* * *
Судя по положению солнца на небосклоне, очнулся Лаврушин часа через три.
Он как тигр был спелёнат в крепкую сеть, закреплённую на двух шестах. Недалеко от него в том же положении висел Степан. Вид у него был нарочито беззаботный, очнулся он пораньше своего товарища.
- Ты жив? - прошептал Лаврушин.
- А ты не видишь?
- Думал, пристрелили тебя злыдни. Даже жалко немного стало.
- Ох, спасибо. Кто бы мог подумать.
- Я бы никогда не подумал.
Друзья, несмотря на отчаянность положения, начали точить лясы. Чувствовали они себя неплохо. Как после обычного сна.
Степан начал лениво насвистывать песню Высоцкого "Охота на волков".
Шесты возвышались с краю просторной поляны. С другой её стороны стоял космический корабль. Больше всего он походил на слегка помятую банку из-под пива в десять метров высотой. Его цвет копировал цвет окружающей среды.
- Мимикрия, - сказал Степан, заметив, куда устремлён взор друга. - Корабль-шпион.
- Ага, - хмыкнул Лаврушин. - Агрессоры с Венеры. Давно ждали.
- На допрос потащат.
Однако допрашивать их никто не собирался.
Восьминог, положив на передние лапы тяжёлую голову и вывалив на траву длинный язык, дремал у звездолёта. Двое четверорукое собирали что-то вроде складных стульев. Один, в чёрных очках, разлёгся на траве, пялясь в голубое небо. Ещё один вытаскивал из люка какие-то банки, свёртки и коробки. По огромным синим ушам пришельцев от дуновения ветра пробегала рябь, как по водной глади.
Одеты гости из космоса были в разноцветные комбинезоны. Одежда была старая, потёртая. У одного на зелёном колене сияла лимонно-жёлтая заплата. У другого по спине шёл грубый шов.
Вскоре земляне уже могли различать их. Один был толще других, второй - худее, очкарик прихрамывал на правую ногу. Физиономии были сытые и нахальные.
- Высшая цивилизация, - заворчал Лаврушин. - Сброд какой-то!
- Ага. Пивом в розлив с такими мордами торговать, - согласился Степан.
Расставив стулья полукругом и разложив свёртки, толстый и длинный пошли к деревьям. У длинного в руке сверкнул предмет, похожий на зубную щётку. "Зубная щётка" прошлась по стволу тонкой берёзки, дерево, срезанное как бензопилой, упало. Его распилили на дрова.
- Лес портят, - произнёс Лаврушин.
- Да уж, - с каким-то мрачным, скрытым от посторонних пониманием произнёс Степан.
- Костёр, наверное, хотят запалить.
- Не без этого.
- И зачем им костёр? - протянул Лаврушин, пытаясь поймать ускользающую мысль. И вдруг его как током пронзило.
- Сожрут!
- Ага, - нарочито беззаботно согласился Степан.
- Зажарят и сожрут!
* * *
Солнце закатилось за лес, перед уходом плеснув на небо ведро алой краски, которую вскоре пожрала тьма. Лес наполнялся ночными звуками.
Несколько часов пришельцы не вылезали из звездолёта. Земляне висели на шестах. Мышцы страшно затекли. Лаврушин пытался раскачивать "гамак" в надежде на то, что шесты обломятся, но увлечься подобными бесплодными попытками ему не дали. Восьмилап приподнял бегемотообразную морду и беспокойно засвистел.
- Во, отдохнули, людоеды, - сказал Степан.
Люк распахнулся, и из звездолёта высыпала развесёлая компания. Они расселись на стульях вокруг поленьев. Восьмилап подполз к ним на брюхе. Толстый одобрительно похлопал по золотой шкуре. Худой чиркнул "зубной щёткой" по деревяшкам, и взметнулся огонь.
По-домашнему потрескивали поленья. Красный огонь бросал блики на физиономии пришельцев. Лаврушин, старый турист, обожал костры и знал в них толк.
Но от этого костерка веяло пожарищами инквизиции.
Костёр горел всё сильнее и сильнее. Неужели правда сожрут? Лаврушин воспринимал происходящее, как отгороженное бронированным стеклом. Ему не верилось в то, что представало перед ним. Такого не могло быть. Их не могли вот так по подлому сожрать!
Пришельцы начали разворачивать свёртки и выкладывать разноцветные кубики, кидать их в рот. Тщательно пережёвывая пищу, они лениво пересвистывались.
Неожиданно Лаврушин осознал, что улавливает мысли пришельцев. Скорее всего, "Чебурашки" общались друг с другом как посредством свиста, так и с помощью телепатии. Мысли эти были наполнены целым океаном малопонятных символов и неясных картин. Но время от времени будто высвечивались чёткие изображения: звёздное небо; далёкий и вместе с тем такой близкий дом; а потом ясная, как на слайде, картина - Лаврушин и Степан сидят в трёхкомнатной клетке, обставленной шикарной мебелью, с телевизором, со столом, заваленным деликатесами, а мимо прохаживаются четырехрукие, восьминогие, шестиглазые, безголовые и ещё чёрт знает какие существа.
"Не съедят, - с облегчением подумал Лаврушин. - В зоопарк посадят", - с ужасом понял он.
Через некоторое время хромой с какой-то торжественной медлительностью поднялся, оглядел своих товарищей и под одобрительный свист направился к люку.
Очки он так и не снял. Он притащил объёмный цилиндр на треноге и аккуратно поставил его у костра.
Цилиндр начал светиться розовым светом. Хромой обхватил его четырьмя руками, выражение лица стало блаженно. Цилиндр стал светиться послабее. Вслед за хромым к нему приложились остальные.
После этого Лаврушин ощутил, как мысли четвероруких становятся вязкими, текут медленнее, начинают путаться.
Пришельцы лениво пересвистывались. Но через несколько минут встрепенулись и стали подталкивать к звездолёту длинного. Им всё же удалось его уговорить. Он вынес предмет, похожий на гармошку, если бы её можно было раздувать с четырёх сторон. Он стал её мять, от чего по лесу понеслись звуки, будто кошка орёт в водосточной трубе. Длинный задумчиво засвистел, его друзья вторили ему.
Но эта идиллия продолжалась недолго. На поляну хлынул поток яркого красного света. "Чебурашки" повыскакивали и испуганно заметались по поляне.
Восьмилап поднял, морду и протяжно засвистел, с тоской и отчаянием.
На поляну неторопливо снижался звездолёт, как две капли воды похожий на тот, что стоял на поляне, но ярко-красный, с жёлтыми полосами поперёк. Поняв, что деваться некуда, четверорукие сгрудились в центре поляны и начали терпеливо ждать.
Люк новой "банки" отполз в сторону. На поляну спустились трое четвероруков. Они были одеты в золотые комбинезоны с серебряными иероглифами на рукавах и плечах. Они походили больше не на Чебурашек, а на сфинксов - из-за сурового выражения лиц.
Главный степенно приблизился к "Чебурашкам" и строго-назидательно засвистел. "Чебурашки", перебивая друг друга, что-то отвечали растерянным и затравленным свистом.
Прибывшие сняли с шеста сначала Степана, а потом - Лаврушина. Распороли сеть. Больше земляне их не волновали.
Друзья не могли несколько минут подняться. Мышцы затекли. Но постепенно кровь начинала пульсировать по жилам. Едва почувствовав, что в состоянии двигаться, они, держась друг за друга, бросились в чащу…
* * *
- Только скажи, что это была галлюцинация и я обычный любитель аномалыщины, - угрожающе произнёс Лаврушин.
Друзья сидели на берегу реки. Лаврушина продолжала бить нервная дрожь.
- Не скажу… Но как это всё объяснимо? - Степан отхлебнул коньяка из плоской фляжки. Там оставалось ещё пара глотков.
- Слушай теорию, - сказал Лаврушин. - Возьмём за основу идею, что Земля - космический заповедник.
- Возьмём.
- Там, где заповедник, там должны быть и браконьеры. Так?
- Ну, так.
- Мы на них и нарвались. Заскочили сюда поохотиться. Восьмилап - это их собака. Породистая, судя по отменной выучке. Ловили они нас для какого-нибудь подпольного зоопарка. А потом решили слегка покутить на лоне природы. Цилиндр - это что-то вроде самогона. Гармошка и свист - песни после выпитого.
- Ну а наши спасители?
- Непонятно.
- То-то и оно.
- А, знаю! Это их милиция…
Собачий рай
Барбос был небольшой потомственной дворнягой огненно-рыжего цвета. Если у него и имелись чистокровные предки, то это было в такой седой древности, что теперь невозможно даже предположить, к какому роду-племени они принадлежали. Его папашу увезла страшная серая машина. Мамаша, легкомысленная и гулящая, тоже недолго досаждала ему своим присутствием. Так что он ещё малым щенком остался один-одинёшенек и в полной мере испил горькую чашу, которая называется борьбой за существование.
Характер у него был незлобивый, общительный, хотя порой он и не прочь был облаять своих сородичей или случайных прохожих. Но делал он это не со зла, а порядка ради. Иначе какая ты дворняга, если стесняешься облаять случайного прохожего?
Жил Барбос не так уж и плохо. Не хуже других. И всё бы ничего, вот только досаждали люди, которых в последнее время развелось чересчур много, да стаи рычащих машин, только и ждущих момента раздавить зазевавшуюся собаку.
От людей Барбос видел мало хорошего. Иногда они расщедривались на мелкие подачки, но чаще являлись источником неприятностей. Однажды бомжи-пропойцы поймали его, чтобы содрать шкуру и по дешёвке продать скорнякам, а мясо сварить и съесть под бутылку отвратно пахнущего самогона. Так бы и случилось, если бы Барбос не перегрыз верёвку и не бросился что есть сил наутёк.
Последние недели Барбос благополучно проживал за помойным баком у китайского ресторана. Питался чем Бог пошлёт. Забавлялся лёгкими любовными интрижками. Что ждёт в будущем - интересовало его мало, всё-таки он был всего лишь собакой. И совсем уж чужды ему были мысли о смысле жизни, о её цели, о прочих высоких материях, раздумьями о которых так любят забавляться люди.
Но иногда на него нападала странная грусть, особенно после того, как ему удавалось избежать встречи с живодёрами, увернуться от машины или выйти невредимым из ожесточённой свары с собратьями. А ночью снился собачий рай - такое место, где нет людей и автомобилей, вдоволь еды, все собаки - добрые братья, ну а кроме собак там разве только кошки, да и то лишь развлечения ради.
Привычное бытие Барбоса разлетелось в миг. Польстился он на кусок аппетитного мяса и угодил в сеть. Очутился в серой машине, в которой разъезжают враги собачьего рода. Что делают с собаками, которых увозят на этих машинах?
Барбос этого не знал, но чувствовал - нечто страшное. Никто из бедняг не возвращался. Ни папаня, ни даже здоровенный непобедимый чёрный пёс, который одно время пытался выжить Барбоса и других конкурентов от китайского ресторанчика.
Когда Барбоса кидали в машину, один из мерзких её хозяев отдавил ему лапу.
Изо рта другого пахло прямо как от тех самых бродяг. Псу стало очень тоскливо, и он, распластавшись на железном полу, жалобно заскулил, готовясь к концу.
Однако его не ожидал бесславный конец. А ждало его славное будущее. У собак нет такого понятия, как слава. Они существа скромные, и им совершенно чуждо желание выставиться перед другими. Зато они знают цену теплу и сытости. А там, куда Барбос попал после тесной клетки и нескончаемого воя бедолаг-соседей, было тепло и сыто.
Место это называлось научно-исследовательским институтом. И там имелась масса невероятных, странно пахнущих незнакомых вещей. Они гудели, щёлкали, переливались разными цветами. Люди в белых халатах выглядели вовсе не злыми. А один из них - невысокий, полноватый, с гладкой, как бильярдный шар, головой - не упускал случая погладить дворнягу и кинуть кусочек колбасы. Он появлялся чаще других.
Кстати, он и назвал новичка Барбосом.
К счастью, Барбоса не ждала судьба всем известной великой собаки Павлова.
Ему не суждено было стать подопытным экземпляром для фармацевтических и биохимических опытов. Время от времени его облепляли датчиками, усаживали в вибрирующие коробки и трубы, брали кровь, усыпляли, но, по большому счёту, ничего страшного не делали. Барбос быстро привык к подобным неудобствам и относился к ним стоически. Главное - тепло и сытость. Он, дворовый собачий философ, на своей так и не снятой бомжами шкуре понял простую истину - от добра добра не ищут.
Между тем великий момент приближался. Однажды Барбоса усадили в автобус.
Потом - в самолёт. Барбос никогда не видел самолёта, но, привыкший к вопиющим несуразностям окружающего мира, принял его спокойно. А вскоре лысый человек, которого Барбос стал признавать за хозяина, и его помощник подняли его в лифте на высокую площадку. Оттуда открывался вид на бескрайнюю степь.
- Спокойно, Барбос, - лысый потрепал дворнягу по загривку и начал пристёгивать ремнями к коробочке, располагавшейся внутри небольшой металлической капсулы.
Потом мягко закрылась дверь, отрезая дворнягу от дневного света, а заодно и от знакомого мира. Через несколько минут послышался жуткий рёв, и всё вокруг завибрировало, заходило ходуном. На собаку навалилась тяжесть.
И Барбос понял - лучше бы ему было остаться у мусорного бака, где было полно объедков…
* * *
Иногда Сидору Сидоровичу Крутлянскому-Мамаеву хотелось быть на месте Барбоса. Но это лишь иногда, когда он всматривался в звёздное небо и в душе оживали старые романтические устремления. Тогда казалось, что собственная жизнь - ничто в сравнении с возможностью проникнуть в Космос, прикоснуться к Вечному, открыть новые горизонты. Но, конечно же, никто не даст посадить в космический корабль Генерального конструкторa, выдающегося человека, с которого ни на миг не спускают глаз телохранители. Тем более, билет в этом корабле только в один конец. Без права возвращения.
Ещё иногда Сидор Сидорович завидовал Барбосу потому, что тот, подобно великим космическим собакам Белке, Стрелке, Лайке, моментально попадёт на страницы газет и в учебники. А Генеральный конструктор - личность в высшей степени секретная.
- Земля-дубль, - вслух произнёс Мамаев-Крутлянский, вглядываясь в усыпанное звёздами небо, зная, что простым глазом увидеть её невозможно.
Плоскость вращения Земли-дубль лежала перпендикулярно плоскости эклиптики других планет Солнечной системы. Кроме того, её поверхность обладала поразительно малой отражательной способностью, непостижимой с точки зрения физики. По этим причинам земными астрономами аномальная планета была открыта лишь три года назад, хотя, казалось, время подобных открытий навсегда кануло в прошлое.
Факт открытия Земли-дубль был сам по себе невероятен, но настоящий ажиотаж начался после того, как выяснилось - условия там схожи с земными. Что это значит? Там есть жизнь? Там существует разум?
Было решено направить на Землю-дубль межпланетную станцию. Задача была очень непростой. Выход в плоскость эклиптики Земли-дубль требовал огромных расходов топлива. Ещё недавно о подобной экспедиции нельзя было и мечтать. Но как раз были закончены испытания жидкофазовых ядерных двигателей - им подобное было по плечу.
Вместе с исследовательской аппаратурой было решено направить в дальний космос живое существо - собаку. Если на Земле-дубль есть биосфера, можно будет проследить, как земное существо будет жить в ней. Кроме того, оставалось немало вопросов по воздействию дальнего космоса на земные организмы.
Чести стать первым посланцем Земли на другую планету Барбос удостоился благодаря хорошему здоровью. Обыватели считают, что все собаки одинаково здоровы - нос холодный, хвостом виляет, лает - и ладно. Но собаки, как и люди, встречаются от природы болезненные и крепкие. Барбос, несмотря на хилое сложение, здоровьем обладал поистине богатырским.
Сидор Сидорович никогда не жалел времени на общение с космонавтами. Он всегда заботился о них. Человеческий фактор в таком тонком деле, как исследование космоса, чрезвычайно важен. Собачий фактор, конечно, не так значителен, но по привычке Генеральный конструктор не упускал из виду и Барбоса.
Со временем он привязался к жизнерадостной дворняге.
В тот исторический день Круглянский-Мамаев был последним, кто воочию видел дворнягу, изображениям которой через несколько часов предстояло надолго обосноваться на газетных полосах и экранах телевизоров во всём мире.
Сидор Сидорович ласково потрепал Барбоса по рыжей шерсти, щёлкнул застёжкой ремня и выбрался из тесной круглой кабины на лифтовую площадку.
Через полчаса с наблюдательного пункта он смотрел на брызнувшее подобно тысяче солнц пламя, на неторопливо, будто пробуя свою гигантскую силу, отрывавшуюся от земли стопятидесятиметровую белую сигару.
"Десять секунд - полёт нормальный… Двадцать секунд - полёт нормальный"…
Отошла первая ступень, работающая на химическом топливе. Потом - вторая.
Ядерный реактор включился за пределами атмосферы. Он выбрасывал разогретые атомной мощью пары воды и наращивал секунда за секундой скорость станции…