– Колбаса не колбаса, а спиться, например, запросто может, – возразил полковник. – Каждый день со своими дружками гуляет!..
– Я знаю, – бесстрастным тоном проговорил Эмов. – Все-таки сам лично наблюдаю за твоим асом. Ничего, скоро у него запас спиртного иссякнет…
– Скоро мое ангельское терпение иссякнет, – заявил Руснаков. – Значит, не разрешаешь его трогать?
– Это не я не разрешаю, – сказал Эмов. – Интересы безопасности всей Земли не разрешают! Надеюсь, ты понимаешь, Командор, какое это имеет значение…
Экран погас.
Руснаков с досадой хватил кулаком по пульту.
Особист есть Особист, подумал он. Правильно его ребята так прозвали. Вместо людей у него – одни сплошные "объекты", вместо живых человеческих чувств – инструкции, предписания и "интересы безопасности Земли"… Нет, так работать больше невозможно, снова подумал Командор. Затеяли спецслужбовцы какие-то непонятные игры в секретность у меня под носом… Может, плюнуть на все и напиться? А потом упасть не раздеваясь на койку – и пошли они все подальше с их "интересами безопасности"!.. А потом написать рапорт. Или сначала написать рапорт, а потом напиться?..
Он еще долго обдумывал в уме эту соблазнительную дилемму, хотя в глубине души знал, что ни того, ни другого не сделает. По крайней мере сегодня.
* * *
В двухместной каюте было уютно. В углу, на самодельной электроплите в конусообразном нержавеющем колпаке от головки гамма-ракеты с бульканьем варилась картошка в мундире. Гал Светов в толстом свитере и спортивных брюках лежал на койке и читал книгу.
Вокруг было тихо, только время от времени в недрах Базы что-то глухо взревывало, будто просыпался огромный динозавр, и тогда по полу и переборкам прокатывалась волной мелкая дрожь, а потом все опять стихало. Это срабатывал Гравитатор. Иногда в коридоре раздавался дробный цокот, словно табун лошадей следовал к водопою: это проходили спейсеры, цокая по металлическому полу магнитными каблуками спейс-комбинезонов. Дежурные смены менялись каждые четыре часа.
В полумраке каюты, где тускло светилась единственная лампочка у изголовья Гала, совсем не ощущалось, что за стеной – ледяная пустота космоса и что где-то, по космическим меркам не так уж далеко от Базы, продолжается война двух цивилизаций.
Гал не заметил, как задремал, а когда вновь открыл глаза, в каюте, кроме него, еще кто-то находился. Глянув на соседнюю койку, он увидел чей-то темный силуэт. Хотя лицо этого человека оставалось в тени, Светов сразу узнал его. На койке лежал не кто иной, как его старый друг и однокашник Ювен Галанин. На нем был наглухо застегнутый комбинезон, словно он только что вернулся с задания. Только капюшон отсутствовал.
Заметив, что Гал смотрит на него, Ювен шумно втянул в себя воздух.
– Картошка? – поинтересовался он.
– Ara. В мундире. Помнится, ты любишь такую…
– Я картошку люблю кушать, – усмехнулся Ювен, – а так – ненавижу.
– Плагиатор несчастный, – отозвался Гал.
– Как ты провел отпуск? – спросил Галанин.
– Нормально. Только лучше не напоминай, не береди душу!
– Что – хорошо на Земле? – с завистью спросил Ювен.
– Прекрасно. Ты лучше про себя расскажи.
– Что там рассказывать? Тебе уже, наверное, и так все про меня рассказали.
– В общих чертах. А хотелось бы знать точнее. Мы же с тобой два года в этой каюте вместе жили… Расскажи, Юв!
– Ладно, – Ювен уселся поудобнее, машинально ощупывая койку. – А что это за неряха на моем месте спит? – поморщился он. – Лень аккуратно койку заправить, что ли?
– Не придирайся, педант, – сказал Гал. – Хороший малец здесь поселился – плохого я бы не пустил. Cepera Глико его зовут, он сейчас на вылете.
– Случилось это недели за две до твоего возвращения, – начал рассказывать Галанин. – Чужаки совсем тогда распоясались: стали лезть буквально стаями через зону ответственности Базы, так что нам пришлось перейти на четырехчасовые дежурные смены. Выспаться, правда, при таком режиме абсолютно невозможно. Представь: пока сменишься, пока напишешь рапорт о выполнении задания, пока поешь, пока заснешь… смотришь, без малого час прошел из того времени, что на отдых отпущено. Только лег – уже вставать… В общем, о сне приходилось только мечтать.
В тот день Чужаки докопались до нашей Базы. Видно, торчала она у них на пути к Земле, как волнорез… Вот они и пошли – волна за волной. Штурмовики, бомберы, "калоши"… В общем, лезли напролом; как очумевшие от водки камикадзе. На дальних подступах наши ракетчики сбивали их пачками, но этой нечисти было столько, что на месте одного уничтоженного спейсера появлялось два других, и вся эта армада чуть ли не с гиканьем неслась на Базу. Командор поднял по тревоге не только дежурную смену, но и все остальные экипажи, а потом к нам на подмогу подоспели штатовцы с двадцатки – и пошла потеха!.. Крошили мы Чужаков, не отрывая пальцев от гашеток лучеметов. У кого кончался боезапас, быстренько плюхались в ангар, заправлялись, как автогонщики на дистанции, и снова взлетали. В тот день личный состав даже забыл про еду и сон, потому что всем было ясно: или мы уничтожим их, как стаю саранчи, или они сомнут нас и прорвутся внутрь системы…
Не знаю, скольких Чужаков я успел тогда сбить – некогда было считать, да и в голове как-то сразу все перепуталось. Наконец попалась мне одна "калоша", пилот которой оказался асом. Во всяком случае, таких фигур космического пилотажа, которые он выделывал, я еще никогда не видел…
Тут Ювен принялся жестикулировать, объясняя, как они с Чужаком сначала сошлись на встречных курсах и как потом "калоша" ушла свечой вверх; как он, Юв, вовремя разгадал замысел противника: после "мертвой петли" выйти Галанину в хвост – и ушел влево и вниз, а когда Чужак вычертил нечто вроде трапеции, Ювен выполнил тройную "бочку" с перекруткой и поймал в перекрестье прицела ту точку, в которой должна была оказаться "калоша" в следующую секунду. И тут произошло то, чего Галанин никак не ожидал. Несшийся на всех парах Чужак вдруг мгновенно прекратил движение – хотя так не бывает, никак не может быть! – ив неподвижности застыл, словно натолкнувшись на невидимую стену. Ювен лихорадочно заработал рулями, но в отличие от Чужака ему не удалось преодолеть силу инерции, и тут же в левый борт его интерсептора ударила черная трасса, и космос на мгновение стал ослепительно белым, а потом опять черным…
– Ну и где же ты теперь? – спросил Гал.
– Да вот, обретаюсь на Базе как неприкаянный.
Некуда мне податься, Гал. У меня ведь на Земле, как и у тебя, никого нет. Приходится скрываться от своих же… Ты вот что… Никому не говори, что видел меня, ладно?
– Ara, – отозвался Светов. – Все равно ты мне снишься, Юв.
– Может быть, я и сам себе снюсь… – вздохнул Галанин.
Они помолчали. Потом Гал виновато отвел глаза в сторону и пробурчал: – Ладно, Юв, давай-ка мы с тобой примем по две капли. По-моему, у меня еще кое-что оставалось в НЗ. И картошечкой закусим, а?
Ювен, словно извиняясь, проговорил: – Спасибо, Гал, но мертвые могут не есть и не пить, хотя, знаешь, иногда очень хочется… Ты закрой глаза на минутку, а я тихонечко пойду блуждать по Базе.
Гал послушно смежил веки и опять провалился в забытье. Потом вздрогнул и открыл глаза. Он не знал, сколько проспал, но, видимо, немного, потому что в каюте все было по-прежнему. Никаких призраков погибших друзей уже не наблюдалось…
Однако осталось смутное беспокойство – слишком уж реальным казался недавний сон. Да хватит тебе, мысленно сказал он самому себе. От безделья скоро рехнешься, наверное…
Светов поднялся, выключил плитку и принялся очищать картошку от кожуры.
В коридоре кто-то зычным голосом осведомился: – Га-ал! Это у тебя так вкусно пахнет жратвой? Мы, незваные гости, идем к тебе!
И тотчас же стальная дверь отъехала в сторону и в каюту вломились четыре фигуры в свитерах. Сразу стало тесно и шумно.
– Слушай, Гал, ты случайно не скатерть-самобранку приобрел в отпуске? – поинтересовался обладатель зычного голоса Костя Луцик, без церемоний плюхаясь прямо на подушку, на которой несколько минут назад покоилась голова Гала.
– Разве это самобранка? – возразил Борька Геккер. – Одной вареной картошкой потчует!.. Вот если бы появились какие-нибудь деликатесы…
– Вяленая вобла, например, – съехидничал Гал.
– Ara, – невозмутимо кивнул Борька. – И пиво. Как можно больше хорошего пива, с пеной в два пальца, к которой штаны прилипают, как к клею!..
– Не слушай ты этого гурмана, Гал! – воскликнул Гемир Оконов по кличке "Гомос" (кличка происходила от слова "гомосексуалист", но Оконов охотно откликался на нее, потому что трактовал ее как сокращение от "гомо сапиенса"). – Тоже мне – Гаргантюа нашелся!
– Молчи, Гомос! – огрызнулся Геккер. – Что ты в еде ничего не смыслишь, что в бабах!
– Тихо, братцы, – сказал Гал. – Руками прошу не размахивать, а то плитку уроните… Занять места согласно купленным билетам! Руки мыли?
– И уши тоже, – откликнулся Витька Ческис. – Не томи, шеф-повар!
Приятели расселись на койках. Стол им заменял отличный алюминиевый ящик из-под взрывателей к альфа-бомбам. Гал торжественно водрузил на середину "стола" картошку, открыл несколько тюбов самоподогревающихся консервов из бортпайка, потом нагнулся и извлек из-под койки, из пыльного чемодана, бутылку двадцатилетнего "Марселя".
– Последняя, – предупредил он на всякий случай.
Компания оживилась.
– А ты говорил – скатерть-самобранка!
– Типун тебе на язык, Гал! Давайте выпьем за то, чтоб она ни в коем случае не была последней!..
– Гомос, а ты сегодня не пьешь?
– Не давайте ему, он, когда пьяный, звереет и целоваться ко всем подряд лезет. Еще изнасилует нас по очереди!
– Что вы, ребята, как можно?! Я изнасиловать только по любви могу!
– Давай стаканы, Гал… Так. Коньяк, как известно, пьют малыми дозами.
– Но из большой посуды!
– Поехали!
– Здравы будем, бояре!
– Кадету, кадету оставьте, братцы! – попросил Светов. – Он вот-вот вернуться с задания должен…
Он смотрел, с какой жадностью ребята едят, обжигаясь, горячую картошку, как они пьют одним глотком дорогой коньяк, и понимал их неестественное оживление: после космического боя любой нормальный человек словно заново рождается на свет, он рад, что ему повезло и на этот раз, а о следующем разе лучше не думать, потому что живем только здесь и сейчас… И Гал страшно завидовал своим товарищам, потому что лучше жить так, как они, чем так, как живут на Земле большинство людей.
Вначале разговор был легким дружеским трепом. Вспомнили – в который уже раз – все известные нецензурные анекдоты, поговорили о женщинах. В этой связи опять стали подшучивать над Гомосом, который отбивался от нападок как мог (в частности, заявил: "Между прочим, если вдуматься, все женщины – гомосексуалистки!")…
Но потом, когда они прикончили "Марсель" и перешли на дикую смесь антифриза с техническим спиртом, за которой сбегал в ангар к сервистам Ческис, заговорили, как это бывает в таких случаях, о ратных буднях.
Сначала Борька рассказал, как сегодня ему пришлось отбиваться от трех Чужаков и как он уже простился с жизнью, но они потом – непонятно почему – оставили его и ушли восвояси.
– И знаете, что я тогда подумал? – говорил Борька, обводя взглядом лица товарищей. – Что, в сущности, они могут быть совсем не такими, как мы их представляем…
– А какими мы их себе представляем?
– Лично я – пауками со множеством щупалец…
– А я – почему-то прямоугольными, как роботы…
– А вот, говорят, французам удалось обнаружить на одном из астероидов останки Чужака… Только это все держится под страшным секретом, потому что людям нельзя видеть Пришельцев даже после их смерти.
– Чушь собачья! Ты думаешь, зачем Командор вот уже раз десять посылает Кольку Мефедова отловить хоть одну "калошу"? Да чтобы узнать, как они выглядят, эти самые Чужаки!
– Парни, ничего себе расклад! Четвертый год воюем с ними – и даже представления не имеем, как выглядят наши враги!
– Ну и что? Тебе это очень важно, да? Главное – что они наши враги, и бить мы их должны, невзирая на их облик!
– Ara, бить должны… Только чем? Если хочешь знать, ихние "калоши" способны такое выделывать, что нам на наших гробах и не снилось!
– Это верно… И вообще лично мне, братцы, непонятны здесь две вещи… Первое: если они технически превосходят нас, то почему не пользуются своим преимуществом?
– Как это не пользуются? Вспомни, сколько раз ты собирался вдарить по "калоше", а она вдруг включала такое ускорение, что ищи-свищи!
– Да я не в том смысле… Я имею в виду – преимущество в стратегическом плане. Если их спейсеры совершеннее наших, то какого черта они тогда ползают, как черепахи, почему возятся с нами здесь и не пытаются прорваться к старушке Земле?!. А во-вторых: мне непонятно, почему на нашей родимой планете с такой прохладцей относятся к этой войне?
– С чего ты взял, что с прохладцей? Чем докажешь?
– Гал вот подтвердит! Разве так должна вестись война с нашей стороны, когда под угрозой – существование жизни на Земле?! Вспомните, братцы: раньше, во времена так называемых "мировых войн", народы воюющих стран жили и трудились под девизом: "Все для фронта, все для победы", а сейчас?..
– Гал, скажи, что он не прав – ты же только что с Земли…
Гал хотел было рассказать, что на Земле действительно нет понимания той опасности, которая нависла над человечеством. Он вспомнил многокилометровые пляжи на южных побережьях, устланные телами беззаботных загорающих… Вспомнил дикие пляски молодежи в ночных дискотеках под открытым небом, когда разноцветные лучи прожекторов выхватывают из тьмы искаженные лица с перекошенными в беззвучном вопле ртами, конвульсивно изгибающиеся тела… Он вспомнил сводки новостей, в которых о войне не говорится ни слова, и толпу прохожих в часы "пик" на центральных улицах многочисленных Сити – каждый движется сам по себе, и ему нет никакого дела до остальных, и у каждого в ухе миниатюрная зонг-горошина, и он слышит музыку и только музыку, и нет ничего, кроме дурацкой музыки, в этом дурацком мире!.. И еще Гал вспомнил разговор с "ученым на все руки" Морделлом ("Люди начинают уставать от войны") и конфликт с груболицым в баре космопорта ("А может, Пришельцы нам изобилие устроят!"). И еще многое он вспомнил из увиденного за время отпуска, но почему-то губы его сами собой произнесли: – Нет, братцы, на Земле верят в то, что мы их защитим.
Борька Геккер разочарованно крякнул, а Костин мощный голосище прогудел: – И вообще, о чем разговор? Лично я бил, бью и буду бить этих инопланетных гадин до тех пор, пока жив. Не я первым напал на них, а они – на меня, так почему, мать их так, я должен теперь с ними церемониться?! И мне плевать, кто сидит в той "калоше", которая собирается меня уничтожить, – разумные пауки, безмозглые роботы или такие же существа, как и мы. Главное – это мои враги, угрожающие моему дому, и вы как хотите, но я вижу свой долг в том, чтобы этих врагов истребить как можно больше!..
За то и выпили.
Потом Витька Ческис поинтересовался, когда же Командор разрешит Галу летать. Гал молчал. Для него это была больная мозоль. Не далее как сегодня утром после развода он имел очередной разговор с Руснаковым, который чуть ли не в рот смотрел Галу, пока тот умолял перестать "мариновать" его; полковник явно ожидал чего-то, а потом, видимо, так и не дождавшись, разочарованно отвел глаза в сторону и туманно пообещал, что как только – так сразу. А в конце беседы почему-то разозлился и приказал не задавать глупых вопросов, потому что если командир приказывает – значит, он всегда прав, но если даже и не прав, то ты имеешь право только пальцами ног в ботинках шевелить!..
Судя по всему, вокруг Гала плелся некий заговор. По какой-то причине его упорно не хотели использовать в качестве рядового интерсептора – только кому и зачем это было нужно?..
– Командор сказал, что сервисты еще не закончили латать мой спейсер… – пробормотал Светов.
– Да?.. – удивился Гомос. – Странно… Я вчера был в твоем ангаре, и никаким ремонтом там и не пахнет. Спейсер стоит наготове…
– Предлагаю тост, – неожиданно сказал Борька Геккер. – Давайте выпьем за скорейшее возвращение Гала в строй.
– Дурак, – сказал Витька. – Чего спешить – успеет еще пасть смертью храбрых…
Тут все накинулись на Витьку с упреками в накликании беды на боевого товарища, но тем не менее тост все-таки "реализовали".
Потом Гал вспомнил свой недавний сон и спросил: – Слушайте, братцы, а никто из вас не встречал на Базе в последнее время Ювена Галанина?
Все посмотрели на него, как на идиота, даже жевать перестали, а Витька Ческис тут же объявил: – Костя, Галу больше не наливай сегодня, ему уже достаточно.
– Ты что, Гал? – тихо спросил Гомос. – Он же погиб еще во время твоего отпуска…
– Значит, никто Юва не видел? – повторил свой вопрос Светов. Он обвел друзей внимательным взглядом. – Борька, а ты?..
Геккер отвел глаза.
– Да не видел я никакого Юва! – заорал он. – Что ты ко мне привязался?
Однако Гал понял, что Борька что-то скрывает. Сознание вдруг резанула мысль: а что, если Юв действительно бродит как неприкаянный по переходам Базы, ходит, скрываясь ото всех?.. Но зачем ему прятаться от своих? И каким образом он оказался здесь, если превратился вместе со спейсером в космическую пыль?..
Он встряхнулся и сказал:
– Ладно, давайте-ка выпьем за всех наших погибших ребят. Тост контрольный, братцы.
Это означало, что положено пить до дна.
Потом как-то все смешалось. Запомнил Гал только самые яркие эпизоды.
…Как вернулся Сережка Глико и вынужден был влиться в компанию после того, как эта самая компания влила в него "штрафной" стакан коньяка…
…Как они хором орали свою прощальную: "Завтра нам с тобой опять в дальнюю дорогу… Так давай на посошок выпьем по чуть-чуть" – и они действительно выпили, но отнюдь не по чуть-чуть…
…Как появилась еще одна бутыль с фиолетовым напитком, и кто-то уже спал, откинувшись на койку, а Гомос приставал к Глико, выдавая свои сексуальные домогательства за желание подружиться…
…Как он, с трудом взгромоздясь с ногами на койку, декламировал смутным и вроде бы даже незнакомым лицам, маячившим внизу, свои самые сокровенные лирические опусы, а слова почему-то то и дело ускользали из памяти, а потом он совал кому-то под нос голографию Инны и все пытался объяснить, что именно ее он теперь будет защищать от нашествия Чужаков, а не каких-то там скотов в дискотеках и на пляжах…