"Либерти Иммигрант" каждую неделю публиковал статьи о прибывших на остров - певцах и спортсменах, изредка об ученых, которые зарабатывали по сорок или пятьдесят долларов в неделю, жили в хороших квартирах и общались с местной знатью. Они были преисполнены надежд на установление более равноправных взаимоотношений между двумя группами населения острова. Чип читал такие статьи с презрением - владельцы газет надеялись с помощью таких заметок задобрить и умиротворить иммигрантов - он это чувствовал, а Маттиола принимала все за чистую монету и видела в этой писанине свидетельство того, что их собственная жизнь должна в конце концов наладиться.
В октябре, когда они прожили на Либерти уже с полгода или чуть больше, появилась статья о некоем художнике Моргане Ньюгейте, который прибыл из Евра восемь лет назад; он проживал в четырехкомнатной квартире в Нью-Мадриде. Его работы - одна из которых, сцена распятия, недавно была представлена Папе Клементу - продавались по сотне долларов за штуку. Он подписывал их инициалом "А", и статья объясняла это тем, что у него было прозвище "Аши".
- Слава Христу и Вэню! - воскликнул Чип, прочтя статью.
- В чем дело? - насторожилась Маттиола.
- С этим "Морганом Ньюгейтом" я учился в Академии, - сказал Чип, показывая на статью. - Мы с ним были большие друзья. Его тогда звали Карлом. Помнишь, рисунок лошади, что был у меня в Инде?
- Нет, - сказала Маттиола, читая.
- Его сделал он, - сказал Чип. - Карл всегда подписывал рисунки буквой "А" в кружке. Кстати, Карл, кажется, упоминал кличку "Аши". Слава Христу и Вэню, значит, он тоже смотался! Смотался на этот так называемый Либерти, в зону изоляции Уни. Что ж, теперь у него было то, чего он всегда хотел. Для него Либерти в самом деле был свободой.
- Тебе следует навестить его, - продолжая читать, сказала Маттиола.
- Да, обязательно, - согласился Чип.
Но возможно, он не станет этого делать. Много ли было смысла в визите к "Моргану Ньюгейту", который рисовал "Распятия" для Папы и заверял своих товарищей по эмиграции в том, что условия с каждым днем становятся лучше? Однако, может быть, Карл этого не говорил, может, "Иммигрант" наврал.
- Не горячись, - сказала Маттиола - Он, вероятно, смог бы тебе помочь найти работу получше.
- Да, - сказал Чип индифферентно. - Вероятно.
- Она посмотрела на него.
- В чем дело? - спросила она. - Ты разве не хочешь более выгодную работу?
- Я позвоню ему завтра, по дороге на шахту, - сказал он.
Сказал, но не позвонил. Он вгонял свою лопату в породу, поднимал и тяжко сбрасывал руду, опять вгонял, поднимал и тяжко сбрасывал.
"Разборись они все прахом, - думал он, - и сталюги, которые пьют, и сталюги, которые думают, что все идет к лучшему, и дуроломы, и болваны; да разборись сам Уни!"
В следующее воскресенье с утра Маттиола повела его в дом за два квартала от них - там имелся в вестибюле исправный телефон, и, покуда Чип листал старую растрепанную телефонную книгу, она ожидала. Морган и Ньюгейт были наиболее часто присваемыми эмигрантам именами, но редко кто из них имел видеофон; среди таких числился лишь один Ньюгейт Морган, и он проживал в Нью-Мадриде.
Чип опустил три жетона и назвал номер. Экран был разбит, но это не имело значения, поскольку видеофоны на Либерти давно не передавали изображение.
Ответила женщина и, когда Чип спросил, можно ли попросить Моргана Ньюгейта, сказала, что можно, но на этом все и окончилось. Молчание затягивалось. Маттиоле, стоявшей неподалеку возле рекламного плаката, ждать надоело, и она приблизилась.
- Его нет? - спросила она шепотом.
- Хэлло? - вдруг послышался мужской голос в аппарате.
- Это Морган Ньюгейт? - спросил Чип.
- Да. Кто вы?
- Говорит Чип! Ли РМ, из Академии Генетических Наук.
Некоторое время трубка молчала и затем:
- Бог мой, Ли?! Ты мне добывал альбомы и угли для рисования?
- Да, - сказал Чип. - И я сказал своему наставнику, что ты болен и нуждаешься в процедуре.
Карл захохотал.
- Точно, это ты сделал, мерзавец! - весело сказал он. - Грандиозно! Ты когда оттуда смотался?
- С полгода уже будет, - сказал Чип.
- Ты в Нью-Мадриде?
- В Полленсе.
- Чем занимаешься?
- Работаю на шахте, - сказал Чип.
- Во имя Христа! Это же конец света! - сказал Карл и, чуть погодя, добавил: - Дьявольски худо здесь, верно?
- Да, - сказал Чип, думая при этом: "Он даже их слова употребляет "Бог мой", "Дьявольски". Готов побиться об заклад - он молится".
- Жаль, что видеофоны тут не работают и я не могу взглянуть на тебя, - сказал Карл.
Вдруг Чипу стало стыдно за свою враждебность. Он рассказал Карлу про Маттиолу, про ее беременность; Карл сказал, что женился еще в Братстве, но удрал оттуда один. И пусть Чип не смеет поздравлять его с успехами.
- Вещи, что я продаю, - ужасны, - сказал Карл. - Рассчитаны только на маленьких детей. Но мне удается три дня в неделю тратить на настоящую работу. Мне грех жаловаться. Послушай, Ли, - нет, не Ли! Чип! Нам надо повидаться, Чип. У меня есть велик с мотором; как-нибудь вечерком нагряну. Нет, постой, - сказал он. - Вы не заняты в следующее воскресенье, ты и твоя жена?
Маттиола испуганно посмотрела на Чипа. Он сказал:
- Пожалуй, нет. Я не знаю.
- У меня будет кое-кто из приятелей, - сказал Карл. - Приезжайте и вы тоже. Идет? Часиков в шесть.
Поскольку Маттиола утвердительно закивала, Чип сказал:
- Мы постараемся. Быть может, что и получится.
- Смотри, только обязательно, - сказал Карл. Он дал Чипу свой адрес. - Я рад, что вы оттуда рванули, - сказал он. - В любом случае здесь лучше, чем там, правда ведь?
- Кое в чем, - сказал Чип.
- Буду ждать вас в воскресенье, - сказал Карл. - Будь здоров, брат.
- Будь здоров, - попрощался Чип и отключил аппарат.
Маттиола спросила:
- Мы ведь с тобой поедем, правда?
- Как, по-твоему, сколько будут стоить билеты? - спросил Чип.
- О, Чип.
- Ладно, - сказал он. - Мы поедем. Но я не приму от него никаких одолжений. И ты ни о чем просить не станешь. Запомни это.
Всю следующую неделю Маттиола по вечерам чинила их одежду, всячески пытаясь придать ей сносный вид, отрезая протертые рукава зеленого платья, колдуя над штаниной, чтобы не так были заметны заплаты.
Дом на самой окраине сталюгородка в Нью-Мадриде выглядел ничуть не хуже, чем большинство домов коренных жителей. Вестибюль был чисто выметен, виски и рыбой почти не воняло, и лифт был в исправности. Рядом с дверью Карла в свежей штукатурке была заделана кнопка: звонок должен действовать. Чип нажал кнопку. Он стоял, застыв в ожидании, Маттиола держалась за его руку.
- Кто там? - спросил мужской голос.
- Чип Ньюмарк, - ответил Чип.
Дверь отперли и раскрыли, и Карл, тридцатипятилетний бородач Карл, с острым взглядом тогдашнего Карла, ухмылялся и тряс Чипу руку и говорил:
- Ли! А я уж думал, вы не приедете!
- Нам подвернулся какой-то добродушный дуролом, - сказал Чип.
- Слава Христу, - сказал Карл и дал им наконец войти.
Он запер дверь, и Чип представил ему Маттиолу. Она сказала:
- Хэлло, мистер Ньюгейт. - И Карл, пожав протянутую ему руку и глядя в лицо Маттиолы, сказал:
- Я Аши. Хэлло, Маттиола!
- Хэлло, Аши, - ответила она.
У Чипа Карл спросил:
- Тебе здесь плохо?
- Да нет, - сказал Чип. - Только читай "Присягу", ну и всякая мура в таком духе.
- Мерзавцы, - сказал Карл. - Пошли выпьем, и вы забудете об этом. - Он взял их под руки и повел через тесный коридор, стены которого были увешаны картинами рама к раме вплотную. - Ты, Чип, выглядишь грандиозно, - сказал он.
- И ты, Аши, тоже, - сказал Чип.
Они улыбнулись друг другу.
- Семнадцать лет, брат, - сказал Карл.
Десять или двенадцать мужчин и женщин сидели и беседовали, держа в руках сигареты и стаканы, в комнате с коричневыми стенами, синей от табачного дыма Разговоры смолкли, и все с интересом воззрились на вошедших.
- Это Чип, а это Маттиола, - представил их гостям Карл. - Мы с Чипом вместе учились в Академии: два худших в Братстве студента-генетика.
Мужчины и женщины заулыбались, и Карл начал поочередно представлять их.
- Вито, Санни, Риа, Ларе.
Большинство были иммигрантами, бородатые мужчины и длинноволосые женщины с характерным для Братства цветом глаз, кожи и волос. Двое были из коренных жителей: бледная, прямая, с крючковатым носом женщина лет пятидесяти, с золотым крестом, висевшим поверх ее черного платья, выглядевшего так, будто в нем не было тела ("Джулия", - сказал Карл, и она улыбнулась, не разжимая губ), и чрезмерно полная рыжеволосая женщина помоложе, в облегающем платье, отделанном серебряными бусинками. Несколько человек можно было в равной мере отнести к иммигрантам и к коренным жителям: сероглазого безбородого мужчину по имени Боб, блондинку, молодого голубоглазого мужчину.
- Виски или вина? - спросил Карл у Маттиолы.
- Вина, пожалуйста, - сказала она.
Они проследовали за ним к небольшому столу, уставленному бутылками и стаканами, тарелочками с ломтиками сыра и мяса, пачками сигарет и спичек. На стопке салфеток лежало сувенирное пресс-папье. Чип взял его и осмотрел - оно было из АУС 21989.
- Мучает ностальгия? - спросил Карл, наливая вино.
Чип показал пресс-папье Маттиоле, и она улыбнулась.
- Не слишком, - сказал он и положил вещицу на место.
- Чип?
- Виски.
Подошла с пустым бокалом в руке рыжеволосая улыбающаяся женщина в серебристом платье. Пальцы, державшие бокал, были унизаны кольцами. Обращаясь к Маттиоле, она сказала:
- Вы безупречно красивы. В самом деле. - И Чипу: - Я нахожу вас всех, оттуда, красивыми. В Братстве, возможно, нет никаких свобод, но зато оно далеко обставило нас по части внешности людей. Я отдала бы все за вашу стройность и смуглость, за такой разрез глаз. - Потом она стала говорить о разумном отношении к сексу в Братстве, и Чип вдруг обнаружил, что Карл и Маттиола разговаривают с другими людьми, а он со стаканом в руке внимает рыжеволосой. Штрихи черной краски удлиняли и оттеняли ее карие глаза.
- Вы все неизмеримо открытей нас, - говорила она. - В смысле секса, я хочу сказать. Вы испытываете больше наслаждения.
Подошла иммигрантка и сказала:
- А Хейнц придет, Марге?
- Он в Паламе, - ответила женщина. - Обрушилось крыло отеля.
- Прошу меня извинить, - сказал Чип и отошел в сторону. Он направился в другой конец комнаты, слегка поклонился сидевшим там людям, попивая свой виски и рассматривая картины на стене - коричневые и красные брусья на белом фоне. Виски на вкус был лучше, чем Хассаново; он не горчил, был мягче, и пить его было гораздо приятней. Картина с коричневыми и красными брусками было не что иное как чистая абстракция. На нее было интересно бросить взгляд, но картина не имела ни малейшей связи с жизнью. А-в-кружочке Карла (нет, Аши!) стояла в одном из нижних углов. Чипу было непонятно, отнести ли эту картину к плохим, написанным для продажи, или же, поскольку она висела у него в комнате, к тем, что были его "творческой работой", о которой он говорил с удовлетворением. Рисовал ли он теперь красивых мужчин и женщин без браслетов на руках, которых рисовал в Академии?
Он глотнул виски и повернулся к сидевшим поблизости: троим мужчинам и женщине - все четверо были иммигранты. Они вели разговор о мебели. Он постоял, послушал, прихлебывая из стаканчика, и отошел от них.
Маттиола сидела рядом с крючконосой Джулией. Они курили и оживленно разговаривали, впрочем, говорила, в основном, Джулия, а Маттиола слушала.
Он подошел к столу и подлил себе в стакан виски. Закурил.
Мужчина, назвавшийся Ларсом, представился Чипу. Он руководил школой для детей иммигрантов в Нью-Мадриде. На Либерти его привезли ребенком, и он прожил здесь сорок два года.
Подошел Аши, ведя под руку Маттиолу.
- Чип, идем посмотрим мою студию, - позвал он.
Он повел их из комнаты в коридор, увешанный картинами.
- Вы знаете, с кем вы беседовали? - спросил он у Маттиолы.
- С Джулией?
- С Джулией Костанца, - сказал он. - С двоюродной сестрой самого Генерала. Она терпеть его не может. Была одним из основателей "Службы Содействия Эмигрантам".
Студия была просторна и ярко освещена. На мольберте стоял неоконченный портрет коренной жительницы с котенком на коленях; на другом мольберте был натянут холст с синими и зелеными брусьями. Картины стояли на полу, прислоненные к стене. Коричневые, синие и пурпурные, пурпурно-черные, оранжевые и красные брусья.
Он объяснял, к чему он стремился в своих поисках и попытках, обращая их внимание на особенности в композициях и колористических нюансах.
Чип глядел в сторону и прихлебывал свое виски.
- Послушайте, вы, сталюги! - сказал он достаточно громко, чтобы все расслышали. - Перестаньте на минуту болтать о мебели и послушайте меня! Вы знаете, что нам надо делать? Побороть Уни! Я употребляю это слово не как ругательство, а в буквальном смысле. Побороть Уни! Потому что во всем виноват он, и он за все в ответе! За дуроломов, которые стали такими из-за нехватки питания и пространства, или связей с внешним миром, и за болванчиков, которые стали такими из-за инфузий ЛПК и транквилизаторов, которыми их пичкают, и за нас, таких, какие мы есть, потому что Уни привел нас сюда, чтобы избавиться от нас; во всем виноват Уни - он довел мир до полного окоченения, когда уже ничто не меняется, - и мы должны перебороть Уни! Нам надо оторвать свои глупые битые зады, встать и ПЕРЕБОРОТЬ ВСЕ ЭТО!
Аши с улыбкой потрепал Чипа по щеке.
- Э, брат - сказал он, - ты малость перебрал, ты это понимаешь? Эй, Чип, ты меня слышишь?
Конечно же, он перебрал. Конечно, конечно, конечно. Но виски не оглушило его, оно освободило его. Оно вывернуло все, что было у него внутри на протяжении многих месяцев. Виски было отменное! Виски было чудесное!
Он остановил руку Аши и крепко схватил ее.
- Я в порядке, Аши, - сказал он. - Я знаю, о чем говорю. - Остальным же сидевшим, улыбаясь и покачиваясь, он сказал: - Мы не можем просто смириться и принять существующий порядок вещей, подладить себя под эту тюрьму! Аши, ты рисовал номеров без браслетов, и они были такие у тебя красивые! А теперь ты рисуешь голый цвет, цветовые болванки!
Его пытались усадить. Аши с одной стороны, Маттиола - с другой. Маттиола была очень напугана и сконфужена.
- И ты, любовь моя, - сказал Чип. - Ты принимаешь, подлаживаешься.
Он дал себя усадить на стул, потому что стоять было нелегко, - сидеть, удобно развалясь, было лучше.
- Мы должны бороться, а не подлаживаться, - говорил он. - Борьба, борьба и борьба. Мы должны бороться, - повторял он, обращаясь к сероглазому безбородому мужчине, сидевшему с ним рядом.
- Клянусь Богом, вы правы! - сказал человек. - Я с вами до конца! Побороть Уни! Что же мы будем делать? Отправимся на лодках и прихватим на всякий случай Армию? Но может быть, за морем ведут наблюдение со спутников, и доктора встретят нас облаками ЛПК. У меня идея получше: мы добудем самолет - я слыхал, на острове есть один взаправдашний, говорят, даже летает - и мы…
- Перестань дразнить человека, Боб, - сказал кто-то. - Он только что вырвался оттуда.
- Да это и так видно, - сказал мужчина, вставая.
- Есть способ, как это осуществить, - сказал Чип. - Должен быть. Есть способ это осуществить.
Он думал о море и острове посредине, но у него не получалось мыслить так четко, как бы ему того хотелось. Маттиола села на то место, где сидел безбородый, и взяла Чипа за руку.
- Нам надо бороться, - сказал он ей.
- Я знаю, я знаю, - сказала она, печально глядя на него.
Подошел Аши и поднес к его губам теплую чашку.
- Это кофе, - сказал он. - Выпей.
Напиток был очень горячий и крепкий; Чип сделал глоток и оттолкнул чашку.
- Медный комбинат, - сказал он. - На '91766. Медь должны привозить на берег. Там должны быть лодки и баржи. Мы могли бы…
- Уже пробовали, - сказал Аши.
Чип посмотрел на него, думая, что тот его разыгрывает, выставляет на посмешище, как тот безбородый сероглазый мужчина.
- Все, что ты говоришь, - сказал Аши, - все, о чем ты думаешь - "побороть Уни", - все это говорилось и обдумывалось много раньше. И попытки предпринимались. Десятки раз. - Он поднес чашку ко рту Чипа. - Попей еще, - сказал он.
Чип отвел рукой чашку, уставясь на него, и покачал головой.
- Это неправда, - сказал он.
- Это правда, брат. Глотни.
- Неправда!
- Правда, правда! - проговорила женщина в другом конце комнаты. - Это правда!
Джулия. Это была Джулия, двоюродная сестра Генерала, одиноко и прямо сидевшая в своем черном платье с маленьким золотым крестом.
- Каждые пять или шесть лет, - продолжала она, - группа подобных вам людей - иногда только вдвоем или втроем, иногда с десяток - уходит, чтобы уничтожить Уни-Комп. Они отправляются на катерах, на подводных лодках, затратив годы на их постройку; они отправляются на баржах, как вы сейчас предлагали. Они вооружаются огнестрельным оружием, взрывчаткой, противогазами, газовыми снарядами, всякой техникой. И они уверены, что уж их-то план наверняка сработает. Но они никогда не возвращаются. Два последних отряда финансировала я и продолжаю содержать семьи боевиков, поэтому я говорю об этом вполне авторитетно. Я полагаю, вы достаточно трезвы, чтобы понять, и не причинять себе и другим бесполезных страданий. Принимать и подлаживаться - этим исчерпываются все ваши возможности здесь. Будьте благодарны за то, что у вас есть: прелестная жена, в недалеком будущем ребенок и немножко свободы, которая, будем надеяться, со временем увеличится. К сказанному могу добавить, что я больше ни под каким видом не стану финансировать подобных затей. Я не так богата, как полагает кое-кто.
Она смотрела на Чипа маленькими черными глазами над бледным клювоподобным носом.
- Они никогда не возвращаются, Чип, - сказал Аши.
Чип перевел взгляд на него.
- Возможно, они достигают берега, - говорил Аши, - возможно, они добираются и до '001. Быть может, они даже проникают в храм. Но не дальше, потому что все они исчезли, все до единого. А Уни действует по-прежнему.
Чип взглянул на Джулию. Она сказала:
- Мужчины и женщины, точно такие же, как вы. Как я помню.
Чип взглянул на Маттиолу, державшую его за руку. Она сжала ее и сочувственно посмотрела на него.
Он взглянул на Аши. Тот молча протягивал ему чашку кофе.
Он жестом остановил его и покачал головой.
- Нет, не надо кофе, я не хочу, - сказали.
Он сидел неподвижно, на лбу у него внезапно выступила испарина, он судорожно дернулся вперед, и его вырвало.
Чип лежал в постели, рядом с ним спала Маттиола. Хассан храпел по другую сторону занавески. Во рту стояла горечь, и Чип вспомнил, как его рвало. Христос и Вэнь! И притом на ковер - первый виденный им за полгода ковер!
Потом ему вспомнилось, что говорила та женщина, Джулия, и Карл - Аши.