Он привёз нас в виленскую тайную канцелярию и, хотя до казарм нашего полка было рукой подать, дорога туда нам была заказана. Таков был приказ. Положение наше немало напоминало заключение или же домашний арест, что нравилось мне всё меньше. Каждый день, проведённый в комнате на третьем этаже особняка, с окном, забранным решёткой, казался мне веком. Общались мы, в основном, за обедом и ужином, остальное время проводили в библиотеке или фехтовальном зале. Последний был, к слову, весьма убог - в стойке красовались пять старых рапир, пол неровный и даже манекена для отработки приёмов нет. Зато библиотека оказалась выше всех похвал. Она занимала вдвое больше места, чем фехтовальный зал, стенные шкафы тянулись ввысь на добрых полдюжины саженей - перекрытий здесь не было, и чтобы добраться до самого верха приходилось взбираться на лестницы, вроде осадных. Меня весьма забавляла привычка Фрезэра забираться на самый верх в поисках нужной книги, да так и оставаться сидеть там, увлекшись ею, рискуя сыграть с изрядной высоты.
На третий день такого заключения нас вызвал к себе граф Черкасов.
Кабинет графа, казалось, перекочевал в Вильно из Парижа. Те же цвета, обивка стен, шкафы с книгами, стол, за которым сидит его хозяин, только что пистолета не хватает. И Черкасов не изменился ни на йоту. Как и прежде, он обходился без приветствий и сразу перешёл к делу.
- Первым дело, - сказал он, - позвольте поздравить вас, господа, офицеры с невиданной удачей. Замок Ортельсбург уничтожен. Бомбический дирижабль "Святитель Николай" завершил то, что начали поляки Ягелло с литвинами Витовта и гуситы Прокопа Великого, бравшие его в пятнадцатом столетье. Хотя я практически уверен, что майор Криг сотоварищи пережил этот налёт, а то и вовсе не отсутствовал в замке. Так что, Суворов, вам рано расслабляться, ваш мёртвый приятель не оставит вас в покое.
- Спасибо за предупреждение, ваше сиятельство, - кивнул я. - Я буду настороже, пока это существо не сгорит в пламени или не упокоится на дне морском.
- Правильное качество, юноша, - ответил Черкасов, - вы, видимо, не столь безнадёжны, как мне казалось. Не разочаруйте меня. Мира вам выпало весьма мало. Ещё не все в полку знают о том, что через три дня, если считать от этого, будет дан бал в полковом собрании. В честь вашего отбытия в Испанию. Бонапарту после Труа весьма полюбился ваш корпус и его командир. Он отправил Государю письменную просьбу после окончания переформирования направить ваш корпус в прежнем составе на помощь его брату Жозефу, а также маршалам Массене и Сульту, которых сейчас, буквально, громит - именно так, я ничуть не преувеличиваю, молодые люди, - генерал Уэлсли. Этот человек далеко пойдёт, попомните мои слова. Барклаю предстоит противостоять ему, практически, одному, армии Массены и Сульта разгромлены и отступают из Испании, к тому же изрядная часть испанского народа поднялись против Жозефа Бонапарта. В общем, с кем воевать придётся решать уже на месте. Для этого я командирую к вам Ахромеева, скверно, конечно, что он ещё не полностью закончил лечение. Эскапада с Ортельсбургом, надо сказать, изрядно подорвала его здоровье.
- Ну что же, - сказал я на эту длительную тираду, - воевать с британцами нам не впервой.
- Именно, - поддержал меня Фрезэр, - три поколения моих предков били красномундирников. Ещё с Престонпанса и Куллодена.
- При Куллодене, - заметил граф Черкасов, - разбили вас, горцев. Поэтому отец ваш, Март Фрезэр, родственник знаменитого проходимца лорда Ловата, был вынужден покинуть родную Каледонию. Таким образом, Россия обрела славного офицера, надеюсь, вы не посрамите батюшкину честь. Собственно, о вас-то я и хотел поговорить сейчас. В присутствии вашего непосредственного командира, чтобы после не было никаких слухов и недомолвок. Ахромеев отзывается от вас, Фрезэр, очень хорошо и рекомендует вас мне, как весьма перспективного молодого офицера. Люди такого рода нужны нашей службе. Что вы на это скажите?
- Подобные решения, - протянул Фрезэр, - очень трудно принимать вот так, сразу.
- Именно так их и надо принимать, - резко сказал Черкасов, - только так. Вам открылись перспективы, две дороги, если сказать поэтично, хоть я этого не люблю. И вот сейчас вы должны выбрать одну из дорог, отсечь её, раз и навсегда. Прямо сейчас. Иначе после изведёте себя сомнениями и размышлениями. Отвечайте, Фрезэр, да или нет? Согласны или нет?
Фрезэр посмотрел на меня, но я в ответ только головой покачал.
- Не спрашивай совета, Марк, - сказал я, впервые назвав его по имени, однако сейчас я считал, что должен сказать это не прапорщику Фрезэру, но просто человеку, сомневающемуся в себе. - Этот выбор делать только тебе, без оглядки на кого-либо. Я тут, как верно сказал граф, для порядка сижу, чтобы потом скверных слухов не пошло.
- Каких ещё слухов? - порадовался возможности отложить решение Фрезэр.
- Про нас, юноша, - невесело усмехнулся граф Черкасов, - ходит множество слухов и легенд. Не самых хороших, как вы понимаете. Но не надо уводить нас в сторону. Отвечайте. Согласны идти в тайную канцелярию или нет?
Глава 22,
В которой герой понимает смысл выражение "учить медведя танцевать".
Всю дорогу от особняка графа Черкасова до наших полковых казарм Фрезэр был мрачен и хмур. Он шагал рядом со мной, отказавшись брать извозчика. Сослался на отсутствие денег, а за мой счёт ехать отказался решительно.
- Я беден, Сергей, - с окончания разговора у графа мы называли друг друга по имени. Из-за этого на нас оглядывались прохожие, нечасто увидишь двух офицеров с такой разницей в званиях, называющих друг друга на "ты" и по имени. На родственников мы были мало похожи. - Но горд, как чёрт, или, как горец, положено. - Он усмехнулся. - Да и пройтись мне нужно. С мыслями собраться.
- Нужное дело, - согласился я, отпуская недовольного лихача. - Пройдусь с тобой, если ты не против.
- Ты всё ещё мой командир, Сергей, - пожал плечами Фрезэр.
- Фактически, уже нет, - ответил я. - Думаю, скоро ты поднимешься куда выше меня, и уж точно гораздо быстрей.
- Почему ты так думаешь?
- Посмотри на Ахромеева, к примеру. Ему лет тридцать пять, не больше, а он уже одновременно майор и действительный статский советник, а это по Табели - генерал-майор.
- Впечатляющая перспектива, - невесело усмехнулся Фрезэр.
Мы прошли некоторое время молча. А потом Фрезэр задал-таки гложущий его всю дорогу вопрос:
- И всё же, как ты считаешь, я правильно поступил?
- Марк, - ответил я, - считать должен не я, а ты. Я не хочу никоим образом влиять на тебя, давая какие-либо советы или высказывая своё мнение о твоём решении.
- Но почему?! - вскричал Фрезэр. - Ты молчишь, хотя твоё мнение мне сейчас очень нужно!
- Кто я тебе, Марк? - поинтересовался я. - Отец, старший брат? Почему тебе так важно моё мнение?
- Командир, - неуверенно ответил Фрезэр.
- Не больше месяца, - покачал головой я.
- Я уважаю тебя. Ты отважный человек.
- Возможно, - усмехнулся я. - Однако в прозорливом уме граф Черкасов мне отказывает. А Ахромеев взял меня с собой исключительно из-за моей небывалой везучести. Иногда мне кажется, что я - герой бульварного романа, которого автор ведёт от одного приключенья к другому. Неизменно вытаскивая из самых невероятных и смертельных передряг.
- Скажешь тоже, - пожал плечами Фрезэр. - Мне б такое и в голову не пришло.
От продолжения столь неудобного разговора меня спас вид полковых казарм. В хорошей компании, как говориться, дорога короче.
- Знаешь что, Марк, - сказал я на прощанье. - Как бы то ни было, а до бала, думаю, ты ещё офицер моей роты, верно?
- Да, и что? - удивился Фрезэр.
- Да то, что нам ещё танцам подучиться надо, вот что, - ответил я. - Ты вот корпус закончил не так давно, верно? А мне вот практика не помешает. К тому же, думаю, тебе, Марк, надо с Кмитом попрощаться, я и его хочу к учителю танцев затащить.
- Но для чего? - продолжал не понимать меня Фрезэр.
- Офицеры моей роты не должны иметь бледный вид на предстоящем балу.
Учителей танцев в Вильно было несколько, и все они были нарасхват в дни перед балом. Их даже, можно сказать, поделили между собой офицеры полков корпуса. Нашему Полоцкому пехотному достался немолодой человек с летящей походкой, напускным французским акцентом и белоснежным париком. Всё бы ничего, но вместе с нами у него же учились и казаки из Третьего Донского полка. На это стоило посмотреть! Бог ты мой, каких только определений не выдумывали молодые офицеры нашего и Новгородского гренадерского - третьего полка, учившегося у мэтра Арфлёра. "Медведи на льду", "слоны в посудной лавке" и куда более обидные. Если казаки слышали хоть одно, дело заканчивалось не благородной дуэлью, а тривиальнейшей дракой. Победителями из таких драк, к нашему позору выходили обычно казаки. Так что, ко второму дню практически все получили нагоняй от начальства за разбитые носы и meurtrissures под глазами. Не без гордости замечу, что мои офицеры в этих драках не участвовали и казаков не задирали. Хотя их и подбивали к этому другие, Кмит, вечно мрачный Фрезэр и Ефимов не поддавались на провокации.
И всё же, возвращаясь к казакам. Никогда не забыть мне старого знакомца Петра Смолокурова. Он стоически пытался изображать фигуры вальса под окрики мэтра Арфлёра.
- Спинку, спинку держите, сударь! Вы не в седле, так чего же горбитесь? Пули-то над головой не свистят!
Казак двигал ногами с ритмичностью марионетки или заводной игрушки. Руки держал так, что мне было страшно за дам, которые решаться станцевать с ним. Ну а повороты ему давались особенно трудно, если участь, что танцевал он в сапогах, да ещё и со шпорами, и когда ноги при очередном развороте у него окончательно заплетались, стальные звёздочки весело звенели, на манер колокольчиков. Лицом Смолокуров более всего напоминал мученика с иконы. Из всех казаков, надо сказать, он танцевал лучше всех, если можно так сказать.
В общем, к балу они оказались совершенно не готовы. Думаю, в газетах об этом балу ещё напишут такого.
БАЛ В ОФИЦЕРСКОМ СОБРАНИИ
Нынче вечером в офицерском собрании будет дан бал в честь выступления экспедиционного корпуса генерал-лейтенанта М. Б. Барклая де Толли на помощь августейшему брату Наполеона Бонапарта Жозефу и маршалам Массене и Сульту. А также генералу Жюно. Как известно, бонапартовы полководцы терпят поражение от британского генерала Артура Уэлсли, и теперь только помощь Российской империи может спасти Испанию от британского вторжения.
Так пожелаем же нашим славным солдатам и доблестным офицерам удачи и военных успехов в борьбе с британской гидрой, желающей поглотить запад и восток. К тому же, генерал-лейтенант обещал в конце бала некий сюрприз. Общество города в волнительном ожидании.
Бал. Магическое слово, которое манит всех молодых офицеров и юных дам. Его ждут. К нему готовятся. Весьма расстраиваются, если пропускают его по каким-либо причинам. Он воспет многими великими поэтами и литераторами. Нашими и зарубежными. В стихах и прозе. О, господа, как чаруют слова вроде мазурка, вальс, па де грас, менуэт и полонез. Последней не особенно популярен в связи с недавними инцидентами на границе Варшавского княжества. Как приятно фланировать по залу, приглашая дам на танцы, сталкиваясь с иными кавалерами, обмениваясь почти оскорбительными репликами. Дамы - в восторге! Кавалеры, в общем-то, тоже. Лидируют, конечно же, гусары. Какая дама устоит перед блистательным усачом в ментике и доломане? С ними могут поспорить не менее блистательные кирасиры, кирасы которых сверкают так, что смотреть больно. Ну, и немного, казаки, по большей части, из-за экзотичности внешнего вида и стеснительно-неотёсанных манер. Нам же, офицерам иных родов войск, приходилось добиваться внимания у дам порой самыми экстравагантными способами. К примеру, я - каюсь, каюсь, всё от молодости! - уложил руку в чёрную перевязь. Кто может выглядеть лучше, нежели раненый герой войны, да ещё и с орденом Святого Георгия в петлице.
К удивлению, я заметил и Ахромеева. Он стоял около колонны с бокалом шампанского. Его статское платье несколько выделялось среди мундиров, а вот сам Ахромеев старался наоборот, теряться в тени.
Казаки были просто неподражаемы. Офицеры Третьего Донского казачьего полка произвели подлинный фурор. Тем, что не стали отказываться от танцев, как делали обыкновенно, ну, и конечно, самими танцами. Сразу было понятно, что любой казак готов оказаться в самой середине жаркого боя, нежели на этом паркете.
Однажды, когда я отдыхал после очередной быстрой мазурки, ко мне подошёл знакомый войсковой старшина. Смолокуров куда лучше выглядел в том лесу под Труа. Лицо казака блестело от пота, могучая грудь вздымалась подобно кузнечным мехам, а дышал он словно паровая машина.
- Ох, вашбродь, - протрубил, иначе и не скажешь, казачий офицер, - и отчего вы только эти балы за развлеченье считаете? Не понимаю. Танцы эти, иль быстрые, что гопак, иль такие сложные, что голову сломаешь ото всех их движений. Опять же ни поесть толком, а из вы... - он оборвал себя и произнёс "образованное" слово: - спиртного, только вина да мальвазеи. Эх.
- Ну да, войсковой старшина, - усмехнулся я в ответ, - вам бы за столом посидеть с чаркой водки, верно?
- Как на воду глядите, вашбродь, - ответил Смолокуров, провожая взглядом лакея с подносом, "плывущего" по залу с таким видом, будто он тут лорд британский, а все остальные - pardon, быдло. Бывают такие лакеи, которым отчаянно хочется дать по лицу. - Именно так бы и посидел бы. Клянусь, лучше прикончу сотню британцев, лишь бы опять на таком балу не оказаться.
- Осторожнее с клятвами, войсковой старшина, - заметил я. - Если она пустая, то можно и кару от Господа Бога получить.
- Ничуть не пустая, - запальчиво ответил Смолокуров. - Британцев иль испанцев, но за кампанию готов их хоть тыщу прикончить, только б опять этот паркет не топтать. Одного только я понять не могу, вашбродь, так это войны их, как бишь её, Полуостровная, верно?
- Чего вы понять не можете, войсковой старшина? - поинтересовался я.
- Как народ может промеж себя воевать, - сказал Смолокуров, обрадованный возможности поговорить и отвлечься от столь ненавистных танцев. - Это же, вроде как, с самим собой воевать, что ли?
- Ну, войсковой старшина, - протянул я, - наш народ тоже этим грешил. Вспомните, хотя бы восстание Пугачёва.
- Нет, про то мне ещё батюшка говаривал, - с видом знатока покачал головой Смолокуров. - Наша страна велика и разноязыка. Ведь там, за Уралом-рекой кто живёт? Мы, казаки, да башкиры, ну и разбойный люд всякий. Они ж нас и за братьев по отечеству не считают. Вот и пошли войной против Государыни, упокой Господи её душу.
- Испания может и не столь велика, - заметил я, - но народов в ней живёт тоже много. Она ведь была поделена на десятки княжеств и королевств, вроде германских. И объединяла их сначала ненависть к общему врагу - маврам Кордовы. А когда же тех изгнали, тут всплыли старые разногласия. И только общий враг мог сплотить испанский народ против себя или же гордость за родину, империю, над которой никогда не заходит солнце. Теперь же, когда нет гордости и общего врага вроде нет, вот и вплыли все старые обиды и разногласия.
- Но всё равно, как-то не по-людски резаться друг с другом, - вздохнул войсковой старшина. - Не понимаю я их.
- А вот вы представьте себе, войсковой старшина, - решился я на небольшую провокацию, - что Бонапарт вместо нашего Государя своего брата бы поставил. Что вы делать стали? Присягнули бы новому правителю?
- Спрашиваете! - вскричал Смолокуров и тут же зажал себе рот, поняв, что непозволительно громко заговорил. - Нет, конечно, - продолжил он уже тише. - Воевать бы против него пошёл.
- Вот видите, - кивнул я, - но не все же такие, как мы с вами.
- И то верно, вашбродь, сволочей да проходимцев всегда хватает. Вон и Смутное время даже князья, говорят, ляхам служили.
- Не только проходимцы врагу служат, - покачал головой я. - Есть и те, кто служит по идейным соображениям.
- Как это? - удивился Смолокуров.
- Есть те, кто считает, что лучше служить врагу, если он власть в стране, нежели сеять в её пределах смуту, сопротивляясь ему. Так считают и испанцы, сражающиеся на стороне Жозефа Бонапарта. Вместе с ними, к слову, нам биться плечом к плечу. Поэтому я и не считаю их за проходимцев, как-то не очень приятно воевать вместе с ними.
Смолокуров задумался, а я, заслышав голос распорядителя, объявившего венский вальс (к слову, ничуть не пострадавший из-за войны со Священной Римской империй, как полонез), устремился к даме, которой обещал этот танец. С дамой вышла неприятность. Я не стану называть имени этой благородной девицы, так как она невольно оказалась в центре изрядного скандала.
Рядом с нею я обнаружил нагловатого гусара из Белорусского полка в сине-красном мундире. Он весело разговаривал с моей дамой, протягивая руку для танца. Дама отмахивалась вееров, однако настойчивый гусар отступать не собирался.
- Господин офицер, - обратился я к нему, изящно поклонившись даме, - вы не видите, что дама не желает танцевать с вами? Этот танец она обещала мне.
- Да что вы, господин пехотинец, - нагло ответил мне гусар. - Я не был свидетелем этого. Так что дама - моя, я первый подошёл к ней и пригласил на танец.
- Сударь, - ледяным тоном произнёс я, - дама не трофей, чтобы брать её первому попавшемуся. - От этих слов дама моя покраснела и закрыла лицо веером. - Вы знаете, офицер моей роты отчего-то принёс на этот бал пару отличных дуэльных пистолетов "Гастинн-Ренетт". Не желаете ли осмотреть их?
- Когда угодно, - щёлкнул каблуками гусар.
Я же, воспользовавшись моментом, протянул даме руку и, подхватив её, увлёк в танец. Гусар остался не с чем. Я мельком заметил лицо его, он смертельно побледнел и смотрел мне в спину злобным взглядом. Не знал тогда, что взгляд этот мне готовит.
Станцевав венский вальс, я поклонился даме и направился на поиски гусара. Тот оказался там же, где мы встретились. Он стоял и ждал меня вместе с парой таких же молодых офицеров своего полка.
- Итак, сударь, - сказал он мне, - вы, наконец, освободились? Вы вызвали меня, и потому я объявляю вам условия дуэли. Будем драться на саблях, до смертельного исхода.
- Я не могу принять этих условий, сударь, - ответил я. - Во-первых: у меня нет сабли, если только один из ваших друзей не одолжит мне свою. Во-вторых же и это главное, драться до смерти я не стану, потому что идёт война и гибель любого офицера российской армии станет изрядной потерей.
- Вы трус, сударь, - отрезал гусар. - Саблю вам даст любой из моих друзей. Что же до смертельной дуэли, так вы, видно, сударь, просто боитесь с жизнью расстаться.
- Я воевал во Франции и над Трафальгаром, - ответил я. - В Испании я с ополченцами шёл на наёмников генерала Кастаньоса. И после этого вы, сударь, называете меня трусом.
- Ты ещё наградами похвались, - рассмеялся один из гусарских приятелей.