- Крайне сомневаюсь, - ответил Старцев без раздумий. - Технические новинки внедряются всегда медленно, исподволь, не сыплются, как из мешка… Здесь же, - он скопировал широкий жест Буланского, - практически всё новое, незнакомое, невиданное…
- Однако ж тут повсюду надписи, свидетельствующие, что именно в Америке создан сей чудо-корабль… - сказал Буланский ещё более задумчиво. И сменил тему:
- Не нравится мне тишина здешняя… Как бы большим шумом не закончилась…
И в самом деле, группы Казакевича и Кухаренко ушли - и как в воду канули. Ни пленников, ни вестовых с докладами… Впрочем, выстрелов или других звуков, свидетельствующих о сопротивлении, тоже пока не слышно.
Неужели очередной "летучий голландец" или какая-нибудь "Мария Целеста"? - мелькнула у Старцева мысль. Стаканы с горячим чаем в кают-компании, дымящаяся трубка в каюте капитана - и ни единой живой души… Хотя здесь и сейчас вместо дымящейся трубки куда вероятнее обнаружить дымящиеся пистолетные гильзы… Кто же всё-таки стрелял? И почему никак не отреагировал на их вторжение?
Ответ на мысленный вопрос капитан-лейтенанта прозвучал почти мгновенно. Где-то в недрах корабля отрывисто грохнули несколько револьверных выстрелов. Пару раз бухнуло что-то непонятное - не винтовка, и не наган. Потом прогремела длинная очередь - очевидно, боцман Кухаренко пустил в ход свой "Мадсен". А затем очереди грянули дружным хором, и отдельные выстрелы стали уже неразличимы в какофонии боя.
Старцев выдернул кольт - рефлекторно, не задумываясь. Стоявшие у шторм-трапов матросы синхронно клацнули затворами трёхлинеек. А затем один из них выкрикнул заковыристое флотское ругательство, глядя вниз, за борт.
Старцев подскочил к краю палубы и успел разглядеть миноноску, полным ходом исчезающую в сумраке.
* * *
- Двигаемся на подмогу боцману, штормтрапы стеречь теперь незачем, - быстро сказал Старцев Буланскому. Ткнул пальцем в одного из матросов: - Бегом к мичману! Пусть шлёт всех свободных людей туда, на бак!
Жестом приказал второму моряку: "За мной!". И они втроём устремились в направлении не смолкавшей пальбы.
Признаться, поначалу Старцев позорно заблудился, запутавшись в дверях, трапах и коридорах. Но быстро сообразил, что не стоит спускаться глубоко вниз, а лучше держаться поближе к верхней палубе - откуда можно было по крайней мере сориентироваться. Кроме того, бой шёл не в самых дальних помещениях корабля, иначе звуки выстрелов звучали бы куда слабее…
Тем не менее они могли бы долго плутать по неосвещённым закоулкам корабля - все фонари, и электрические, и ацетиленовые, забрали с собой группы боцмана и Казакевича. Но внутренние помещения корабля подсвечивали лампы, врезанные в потолки на достаточно большом расстоянии друг от друга - хорошо освещённые участки коридора перемежались с затянутыми полумраком. Свет, как мельком отметил капитан-лейтенант, оказался мало похож на электрический - мягкий, рассеянный, не режущий глаза и не дающий теней… Но дивиться очередной здешней странности не оставалось уже ни желания, ни времени.
Меж тем задававшие направление звуки стрельбы, то затихавшей, то снова возобновлявшейся, - смолкли. Не беда - почти сразу их троица наткнулась на матроса, похоже, охранявшего ведущий вниз трап. При их приближении тот вскинул винтовку и угрожающе рыкнул: "Стой!" - но, разглядев офицерскую форму и погоны, успокоился.
- Что там? - коротко спросил Старцев
- Так что, вашскобродие, отыскали басурманов! - браво доложил матрос.
- Каких ещё басурманов? - впервые вмешался Буланский, и в его голосе Старцев почувствовал нотки тревоги.
- Дык леший их разберёт, вашскобродие! Смуглые, будто турки, ругаются не по-нашему, и одеты не по-флотски вовсе. Но басурманы точные - мы сунулись, а они как раз на карачках все стоят, Аллаху, сталбыть, молятся… Но тут же ружья свои похватали, и на нас… А они, ружья-то, у басурман не хуже боцманского, палят - страсть! Да поздно спохватились, голубчики, дали уж мы им прикурить…
Старцев только сейчас заметил кровавые пятна на гранёном штыке трёхлинейки. Спросил:
- Никак и до рукопашной дело дошло?
- Дык пришлось, вашскобродие… Басурманы-то, как чуть опомнились, плащи волшебные нацепили - не берёт пуля, отскакивает! Так мы троих на штыки - и к Аллаху ихнему в гости!
Старцев почувствовал, что окончательно перестаёт понимать происходящее. Какие ещё, к чертям, волшебные плащи?! Он открыл было рот, чтобы переспросить матроса, но тут из-за поворота коридора появился сам боцман Кухаренко.
- А, вот и вы, вашскобродие! - обрадовался он. - А у нас тут ох и чудны́е дела творятся…
Глава пятая. Заходите к нам на огонёк…
1.
Юхан Азиди, приняв какое-то решение, быстро двинулся к двери. И тут же в грудь ему упёрся автомат Дианы.
Араб отшатнулся к переборке и воскликнул:
- Я парламентёр! Вы не имеете права причинять мне вред!
- А мы и не собираемся причинять кому-то вред, - улыбнулся Лесник. - Более того, мы вас даже выпустим отсюда.
Он сделал знак, адресованный Диане. Она, поняв напарника с полувзгляда, положила автомат поодаль от араба, левой рукой крутнула штурвал на двери и приоткрыла её. Пистолет в её правой руке был поднят стволом вверх - но вряд ли кто-то сомневался, что перенацелить его в любую точку она сможет за доли секунды.
- Наши переговоры окончены, мы выслушали ваше предложение и теперь хотим его обдумать, - сообщил Лесник. - Вы можете уходить. По-моему, вам тоже есть сейчас, чем заняться….
Несколько растерявшийся господин Азиди как-то боком отошёл к двери, прислушался: звуки боя стихли некоторое время назад, но чем он завершился для боевиков Халифата, оставалось только гадать. Араб глубоко вздохнул, протиснулся сквозь полуоткрытый проём. Очутившись на палубе, сразу же завертел головой, пытаясь понять, что же всё-таки произошло на корабле.
- Руки вверх! - раздался оклик откуда-то сверху. Причём это было сказано по-русски. Азиди, впрочем, понял - мгновенно вытянул обе руки над головой, на лице его отразилось несказанное изумление. Лесник и Диана изумились ничуть не меньше. Они переглянулись, затем Лесник поставил автомат на предохранитель, убрал его под трофейную накидку и решительно шагнул к двери.
2.
Оказавшись на палубе рядом с арабом, он обнаружил, что сверху, с крыла кормового мостика, прямо на него смотрит дуло винтовки. Обычной мосинской трёхлинейки с четырёхгранным штыком. Винтовку держал молодой матросик в чёрном флотском бушлате, из-под которого виднелась полосатая тельняшка. Что было написано у него на бескозырке, Лесник разобрать не смог. У ног матроса стоял большой фонарь старинного вида, судя по синеватому оттенку света - ацетиленовый.
- Пилипенко, что у тебя там? - донеслось откуда-то из-за надстройки.
- Да вот, двое… - слегка растерянно ответил матрос. Араб, едва ли что-то понявший из короткого диалога, сделал шаг в сторону, и тут же отклонившееся было дуло винтовки вновь уставилось на него.
- Не балуй! Стоять смирна!! - матрос явно старался выглядеть куда более старшим и суровым, чем был на деле, но в конце реплики сбился на юношеский фальцет, несколько подпортив впечатление. Хотя трёхлинейная винтовка - аргумент и без того вполне убедительный.
Морячок снова повернул голову в сторону невидимого пока начальства, и Лесник наконец-то смог прочитать выведенное на ленточке название корабля: "Князь Суворовъ". Именно так, с твёрдым знаком.
Вот оно что… "Тускарора" угодила в девятьсот четвёртый год, и на её борту как-то оказались матросы эскадры Рожественского - иных вариантов нет. Можно сказать, свои… Да вот только посчитают ли русские моряки своими двоих подозрительных штатских - Лесника и Диану?
Странно, что в истории похода Второй Тихоокеанской эскадры не сохранилось никаких сведений об этой встрече… Однако если всё и дальше пойдёт так, как идёт, - очень скоро все исторические познания Лесника будут стоить не более, чем в клочья разодранная память Юхана Азиди. "Тускарора" должна отправиться на дно, и чем скорее - тем лучше.
С другой стороны надстройки раздался стук ботинок по настилу, и в поле зрения появился ещё один человек - на этот раз в фуражке и кителе с офицерскими погонами. В руке он держал револьвер.
- Вот, ваше высокоблагородие, арестовал тут двоих! - отчитался матрос. Офицер окинул взглядом стоящих внизу и быстро, не касаясь поручня, сбежал по трапу вниз.
- Ху из ю? - резко спросил он.
- Вообще-то вежливые люди представляются первыми, - негромко произнёс Лесник. Просто для того, чтобы сказать что-то по-русски. Офицер сразу же перевёл взгляд на него.
- Мичман российского флота Казакевич, - сухо представился офицер с коротким полупоклоном, не прибавив к этому ни имени-отчества, ни должности, ни названия корабля. Лесник вздохнул. И ответил в той же сухой манере:
- Урманцев. Русский, как вы могли догадаться. Служу в… впрочем, об этом лучше поговорить чуть позже, в более удобных обстоятельствах.
- Очень хорошо. А сейчас я вынужден вам объявить, что по законам военного времени вы считаетесь задержанными до… До прояснения обстановки. У вас есть оружие?
Лесник немного помедлил с ответом.
- Да, есть.
- Положите его на палубу, - приказал мичман, не приближаясь и не опуская револьвер.
Ну и что? На самом деле сдаться морякам Рожественского в надежде сделать их своими союзниками? Конечно, обладая скоростью реакции полевого агента, ничего не стоит нырнуть обратно за дверь и запереться, - разминувшись при этом с пулями, выпущенными и из нагана, и из трёхлинейки… Но зачем? При любом раскладе сразу к стенке не поставят, не девятьсот восемнадцатый год всё-таки… К тому же под шальную пулю может попасть Юхан Азиди, - и вполне вероятно, что никто из его боевиков не владеет информацией, которая позволит агентам вернуться в своё время…
3.
- Положите оружие! - настойчиво повторил мичман. Холодка в голосе прибавилось.
Лесник засунул руку под накидку, медленно, без резких движений извлёк автомат, осторожно опустил на палубу.
Затем Казакевич повернулся к арабу:
- Попрошу вас сделать то же самое.
- Он не понимает по-русски, - пояснил Лесник. И повторил слова мичмана на английском - судя по первой прозвучавшей фразе, полиглот из моряка был никудышный.
Юхан Азиди немного поколебался, переводя взгляд с Лесника на мичмана и обратно. Затем тоже сунул руку за отворот пиджака и осторожно вытащил оттуда пистолет с непропорционально длинным и тонким стволом. Положил на палубу.
Казакевич обернулся к матросу, намереваясь что-то приказать - но тут со стороны ходовой рубки раздался треск автоматных очередей: одна, вторая… Затем всё перекрыл громовой звук выстрела из оружия, которое Лесник не смог опознать. Грохнуло несколько винтовочных выстрелов, и вновь наступила тишина.
Мичман насторожился, будто принюхиваясь к воздуху. Затем махнул правой рукой, в которой всё ещё сжимал револьвер, в сторону открытой двери:
- Пилипенко, осмотри помещение!
Пилипенко… Лесник вспомнил генерал-майора с той же фамилией - ещё не появившегося на свет. А ну как сейчас грохочет ботинками по трапу его родной прадедушка?
Спустя пару минут матрос доложил:
- Пусто, ваше высокоблагородие! Баталерка, не иначе, - свёртки лежат, ящик какой-то… Люк, две двери, - все задраены, но запоры с нашей стороны. Дальше идти, ваше высокоблагородие?
- Отставить! Нечего в глубь в одиночку соваться… Шагайте вперёд, к баку, - сказал мичман уже Леснику, а Юхану Азиди сделал недвусмысленный жест наганом. - Пилипенко, приглядывай за ними.
- Да куды ж они сбегут, ваше высокоблагородие! - отозвался матрос, но тем не менее вновь угрожающе поднял винтовку.
Так гуськом они двинулись в сторону носа корабля - впереди араб с поднятыми руками, за ним Лесник, позади - матрос и мичман, подобравший с палубы оружие задержанных… Поднимать руки вверх полевой агент Новой Инквизиции счёл ниже своего достоинства.
Лесник, покидая их убежище, ни о чём с Дианой не договаривался. Похоже, у напарницы созрел собственный план действий, не предусматривавший близкого знакомства с русскими моряками - и отвела глаза мальчишке она легко и просто. И от себя, и от двух арабов, - мёртвого и связанного.
Проходя мимо открытой двери, Лесник сделал незаметный со стороны условный знак, означавший: каждый действует по обстановке, на своё усмотрение. И пошагал в сторону бака.
Дела минувших дней - VII Северное море, октябрь 1904 года
Из рассказа боцмана картина прояснилась несколько более полная, чем из сбивчивого рассказа матроса.
Обыскивая носовые надстройки, группа под водительством Кухаренки натолкнулась на помещение, где неизвестные люди, числом около полутора десятков, и в самом деле совершали мусульманский намаз. "Нагляделся я в Туркестане на такое, - пояснил боцман Старцеву. - У них не забалуешь, Аллаху аллахово отдай и не греши, по пять раз в день на карачки становятся…"
Молящиеся встретили пришельцев весьма недружелюбно, тут же похватали оружие, о боевых качествах которого Кухаренко отозвался достаточно высоко: "пули мечут, как горохом сыплют…" Но в тесном замкнутом пространстве преимущество в скорострельности не помогло скучившемуся противнику: моряки огнём очистили помещение, без потерь уложив пятерых "басурманов". Те отступили в коридор, туда же на плечах противника ворвался и боцман с товарищами.
Но здесь характер боя изменился: "басурманы" действительно облачились в некие плащи - волшебные они или нет, Кухаренко не знал, но ружейный и револьверный огонь на самом деле потерял какую-либо результативность.
Моряки, не долго думая, ударили в штыки - и вновь опрокинули неприятеля. На сей раз без потерь не обошлось: один матрос убит, другой ранен… Когда к противнику, по всей видимости, подошло подкрепление (по крайней мере ответный огонь стал куда гуще), боцман, потерявший треть группы, счёл за благо отступить. Отходя, моряки задраили перекрывавшую коридор дверь - "без пироксилину не отопрут, нехристи", - выразился Кухаренко.
Оставалась возможность, что оправившиеся враги попытаются контратаковать, найдя обходной путь из блокированной части корабля - во избежание неожиданностей боцман расставил троих оставшихся в строю людей у ведущих вниз трапов. Однако какой-либо уверенности, что перекрыты все возможные подходы, у него не было.
Пока боцман рассказывал, подтянулись ещё четыре матроса, присланные на подмогу Казакевичем, - тоже какое-то время плутавшие по коридорам корабля.
- Пойдёмте, осмотрим убитых и трофеи, - сказал капитан-лейтенант Буланскому.
Старцев, надо сказать, испытывал изрядную растерянность, переходящую в ощущение нереальности, иллюзорности происходившего. Боцман и матросы, похоже, не понимали: всего, что их окружает, НЕ МОЖЕТ БЫТЬ, попросту не может… Мало ли, дескать, нехристи-иноземцы всяких диковинок выдумывают, негоже православному человеку на их диавольские игрушки смотреть, рот разинув… Но Старцев-то осознавал прекрасно: не бывает, не бывает, НЕ БЫВАЕТ!!!
- Скажите, Богдан Савельевич, - негромко, чтобы не услышали матросы, обратился он к Буланскому, - вы, хоть человек светский, всё-таки служите в учреждении, занимающемся делами, кои не только к миру сему относятся. Не думаете ли вы…
Он сбился, не зная, как лучше выразить смутные, неоформившиеся ощущения.
- …Что мы на борту судна, Князю Тьмы принадлежащего? - Буланский сам закончил вопрос. - Или что всё здесь наблюдаемое - видимость и кажимость, иллюзия больного мозга? Нет, не думаю. Впрочем, сейчас сами взглянем на здешних демонов.
* * *
Они зашли в "басурманскую молельню". Свет здесь не горел - шальные или рикошетящие пули разнесли все лампы. Место побоища освещалось двумя ацетиленовыми фонарями. Старцев нагнулся над трупом "нехристя" - на вид человек как человек: окровавленный, изломанный последним криком рот, густая шапка тёмных вьющихся волос, на щеках - запущенная, многонедельная щетина.
Он провёл ладонью по шевелюре мертвеца, затем перевернул тело, ощупал нижний отдел позвоночника… Капитан-лейтенант и сам понимал, что выглядят его действия странно, но не смог удержаться.
- Пожалуй, не стоит их разувать на предмет наличия копыт, - сказал Буланский. - Хотя ботиночки сами по себе любопытные - и не кожа, и не каучук, не пойми что…
Ехидная реплика коллежского асессора помогла Старцеву собраться и отбросить дурные мысли. К чертям, пусть демонами занимаются священники, а про иллюзорность бытия пусть рассуждают философствующие интеллигенты! Вокруг сплошные загадки? - так разгадывайте, господин капитан-лейтенант, вас именно этому учили много лет, и жалованье платят именно за это…
Боцман тем временем возился с трофейным оружием, на всякий случай отведя ствол в сторону от товарищей. Бормотал себе под нос: не пулемёт, дескать, а смех один, патроны будто семечки, словно басурманы с крысами корабельными воевать затеяли…
Осмотрели трофеи и Буланский со Старцевым. И в самом деле, калибр скорострельной игрушки никакого почтения не внушал.
- Любопытственно бы взглянуть на пресловутые "волшебные плащи", - обратился к боцману Богдан Савельевич.
Кухаренко нахмурился, пытаясь понять, как ему относиться к просьбам непонятного штатского; вопросительно посмотрел на Старцева.
Капитан-лейтенант поспешил расставить все точки над i:
- Значит так, боцман. Отныне и до окончания операции выполнять все приказания господина Буланского, наряду с моими и мичмана Казакевича. Обращаться - "ваше высокоблагородие". Доведите до всех матросов.
- Слушаюсь, вашскобродие!
- Плащи, - напомнил Богдан Савельевич.
- Так ведь это… - смутился боцман. - Некогда было тех басурман с собой тащить, которых мы штыками-то… Своих вытаскивали, а сзаду нехристи наседали… - и, очевидно вспомнив приказ Старцева, чуть запоздало протитуловал чиновника Синода: - Виноват, вашскобродие!
- Отходит, кажись, Петруха! - прервал разговор крик одного из матросов.