- Мы - славяне. Горцы, лесовики, горожане с юга. За лесами далеко на закат и на полдень, в степях и своих лесах, живёт народ Ханна Гаар - многочисленный и жестокий, поклоняющийся восьмилапому чудищу Чинги-Мэнгу. А если идти на закат и полночь - придёшь к ледяному морю, за которым Анлас, земли конных дикарей - воинственных, но не злобных, жестоких, но честных. Это - Мир. Он таким был всегда, и если где-то есть другие земли, мы не знаем о них, Вольг с Земли… Но есть синяя звезда Невзгляд. Она бежит над землёй, и чем дальше на юг - тем выше поднимается в небо. Давным - давно оттуда пришли данваны. Без-ликие. Безголосые. Они покорили Ханна Гаар, а потом вступили на наши земли… Так в Мире кончился - мир. У нас не любят вспоминать об этом. Могущество их ужасно и велико. Кое-кто говорит даже, что данваны убили всех Сварожичей и нет теперь у нас небесной защиты… - Бранка горько вздохнула, спохватилась, с вызовом сказала: - Мы, горцы, не верим! Верят многие на юге и даже меняют веру в наших богов на веру в бога Христа, которую привезли данваны и которая учит терпеть и молиться на своих мучителей… Тем, кто не противится им, данваны многое дают, но в обмен забирают душу, - Бранка посмотрела на Олега и призналась: - Я не знаю, как это может быть, но так говорят те, кто убегает к нам с юга. Данваны могут летать по воздуху. У них у всех - огненный бой, и они дают его своим выжлокам из Ханна Гаар и предателям с юга… Там мало осталось тех, кто сопротивляется. А мы немногочисленны, наши племена разбросаны по горам… Анласов данваны сживают со свету колдовством, говорят, те вовсе уходят со своих земель, потому что там испортились вода и воздух… Люди с вашей Земли пытались нам помочь, но я говорила уже, что не вышло…
Олег молчал. Вот чем занимался дед, офицер в отставке! И, значит, таких, как он, было немало. И, судя по всему, не только русские… Мальчик мысленно усмехнулся - всё развивалось по канонам фантастического жанра. Но потом он вспомнил виселицы на насыпи. И свои ощущения, когда летучий корабль давяще и бесконечно плыл в небе.
Для других - фантастика. А для него - реальность.
Чтобы сбить мрачные мысли, он спросил:
- А ты что делала в лесах?
- Мы ездили менять хлеб у лесовиков, - ответила Бранка. - Два десятка человек. В горах хлеб плохо родится, но у нас есть соль и драгоценные камни, ещё кое-что… Капитаны данванских крепостей мешают нам, а с тех пор, как они ещё продвинулись на полночь, к горам, стало совсем трудно… Выжлоки из Ханна Гаар выследили нас и напали ночью два дня назад. Их было больше двух сотен, у каждого пятого - огненный бой. А у нас - только у четверых. Мы рассеялись по лесу. Я долго шла, пока не попалась в ловушку - в сеть. Ставили на косулю, ввалилась я… - она скривилась, словно лимон укусила. И Олег, не удержавшись, спросил:
- Знаешь, что такое лимон, Бранк?
- Знаю, - не удивилась та, - плод такой мелкий, жёлтый с зеленцой… Чай с ним пить хорошо.
- И чай знаешь? - искренне поразился Олег. - А картошку?
- Бывает год - так только ей и спасаемся, - рассеянно сказала Бранка - она уже явно думала о чём-то другом, оглядываясь по сторонам. А Олег неожиданно весело подумал, что ему это нравится. В смысле, такой разговор. Никаких тебе: "Эвон, зри, Вольг, мизгирь потёк!" - и прочих бяше и понеже. Правда, с языком всё-таки непонятно, ну да это успеется.
- Благо, напомнил про еду, - пробормотала Бранка, снова нагибаясь за "сидором". - Порыщем давай, что тут, в этой норе, из еды найдётся.
- Здесь?! - Олег невольно передёрнулся. - Да ты что?! Это же людоеды!
- А вот, - Бранка ловким пинком отбросила крышку ранее почти крышку ранее почти невидимого ларя в углу, устроенного так же, как тот, в который её бросили. - Вот и картошка, и морква… А вот сухари. Иди, нагружай, а я крошно подержу.
- Вещмешок? - переспросил Олег, подходя. - Рюкзак, ранец?
- Крошно, - Бранка тряхнула мешком. - Вообще крошно из лыка плетут, да лыковыми одни старики пользуются, что говорят, как раньше всё лучше было.
- У вас тоже? - удивился Олег, садясь на корточки и нагребая не очень крупную, но крепкую прошлогоднюю картошку. - Не такую музыку слушаете, и все заморочки у вас чумовые?
Он нарочно пустил в ход жаргон, которым обычно, чтобы не унижать себя, не пользовался. Смысл Бранка уловила и, ловко отправив в крошно мешок с чем-то угловатым - сухарями, наверное - сказала:
- Жил давно князь Вящеслав, при котором первые города выстроили. Может, тысяча лет тому прошла, может - больше… Прежде как умирать, велел Вящеслав вырезать по камню надпись плача своего по делам тем, которые не задались в его жизни. Камень Вящеславов до сих пор стоит - знаешь, что первым там написано?
- Догадываюсь, - Олега разобрал смех. - Эта молодежь растленна до глубины души. Молодые люди злокозненны и нерадивы. Никогда они не будут походить на молодёжь прежних времён и не сумеют сохранить того, что мы им оставим.
- Ясно, - понимающе ответила Бранка, - как небо в хороший день. "Горе старости моей! Нет в молодых почтения и вежества. Я им говорил: "Иди!" - и шли в корчму, им говорил: "Думай!" - и думали о серебре. Кому оставлю сделанное и кровью политое?" Это мой дед часто повторяет. А прадед мне было сказал тишком да со смехом, как в прошлое время он деда-то лозой сёк и говорил: "Не гуляй, не гуляй!"
- У тебя и прадед жив? - спросил Олег, вертя в руках репку.
- За сотню перевалило давно, - беззаботно ответила Бранка. - Думал было помирать, да не собрался - живёт всё.
Эти слова слегка покоробили Олега. Бросив репку обратно, он по-интересовался:
- А отец и мать?
- Отец сгинул, - Бранка отвернулась. И замолчала. Олег тоже молча перебирал овощи. Ему вдруг стал очень плохо - подумалось, что для родителей он тоже сейчас "сгинул" - и как они там?. - Меньше думай, - послышался голос Бранки, и мальчишка, вскинув голову, увидел её сочувственные глаза. - Тебе у нас плохо не будет, право. А там и домой вернёшься. Человек всё может, коли сильно захочет. А много будешь о том думать - недолго и ума лишиться.
- Спасибо, - заставил себя усмехнуться Олег. И под руку ему попала банка. - Это… консервы?
- Они, - подтвердила Бранка, и Олег уже не удивился, что она знает слово. - Й-ой! - вырвалось у девчонки. - Данванские!
Она запустила руки в картошку, достала ещё две банки. Они были высокие, цилиндрические, по килограмму, не меньше, каждая, из серебристого металла с многоцветным рисунком, нанесённым прямо на него - на белоснежной скатерти дымились обложенные зеленью куски мяса, красиво сервированные на шестиугольной тарелке. Ниже шла надпись из штрихов и точек.
- Ты понимаешь, что написано? - поинтересовался Олег. Бранка неуверенно кивнула, водя пальцем по строчкам, прочла:
- Свэс биуд. Стиер ун лаур. Кейнон ана милн… Это значит - ну… домашняя еда. Говядина с луком, разогреть… А вот, на крышке - драган ворн, потянуть кольцо. Чтоб открылась, в смысле… Это хорошо, что они нам попались. Брать можно без опаски, а хватит на несколько дней…
- А далеко до ваших мест? - задал Олег давно мучивший его вопрос.
- Дней пять, - Бранка смерила Олега взглядом и поправилась: - Седмица.
- Можешь на меня так не смотреть, - слегка обиженно ответил Олег. - Пойдём на равных. Увидишь. И крошно я понесу. Как мужчина.
Бранка вдруг звонко рассмеялась - сейчас её смех совсем не походил на тот, каким она смеялась, увидев трупы врагов.
- Благо тебе! - выдохнула она сквозь смех. - Не держи обиду, Вольг. Ты сейчас был похож на Гоймира. Так похож!. - и она снова залилась. Олег невольно улыбнулся, потом засмеялся тоже.
- Кто такой Гоймир? - спросил он сквозь смех.
- Вы с ним ровесники, - ответила Бранка. - Ты повстречаешься с ним, когда дойдём.
"Он твой парень?" - хотел спросить Олег. И эту мысль перебила другая - он ЧУТЬЁМ понял, что слово "когда" Бранка употребила не в смысле времени. А как синоним слова "если".
* * *
Кроссовки Олега окончательно развалились днём, когда Бранка объявила привал. Именно в этот самый момент Олег почувствовал, что идёт босиком и шлёпнулся на траву под крепкий граб с серебристой трещиноватой корой. Он честно нёс крошно (кстати, не так уж и тяжело, туристские рюкзаки были куда как тяжелее) и не отставал от девчонки, хотя это оказалось очень трудно. Бранка была легка на ногу - впервые в жизни Олег увидел человека, который шёл по лесу быстро и совершенно бесшумно - словно плыл над землёй.
Бранка присела рядом - разведя колени и свесив между них руки, на корточках. Её лицо стало озабоченным.
- Развалились.
- Угу, - буркнул Олег, рассматривая остатки своих кроссовок.
- Нельзя по лесу в шитых ходить, - просветила его девчонка.
- Нельзя… Как я дальше-то пойду? - Олегу не хотелось казаться перед Бранкой нытиком, но он и в самом деле ощущал досаду - острую, почти до слёз. - Босиком я не смогу, не умею я!
- Давай я тебе свои отдам, - предложила Бранка без насмешки.
Олег почувствовал, что краснеет и грубо ответил:
- На хрен надо.
При одной мысли, что он возьмёт обувь у девчонки, а она попрётся босая, Олегу стало стыдно. Размахнувшись, он запулил остатки кроссовок в кусты. Лицо Бранки построжало:
- Нельзя так! - резко сказала она. - Надо зарыть, да и дёрном прикрыть. Плохо оставлять за собой следу. Хоть какие. Кто забывает про то - недолго на свете заживается.
Без единого слова Олег поднялся и пошёл в кусты, откуда притащил свои кроссовки. Сев на траву, стянул с ног носки, тоже протёртые до дыр, затолкал внутрь обувки. Бранка, ловко орудуя топором, уже рыла ямку.
- Да будет земля вам пухом, - пробормотал Олег, следя за её действиям. - Вы верно мне служили, товарищи.
- Так возьмёшь обувку? - повторила Бранка, аккуратно закрывая место захоронения заранее срезанным пластом дёрна. - Я же вижу - ты и впрямь босой далеко не уйдёшь.
Она повернулась и посмотрела на Олега. На загорелом лбу девчонки поблёскивали капельки пота - жарко ей в кожаном жилете…
- Ну и как ты себе это представляешь? - с отчаяньем спросил Олег. - Дойдём мы к твоим. Я в твоих сапогах. Ты босиком. Все от хохота коней двинут… умрут, одним словом, в смысле.
- Я без обувки не останусь, - отмахнулась Бранка и, присев, начала разуваться. - Сейчас отдохнём немного, поедим и пойдём дальше. Дождь скоро станет. Хорошо, следы наши вовсе замоет.
- Дождь? - Олег поднял голову к небу в проёмах крон, на котором и следа не было от вчерашних тучек. - Откуда?
- Добрый дождь, - невозмутимо повторила Бранка. - Смотри, как стрекозы летят - кучно, низко, крылышками часто бьют… К дождю. Доставай там хоть моркву, погрызём…
- Я бы, если честно, от мяса не отказался, - Олег в самом деле почувствовал, что очень голоден. - Есть же консервы.
- А вот вечером рыбу половишь, я поохочусь - будет мясо и рыба, - обнадёжила Бранка. И тут же подозрительно спросила: - Ты рыбачить умеешь?
- Я даже охотиться умею, - ответил Олег.
- Ты заряды береги, - посоветовала Бранка. Посмотрела на свой самострел, лежащий рядом на траве. - А с самострелом сумеешь?
- Дело нехитрое, - Олег, доставая морковь, с сожалением посмотрел на банки с аппетитными рисунками. А повернувшись, увидел, что Бранка сняла жилет (он стоял на траве - именно стоял, словно кожа была продублена до жёсткости металла, как кираса) - и теперь стягивала через голову рубаху. Смешно было ожидать, что под нею окажется лифчик. Олег отвернулся, чувствуя, как сердце прыгнуло вверх и заколотилось где-то в горле.
- Позагорать решила? - спросил он хрипло, надеясь, что Бранка не заметит перемен в голосе.
- Нет, обувку тебе мастерить буду… Возьми, чего в сторону глядишь?
Она подошла, неслышно ступая по траве и, нагнувшись, положила рядом с Олегом свои шкуро-сапоги. При этом она нагнулась, и Олег увидел то, от чего отворачивался - крепкую тугую грудь, покрытую таким же восхитительным ровным загаром, как и остальное тело. Мысли заскакали, как монстрики в компьютерной игре. Олег перевёл дыхание, словно боялся, что Бранка услышит его - слишком громкое и неровное.
ТАКОГО он не видел никогда, если конечно не брать в расчёт телик, видео и печатную продукцию. Но весь объём виденного (в том числе - и вполне похабного порно, что уж греха таить!) мерк перед теми несколькими секундами, когда Бранка была рядом. А она совершенно спокойно уселась на травку, скрестив ноги, достала свой нож и принялась ловко отпарывать страшным лезвием рукава у рубашки (или куртки, Олег не мог понять до сих пор). При этом девчонка что-то мурлыкала без слов, а потом спросила:
- Ты знаешь какие песни? Только не для войны, их наши часто поют, тяжко слушать.
Она не стала объяснять - почему, а Олег, удивлённый вопросом, повернулся, забыв о виде Бранки. Девчонка смотрела на него ясным взглядом, и он рассердился на себя. Да что такое, в самом деле?! Она же неизвестно что про него может подумать - непохоже, что сама Бранка как-то неудобно себя чувствует, а он смотрит в сторону и краснеет, как морковка, которую они только что грызли! Ну девчонка. Ну красивая. Ну голая, так ведь только до пояса! И вообще, что в этом странного или неприятного?!
- Знаю, только я петь не умею, - наконец ответил Олег.
- А ты всё одно - спой, - попросила Бранка. - Какие у вас поют. Мне любопытно.
Она с усилием надпарывала крепкие нитки, то и дело кидая на Олега выжидающие взгляды. Тот снова находился в смущении. Вряд ли она поймёт "Нау" или ДДТ, а если попробовать вспомнить что из въевшейся против своей воли в память попсы, то эта девица чего доброго решит, что все жители Земли давно помешались. "Может, так и есть," - отметил про себя Олег, но тут же безо всякой связи с этой мыслью вспомнил начало песни Высоцкого "Про несчастных лесных жителей". Высоцкого обожал слушать отец Олега, мама тоже любила, ну и мальчишке передалась некоторая увлечённость песнями этого архаичного для его времени барда. Правда, множество песен, приводивших в восторг родителей, Олегу были не очень понятны, но имелись и другие - о, так сказать, вечных вещах.
- Вот, - немного неуверенно протянул Олег, - одна… Только предупреждаю - когда я в походах пел - лесники от инфаркта помирали и медведи с деревьев осыпались.
Олег наговаривал на себя. Конечно, Вадим пел лучше, а тот же Юрка - гораздо лучше, но и у Олега был вполне приятный голос. Обычный мальчишеский дискант, местами ломающийся. Бранка выжидающе и подбадривающе молчала, и Олег, быстренько пробежав в памяти куплеты песни, набрал - для решимости - в грудь побольше свежего лесного воздуха и начал, посматривая на вершины деревьев:
- На краю края земли, где небо ясное,
Как бы вроде даже сходит за кордон,
На горе стояло здание ужасное,
Издаля напоминавшее ООН.Всё сверкает, как зарница,
Красота,
Но только вот: в этом здании царица
В заточении живёт…
Он распелся, излагая душераздирающую историю - строчки припоминались сами собой. Но примерно со слов "и началися его подвиги напрасные" Олег обратил внимание на реакцию Бранки и чуть не подавился очередной строчкой. Бранка слушала совершенно серьёзно! Она воспринимала шуточную песню, как былину о подвигах неизвестного ей богатыря Ивана! Конечно, некоторые, а то и многие слова былины ей были непонятны, но общий смысл - вполне ясен. Олег так обалдел, что даже не расхохотался, глядя на серьёзное лицо своей спутницы - и продолжал петь на автопилоте…
- Тут Иван к нему сигает,
Рубит головы, спеша.
И к Кащею подступает,
Кладенцом своим маша!И грозит он старику двухтысячелетнему:
"Щас, - грит, - голову те мигом обстригу!
Так умри ж ты, сгинь, Кащей!" - а тот в ответ ему:
"Я бы рад, да я бессмертный - не могу…"Но Иван себя не помнит:
"Ах ты, гнусный фабрикант!
Ишь - настроил скока комнат!
Девку спрятал, интригант!Я докончу дело, взявши обязательство!.."
И от эдаких неслыханных речей
Помер сам Кащей. Без всякого вмешательства.
Он неграмотный, отсталый бал - Кащей…А Иван, от гнева красный,
Пнул Кащея, плюнул в пол,
И к по-своему несчастной
Бедной узнице зашёл…
- Хорошая песнь, - похвалила Бранка. - И напрасно клепал на себя - ты хорошо поёшь. У меня брат есть, так он певец настоящий, его все люди слушают, а мне думается - ты немногим хуже спел.
- Это же шуточная песенка, - попытался объяснить Олег, но Бранка возразила:
- Чего тут шуточного? Про Кащея не шутят, это не бер скомраший… Ну вот, готова обувка.
Она успела, пока Олег копировал Высоцкого, отпороть оба своих рукава, завернуть их внутрь самих себя так, что получились двойные матерчатые трубки, зашить один конец ниткой, вынутой из кисета на поясе, настлать внутрь травяную стельку и, обув эти""пакеты""на ноги, перетянуть их у верхнего края.
- Тебе не холодно без рубашки? - спросил Олег, разглядывая с немалым удивлением результат её трудов.
- Что ты, душно, - возразила Бранка. - Я же говорю - гроза идёт.
Но рубашку надела. А Олег и правда с удивлением почувствовал, что в воздухе повисло замешанное на духоте, тихое предгрозовое напряжение. Он пододвинул к себе шкуро-сапоги. Бранка поднялась на ноги:
- Давай покажу, как обувать…
- Сам разберусь, не муж вроде, - заметил Олег, стараясь вспомнить, как и что делала Бранка. А девушка нахмурилась: