Пламя взметнулось на десяток метров вверх, скрыв в своем вихре зверочеловека, не давая ему даже броситься в ревущий и беснующийся внизу поток воды. Одиннадцать Назгулов одновременно пожелали одного - обратить весь берег у разрушенной плотины в гигантский костер, и это желание осуществилось. От ИБС не осталось даже следа…
Секунду спустя, когда к ним вернулась способность рассуждать логически, по одиннадцати сознаниям эхом отозвалась одна и та же мысль, выраженная коллективно.
- Если мы…
- Можем запалить…
- Такой костер…
- Если огонь…
- Подчиняется…
- Нам…
- То…
- Почему бы…
- Нам…
- Не усмирить…
- И воду?!..
Мысль промелькнула, обрела форму, позволила себя осознать, и лишь тогда стала обретать содержанием. Мысленно Назгулы проследили движение сметающего вся на своем пути потока, пока еще, впрочем, не дошедшего даже до первого по течению железнодорожного моста. Мысленно разбили его на составляющие части, дробя те, в свою очередь, на более мелкие, до тех пор, пока для каждого из них река не превратилась в совокупность обезумевших атомов. А затем, единым усилием, создали на пути непроницаемый барьер из самой воды.
И река покатилась назад, метр за метром, все набирая скорость, возвращая отнятые у людей клочки суши.
"Если сейчас здесь объявится еще один ИБС, - мелькнуло в голове Дениса, - То он имеет все шансы перестрелять нас всех, одного за другим. Слишком уж мы напряжены и отрешены от окружающего мира."
Река возвращалась в свою тюрьму, подчиняясь невиданной силе, заставившей ее повернуть обратно.
Один за другим поднимались из воды бетонные блоки, вставая на отведенное им в плотине место - это на помощь Назгулам пришел сам Тень, сила которого простиралась, видимо, много дальше покорения беснующихся равнинных рек, возомнивших себя горными. Остановившись там, где они стояли до взрыва, блоки замирали, ожидая, когда Тень пирокинезом впаяет их обратно в постройку, и спустя минуту с момента первого взрыва, плотина вновь стояла на своем месте, все так же казавшаяся нерушимой и непоколебимой, как и раньше.
- Мои поздравления! - произнес Тень, - Такого даже я еще не видел.
Назгулы устало молчали, то ли подбирая слова, то ли просто неимоверно устав, бросив все резервы своего организма на беспощадно отнимающий энергию телекинез.
- Теперь вновь разделимся, отправляясь курсировать по городу. После этой неудачи они просто обязаны как-то себя проявить…
Денис встряхнул головой, отгоняя вихрь надоедливых красных искорок, замелькавших перед глазами в момент смерти Муха. Он уже начинал привыкать к тому, что смерть каждого Назгула эхом отдается в его голове, вызывая приступ каких-то галлюцинаций и головной боли. Но, взглянув на Бласта, он понял, что не у него одного. Тот выглядел еще более растерянным и подавленным, вероятно, ощутив последнюю смерть в той же полноте, в какой он, несколько часов назад, ощутил смерть Берсека. Теперь он уже знал, что через несколько минут это чувство дезориентации пройдет, уступив общему подъему и приливу сил, но… Ощущение, что ты смотришь в затягивающий тебя портал, ты будешь помнить всю жизнь, даже если оно будет длиться всего несколько секунд.
- Вперед! - скомандовал Тень, поняв, что его попытки поднять боевой дух своей усталой и обескровленной потерей еще одно друга армии, обречены на провал. - Вперед! Добьем их!
Назгулы двинулись с места, но не набрав высоту и помчавшись в сторону города, а с точностью до наоборот, плавно опустившись на восстановленную плотину, на пролегающей по которой дороге едва-едва были видны оплавленные следы некогда гигантских трещин. Ничего не понимающий Тень опустился рядом.
- Дай нам минуту. - тихо произнесла Диана, опускаясь на одно колено. Другие последовали ее примеру. - Мы должны помянуть друга.
И вновь ожившие мысли Назгулов помчались над водой, правда, теперь уже не бурной, а покрывающей дно реки всего на пару метров - большая ее часть сейчас с шипением и ревом вырывалась из приоткрытых ворот плотины, будучи загнанной наверх против своей воли. И вновь вода была просмотрена вся, вплоть до самых своих мельчайших частиц. Вот только теперь не она была их целью, а унесенное вырвавшейся из под контроля рекой тело, облаченное в черную униформу "Когорты".
Лежа на спине Мух поплыл над рекой, приближаясь к плотине и, по пологой дуге, возносясь вверх, поддерживаемый телекинезом Назгулов. Наконец, его неподвижное тело замерло в пяти шагах от них.
- Он не хотел, что бы его хоронили, когда он умрет. - дрогнувшим голосом сказала Диана и все, вдруг, сами того не желая, увидели тот миг, в котором он просил ее об этом. Она передала им этот образ, не желая больше держать это в себе. Образ беседующих в постели при свете ночника мужчины и женщины, тесно прижавшихся друг к другу. - Я любила его!
- Он тоже любил тебя. - произнес Бласт. - Я знал о вас.
На секунду Диана вспыхнула, но тут же на ее глаза вновь навернулись слезы.
- Это твоя работа, все знать. - ответила она. - Придержите его, пока я… - она не смогла произнести того, что хотела, но слов и не было нужно. Назгулы отчетливо увидели образ превращающегося в пепел и разлетающегося по ветру тела Муха.
Несколько секунд спустя все было кончено.
- Теперь летим. - ставшим, вдруг, твердым голосом, произнесла Диана и, поднявшись в воздух, обратилась к Тени. - Ты, ведь, даже не снял своей шляпы.
И в этих словах не было укора, лишь слепое, холодное презрение, помноженное на ненависть.
Назгулы не поднялись - они взмыли в воздух, не сговариваясь исчезнув в разных направлениях. Они выходили на охоту, меняя тактику. Раньше их первоочередной задачей было защищать людей, теперь же, если бы зверочеловек засел в жилом доме, взяв полусотню заложников, Назгулы, не раздумывая, разнесли бы дом в клочья. Теперь они защищались и от тех и от других.
На плотине остались лишь Тень, Бласт и Единорог, сверлившие глазами друг друга.
- Что происходит?! - рявкнул Тень, глядя в глаза Бласта. - Как ты не старался, я все равно сильнее и, потому, без труда могу заглянуть в твою голову. Ты копал под меня?! Зачем? Что ты нарыл?! Отвечай!
Его глаза светились яркостью, заставив Бласта отступить на шаг. Единорог повторил его маневр, держась с ним бок о бок, на случай внезапного нападения Тени. Впрочем, памятуя об их поединке в стеклянной воронке, он понимал, что шансов выстоять против него у них очень мало. Практически нет совсем.
- Я многое узнал о тебе, Тень. - крикнул Бласт, но в его крике не было той силы и решимости, с которой он накинулся на него, узнав о гибели Пумы. Он боялся. И Денис не мог его за это упрекать. - Узнал о том, кто ты и откуда, как ты получил свою силу, и зачем тебе "Когорта".
Денис удивленно воззрился на него, мысленно упрекая себя за то, что когда-то недооценивал Бласта не только как бойца, но и как человека.
- Кто еще знает?! - рявкнул Тень, и по скрещенным на груди его рукам змеей промелькнула голубая молния, предвестница будущей грозы.
- Все! - был ответ. - Все, кроме Единорога, он слишком долго отсутствовал.
Тень умолк, сраженный наповал этой вестью. Да, он недооценил их, своих творений, своих детей… Своих Назгулов. Вот уже год, как они плели против него заговор, а он даже не догадывался ни о чем. Грош цена его способностям, если он не смог вычислить предателей у себя под носом. Наконец, приняв решение, он отвернулся, мазнув Бласту и единорогу рукой.
- Убирайтесь отсюда! - произнес он, медленно поднимаясь над плотиной. - Летите, разделайтесь с ИБС. Поговорим потом!
- А если мы не уйдем?! - с вызовом крикнул Бласт.
- ВЫ УЙДЕТЕ! - голубая молния прочертила воздух, вонзившись в грудь Бласта, заставив того со стоном повалиться на асфальт. Даже не обернувшись, чтобы посмотреть на результат, Тень вертикально взмыл ввысь и вскоре исчез из виду.
Единорог подал Бласту руку, помогая тому подняться.
- О чем вы говорили? - спросил он, когда глаза Бласта приняли, наконец, осмысленное выражение.
- О нем, любимом… - с трудом произнес тот, еще не полностью оправившись от удара. - Ты был прав, говоря о том, что все мы - марионетки. Тень управляет нами, пытаясь переустроить мир. Подготовить наш мир для захвата теми, кто дал ему его силу!
- И кто же это?
- Давай-ка, лучше, обсудим это в полете, в процессе поиска зверолюдей. В одном Тень прав - сейчас они куда важнее для нас, нежели он. Ну а по дороге я тебе все расскажу.
Они оторвались от земли, послав "Флайбы" вперед и бросив последний взгляд на восстановленную Назгулами плотину. Это была победа, большая победа, но оба они знали, что главный бой еще впереди.
Тысячи образов, сопровождаемые короткими комментариями Бласта, вливались в сознание Единорога и, постепенно, мозаика начинала складываться в единую картину. Все вставало на свои места - и появление Тени, и создание "Интеркомодитис", "Когорты", и даже смерть Пумы. Все становилось предельно ясно… В обмен он передал все, что знал о смерти Москвина.
Бласт
Для Бласта, долгое время жившего словно на иголках из-за воспоминаний о том, каким образом он открыл в себе способности Назгула, в "Когорте" существовало только два авторитета, к уважению которых он стремился. Ими были Единорог, едва не убивший его тогда, на метромосту, и Дима Москвин, спасший его и, фактически, сделавший Назгулом. Единорог ненавидел его, не смотря на то, что Бласт делал все, чтобы искупить свою вину и доказать, что он способен не только отнимать жизни. Но с Москвиным они, все же, сдружились. Димка оказался не столь обремененным принципами, как Денис и, что называется, не отказывал людям в праве на ошибку. Иными словами, он признавал и правоту Единорога и, одновременно, давал Бласту второй шанс. Шанс искупить свою вину. Димка научил его всему, что знал. Научил драться, стрелять, проникать с чужие мысли… убивать. Но убивать не ради денег, как это делали многие в "Когорте", не ради сомнительных принципов организации, а ради себя самого. Ради того, чтобы выживать самому.
Со временем, когда Москвин понял, что Бласт выделяется среди всех Назгулов не столько своей силой, как Единорог, ставший к тому времени инструктором по боевым искусствам, а чем-то иным - быть может, не сожженной внутренним огнем Назгула душой, они стали настоящими друзьями. Вместе отправлялись на диверсионные задания как в этом мире, так и во вторичных, вместе старались выходить на дежурства…
Но в тот день, когда Бласт спас из рук каких-то ублюдков девушку по имени Вера, фактически перевернувшую всю его жизнь, он был один. Глупо было отправлять на дежурство над одним районом сразу двух Назгулов. Вообще, не смотря на заверения "Когорты" в печати, что над городом ежедневно парят девять Назгулов, как правило, в сутки дежурили не больше троих, а в праздники это количество увеличивалось до пяти. И этого вполне хватало, так как при скорости движения в открытом небе, порядка трехсот километров в час, Назгул мог поспеть в любую точку города минут за пять, едва получив вызов от диспетчера. Вот и тогда, не смотря на то, что дежурили в этот вечер Бласт, Москвин и Франк, все они парили над разными районами, распахнув разум в поисках, "черных мыслей" - если внизу, под ними, происходило, скажем, убийство - они, улавливая мысли убийцы, тут же пикировали вниз и пресекали любые попытки противоправных действий.
Бласт медленно кружил на Академгородком, когда "услышал" на берегу Обского моря крики о помощи. Он снизился, оценивая ситуацию. Четверо парней избивали одного, а пятый держал девушку, скрутив ей руки за спиной. Видимо, эти двое решили провести ночь на пляже, не учтя, что помимо них это обязательно захочет сделать какая-нибудь пьяная компания. Парень уже был в глубоком ауте, что не останавливало разгоряченных спиртным нападавших. В общем, стандартная ситуация… Бласт тоже действовал стандартно. Спикировал вниз, несколькими точными ударами раскидал нападавших, вырубив при этом троих из пяти, надел всем на руки наручники с кодовым замком и, продиктовав диспетчеру суть происходящего и номера наручников, отпустил всех восвояси. Такова была тактика действия "Когорты" в случае мелких правонарушений - одеть наручники и отпустить. Юмор был в том, что снять их теперь могли только в "Когорте" и арестованным таким образом оставалось только три варианта: ходить со скованными за спиной руками до гроба жизни; пытаться снять наручники, которые при повреждении их микропроцессора взрывались, отрывая бедолаге кисти рук; или же, отправляться в "Когорту" и "добровольно" сдаваться, после чего будучи предваренным в тюрьму или заплатив штраф. После того, как слух о том, что несколько человек лишились рук, все, как правило, выбирали третий вариант. Удобно и действенно. Не надо никого арестовывать, тратить деньги, нервы и бензин на доставку преступников…
Когда нападавшие разбежались и расползлись, отчаянно матеря про себя проклятого Назгула, но не решаясь сказать это вслух, Бласт оказал первую помощь лежащему в отключке парню и, убедившись, что жить тот будет, хоть и проваляется некоторое время в больнице, вызвал скорую помощь, сообщив диспетчеру координаты. Он уже собрался, было, продолжить свой полет, когда, абсолютно случайно, "услышал" мысли девушки:
"… Один из тех, кого собрал вокруг себя Тень. Мой Толя…"
Как ему удалось устоять на ногах, услышав это, Бласт не знал. Перед ним был человек, знавший Тень не как загадочного супергероя, а как человека, которым он когда-то был. И Бласт не сумел удержаться. Усыпив девушку, он заглянул в ее память, разыскивая сведения о Тени. И нашел… история их знакомства всплыла перед ним, подобно флэшбэку в фантастическом фильме. Где-то - немного смазанная, где-то - домысленная ей самой, а где-то - лишь точное отражение реально существовавших фактов. Увиденное в ее сознании заставило Бласта поразиться, каким образом эта девушка осталась жива, зная столько о, пожалуй, самом страшном сейчас человеке на планете. Ответ был прост - она была его первой любовью, и даже у Тени, всегда казавшегося Назгулам жестоким прирожденным убийцей, не поднялась на нее рука. К тому же, она тоже любила его, поэтому никогда и никому не рассказывала о том, что знала. Сдерживаемая не страхом перед Тенью и теми силами, что стояли за ним, а куда более сильным чувством… Даже сейчас, по прошествии 14 лет после их знакомства, вера все еще надеялась, что он вернется. Вернется к ней…
Письмо лежало в почтовом ящике как всегда, ровно через неделю после того, как Вера отправляла свое - Толик никогда не медлил с ответом. Письмо, как письмо, как всегда, в самодельном конверте из идеально белой бумаги, с маркой в правом верхнем углу и "Гербом Островского", как называл Толик свой личный символ - зеленый прямоугольник с буквой "О" в центре и синими стрелками, расходящимися от нее во все стороны. Зеленый цвет означал природу, "О" - его самого, Анатолия Островского, а стрелки говорили о его свободолюбии.
Письмо, как письмо, но задолго до того, как открыть его Вера уже точно знала, что оно резко выделяется из всего, написанного Толиком за все время переписки с ней.
Познакомились они зимой, полтора года назад, через клуб знакомств в какой-то газете, после того, как Вера подала туда типичное для девчонок ее возраста объявление, буквально от нечего делать. "Мальчишки, ну где же вы? Как можно совсем оставить без внимания прелестную голубоглазую 13-ти летнюю девчонку? Напишите мне, и я обещаю, что жалеть об этом вам не придется! Со мной не соскучишься!" - гласило оно. На этот призыв откликнулось с десяток мальчишек от 12-ти до 16-ти лет, но по настоящему внимания заслуживал лишь один из них. О нем нельзя было ничего сказать однозначно, в его письмах чувствовалась то безграничная тоска, то искрометный юмор. Он то восхищался всем миром, то критиковал его направо и налево. С ним было всегда интересно, он мог пуститься в обсуждение чего угодно и когда угодно. За это Вера его и полюбила…
Их переписка продолжалась чуть больше года, когда по весне Вера предложила встретиться. Все бы хорошо, но жили они в разных концах города, и доехать к ней в Академгородок ему было отнюдь не просто. Но, к великой радости Веры, Толик с готовностью откликнулся на предложение встретиться где-нибудь на нейтральной территории, например, на набережной Оби.
Она была тогда просто очарована этим спокойным, рассудительным парнем, который, к тому же, был на два года старше ее. Толик совершенно не походил ни на кого из Вериных знакомых. Он любил поговорить и поспорить, но даже в самых оживленных спорах никогда не повышал голоса, не ругался и не размахивал руками словно мельница, как это принято говорить, "для пущей убедительности". Однако, переубедить его в чем-либо было просто невозможно. Толик обладал уникальным даром убеждения, и использовал его "на всю катушку", так что, чем дольше они встречались, тем больше изменялись Верины представления о жизни и окружающем мире.
- Жизнь прекрасна? - восклицал он с неподдельным изумлением на лице, - Ты меня просто удивляешь! Это выдумка трусов и ничтожеств, боящихся открыть глаза, и трезво взглянуть на этот мир, необходимая им доля успокоения собственной мелкой душонки! Они словно дети, у постели которых стоит воображаемый монстр. Достаточно накинуть одеяло на голову, и раз ты не видишь монстра, значит и от не видит тебя - бредовое детское заблуждение. Но жизнь реальна, от нее не спрячешься под одеяло! Этот "монстр" реален, и встречать его нужно лицом к лицу! Жизнь ужасна, отвратительна, чудовищна! И, как ни странно, именно это и придает мне силы жить! Человеку нужно всегда иметь врага - нужно бороться против кого-либо, это делает его сильнее.
Мой враг - сама жизнь, будь у нее хоть тысяча обличий. Фактически, получается, что я борюсь против всего мира - пусть будет так, ведь, в конце концов, наша жизнь - всего лишь вечный бой, победить в котором все равно нельзя. Почему? Да потому, что в финале нас все равно ждет старуха с косой, и никуда от нее не денешься, как не старайся. Значит, цель жизненного пути - одержать как можно больше маленьких побед и прослыть, по возможности, "Великим Полководцем". Ведь добились же этого такие великие люди, как Пушкин, Есенин, Лермонтов… Гитлер и Сталин, наконец! Да, последние двое - чудовища, но менее великими они от этого не становятся. Пусть свою жизненную энергию и весь свой потенциал они направляли во зло, но все же, они - гении!
Раскрыв рот от удивления Вера слушала, и постепенно начинала перенимать эту, и другие Толины теории.