В приемной стояли два стула, низкий пустой стол и картина "Вэнь выступает перед химиотерапевтами". Чип решил, что, если его заставят говорить, он попытается не упоминать светлую кожу Снежинки и нестандартные глаза Маттиолы, которые были больше нормы, и разрез их тоже отличался от нормального.
Дежурная вернулась и оставила дверь открытой.
Они вошли в просторный кабинет. Худой седовласый номер лет пятидесяти с лишним - Езус ХЛ - сидел за большим, заваленным бумагами письменным столом. Когда врачи приблизились, он приветствовал их кивком и без интереса взглянул на Чипа. Жестом пригласил всех сесть.
Женщина-врач вручила Езусу ХЛ бланк с результатами обследований.
- Мне кажется, тут не все благополучно, - сказала она. - Боюсь, это симуляция.
- Вопреки энзимологическим данным, - заметил ее коллега.
Езус ХЛ наклонился над столом и стал внимательно изучать заключение. Врачи стояли около стола, наблюдая за ним. Чип пытался изобразить слабо выраженное любопытство. Он поглядел немного на Езуса ХЛ, потом перевел взгляд на стол. На нем в беспорядке лежали разные документы и бумаги, и его взгляд двигался далее, оставив без внимания старомодный телекомп в поцарапанном футляре. Стакан, набитый карандашами и линейками, стоял по соседству с фото Езуса ХЛ в рамке. На снимке он был молод и улыбался на фоне храма Уни. Были здесь два сувенирных пресс-папье - квадратное из ЧИ61332 и круглое из АРГ20400, оба лежали сами по себе, не на бумагах.
Езус ХЛ перевернул стандартный бланк и стал изучать оборотную сторону.
- Я хотела бы, Езус, - сказала врач, - подержать его ночь здесь и повторить некоторые тесты завтра с утра.
- Пустая трата времени, - начал было врач-мужчина.
- Или еще лучше, - перебила его женщина, - задать вопросы под ТП.
- Трата времени и средств, - сказал мужчина.
- Мы кто - врачи или анализаторы эффективности? - резко спросила женщина.
Езус ХЛ отложил бумагу и посмотрел на Чипа. Встал из-за стола, обошел его, врачи проворно отступили, давая ему пройти. Он подошел и встал как раз напротив Чипа, высокий и худой, в балахоне с красным крестом, заляпанном желтыми пятнами.
Он взял руки Чипа, лежавшие на подлокотниках, повернул их и посмотрел на его блестевшие от пота ладони.
Одну руку выпустил, другую держал за запястье, щупая пульс. Чип заставил себя безразлично поднять взгляд. Езус пристально посмотрел на Чипа, и заподозрил - нет, он точно все знал, - и презрительно усмехнулся, что так легко разгадал симулянта. У Чипа все внутри оборвалось.
Езус взял Чипа за подбородок, запрокинул ему голову и внимательно посмотрел в глаза.
- Раскройте глаза, насколько сможете широко, - сказал он. Это был голос… Короля! Чип уставился на врача.
- Вот-вот, - сказал он. - Смотрите на меня так, как будто я сказал нечто ошеломляющее. - Ошибки быть не могло - это был голос Короля! Чип разинул рот от неожиданности. - Извольте помолчать. Слов от вас не требуется, - сказал Король, он же Езус ХЛ, больно сдавив Чипу челюсть. Он сверлил Чипа взглядом, поворачивал его голову то в одну, то в другую сторону, затем выпустил ее из рук и отступил назад. Обошел вокруг стола и снова сел на свое место. Взял заключение, взглянул в него и вернул, улыбаясь, женщине. - Ты ошиблась, Анна, - сказал он. - Можешь успокоиться. Я много перевидал симулянтов - этот не из их числа. Впрочем, предоставляю решать вам. - И, обращаясь теперь к мужчине, он сказал: - Она, знаете ли, в чем-то права - мы не должны быть анализаторами эффективности. Братство может себе позволить слегка потратиться там, где речь идет о здоровье номера. Что такое, в конечном счете, Братство, как не сумма его номеров?
- Благодарим тебя, Езус, - сказала с улыбкой женщина. - Я рада, что ошиблась.
- Введите эти данные в Уни, - сказал Король, поворачиваясь к Чипу, - с тем, чтобы наш брат впредь мог получать меньшую дозу.
- Да, да, сейчас же иду. - Женщина подала знак Чипу. Он встал.
Они вышли из кабинета. В дверях Чип обернулся.
- Спасибо, - сказал он.
Король посмотрел из-за своего захламленного письменного стола - только посмотрел, без тени улыбки, без дружеского огонька в глазах.
- Благодарите Уни! - сказал он.
Не прошло и минуты, как Чип возвратился в свою комнату, когда позвонил Боб.
- Я только что получил справку из Главного Медцентра, - сказал он. - Состав инфузии у тебя был немного сбит по параметрам, но теперь все откорректировано.
- Хорошо, - сказал Чип.
- Твоя апатия и усталость постепенно пройдут в течение следующей недели, и к тебе вернется прежнее самочувствие.
- Я надеюсь.
- Так и будет. Послушай-ка, ты хочешь, чтобы я занялся тобой без очереди завтра, или, может, давай отложим до следующего вторника?
- Хорошо, до следующего вторника.
- Отлично, - сказал Боб и ухмыльнулся. - А знаешь что? - сказал он. - Ты уже выглядишь лучше.
- Я и чувствую себя лучше, - ответил Чип.
Глава 3
Каждый день его самочувствие немного улучшалось, он чувствовал себя все более бодрым и живым, более уверенным в том, что болезнью было его прежнее состояние, а здоровьем - то, что в нем постепенно крепло теперь. К пятнице - через три дня после обследования - он чувствовал себя так, как раньше бывало в день перед процедурой. Но последний раз ему вводили лекарство всего неделю назад; впереди еще целых три недели - необъятные и неисследованные - до очередной лечебной процедуры. Имитация реактивности сработала; Боб был одурачен, и дозу уменьшили. А следующая, по данным обследования, будет еще сильнее уменьшена. Какие чудеса ему суждено познать в области чувств через пять, через шесть недель?
В тот вечер, в пятницу, за пять минут до отбоя, Снежинка вошла к нему в комнату.
- Не гони меня, - сказала она, снимая балахон. - Я только положу записку в футляр твоей зубной щетки.
Она легла к нему в постель и помогла снять пижаму. Ее тело было гладким, отзывчивым и возбуждало сильней, чем тело Пиис СК или чье-либо еще; да и его собственное тело, когда она гладила, целовала и облизывала его, сильнее отзывалось на ласки, чем с другими раньше. Более сильным и неуемным было желание. Не в силах сдерживать себя, он вошел в нее - глубоко, страстно, - чуть было сразу не кончил, но она умерила его пыл, остановила, заставив его на мгновение остановиться и снова войти, приняв странную, но эффективную позу, через некоторое время поменяв ее. Двадцать минут, если не больше, они сообща трудились и неистовствовали, стараясь не производить шума, дабы не смутить соседей за стенкой и под ними.
Когда же все было кончено и они легли рядом, она спросила:
- Ну, как?
- Бесподобно! - сказал он. - Но если честно, то по тому, что ты говорила, я ожидал еще большего.
- Терпение, брат, - сказала она. - Ты еще не до конца здоров. Придет время, и тебе сегодняшнее покажется не более чем пожатием рук.
Он рассмеялся.
- Тсс.
Он обнял и поцеловал ее.
- Про что там, в записке? - спросил он. - Той, что в зубной щетке.
- В воскресенье в одиннадцать вечера, на том же месте, где в прошлый раз.
- Но без повязки!
- Без повязки, - сказала она.
Он увидит их всех, Маттиолу и других.
- Я ждал и думал о следующей встрече, - сказал он.
- Говорят, ты вторую ступень пролетел, как ракета.
- Ты хочешь сказать - проковылял. Я бы вообще не проскочил, если бы не… - Знала ли она, кем был на самом деле Король? Нужно ли говорить ей?
- Если бы?..
- Если бы не Король с Маттиолой, - сказал он. - Они приходили сюда накануне ночью и подбодрили меня.
- Ну да, конечно, - сказала она. - Никто из нас не прошел бы через это, если бы не капсулы и все прочее.
- Интересно, откуда они их взяли?
- Думаю, один из них работает в медцентре.
- Да, пожалуй, это так, - сказал он. Снежинка была не в курсе.
Или знала, но не знала, что известно ему. Чипу мысль о необходимости быть осторожным с ней была неприятна.
Она села.
- Послушай, - сказала она, - как мне ни больно говорить это, но ты уж продолжай со своей девочкой как обычно. Завтра вечером - я имею в виду.
- Она себе нашла кого-то еще, - сказал он. - Теперь ты - моя девочка.
- Нет, - сказала она. - Во всяком случае, не по субботним вечерам. Наставники будут удивлены, что мы спим с кем-то не из своего дома. У меня есть симпатичный нормальный парень Боб, напротив через коридор от меня, и ты подыщи себе симпатичненькую нормальную Айин или Мэри. Но если ты посмеешь дать ей больше, чем разок на скорую руку, я тебе шею намылю.
- Завтра вечером я буду неспособен даже на это.
- Так должно быть, - сказала она, - ты еще в стадии выздоровления. - Она строго взглянула на него. - Нет, верно, - сказала она, - ты должен не забывать, что нельзя проявлять с ней страстность. Только со мной. И сохраняй на лице довольную улыбку от первого гонга до последнего. И добросовестно выполняй свое задание на работе, но не слишком старательно. Это очень тонкое и хитрое дело - продолжать игру. Отнюдь не проще, чем начать ее. - Она опять легла рядом и обняла его рукой. - Гадство! - сказала она. - Все бы сейчас отдала, чтобы покурить.
- Неужели это такое большое удовольствие?
- Мммм! Особенно в такие моменты, как сейчас.
- Надо будет и мне попробовать.
Некоторое время они лежали, болтая и ласкаясь, а потом Снежинка попыталась еще раз возбудить его.
- Не попробуешь - не получишь, - объяснила она, но, увы, ее усилия оказались тщетными.
Около двенадцати она собралась уходить и уже у двери напомнила:
- В воскресенье в одиннадцать вечера. Поздравляю тебя!
Вечером в субботу Чип познакомился в гостиной с номером по имени Мэри КК, чей партнер был переведен в Кану в начале этой недели. Часть ее имянома, указывающая на год рождения, была 38, то есть ей было двадцать четыре года.
Они пошли на концерт, посвященный Рождеству Марксову, в Парк Равенства, Пока они сидели и ждали, покуда амфитеатр заполнится публикой, Чип внимательно рассматривал Мэри. У нее был острый подбородок, а в остальном она была нормальная: смуглая кожа, слегка раскосые карие глаза, подстриженные черные волосы, желтый балахон на стройном худощавом теле. Один ноготь на ноге, скрытый наполовину перемычкой сандалии, был синевато-вишневый. Она сидела с улыбкой на лице, глядя на противоположную сторону амфитеатра.
- Ты откуда? - спросил он у Мэри КК.
- Из Руса, - ответила она.
- Какая классификация?
- 140Б.
- Это что такое?
- Техник-офтальмолог.
- И что ты делаешь?
Она повернулась к нему.
- Я подгоняю линзы, - сказала она, - В детском отделении.
- Тебе нравится?
- Конечно, - она посмотрела на него с удивлением. - Почему ты задаешь мне столько вопросов? - спросила она. - И почему ты так меня рассматриваешь, будто впервые видишь номера?
- Я впервые вижу тебя, - сказал он. - И я хочу узнать тебя.
- Я такая же, как все остальные, - сказала она. - Во мне нет ничего необычного.
- У тебя острый подбородок.
Она отодвинулась, и было видно, что она смущена и даже оскорблена.
- Я не хотел тебя обидеть, - сказал он. - Просто хотел заметить, что в тебе есть что-то необычное, даже если это не существенно.
Она пристально посмотрела на него, затем отвела взгляд и покачала головой.
- Не понимаю тебя, - сказала она.
- Ты прости, - сказал он. - До прошлого вторника я был болен. Но мой наставник водил меня в Главный Медцентр, и там меня подналадили. Сейчас дело пошло на поправку. Ты не волнуйся.
- Вот это хорошо, - сказала она.
Через минуту повернулась к нему и радостно заулыбалась.
- Прощаю тебя, - сказала она.
- Спасибо, - сказал он, и ему вдруг стало грустно за нее.
Она опять посмотрела в сторону.
- Надеюсь, мы споем "Освобождение масс", - предположила она.
- Споем, споем, - заверил он девушку.
- Я люблю эту песню, - сказала она и, улыбаясь, стала мурлыкать мотивчик.
Он продолжал на нее искоса поглядывать, стараясь это делать незаметно, чтобы со стороны выглядело нормально. Мэри КК сказала правду: она ничем не отличалась от любого другого номера, если не считать такой мелочи, как острый подбородок и неправильного цвета ноготь на пальце ноги. Она была в точности такая же, как любая Мэри, или Анна, или Пиис, или Айни, которые были его подружками: покорная и добрая, услужливая и трудолюбивая. И все-таки ему было за нее грустно. Почему? А интересно, вызвали ли бы у него это чувство все другие девушки, если бы он их так же внимательно, рассмотрел и выслушал, как он смотрит на Мэри КК и слушает ее?
Он поглядел на номеров, сидящих от него по другую сторону, рядом с ним, ниже его и выше его. Все они были, как Мэри КК, все улыбались и готовы были петь свои любимые рождественские песни. И все они одинаково нагоняли тоску, вызывали в нем грусть - любой и каждый в амфитеатре, сотни, тысячи, десятки тысяч. Скопища их лиц напоминали смуглые бусины, нанизанные на рядами уложенные струны.
Прожектора вырвали из темноты золотой крест и красный серп в центре чаши. Грянули четыре знакомые фанфарные ноты, и каждый запел:
Братство могучее, единая Семья,
Сплоченные и дружные, без всяких лишних "Я".
Братству нерушимому мы жизни отдаем,
И Братство дарит жизни нам, которыми живем.
Нет, не были они могучим Братством, подумалось ему. А были они убогой общиной, тоскливой и достойной жалости, одурманенные медикаментами и обезличенные браслетами. Это Уни был могуч.
Братство могучее, славное племя,
Мы побеждаем пространство и время.
Он машинально подпевал, думая, что права была Маттиола: ослабленная доза влекла за собой новое для него ощущение несчастливости.
В одиннадцать часов вечера в воскресенье он встретился со Снежинкой в проходе между двумя зданиями на Нижней Площади Христа. Он обнимал и целовал ее с благодарностью, за ее сексуальность и юмор, бледную кожу и горький привкус табака - за все, что было ею и более никем.
- Слава Христу и Вэню, я рад тебя видеть, - сказал он.
Она сильно прижала его к себе и счастливо улыбнулась.
- Не сладко все время быть среди "нормальных"?
- Еще как! - сказал он. - Сегодня утром мне хотелось пробить не по мячу, а по команде моих футболистов.
Она рассмеялась.
Он испытывал депрессию после того вечера и концерта; теперь же он почувствовал себя свободным и счастливым и даже ростом выше.
- Я-таки нашел себе девушку, - сказал он, - и - ты не поверишь - у меня не было с ней никаких проблем.
- Гнусь!
- Конечно, не так долго и не так здорово, как было с тобой, но ведь не прошло и суток!
- Я могу обойтись и без подробностей.
Он усмехнулся, крепко обнял ее ниже пояса.
- Мне кажется, я способен проделать это и сегодня, - сказал он, поглаживая ее большими пальцами.
- Твое "Я" растет прямо на глазах.
- Все во мне растет!
- Пойдем, братец, - сказала она, убирая его руки и складывая ладонями вместе. - Будет лучше отвести тебя в помещение, пока ты не запел.
Они вышли на площадь и стали пересекать ее по диагонали. Безжизненно свисали флаги и украшения, развешанные на Рождество Марксово и смутно маячившие в отсветах дальних фонарей в проулках.
- Но куда же мы идем? - спросил он, полный счастья. - Где та тайная явка, где встречается хворое отребье молодого здорового поколения?
- В Пред-У, - сказала она.
- В музее?
- В нем самом. Ты сможешь придумать лучшее место для группы морочащих Уни аномалов? Ведь мы с тобой именно к ним и принадлежим. Полегче, - сказала она, придерживая его за руку, - не маршируй так энергично.
На площадь из проулка, куда они направлялись, вышел номер. Он нес то ли чемоданчик, то ли телекомп в футляре.
Чип умерил шаг и шел нормально рядом со Снежинкой. Номер - он нес телекомп, - поравнявшись с ними, улыбнулся и кивнул. Они улыбнулись и кивнули в ответ.
Чип со Снежинкой спустились по ступенькам, и площадь осталась позади.
- А кроме того, - продолжала прерванный разговор Снежинка, - там от восьми и до восьми пусто, и там бесконечное множество курительных трубок и забавных одежд, и потрясающих кроватей.
- Вы берете эти вещи?
- Мы не трогаем кроватей, - сказала она. - Но время от времени ими пользуемся. Торжественное собрание в конференц-зале было лишь в твою честь.
- Что еще вы делаете?
- Ну, сидим в кружке и понемножку жалуемся на жизнь. Этим по большей части занимаются Маттиола и Леопард. С меня хватает курения и секса. Король иногда забавно пародирует некоторые ТВ-передачи - подожди, еще увидишь, как ты теперь сможешь хохотать.
- Кроватями вы пользуетесь на групповой основе?
- Только попарно, дорогой. Мы не настолько Пред-У.
- А с кем ты ими пользовалась?
- С Пташкой, разумеется. Нужда - мать изобретательности. Бедняжка, мне теперь так ее жалко.
- Еще бы!
- Да, жалко! Ах, впрочем, там в экспонатах девятнадцатого века есть искусственный пенис. Она не пропадет.
- Король говорит, хорошо бы найти для нее мужчину.
- Хорошо бы. Ситуация стала бы гораздо лучше, будь у нас четыре пары.
- Вот и Король говорит то же самое.
Когда они проходили по первому этажу музея, освещая себе путь карманным фонариком, который был у Снежинки, в населенных странными фигурами потемках вспыхнул луч другого фонаря и раздался голос почти рядом:
- Эй, кто тут? - Они остановились. - Простите, - сказал голос. - Это я, Леопард.
Снежинка направила луч на автомашину двадцатого века, и фонарик в ней погас. Они подошли к сверкающему металлическому экипажу. Сидевший за рулем Леопард оказался старым круглолицым номером. На нем была шляпа с оранжевым пером. На носу и на щеках темнели коричневые пятнышки. Он положил на край окна машины свою руку с такими же пятнышками и сказал:
- Поздравляю, Чип! Рад, что вы выдержали.
- Далеко ли собрался ехать? - спросила Снежинка.
- Уже сгонял. В Япу и обратно. "Вольво" сейчас без горючего. Да и мокрый весь насквозь, сами понимаете.
Они улыбнулись друг другу.
- Фантастика, вы не находите? - сказал он, поворачивая руль и орудуя рычагом, торчащим под рулевым колесом. - Водитель от старта и до остановки полностью управлял машиной, используя для этого обе руки и ноги.
- Должно быть, головоломное занятие, - сказал Чип.
- Не говоря об его опасности, - добавила Снежинка.
- Зато очень забавно, - сказал Леопард. - Это настоящее приключение - выбирать, куда ехать, соображать, по какой дороге добраться до цели, соотносить свои маневры с маневрами других машин.
- Ошибиться при маневре - и погибнуть, - сказала Снежинка.
- Не думаю, чтобы это случалось так часто, как нам говорили, - сказал Леопард. - Если бы было так, они делали бы детали машин гораздо толще.
На это Чип возразил:
- Но это сделало бы их намного тяжелей, и они ездили бы еще медленней.
- А где Тишь? - спросила Снежинка.
- Наверху с Пташкой, - сказал Леопард.