот суетился, хозяйничал. Вытер миску, спрыгнул на пол и выбросил использованную салфетку в мусорное ведро. Вернулся обратно, заметался по шкафу: собирал крошки, подметал бородой пыль.
– Так значит, ты существуешь, – пробормотал я.
– А почему бы и нет? – хихикнул Елистрат в бороду. – Аз есмь. Это вы, люди забыли о нас, превратили в сказочки. А еще русичи, тудыть вас за ногу! Но есть еще те, кто помнят, подкармливают.
– Но почему никто не видел? – удивился я. – Ведь не такие уж и маленькие. А лешие к примеру? Или русалки? Оборотни?
– Мы же не дураки, – ехидно фыркнул домовой, остановился и глянул с презрением. – Прячемся, отводим глаза. К тому же мы духи: русалки, домовые, кикиморы и лешие. Мы живем… Но как вы называете?.. Кгхм… Мо…моль…молекиурная…
– Молекулярная? – догадался я.
– Во! – кивнул Елистрат. – Что за слова? Язык сломаешь. Мо-ле-кулярная структура у нас гораздо жиже. Легко проходим сквозь стены, вселяемся в вещи. Поэтому и не видите. А волколаки тоже скрываются, под полной луной гуляют лишь в самой глуши.
– А почему нельзя жить открыто? – спросил я.
Домовой сморщил личико и красноречиво повертел пальцем у виска.
– Умом тронулся, молодец? Да сразу охоту объявят, изучать станут. А кое-кто и просто из удовольствия убить захочет. Теперь не времена князей и богатырей. Тогда жили с русичами рука об руку, не скрывались. Работали по хозяйству, трудились вместе…
– М-да, – признал я. – Люди такие. Что ж ты раньше не показывался, а сейчас вдруг решил?
– Ну, дык… – замялся Елистрат. – Тогда ты б в меня не поверил, или просто не увидел. А сейчас силушку в тебе вижу волшебную. Рано или поздно заметил. Вот я и решил не тянуть кота за хвост. Лучше так, по-хорошему…
– И то верно, – согласился я. – Что ж, будем знакомы. Слушай, а про силу мою что-то сказать можешь?
Я затаил дыхание. Момент истины! Домовой старый и матерый, сразу видно. Может пролить свет на происходящее. Елистрат нахмурился, поскреб бороду. Подбежал поближе, глянул с одной стороны. Перепрыгнул на стол, посмотрел еще, покачал головой.
– Не волхв, определенно, – проворчал он. – На колдуна или волшебника тоже не похож. Вот на ведьмака смахиваешь… немного. Не знаю я, молодец. Дождаться Вадима тебе надобно. Богатырь у своего деда, волхва учится. Может что-то и скажет. Но покудова не броди нигде, в городе много чародеев… А ты зеленый еще, многим захочется силушку твою забрать.
– Плохо, – огорчился я. – Так хотелось хоть что-то узнать. Как в потемках. А не бродить… Блин!..
Вытащил из кармана мобильник, глянул на встроенные часы. Без двадцати семь! А к семи надо быть у кафе, иначе Юра замучает придирками.