- Я говорил с несколькими людьми, читавшими газеты или статьи в Интернете о моей… о моем убийстве, но вы первый, кто видел что-то об этом по телевизору. Пожалуйста, не могли бы вы рассказать мне об этом?
Руш наконец предложил Тео сесть. Тео сел рядом со стеллажом с фотографией покойной фрау Руш. На журнальном столике стояла ваза с виноградом. Наверное, один из новых продуктов генной инженерии. Ягоды оставались сочными даже при комнатной температуре.
- Да и рассказывать-то особо нечего, - нахмурился Руш. - Правда, кое-что было странно. Выпуск новостей шел не по-немецки, а по-французски. В Германии это редкость.
- На экране был логотип телекомпании?
- Может, и был, но я не обратил внимания.
- А ведущий? Вы его узнали?
- Ее. Нет. Но она вела выпуск очень профессионально. И ничего удивительного в том, что я ее не узнал: ей явно было меньше тридцати, а значит, сейчас ей еще и десяти нет.
- А на экране в титрах, случайно, не было ее имени? Понимаете, если я ее разыщу… Наверняка в своем видении она вела выпуск новостей, и, может быть, она вспомнит что-то, о чем вы забыли.
- Дело в том, что в своем видении я смотрел выпуск новостей не "вживую", а в записи. И был потрясен способом перемотки записи. Я не пользовался пультом. Плеер реагировал на мой голос. Запись была не на видеокассете, не на диске. Картинка на экране была абсолютно чистая - ни "снега", ни подергиваний. - Руш немного помолчал. - Но как только статичный кадр за спиной ведущей сменился - в общем, это, наверное, была ваша фотография, только вы, естественно, выглядели старше, - я прекратил перемотку и стал смотреть. В титрах было написано: "Un Savant tue" - "Смерть ученого". Наверное, это меня заинтриговало. Ну, понимаете, я же и сам ученый.
- И вы просмотрели это сообщение до конца?
- Да.
Тео вдруг осенило. Если Руш просмотрел все сообщение, значит, оно длилось меньше двух минут. Конечно, две минуты для телевидения - это целая вечность, но…
…но вся его жизнь, изложенная за минуту и сорок пять секунд…
- Что сказала ведущая? - спросил Тео. - Постарайтесь припомнить. Это может мне помочь.
- Честно говоря, я мало что помню. Вероятно, я, тот, из будущего, был заинтригован, но понимаете, похоже, и очень испуган. Какого черта? Что происходит? Я сидел за кухонным столом - вон там, пил кофе, читал работы студентов, и вдруг все изменилось. Меньше всего меня интересовали детали истории про кого-то, кого я совсем не знал.
- Я понимаю вашу растерянность, - отозвался Тео, но так как у него самого видения не было, на самом деле он не слишком хорошо понимал Руша. - Но все-таки постарайтесь припомнить хоть что-нибудь. Это очень важно.
- Ну… Женщина сказала, что вы ученый. Физик, кажется. Это так?
- Да.
- И она сказала, что вам было… то есть будет… о, не знаю! Сорок восемь лет.
Тео молча кивнул.
- И она сказала, что вас застрелили.
- А она сказала где?
- В каком смысле? Куда стреляли? В грудь вроде бы.
- Нет-нет. Где это произошло? В каком месте?
- Боюсь, этого она не говорила.
- Это случилось в ЦЕРНе?
- Она сообщила, что вы работали в ЦЕРНе, но… но я что-то не припомню, чтобы она упоминала, что вас убили именно там. Извините.
- Она ничего не говорила о какой-нибудь спортивной арене? О турнире по боксу?
Руша явно удивил вопрос Тео.
- Нет.
- Больше вы ничего не помните?
- Нет, простите.
- А какой сюжет последовал сразу после сообщения о моем убийстве?
Тео сам не знал, почему задал этот вопрос. Может быть, просто хотел понять, какое место в рейтинге новостей занимало сообщение о его смерти.
- Простите, не знаю. Я не стал досматривать выпуск новостей. Как только сообщение о вас закончилось, пустили рекламу… какой-то компании, наладившей выпуск - представьте себе! - дизайнерских младенцев. Это поразило меня - меня, живущего в две тысячи девятом году. А вот меня, живущего в две тысячи тридцатом, совершенно не заинтересовало. Я просто выключил телевизор - только это был не телевизор, а плоский экран, висевший на стене. В общем, я произнес слово "отключись", и экран сразу стал черным. А потом он, то есть я, обернулся, и… знаете, наверное, это был номер в гостинице: там стояли две большие кровати. Я пошел и, не раздеваясь, лег на кровать. Потом лежал и смотрел в потолок, а потом видение закончилось и я оказался у себя дома, за кухонным столом. - Руш немного помолчал. - Конечно, я себе набил здоровую шишку. Ударился лбом о стол. И вдобавок кофе на руку пролил. Наверное, чашку задел. Хорошо еще, что не сильно обжегся. Я не сразу пришел в себя, но потом узнал, что у всех в нашем доме были такие галлюцинации. Затем я попытался дозвониться до жены и узнал… узнал, что она… - Он судорожно сглотнул. - Ее нашли не сразу. Она выходила из метро, поднималась по эскалатору. Судя по рассказам очевидцев, ей оставалось подняться всего на несколько ступеней, но тут она потеряла сознание и упала на спину. Пролетела шестьдесят или семьдесят ступенек. Сломала шею при падении.
- Господи! - вырвалось у Тео. - Мне очень жаль!
Руш кивнул. На сей раз он принял его соболезнования.
Больше говорить было не о чем. К тому же Тео пора было в аэропорт: не хотелось тратить деньги на гостиницу в Берлине.
- Огромное спасибо вам за то, что уделили мне время. - Тео сунул руку в карман и вытащил визитницу. - Если вдруг вспомните что-нибудь еще и решите, что это может мне как-то помочь, буду рад вашему звонку или письму по электронке. - И протянул Рушу визитку.
Тот взял карточку, даже не взглянув на нее. Тео ушел.
На следующий день Ллойд снова пришел к Гастону Беранже. На этот раз у него ушло еще больше времени на дорогу до административного корпуса. Его задержали сотрудники из объединенной группы теории поля, направлявшиеся в компьютерный центр. Войдя наконец в кабинет Беранже, Ллойд произнес:
- Прошу прощения, Гастон. Можете уволить меня, если хотите, но я все же намерен обнародовать свою точку зрения.
- Я, кажется, ясно выразился…
- Мы просто обязаны предать все это гласности. Послушайте, я только что говорил с Тео. Вы знаете о том, что он вчера летал в Германию?
- У меня три тысячи подчиненных, я не могу за всеми следить.
- Так вот. Он летал в Германию, билет взял сразу же. К тому же с огромной скидкой. Почему? Потому что люди боятся летать самолетами. Весь мир до сих пор парализован, Гастон. Все боятся того, что сдвиг во времени произойдет снова. Не верите - загляните в газеты, посмотрите телевизор. Я только что смотрел последние новости. Люди избегают занятий спортом, за руль садятся только в случае крайней необходимости и отказываются летать самолетами. Все словно ждут повторения. - Ллойд снова вспомнил, как его отец объявил, что переезжает. - Но ведь никакого повторения не будет. Так ведь? До тех пор пока мы не станем воспроизводить наш последний эксперимент, никакого сдвига во времени не произойдет. Мы не можем держать весь мир в подвешенном состоянии. Мы и так натворили достаточно бед. Нельзя, чтобы люди боялись жить. Необходимо все вернуть, насколько это возможно, назад. К тому, что было раньше.
Беранже, похоже, задумался.
- Ну будет вам, Гастон. Все равно скоро кто-нибудь обязательно проболтается.
- А вы думаете, я этого не понимаю? Мне вовсе не по душе роль обструкциониста. Но мы обязаны думать о последствиях, о юридической ответственности, - шумно выдохнул Беранже.
- Наверняка будет лучше, если мы добровольно во всем сознаемся, а не будем ждать, когда нас остановят полицейским свистком.
Беранже запрокинул голову и несколько секунд смотрел в потолок.
- Я знаю, что вам не нравлюсь, - начал он, не глядя на Ллойда. Тот был готов возразить, но Беранже предупреждающе поднял руку. - И не трудитесь отрицать. Мы с вами никогда не ладили, никогда не были друзьями. Отчасти это, конечно, естественно. Такое можно наблюдать в любой лаборатории по всему свету. Ученые, считающие, что администраторы существуют лишь для того, чтобы тормозить их работу. Администраторы, ведущие себя так, словно ученые - не душа и сердце лаборатории, а некое неудобство. Но тут дело не только в этом. Какой бы работой мы оба ни занимались, я бы вам все равно не нравился. Раньше у меня просто не было времени остановиться и подумать об этом. Я всегда знал, что есть люди, которым я не нравлюсь и никогда не понравлюсь, но я никогда не задумывался, что в этом может быть и моя вина. - Он умолк и пожал плечами. - Но возможно, это так. Я вам не говорил, какое у меня было видение… и сейчас не расскажу. Но оно заставило меня задуматься. Быть может, я слишком сильно вам сопротивлялся. Вы считаете, что мы должны все предать гласности? Господи, сам не знаю, правильно это или нет. И не знаю, правильно ли поступать иначе. - Беранже немного помедлил. - И между прочим, наша ситуация не такая уж исключительная. Нужно бросить кость прессе на случай утечки информации и показать, что мы не виноваты.
Ллойд непонимающе поднял брови.
- Обрушение моста Такома-Нэрроуз, - пояснил Беранже.
Ллойд кивнул.
Рано утром 7 ноября 1940 года асфальт на подвесном мосту Такома-Нэрроуз вдруг стал трескаться. Вскоре весь мост начал со страшным скрежетом раскачиваться вверх-вниз и в результате рухнул. Любой ученик старших классов видел этот эпизод, заснятый на кинопленку. На протяжении десятков лет выдвигались самые разные объяснения этого явления, причем каждое из них было самым лучшим. Ну, например, ветер вызвал естественный резонанс.
"Конечно, строители моста должны были предусмотреть такое", - говорили люди. В конце концов, резонанс - хорошо известное явление. Вспомнить хотя бы камертон. Но гипотеза резонанса оказалась неверной. Резонанс требует невероятно высокой точности совпадения по фазе и частоте, иначе любой певец мог бы разбить голосом винные бокалы. И уж конечно, беспорядочные порывы ветра не могли вызвать резонанс. В 1990 году было доказано, что мост Такома-Нэрроуз рухнул из-за фундаментальной нелинейности подвесных мостов. Это частный случай теории хаоса - отрасли науки, которой попросту не существовало в то время, когда строился этот мост. И здесь не было вины проектировщиков: при том уровне знаний попросту невозможно было предугадать и предотвратить обрушение моста.
- Если бы все дело было только в видениях, - грустно улыбнулся Беранже, - нам не пришлось бы спасать свою шкуру. Наверное, многие даже поблагодарили бы вас. Но сколько машин разбито, сколько людей упало с лестниц и так далее. Вы готовы принять эти обвинения? Потому что удар придется принять не мне и не ЦЕРНу. Потому что когда дойдет до дела - сколько бы мы тут с вами ни проводили параллелей с историей моста Такома-Нэрроуз и ни рассуждали о непредвиденных последствиях, - люди все равно захотят получить конкретного козла отпущения, и вы должны понимать, что этим козлом отпущения будете вы, Ллойд. Это был ваш эксперимент.
Генеральный директор умолк. Ллойд немного подумал и сказал:
- Я справлюсь.
Беранже коротко кивнул.
- Bien. Мы устроим пресс-конференцию. - Он посмотрел за окно. - Думаю, пора поставить точки над "i".
КНИГА II
ВЕСНА 2009
Свобода воли - иллюзия. Она синоним неполноты восприятия.
Уолтер Кубилиус
12
День пятый. Суббота, 25 апреля 2009 года
В административном корпусе ЦЕРНа было много аудиторий для семинаров и собраний. Но для пресс-конференции выбрали лекционный зал на двести мест, и сейчас все места были заняты. Сотрудникам отдела по связям с общественностью достаточно было сообщить средствам массовой информации, что ЦЕРН собирается сделать важное заявление о причине временного сдвига, как тут же собрались репортеры из всех европейских стран, а также один спецкор из Японии, один из Канады и шесть из США.
Беранже сдержал слово: главную роль он отвел Ллойду. Если кому и предстояло стать козлом отпущения, так это ему. Ллойд подошел к кафедре и откашлялся.
- Здравствуйте, - начал он. - Меня зовут Ллойд Симкоу. - Кто-то из отдела по связям с общественностью объяснил ему, что имя и фамилию нужно произнести по буквам, что он и сделал: - Моя фамилия пишется "эс-и-эм-ка-о-у", а имя - Ллойд - с двумя буквами "эль".
После окончания пресс-конференции все репортеры должны были получить DVD-диск с записью выступления Ллойда и его краткой биографией, но многие, не имея возможности навести справки в Интернете, уже сейчас собирали основную информацию.
- Моя специальность - исследование кварк-глюонной плазмы, - продолжил Ллойд. - Я гражданин Канады, но много лет проработал в США, в Национальной ускорительной лаборатории имени Ферми. Последние два года работаю в ЦЕРНе и занимаюсь разработкой основного эксперимента на Большом адронном коллайдере. - Решив потянуть время и немного успокоиться, Ллойд сделал паузу. Нет, он не боялся публичных выступлений, ведь за его плечами были годы преподавания в университете. Но он не знал, какая реакция будет на его заявление. - Это мой помощник, доктор Теодосиос Прокопидес, - сказал Ллойд.
Тео, сидевший рядом с кафедрой, привстал.
- Тео, - сдержанно улыбнулся он журналистам. - Можете называть меня Тео.
"Ну просто одна большая счастливая семья", - подумал Ллойд. Он произнес имя и фамилию Тео медленно, по буквам, сделал глубокий вдох и продолжил:
- Двадцать первого апреля ровно в шестнадцать часов по Гринвичскому времени мы проводили здесь эксперимент.
Ллойд снова сделал паузу и пробежался взглядом по лицам журналистов.
Похоже, те сразу все поняли и тут же принялись выкрикивать вопросы, Ллойда ослепили фотовспышки. Он поднял руки, показывая, что сдается, и стал ждать, когда аудитория успокоится.
- Да, - наконец произнес он. - Да, по всей видимости, вы правы. У нас есть причина предполагать, что временной сдвиг как-то связан с нашим экспериментом на Большом адронном коллайдере.
- Как такое может быть? - поинтересовался Кли, спецкор Си-эн-эн.
- Вы уверены? - выкрикнул Джонас, корреспондент Би-би-си.
- Почему вы до сих пор молчали?! - возмутился репортер из агентства "Рейтер".
- Начну с последнего вопроса, - сказал Ллойд. - Точнее, попрошу ответить доктора Прокопидеса.
- Благодарю, - отозвался Тео и подошел к микрофону. - Гм… Причина, по которой мы раньше не выступили с заявлением, состоит в том, что мы не располагали теоретической моделью объяснения случившегося. - И, немного помедлив, заявил: - Честно говоря, у нас до сих пор нет такой модели. В конце концов, со времени Флэшфорварда прошло всего четыре дня. Но факт в том, что мы произвели столкновение элементарных частиц с самыми высокими энергиями в истории нашей планеты, и это столкновение произошло как раз в тот момент - с точностью до секунды, - когда произошел Флэшфорвард. Мы не можем игнорировать возможность причинно-следственной связи.
- Насколько вы уверены в том, что эти два события связаны между собой? - поинтересовалась женщина из "Трибюн де Женев".
- По идее, - пожал плечами Тео, - наш эксперимент не должен был вызвать Флэшфорвард. Но и никакой другой причины этого явления, кроме нашего эксперимента, мы пока не видим. Судя по всему, наша работа - самый вероятный кандидат на звание причины Флэшфорварда.
Ллойд украдкой посмотрел на Беранже. Выразительное лицо генерального директора на сей раз было абсолютно бесстрастным. Когда они репетировали пресс-конференцию, Тео сначала предложил другой вариант этой фразы: "Самый вероятный кандидат на звание главного обвиняемого". Беранже обещал стереть его в порошок, если он употребит слово "обвиняемый". Но оказалось, что разницы никакой.
- Значит, вы берете на себя ответственность за все потерянные человеческие жизни? - спросил Кли.
У Ллойда противно засосало под ложечкой. Он заметил, что Беранже нахмурился. Вид у генерального директора был такой, словно он готов вмешаться и занять место ведущего пресс-конференции.
- Мы признаем, что наш эксперимент представляется нам наиболее вероятной причиной, - ответил Ллойд, встав рядом с Тео. - Но мы ответственно заявляем, что спрогнозировать даже отдаленные последствия нашего эксперимента не представлялось возможным. Явление оказалось совершенно непредсказуемым. Это было то, что страховщики называют волей Божьей.
- Но столько людей погибло… - выкрикнул кто-то из репортеров.
- Какой материальный ущерб причинен… - подхватил другой.
Ллойд снова поднял руки, прося тишины:
- Да, мы все знаем. Поверьте, мы всем сердцем сочувствуем каждому человеку, получившему травму и потерявшему близких. Так, под колесами потерявшего управление автомобиля погибла маленькая девочка, которая была мне очень дорога. Я все на свете отдал бы, чтобы ее вернуть. Но это невозможно было предотвратить…
- Ну уж нет! - оборвал его Джонас. - Очень даже возможно! Если бы вы не проводили свой эксперимент, ничего этого не случилось бы!
- Со всем уважением, сэр, но это иррационально, - отозвался Ллойд. - Ученые постоянно проводят эксперименты. А мы предпринимаем все разумные меры предосторожности. ЦЕРН, как вы знаете, имеет завидную историю безопасных экспериментов. И люди просто не могут взять и все бросить. Наука не может прекратить движение вперед. Мы не знали, что такое может случиться, мы и не могли этого знать. Но мы говорим миру правду. Я понимаю: люди боятся, что это может повториться, что в любой момент наше сознание может снова перенестись в будущее. Но этого не произойдет. Мы запустили это явление и мы же ответственно заверяем: никакой опасности повторения Флэшфорварда не существует.
Пресса, естественно, разразилась возмущенными воплями. В передовицах клеймили ученых, которые лезут в такие вещи, о которых людям вообще знать не положено. Но как бы ни старались журналисты, даже самым въедливым таблоидам не удалось заручиться мнением авторитетного физика, который мог бы опровергнуть заявление экспериментаторов из ЦЕРНа о невозможности предвидеть перемещение сознания во времени. Естественно, это породило различные инсинуации на тему, что физики сговорились и покрывают друг друга. Но довольно скоро, устав от обвинений в адрес ученых из ЦЕРНа, газетчики переключились на развитие идеи о том, что произошло нечто действительно непредсказуемое и принципиально новое.