Нга-Эу, дрожа, поднялась, а оборот, которому никогда уже было не подняться, лежал тёмной грудой неопрятного меха, и острая косточка - женская заколка для волос - торчала у него из глаза, словно странный нарост. Рыжеволосая выбралась из-под мёртвого оборота и вытерла свой нож о смятую траву. Трава окрасилась чёрным, маслянисто поблескивающим. Нужна ли была двуглазой вообще помощь? Но она взглянула на Нга-Эу через спутавшиеся рыжие волосы с прямой одобряющей благодарностью.
- Ловко ты его. Отличный удар.
Нга-Эу не понимала Громкую речь, но то, что это - слова, какими обращается воин к воину, догадаться было несложно.
Нга-Эу, покорная и тихая жена, убила оборота.
- Он живой? - спросила Нга-Эу у младшей.
Та поняла, про кого она, и кивнула, всё ещё в благоговейном страхе глядя на неподвижную тушу:
- Но крепко получил по голове. Я не далась.
- Ты всё сделала правильно.
Нга-Аи перевела взгляд на заляпанные багровым руки Нга-Эу. Восхищение и восторг, исходящие от младшей, заставили Нга-Эу смутиться. Оторопело застывший рядом с Нга-Аи человек неуклюже помялся и кашлянул. Рыжеволосая улыбнулась ему.
- Это самый невозможный сон, куда меня когда-либо заносило, - произнёс человек. - Вы в порядке?
- Только куртку испачкала. Но кровь отстирывается.
Она стояла перед ним в зелёных отблесках от взбудоражено носящихся по поляне светлячков - женщина с портрета. Нож снова щёлкнул в её руке, когда она сложила его и убрала в карман куртки. Небольшой и аккуратный ножик с перламутровой рукоятью. Человек хотел спросить так много, но смог сейчас задать лишь один вопрос.
- Вы пришли за мной?
- Да. И за ними тоже, - ответила рыжеволосая. Человек увидел потёки чужой крови на светлой коже предплечья, на коричневом в полумраке задравшемся рукаве куртки. Маркиза стояла очень прямо и расслабленно. Человек был уверен, что она даже не поцарапалась. - Пойдёмте, хвостатые и бесхвостые… Нас ждут на Горе. Только прежде мне надо с ними связаться.
VII
К. - Центру
Нет, это ревун-сирена, хвостатый случайно нажал на кнопку. Я аж от неожиданности чуть не порвал провода, в которых копался, а он так вообще - упал на пол, свернулся, спрятал голову, я его тыкаю и тормошу, но без толку. Кается, дурачок. Ревун я уже отключил, но наверняка перебудил весь лес в радиусе десяти километров. Радикальное шаманское средство против неповиновения. На случай, знаешь ли, штурма ворот, хех… Ерунда.
А транслятор работает. Помех нет, сигнал четкий, только на мониторе отчего-то тьма и пустота. Предполагаю, что повреждены камеры. Умышленно.
Центр - К.:
Милые, значит, и добрые.
К. - Центру: Не глумись
О, ну надо же, одна заработала… Хех, Кэп… Ни за что не угадаешь, кто тут ещё к нам пришёл и какие вести принёс. Координаторов нет? Тогда включаю трансляцию. Эти паскудники залепили объектив какой-то дрянью, хорошо хоть, не разбили…
Центр - К.:
Опять. Это - правонарушение!
К. - Центру
Подашь рапорт? Окстись, она просто принесла мне газировку. Которой я, по твоей милости, кстати, оказался лишён. На кого тут рапорт подавать, а? Кто поспособствовал?
Центр - К.:
Она снова использует контрафактные двери. Это неэтично.
К. - Центру
Зато практично. Рыжая сказала мне, что знает, как здесь появился чужак. Он пришёл вслед за ней, Кэп. Утром. Целенаправленно.
Центр - К.:
Так, минуту. Значит, она у тебя уже была. Почему я узнаю последним?
К. - Центру
Да. Мы поболтали. А что? Соскучился я по вам всем, вот и рад был, что меня навестили. Не ревнуй. Пришёл бы сам, я бы тоже был бы рад. Но ты же у нас правильный до боли, контрафакт не признаёшь…
Центр - К.:
Много чести ревновать вас, нарушители.
Целенаправленно. Выходит, он за ней следил. Или не только за ней. Вот теперь возник вопрос серьёзней, чем случайное проникновение гражданского в прореху: как далеко он зашёл в своих наблюдениях и связан ли с такими же… любопытными. Мне кажется, здесь пахнет проблемой безопасности. Это угроза высшего уровня, Курт. Ян точно доволен не будет.
К. - Центру
Да, да, да. Но не надо пока Яна. С чужаком мы сперва сами поговорим.
- Не огорчайся. Я сам такой же - вечно обо всё спотыкаюсь. Ноги длинные, неуклюжие, ещё и плоскостопие - инвалид-неликвид…
Нга-Лог стыдливо прячет взгляд в чаше с водой. Шаман чертит на листе знак "Всё в порядке" и изображает рядом с ним улыбчивую мордочку. Морда круглая и ни на кого не похожая, но Нга-Аи тоже любит изображать на земле всяких зверюшек: бегущих лесей, свистунов и Большого, чтобы повеселить Нга-Лога, который вынужден чесать затылок и отгадывать, кто где есть, потому что и леси, и свистуны, и Большой в изображении Нга-Аи одинаковы, как существа единой породы. Так что мордочка может быть и Нга-Логом, и самим шаманом. Нга-Логу нравится её улыбка, пусть это и просто короткий росчерк.
"Сюда, на Гору, идут ещё нга. Ждем их".
"Чужие? Когда они придут?"
"Скоро. Можешь открыть свой глаз и попробовать с ними поговорить. Они - твои, из становища".
Нга-Лог удивлённо смотрит на шамана.
"Но как они пойдут по лесу ночью?"
"Их ведёт мой друг. Тоже шаман. Он может ходить, где захочет".
Нга-Лог кивает. Ему хочется спросить только, есть ли среди тех Нга-Аи, но тут же возникает мысль: зачем ей идти ночью к Горе. Зачем вообще идти кому-то.
"Зачем они идут?"
"Приведут двуглазого. Заберут тебя. В вашем племени не всё хорошо, братец. Возможно, тебе и той, кто тебе дорога, придется искать другое".
Покинуть дом? Но он не меняльщик. И это значит - пойти против воли старшего. Так нельзя. Нга-Лог тянется к листу, но шаман опережает.
"Ты и сам это знаешь. Ты будешь терпеть?"
Пальцы Нга-Лора гладят ухо женщины, которую Нга-Лог видит своей женой.
"У нас есть правила".
"А я думал, у тебя есть разум".
Шаман глядит на него, плотно сжав рот. Глядит серьёзно и укоряюще, словно родитель. Нга-Лог теряется.
- Трещит шаблончик, - бормочет шаман, наблюдая, как Нга-Лог с отчаянием запускает пальцы в волосы. - Думай, думай, размышляй. Так и цивилизовываются.
"Нельзя, великий".
"Можно и нужно. А если я прикажу?"
- Кэп, конечно, заругается. Но только - если узнает, а мы ему не скажем, совсем не скажем, никогда… Вот что, кот.
"Вот что, братец. Ты, как любой нга, разумный, и потому мое слово всё-таки не приказ, а совет. Два совета. Первый: слепо следовать ничему не надо, ни верованиям, ни правилам, иначе выходит, что собственного разума нет. И второй: лучше рискнуть и сделать, а потом покаяться, чем оставить всё, как есть, и жалеть о бездействии. Можешь эти два совета совместить и подумать, выбрать сам, что будешь делать. А я подожду".
Шаман оставляет его и возвращается обратно к своей ворожбе. Он разрешил Нга-Логу зайти туда, откуда следит за нга и бором, и тот притулился в углу, придавленный открывшимся могуществом. Во многих Светочах, укреплённых на стене, колышутся ветви, плавает дым, темнеют тропы, ручей и становище. И идут нга, четыре фигуры. Они уже близко - ручные огни вдоль тропы, ведущей в Гору, освещают их лица и плечи. Нга-Аи, Нга-Эу, чужак и женщина с листа. Та, которая с пламенем вместо волос. Тоже шаман, как Нга-Лог и думал.
- Боюсь, ей достанется за контрафакт. Но разве она виновата, что этот джинсовый сунулся в дверь вслед за ней? Или в том, что просто умеет создавать контрафактные двери? Отличная способность, кстати. Вытрясти бы ещё, кто её научил, и разжалобить на пару-тройку уроков…
Шаман поводит рукой, и полог в высокой стене отходит в сторону. Это Нга-Лог тоже видит в одном из Светочей.
"Пойдем их встречать, - чертит шаман на листе. - Возможно, решение будет проще, если ты спросишь об этом и её".
К. - Центру
Лимонад. Четыре двухлитровые бутылки! А молоко твоё - кошкам, только на это оно и годится.
Центр - К.:
Курт уходит в запой. Я понял.
Через плечо у неё была перекинута сумка, в которой что-то побулькивало. Мерно, в такт шагам. А шагала она первой, показывая дорогу, и так широко, уверенно и быстро, будто ходила здесь не раз и не два - по чёрному недружелюбному лесу, где каждый куст, казалось, таил за собой волка наподобие того страшилища, которые выпрыгнуло на поляну становища. Человек шутливо поинтересовался, не несёт ли рыжеволосая в сумке горючий коктейль из бензина, чтобы пугать им голодных зверей. О том, что она делала в затянутой туманом яме, танке, горящих домах, грузовике и девочке он спрашивать не стал. Уже уверил себя, что всё это ему померещилось, когда он лежал без сознания.
- Просто газировка, - ответила маркиза Дрю. - Для Того, Кто Живёт На Горе.
По сторонам она не смотрела - только на одну неясную, чуть освещённую зелёным сиянием светлячков, вьющуюся вверх по склону тропу. Человек так не мог: он время от времени озирался на шорохи, и эта его опаска отразилась в голосе - шутка про коктейли вышла чуть натужной. Дальнейшие вопросы тоже. Хорошо хоть, голос не дрожал.
- И кто же там живёт?
- Друг.
- Он тоже с копьём и трехглазый?
- Нет, увы. Самый обычный, неинтересный. Такой же, как мы с вами.
Человек припомнил, как его, обычного и неинтересного, щупали и тыкали, а после посадили под замок, имея, скорее всего, планы гастрономические, и немного обиделся.
- Почему он на Горе, а не в тюремной яме?
- Потому что полагается по статусу. Вот вы - чем занимаетесь в жизни?
- Я журналист.
- О, - сказала рыжая и замолчала.
Человек подумал, что напрасно не представился кем-нибудь другим. "О" звучало как "очень плохо". Маркиза Дрю поддела ногой большую конусовидную шишку, и человек, проследив взглядом, увидел, какими грязными стали её жёлтые рубчатые ботинки. Увидел он в свете зелёных светлячковых огней и то, чего не заметил раньше, в кафе и на поляне: гибкого вида широкий и гладкий браслет, охватывающий правое запястье. Он тоже чуть светился - оранжевыми цифрами, и казался отлитым из прозрачного пластика. Экстравагантное украшение, часы… или, быть может, что-то вроде средства связи. Маркиза Дрю, почувствовав внимание к своей персоне, чуть обернулась и приподняла бровь в знак вопроса. Тогда, в кафе, у неё под воротником куртки темнел аккуратный треугольник зелёного шарфа. Сейчас он сбился набок - не поправила после стычки с волком. Никакого рубца или шрама на её шее не было.
- Это плохо, что я журналист? - спросил человек.
Маркиза пожала плечами.
- С чего бы? Нормальная профессия.
"А кем работаете вы?" - хотел спросить человек, но позади громко хрустнула ветвь, и он подпрыгнул от испуга.
Это были, конечно, две женщины: желтоволосая с длинной косой и её подруга, которая убила чудовище из леса, просто засадив ему в глаз заколку из кости. Безобидную, кокетливую женскую финтифлюшку, чем, несомненно, даже в этом диком мире считались заколки для волос. Если у неё есть приятель или ухажёр, подумал человек, - например, кто-то из давешних молодчиков, один из которых набросился на него в лесу, а второй с угрюмой постной рожей рассматривал в тюремной яме - то с такой воинственной дамой ему следует быть очень осторожным и тактичным. И ни в коем случае не обижать.
Кстати, куда же подевались те дикари с копьями? На поляне, во время и после нападения волка, их видно не было.
- Напугали, - с облегчением сказал человек.
Желтоволосая улыбнулась ему добродушным оскалом. Клыки у неё были ничуть не хуже, чем у приснопамятного хищника. Ее спутница посмотрела на человека ровным взглядом глубоких дымчатых глаз. Всех трёх.
От силы, увиденной в них, человек поёжился.
- Мёрзнете? - по-своему истолковала маркиза. - Да, здесь ночью зябко. Понижается температура, да ещё этот вездесущий мокрый туман… На юге, у океана, погода лучше. Зато растительность жуткая. Лианы-кровопийцы и плюющиеся кислотой цветы. Капнет на железо - и разъест насквозь.
- Вы видели? - человек ухватился за нейтральную тему. Он был журналистом, и это было плохо, и он понял это, что бы там маркиза ни говорила. Но почему плохо? Кажется, человек тоже догадывался.
- Не я, наши люди. Прежде они хотели развернуть базу на юге, потому что там открылась ещё одна дверь. Но тамошняя флора оказалась очень недружелюбной. Куда хуже фауны, к слову. Поэтому выбрали второе - среднюю полосу.
- Расскажите мне ещё про этот мир, - попросил человек. - Что он вообще такое?
- Ваш сон, - ответила рыжая. - А что, не похоже?
- Нет, - упрямо сказал человек. - Я не идиот.
- Но здесь как-то оказались, верно? - насмешливо блеснула глазами маркиза.
Это бы первый укор, первый завуалированный упрёк и непроизнесённые слова порицания, поэтому человек ощутил стыд, горечь и тоску. Он хотел сказать, что не имел дурных намерений, а просто искал сказку, но мир с первого же мгновения показал клыки и когти, в тюремной яме воняло, а кровь на одежде рыжеволосой маркизы была густой, подсохшей и всамделишной. И хромой старик с камнем в руке собирался убить его.
- Простите меня, - тихо произнёс человек. - Как вас зовут?
- Четвёртая.
- Но это же не имя.
- На мой взгляд, вполне годится. Какой-то вы придирчивый, Роман.
Человек подскочил ещё раз. Не от испуга, от неожиданности.
- А вы-то откуда…
Возникло видение: длинные коридоры и двери в высокие кабинеты, много-много одетых в строгую форму людей. Всезнающие и всевидящие, как тайные организации в фильмах. Стало по-настоящему холодно. И неуютно.
- Ваш амулет, - безмятежно сказала маркиза. - Выбился поверх рубашки. А вы и не заметили, наверное. Там ваше имя выгравировано. Или это имя возлюбленного?
Роман раскрыл рот, покраснел и поперхнулся от возмущения. Пока он, остановившись, откашливался, маркиза заботливо стучала ему по спине. Трёхглазые тоже замерли - смотрели, должно быть, на странный ритуал чужаков. Светлячки клубились в корзинке.
- Где-то я видела такой же нос, как у вас, - задумчиво произнесла Четвёртая, когда Роман откашлялся. - Впрочем, во всех мирах полно людей с острыми носами. Или не совсем людей. Не обижайтесь, Роман, я же пошутила насчет возлюбленного. И это ещё совсем мирные шутки, а вот Курт как ляпнет - там хоть выноси…
- Вперед ногами, я понял. Курт - это кто?
- Тот, Кто Живёт На Горе. Местный шаман. Мы к нему и идём.
И, словно в подтверждение слов, вдоль тропы, по которой они вчетвером шли, вдруг вспыхнули жёлтые фонари.
Цветы, подумала Нга-Аи. Но не те, что нарастают среди шипов крюкохвата, и не те, что под деревьями в бору, на мхе - а большие яркие цветы с лепестками, как Светоч, и тёмным зернистым нутром. Как они называются? Она не могла вспомнить, хотя ей казалось, что когда-то она рвала их и собирала в охапку. Огни вдоль шаманской тропы напомнили ей об этих позабытых цветах. Нга-Аи спросила у подруги, знает ли та, что они такое. Может, они вдвоём собирали такие цветы, когда были маленькими? Но Нга-Эу ответила, что нет.
- Мне иногда снится, как всё горит, - сказала Нга-Аи. Ей вдруг стало очень грустно.
- Воинам тоже. Вспомни Нга-Лога. Но ты не ходила в Яму.
- Это другой огонь.
- Тоже плохой?
- Да. Очень…
"И я тоже в нём виновата", - но Нга-Аи уже закрыла третий глаз, потому что не хотела, чтобы подруга слышала.
Двуглазые о чём-то разговаривали. Двуглазые… До того, как Нга-Лог привёл чужака в становище, Нга-Аи и не знала, что они существуют взаправду. Думала: ещё одна легенда. Нга-Лот говорил, что встречался с ними в бору, и называл вырождением. Нга-Лот, не Нга-Анг, потому что на севере о двуглазых не знали.
Но Нга-Лог рассказал ей ещё как-то, что двуглазые - это и духи в Яме. Что они за загадочное племя?
Огни на палках цвели вдоль тропы. Где-то выше на Горе были Нга-Лог и шаман.
- Он приказал вестнику, отправленному из становища, чтобы вас не трогали и привели к утру, но на обратном пути парнишка свалился в овраг и сломал ногу. Вдобавок его чуть не съели - шаман еле успел на помощь. Тогда он сам решил пойти, как только рассветёт, но я внесла в его план некоторые коррективы. Не говоря ему, вообще-то, хотела сделать сюрприз… Ну, то есть забрать вас и привести. А вы вон какой - сами выбрались.
- Это не я, - признался Роман. - Это она.
Маркиза обернулась и посмотрела на тех, то шёл сзади.
- Значит, вы обрели здесь друга.
Молодая женщина с золотистой косой рассматривала горящие фонари. Её спутница несла корзинку, внутри которой искрились светлячки. По ним обеим не было заметно, что на них хоть как-то повлиял тот переход, который сделала рыжая: от становища - сразу к Горе, как будто шаг в открытую невидимую дверь. Романа после него немного пошатывало и мутило.
- А вы мне друг? - спросил он у рыжеволосой.
- Я желаю вам только хорошего, - спокойно ответила та.
Роман вздохнул и решился.
- Тогда скажите мне, что со мной теперь будет.
Четвёртая посмотрела на него искоса.
- Скорее всего, подточат резьбу.
- Какую резьбу?
- Память. Это не больно, не бойтесь.
Роман фыркнул.
- Утешили.
Всё это звучало сюрреалистически смешно. И страшно. Маркиза заметила отголоски чувств на лице собеседника.
- Вы сами виноваты, любопытный, - мягко, но с тем же лёгким насмешливым упрёком произнесла она. Как урезонивала ребёнка. Как урезонивал ребёнка бы тот, кто не особо любит детей, вот что вернее, подумал Роман. - И вам ещё очень повезло, что вас нашли. Что вы выжили.
- Да разве я спорю! Но кого обрадует, что у него в голове будут копаться? Это неприятно… жутко…
Роман чуть пошатнулся. Он очень устал.
Рука Четвёртой сжала его предплечье.
- Я не умею утешать, - сказала она. - Но, может, вам этого и не надо. Просто я никак не пойму, чего в вас больше - испуга или восхищения.
- А? - спросил Роман.
Четвёртая смотрела на него с неясным выражением лица. Потом произнесла странное:
- Вы - не обыватель.
- Ты теперь воин, - сказала Нга-Аи. - Что ты будешь делать?
- Я иду к шаману, чтобы он меня вылечил.
Нга-Эу переложила корзинку в другую руку. В свете шаманских огней её лицо было строгим, спокойным и сдержанным, но слова лучились радостью. Словно она вышла из хижины в самый холодный и дождливый день, а дождь внезапно прекратился, и, прорвав густой небесный дым, сверху хлынул Светоч. Словно с ямы-тюрьмы сняли крышку, и узник выбрался на волю. Словно теперь не надо было спрашивать ни у кого разрешения.
Возможно, так всё и было.
- Если он не сможет, я найду другого шамана. Я пойду по всем становищам, как меняльщик, и буду искать травников и знахарей.
- А потом? Когда найдёшь?
- А потом я вернусь домой.
"Почему?" - подумала Нга-Аи.
В ночном тёмном дыму придвинулось что-то плотное.