– Не могу вернуть вам человеческий облик. Не потому, что не хочу. А потому что не знаю как!!!
– Ты хочешь сказать,- медленно протянула Розамунда,- что не знаешь нужного заклинания?
– Именно. Не знаю! Все, что передал мне бог Ндунги, заключалось в бессмысленной фразе "Ногаи менгази"!
– Я так и знала, что все пойдет наперекосяк! - возопила Розамунда.- Я ведь предупреждала тебя, Викентий, чтоб ты не произносил эту африканскую неопознанную фразу без принятия должных мер безопасности! Я столько раз тебе говорила: магия людей и система смены облика морферов - совершенно разные вещи. Я, как морфер, никогда бы не пошла на такое беспечное заигрывание с неизвестной магией! Но ты, человек, существо низшего эволюционного порядка, ты никогда не прислушивался к моим советам! Нина Валентиновна, милочка, успокойтесь. Если бы схему вашего морфинга рассчитал настоящий специалист, все было бы в полном порядке. Но поскольку некоторые здесь предстоящие дилетанты используют примитивную магию отсталых племен, я умываю руки. То есть лапки…
– Будь он неладен, этот Ндунги,- покаянно сказал Викентий. Он почти и не слышал гневной тирады Розамунды.- Но я же не знал, что все так обернется!!! Нина Валентиновна, видит бог, я не хотел…
– ВУУУАААУУУАУ!!!
– Я хорошо понимаю ваше состояние, Нина Валентиновна! - прокричал Викентий.- Это шок, это стресс, но постарайтесь мыслить позитивно!
Он в отчаянии обхватил голову руками, ожидая того, что разъяренная ветреная Нина Валентиновна примется создавать в его комнате панораму под названием "Здесь прошел торнадо". Но, к вящему удивлению несчастного психиатра, ответом ему была тишина. Можно сказать, позитивная тишина.
– А? - спросил Викентий.- Нина Валентиновна, мне показалось, или вы действительно что-то сказали?
– Сказала,- подтвердила Нина Валентиновна.- Позитивно мыслить, говорите? Да нет ничего проще!
– То есть?
– Есть основания полагать, что ветром я останусь надолго?
– К несчастью, да. Боюсь, лишь оказавшись в племени вибути или государстве Вибути, не знаю, как правильно говорить,- словом, лишь будучи там, мы сможем обратиться к вибутянским специалистам по нейтрализации заклятия "Ногаи менгази". Может быть, даже придется побеспокоить самого бога Ндунги.
– Ну-у-у-у, это уже обнадеживает. А до тех пор, значит…
– Да,- обреченно сказал Викентий.- До тех пор вы не сможете быть человеком. Но умоляю вас, мыслите позитивно!!!
– А я и мыслю позитивно! Позитивней не бывает.- Нина Валентиновна прошлась по комнате легким бризом.- Вы ду-у-у-умаете, быть человеком - это такое уж достоинство?! Точнее, даже не человеком! А женщиной! Причем - заму-у-у-у-у жней женщиной. Когда ты замужняя женщина и твой брак - только вредная привычка, от которой невозможно избавиться, хочется стать кем угодно, лишь бы измениться. Изменить свою жизнь. Но проходят го-о-о-о-оды, ничего не меняется, ты смиряешься и стареешь! Вы дали мне шанс, Викентий. Вы и ваши африканские боги. Мало того. Если вы По прибытии в Африку даже и найдете то заклятие, которое снова сделает меня Ниной Валентиновной Первовой, бу-у-у-удьте уверены - я разнесу вас на молекул-ы-ы-ы-ы-ы!
– Как неожиданно все уладилось! - обрадовалась Розамунда, а Викентий только озадаченно хлопал глазами - он и не ожидал, что реакция Нины Валентиновны будет столь бурной да еще и с оттенком феминизма.
– Действительно,- пробормотал Викентий.- Но… как вы уладите проблему с вашим мужем? А, Нина Валентиновна?
Смерчеподобная Нина Валентиновна одним мощным порывом перевернула кресло в воздухе и поставила его на место.
– Впечатляет,- стараясь унять дрожь в голосе, похвалил Викентий.- Думаю, с вашим мужем проблем не будет.
– Я тоже так считаю-у-у-у! Он проклянет тот день, когда раскритиковал мое первое стихотворение!
– Нина Валентиновна,- посуровел Викентий,- вы, однако, соблюдайте принципы гуманизма.
– По отношению к собственному мужу? Никогда!- гордо провыла ураганохарактерная дама.
– Ну, мое дело - предупредить,- пожал плечами Викентий.
Он давно понял, что женщина в своей потаенной сути - существо хаотическое, стихийное, бессмысленное и непредсказуемое. Например, Элпфис была такой. И Нина Валентиновна - тоже вот взяла да и обрадовалась своему новому аспекту бытия, вместо того чтобы предаваться рефлексии на тему: "Как я скажу об этом моему дорогому мужу?"
Многие женщины (как заметил Викентий) вообще мало думают о своих мужьях, совершая жизненно значимые шаги. Это аксиома.
– Время позднее,- сказал Викентий.- Стоит всем отдохнуть. Тем более что впереди нас ждет долгая поездка в Африку…
– Нас ждет стремительный полет в Африку! - не преминула поправить Нина Валентиновна.
– Совершенно верно, спасибо. Предлагаю всем отдохнуть. Нина Валентиновна, вы как планируете провести остаток этой ночи?
– Не волнуйтесь, вас я не побеспокою. У меня есть парочка идей, которые стоит немедленно реализовать!
– Нина Валентиновна, я даже не хочу знать, что это за идеи. Но я тем не менее взываю к вашему благоразумию.
– Спасибо. А теперь откройте форточку-у-у-у-у, доктор!
Викентий распахнул форточку. Сильный ветер пронесся мимо его лица и растворился в ночи.
– До скорой встречи! - провыл ветер…
Розамунда с горестным умилением смотрела на Викентия.
– Ты похож на апельсин,- сообщила она ему.
– Что, весь такой круглый, оранжевый и сочный?
– Нет, весь такой кислый, болезненно-желтоватый и только что попавший в соковыжималку,- не погрешила против истины Розамунда.- Иди спать.
– Спасибо, Розамунда,- с чувством зевнул Викентий.- Ты всегда подаешь только дельные советы.
И он действительно отправился спать. И его сну вовсе не мешала метель, неожиданно, вопреки всем прогнозам поднявшаяся над Медвянкой. Метель выла, стонала, хохотала, пела, декламировала, жаловалась, проклинала,- словом, делала исключительно те вещи, которые положены самой настоящей метели.
Викентию снилось странное жилище - вроде бы по типу архитектуры напоминает сараюшку обыкновенную, но обилие золота (листового!) и всяких самоцветов невольно смущает. Викентий не привык к таким снам - ярко выраженного снобистского характера. И вот он, Викентий, оказался в этой сараюшке, и все больше понимает, что при всей своей сарайности и масштабности жилище это больше всего напоминает ему, доктору Вересаеву, детскую. Здесь очень много игрушек. Правда, несколько странных по виду. Например, погремушка в виде оскаленного черепа с алмазами вместо глаз и зубов. Доска для дротиков выглядит обычно, но вот сами дротики скорее напоминают какие-нибудь копья или зулусские ассегаи… Хотя Викентий не уверен, что копье и ассегай - это одно и то же. А информацию о том, что дети любят мягкую игрушку, скажем зверушек, кто-то, оформлявший данную детскую, явно воспринял чересчур буквально. Потому что чучела львов, леопардов, окапи и даже жирафа выглядят, конечно, мягко и пушисто, но Викентий предпочел бы не встречаться взглядом с их стеклянными глазами и ненатурально длинными клыками.
Посреди оригинальной детской висят, покачиваясь, качели. Тот, кто на них в данный момент сидит и покачивается, вдруг оборачивается, и Викентий видит перед собой Степана Водоглазова по кличке Гремлин.
– Степа, ты…
– Кешаня, я…
Они крепко жмут друг другу руки и скупо, воистину по-мужски, плачут.
Отсморкавшись в ближайший пальмовый лист, явившийся из воздуха как по волшебству, Степан говорит:
– Явился-таки, друг ненаглядный! Я тебя так ждал, я тебя так звал! Если б ты только знал, Кешаня, как мне хреново тут без тебя приходится!… Что так долго не ехал?
– А разве у меня были основания полагать, что нужно бросить все и бежать к тебе?…
– Погоди, а разве акачиков тебе бог Ндунги не посылал?
– Посылал. Только я ничего из их лопотанья не понял. Так что загнулись акачики безвозвратно.
– Жалко. Такие малявки душевные. А как же ты тут оказался? Стой, сам догадаюсь! Это, наверно, подружка твоя крутая, Элпфис, сообразила, как до Африки добраться! Точно, это она! Громовая деваха! Вы с ней, кстати, как, детишками покуда не обзавелись? Ты что вдруг так помрачнел, Кешаня, друг мой золотой?
– Ты затронул больную струну в моем сердце, Степан. Мы расстались с Элпфис.
– Пардон. То есть ты хочешь сказать, что она тебя бросила, бортанула, продинамила, обломала и кинула вкрутую?
– Именно.
– Как я тебе сочувствую, дорогой друг! - Степан припал к гриве львиного чучела и бурно разрыдался.- О, женщины! Вам не коварство имя, а кое-что покруче и покрепче!
– Степан, брось ты расстраиваться. Я уже свыкся с мыслью об одиночестве. И потом… Надеюсь, с другим она счастлива.
– А я надеюсь, что ее сожрал крокодил-плакальщик! - отирая слезы, брякнул Степан.- Никакая женщина, будь она хоть сама Лив Тайлер или даже Кейт Бланшетт, не может так поступать с моим лучшим другом! Ну, ладно. Будем считать, что этот вопрос мы обсудили. Минуту молчания в память о твоей безвозвратно ушедшей любви я объявлю как-нибудь потом, лады?
– Ладее не бывает. Потому что, прежде всего, мне очень хочется знать, Степан, зачем ты за мной посылал? Да еще каких-то акачиков? Нельзя, что ли, простую телеграмму было отбить - приезжай, мол, скучаю…
– Какие отсюда телеграммы, голова? Какие письма? Это тебе не Вышний Волочок какой-нибудь, а непознанная эзотерическая местность. К нам, в государство Вибути, ни одна муха цеце не пролетит без спецвизы. Не говоря уж об официальных иностранных делегациях. И письмо отсюда посылать - все равно что бананом по тамтаму бить.
– Чего?
– Пословица это такая, местная. Вибутянская. Насчет бесполезности некоторых действий.
– Ты мне зубы не заговаривай, Степан! Зачем ты меня в Африку вытащил? А?
– Ну, во-первых, я тебя еще не вытащил, это тебе все снится, не забывай. Пока снится.
– Логично. Так, я учел погрешность на сон и тем не менее повторяю свой вопрос!
– А что такого?! Вытащил и вытащил, чем тебе Африка плоха? Солнце круглый год, бананы, кокосы, жабья настойка… О, я сейчас тебе сто пятьдесят жабьей настоечки налью за знакомство!
– Степан!…
– Не ори. Да, вытащил. Точнее, собираюсь, потому как то, что ты видишь сейчас, все-таки сон. Скучно мне без тебя, друг Кешаня. Одиноко, как жирафу в мраморном гроте! Я ж тут пашу чисто как раб на плантациях - замещаю великого Царя Алулу Оа Вамбонга, да воссияет он в Сонме богов и да потопчет своих врагов!
– А сам Царь куда делся?
– Смылся от государственных забот в Непопираемую землю. Мне чуток своей чудотворной силушки оставил - и марш-марш, шпацирен, дер цар! А я от работы царской устал - сил нет. Вот и решил друга из далекой России вызвать, узнать, как там у нас, на заснеженной родине, кто в президентах, кто в олигархах, повысили ли пенсии, оставили ли льготы на проезд в метро…
– И ты только из-за этого меня сорвал с места?
– А что, этого мало?!
– Степан, да ты вообще… Ты думаешь хоть иногда той головой, что на плечах?! У меня дома работы невпроворот!
– Что, до сих пор магическими услугами приторговываешь?
– Хорошего же ты обо мне мнения! А еще друг!… Охамел тут совсем, в своей Африке!
– Но-но…
– Я, между прочим, известный в России врач! У меня даже своя клиника имеется.
– Психиатрическая?
– А как ты догадался?
– Кто ж тебя к нормальным-то пациентам пустит?
– Свинья африканская! У меня, между прочим, есть собственный уникальный лечебный метод! Обо мне в журналах пишут и в газетах! Я столько психов за эти годы вылечил, что меня из России даже выселить хотели - если так лечить буду, таблетки никому станут не нужны. И всякие доморощенные психологи-психотерапевты - тоже! У меня есть сила…
– А чья сила-то?… Уж не великого ли Алулу, да воссияет он и да потопчет?
– Ну, его. А что?
– А то, что некоторые стали очень неблагодарными и забыли, кому они обязаны своими паранормальными способностями.
– Ну спасибо тебе, Степан, спасибо! - взорвался Викентий.- Сейчас-то чего тебе от меня надо?!
Степан из вересаевского сна сник и рассеянно принялся поглаживать чучело леопарда.
– Просто хотел тебя, старого друга, повидать… - протянул он так, что у Викентия защемило сердце.- Поговорить о том о сем. Москва-то небось все хорошеет?
– Наверное,- неопределенно ответил Викентий.
– Погоди, как это? А ты разве не в столице нашей Родины живешь?!
– Нет, я уехал оттуда сразу, как расстались с Элпфис. В поселок Медвянка. Там настоящая глушь, деревенские избы, лес и сугробы в два человеческих роста… Там я теперь живу. И работаю.
– Вот это номер… - Степан отчего-то явно смутился.- А я вот тут, видишь, при государственных делах топчусь… Будь они неладны. А вообще у меня все хорошо. Просто отлично. Нет проблем!
– Степан!
– А?
– Ты хоть во сне можешь мне правду сказать?!
– А я разве вру?
Викентий прицельно глянул на друга:
– Мне была наводка. От одного доброжелателя. Он утверждал, что мой друг Степан находится в трех шагах от места собственной казни. Доброжелатель напел мне также, что Степана ждет мучительная смерть, если я не вмешаюсь и не спасу. Поскольку Степан оказался самым крутым государственным преступником племени вибути. А? Так, говоришь, нет у тебя проблем?
– Ах, ты об этом! - легкомысленно взмахнул рукой Степан. То, что в момент взмаха в его руке находился ассегай (либо копье), дела, разумеется, не меняло. Копье (либо ассегай) с сочным треском вошло в ближайшее чучело жирафа, но Степан этого даже не заметил.- Я уже не государственный преступник. Так что этой проблемы нет.
– А я, бросив все, мчался спасать этого погрязшего в вибутянской роскоши аристократа!
– Ты еще не мчался. Напоминаю, это сон.
– Премного благодарен за напоминание. И у меня зреет уверенность, что, проснувшись, я вычеркну из списка важных дел одно: "Поездка в Африку для спасения друга".
– Не так скоро, дорогой Кешаня!
Викентий подхватил второй ассегай (либо копье). Примерил по руке и запустил в доску для дротиков. Копье (либо ассегай) срикошетило от доски и воткнулось прямо в середку большого боевого тамтама, издав при этом звук "Вуамм!". Викентий удовлетворенно на это посмотрел и сказал:
– Что, не все так просто в твоей жизни, дорогой Степа?
– У меня вообще нет жизни, дорогой Кешаня!
– Позволь… Насколько я могу судить по первому взгляду…
– В биологическом аспекте я жив,- отмахнулся Степан.- Но в моральном я окончательно убит, растерзан и выпотрошен, дорогой мой друг Кешаня! С некоторых пор я не просто исполняю обязанности Царя Алулу, да воссияет он и да потопчет! Я стал учителем! Педагогом! Наставником! Гуру! И отчасти сэнсэем!
– Как это вышло? - ужаснулся Викентий, даже во сне понимая, сколь далеки, сколь несовместимы два таких явления, как Степан Водоглазов по кличке Гремлин и педагогическая наука.
– Приезжай, Кешаня. Поскорее,- только и вздохнул Степан.- Избавь меня от этого кошмарного ребенка! На тебя вся надежда! Иначе так и буду тебе сниться, совесть твою грызть…
– Не страшись, Гремлин, я приеду,- пообещал Викентий.- А с детьми главное - разумная строгость…
Тут в сон вбежала симпатичная смуглая и крепенькая девчоночка лет восьми. У девчоночки были глаза непревзойденной язвы, а в остальном полностью невинный вид. Девчоночка поглядела на Викентия и спросила его, причем на русском:
– А почему ты не выражаешь почтение Государственной Девственнице? И куда вы дели Нину, Викентий Петрович?!
…Последняя фраза относилась точно не к сновидению и не к девочке. Потому что была произнесена голосом Олега Андреевича Первова, физика-теоретика и по совместительству супруга Нины Валентиновны, ставшей, как мы помним, ветром в поле шальным…
Викентий понудил себя отклеиться от дивана. Над ним, подобно грозному ангелу мщения, выполненному в живописной манере Васнецова, нависал Олег Андреевич. Очи Олега Андреевича были исполнены праведной ярости, уста негодующе кривились, а подбородок ясно давал понять, что вызовет на жестокую дуэль всякого, кто осмелится оскорбить его достойнейшего хозяина.
– И вам доброе утро,- сказал Викентий. Огляделся. На часах было восемь - раненько для медвянской сумеречной зимы. Розамунда куда-то ускакала, а может, просто пряталась под столом, опасаясь лишний раз привлекать к себе внимание такого представительного джентльмена, как Олег Андреевич.- Чайку выпьете?
– Не заговаривайте мне зубы, авантюрист! - Олег Андреевич был одно сплошное рычание.- Я по вашей милости опоздал на работу, а вы мне предлагаете чай! Где Нина?
– Да, действительно, чай - это не решение проблемы. У меня есть абсент. И у этого абсента вкус просто черт знает что такое.
– Где Нина?! А, давайте абсент.
Викентий налил Олегу Андреевичу абсенту да и себе плеснул в рюмку на полпальца. Все-таки он довольно крепко придерживался своей репутации трезвенника, но с убитым горем мужем Нины Валентиновны грех было не выпить.
Однако Олег Андреевич был тот еще кремень.
– Я требую объяснений,- твердо сказал он, опустошив полную (так!) рюмку абсента.
– Хорошо,- кивнул Викентий.
– Погодите,- остановил его красивым жестом ладони Олег Андреевич.- Сначала я хочу изложить вам свои факты. Вчера в половине двенадцатого ночи я отпустил к вам мою жену якобы для проведения сеанса психотерапии. Поймите меня как мужчину…
– Понимаю. Но это действительно был сеанс психотерапии. Ничего более. В отношении Нины Валентиновны я вел себя как бенедиктинский монах.
– Бенедиктинские монахи отличались крайней невоздержанностью нравов,- отрезал Олег Андреевич.- Но ваша мысль мне ясна. В эту фатальную для моего семейного благополучия ночь я решил не ложиться спать, справедливо полагая, что жена после проведения психотерапевтического сеанса вернется домой. Однако…
– Однако?
– Этого не произошло! Меня начали терзать вполне понятные подозрения. Я вышел на улицу и подошел к забору вашего дома - вовсе не с целью шпионить, как вы понимаете…
– Понимаю. Благородные страдания любящего мужа. И что же вы увидели?
– Свет. Такой яркий, что поначалу мне показалось, будто у вас в доме случился пожар. Но присмотревшись, я убедился, что к пожару этот свет никакого отношения не имеет. А потом…
– Да?
– Грохот. Или нет - лучше сказать, вой ураганного ветра. Бешеный, безумный вой. Я решил было, что это идет циклон с Атлантики, но Атлантика и Медвянка расположены друг от друга так далеко… А кроме того…- значительно помедлил Олег Андреевич,- вой ветра шел именно из вашего дома, господин Вересаев.
– Загадка,- развел руками Викентий.
– Позвольте, господин доктор! - зашипел Олег Андреевич.- Меня волнуют не столько эти загадочные природные катаклизмы, имевшие место в масштабе вашей избы, а то, что моя жена до сих пор так и не вернулась домой! И это совершенно ужасно, потому что…
– Да?
– Видимо, локальные ураганы теперь приобретут в Медвянке широкое распространение,- саркастически сказал Олег Андреевич.- Я заметил, у вас в комнате не прибрано, будто смерч прошел.
– Это верно.
– А вы бы видели, что произошло в моем доме не далее как два часа назад! - воскликнул Олег Андреевич.
– И что же?