О Втором фронте много говорили, потому как реальных успехов у союзников не видели. Да, машины, танки и самолёты в Красную армию союзники, конечно, поставляли. Неуклюжие "Валентайны" и "Генерал Шерман" Павел сам видел, а консервированную колбасу или яичницу из американского яичного порошка ел не раз. Но солдаты ждали, что союзники будут громить немцев всерьёз, и им, тяжко и без передыхов воевавшим уже три года, будет хоть какое-то облегчение. Однако союзники больше топтались на месте, а то и терпели поражение, как в Арденнах, предпочитая больше бомбить немецкие заводы и города. Ни американцы, ни англичане не хотели терять людей, иначе что тогда скажут английские и американские избиратели перед выборами? Нам надо было выстоять, а американцы делали политику и набивали на войне карманы. Америка вышла из войны в 1945 году единственной, кому все остальные страны коалиции были должны за поставки по ленд-лизу.
В госпитале Павел лежал уже не в первый раз. Первое время он отсыпался - всё-таки хорошо не подниматься по тревоге. В госпитале тепло, бельё чистое, кормят вовремя. А на фронте иногда бывало по три дня ничего не ели. Кухня то от наступающих войск отстанет, то под бомбёжку попадёт. И потому употребляли в пищу что придётся, зачастую перебиваясь трофеями, которые находили у немцев в блиндажах.
В госпитале Пашку беспокоило одно - он хотел после выписки в свой полк попасть. А с этим были проблемы.
У немцев возвращение после госпиталя или отпуска - даже после болезни - было чётко отлажено. Военнослужащий всегда возвращался в свою часть, свою батарею, свою роту, свой экипаж, поскольку боевую слаженность в расчёте или экипаже немцы ценили. Ведь члены того же танкового экипажа иногда понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда.
В Красной армии порядки были другие. После госпиталя можно было не то что в другой полк или другую часть - даже в другой род войск попасть.
- Самоходчик? Ага, с пушкой знаком. У нас наряд, в артиллерию служить пойдёшь.
Понаслушался Павел в госпитале рассказов раненых о том, кем им только ни приходилось воевать. И в пехоте, и миномётчиком, и ездовым в артиллерийской батарее. Только лётчики служили в ВВС, и то в свою часть, эскадрилью возвращались редко. После госпиталя - в запасной авиаполк, а там уж как повезёт.
Пашка по мере выздоровления даже подумывал сбежать из госпиталя и вернуться в свой полк. Только кто ему скажет, где сейчас его полк? А НКВД и СМЕРШ не дремлют, сцапают без документов, и живо в штрафбат угодишь.
Побоялся Пашка, дождался выписки. Одели его в госпитале в видавшее виды, но чистое пехотное обмундирование: гимнастёрка, галифе, ватник, ушанка и сапоги кирзовые - на два размера больше. Если помнить, что впереди зима - так это и неплохо, можно две пары портянок на ноги для тепла намотать.
Вот только определили Павла в запасной полк в пехоту. Вернее - с ним никто не разговаривал, просто зачитали фамилии по списку.
- Выходи строиться!
Названные бойцы построились в шеренгу. "Покупатель", как называли в запасном полку представителя фронтовых частей, повёл группу на вокзал. И уже на перроне Пашке повезло. Среди многих военных, однообразия армейской одежды мелькнуло знакомое лицо. Комбат!
Пашка рванулся к нему.
- Товарищ капитан!
Комбат удивлённо обернулся - кто может окликнуть его в чужом городе? Или обознались? Но Павла сразу узнал.
- Сазонов? Живой! Ты как здесь оказался?
- Меня из госпиталя выписали, в пехоту направляют.
- Как в пехоту? Не может быть!
- Я уже в команде.
- Пойдём, разберёмся.
"Покупатель", младший лейтенант, упёрся:
- У меня в команде двадцать человек по списку. Не дам!
- Да он самоходчик, - пытался убедить лейтенанта комбат, - у меня в батарее воевал. Десять танков уничтожил, награды есть, а ты его - в пехоту! У меня в экипажах некомплект!
Насчёт десяти танков, подбитых Пашкой на самоходке, комбат загнул для красного словца. Но если считать все танки, подбитые Пашкой на Т-34 и на самоходке, выходило даже больше.
- А у меня приказ и разнарядка! - горячился "покупатель".
- Ты пойми, младшой! Он у тебя с винтовкой бегать будет - сколько, ты думаешь, он из неё танков подобьёт? Для армии же лучше!
Препирались они минут десять, и спор прервал подошёдший эшелон. "Покупатель" махнул рукой, достал из командирской сумки солдатскую книжку Павла и отдал её комбату.
- Забирай, уговорил! Потому как не в тыл его везёшь, а танкистов я уважаю.
- Ну вот, другое дело! А то заладил - разнарядка, разнарядка… Свидимся ещё, земляк, земля - она круглая.
Члены Пашкиной группы - уже бывшей - по команде стали садиться в теплушку.
- Спасибо, товарищ капитан! Вы-то как здесь оказались?
- Тоже за пополнением.
Только комбат получал пополнение не из госпиталя или запасного полка, а из самоходно-артиллерийского училища.
Так Павел попал в свою батарею и даже в свой экипаж. Рад был: на новом месте привыкать надо, а здесь вокруг знакомые лица. И комбату благодарен - не всякий командир за подчинённого вступится.
На следующий же день он сбегал к старшине - получил комбинезон и шлемофон. А то как белая ворона, среди своих обмундированием отличается. И почувствовал себя дома.
Батарея тогда уже под Легницей стояла. На календаре ноябрь, в России уже снег и морозы, а здесь, в Польше, грязь и дождь срывается. В такую погоду выходить на улицу не хотелось, ватники и шапки намокали быстро и не грели.
В самоходке тоже было сыро, благо - электрики минимум, потому что двигатель дизельный. Аккумулятор и стартёр - вот и вся электрика. Да разве что радиостанция. У немцев с техникой проблем больше было: попала влага на высоковольтные провода к свечам - двигатели не заводятся, барахлят.
В такой вот мерзкий день, когда из-за мелкой мороси видимость была всего метров двести, взвод Куракина был придан на помощь пехоте. Добираться было недалеко - километров пять. Только дороги, разбитые тяжёлой гусеничной техникой, напоминали месиво.
Были в Польше дороги и с твёрдым покрытием - асфальтированные или выложенные булыжником, однако и им за войну досталось - все в ямах да воронках. А про сельские дороги вообще разговор особый.
В ноябре положение Первого Украинского фронта оставалось стабильным. Как говорили сводки Совинформбюро - наблюдались бои местного значения. Советские войска накапливали силы для наступления, а немцы укрепляли оборону. Ожесточённые бои шли южнее - в Чехословакии, Венгрии, Югославии.
Обе самоходки - куракинская и Павла - вышли на позиции, согласованные с пехотой. После миномётного и артиллерийского обстрела немецких траншей полковыми пушками пехота поднялась в атаку. Судя по тому, что атака была без поддержки танков, и в ней участвовал только один батальон, Павел предположил, что это всего лишь разведка боем - нужно было выявить и по возможности подавить огневые точки врага.
По рации Куракин передал приказ - следовать за пехотой, и сам двинулся к траншеям.
Самоходка Павла пошла метров на сто правее - на одном уровне.
Немцы открыли пулемётный огонь.
По пулемётным гнёздам тут же начали бить миномёты, пару раз с коротких остановок стреляла фугасными снарядами самоходка Павла.
Качнувшись, самоходка перевалила через нашу траншею и оказалась на нейтральной полосе, по которой перебежками передвигались наши бойцы.
Павел не отрывался от смотровых приборов. Подавить пулемёты - задача для него не самая важная, для этого есть полковые пушки ЗИС-З и миномёты. Для самоходчиков необходимо в первую очередь обнаружить противотанковые пушки или вкопанные в капониры танки. Ведь в первую очередь САУ создавалась как средство борьбы с танками, и большую часть боезапаса из имеющихся 48 выстрелов были именно бронебойные снаряды.
Павел смотрел на немецкую передовую. Наши пехотинцы уже преодолели половину "нейтралки". Он повернул голову влево и ужаснулся: самоходка Куракина с бортовым номером 789 горела. Пламя вырывалось из моторного отсека, а из распахнутых люков выбирались самоходчики - все четверо. Машине хана, но экипаж жив.
- Давай влево, там Куракина подбили, - скомандовал Павел Игорю.
Самоходка круто развернулась влево, но Куракин вскинул скрещённые руки. Понятно, запрещает. Потом он правой рукой стал показывать назад, за Пашкину самоходку. Павел понял сигнал командира, и по его спине пробежал холодок - ведь командир подавал знак, что сзади опасность.
- Разворачивай машину на сто восемьдесят градусов! - заорал он.
Самоходка резко, на месте крутанулась, и почти в тот же миг по броневой рубке справа раздался удар - как раз там, где находилась командирская башенка.
Павел с тревогой осмотрел рубку, но сквозного пробития не было.
- Все целы?
- Все.
Павел приник к смотровым приборам. Где же этот гад, что подбил самоходку командира и стрелял сейчас по нему? Ведь только резкий разворот самоходки спас её от попадания снаряда в корму, в мотор или в рубку сзади - там, где броневые листы тонкие.
- Командир, я его вижу! - закричал наводчик Анатолий.
Конечно, у него на прицеле оптика лучше.
- Левее по курсу двадцать! Выстрел!
Орудие самоходки выстрелило. Прямого попадания не получилось, но их снаряд сорвал с противника маскировочную сетку, и Павел разглядел характерную маску пушки, прозванную танкистами "кабаньей мордой" или "свиным рылом", и низкий силуэт.
Это была немецкая самоходка StuG III, имеющая в Красной армии название "Арт-Штурм" - противник очень сильный. Вооружена 75-миллиметровой пушкой - такой же, как на "Пантере", с боезапасом в 54 выстрела. Низкая - всего 1950 мм в высоту, что позволяло хорошо маскировать её на местности. Экипаж - 4 человека. Создана она была на шасси среднего танка T-III и весила 22 тонны при бронировании лба корпуса в 50 мм. Она унаследовала от своего прародителя узкие гусеницы и потому неважную проходимость. Выпускалась немцами с 1942 по 1945 год, и всего было выпущено всех модификаций 10,5 тысячи. На ней воевали многие немецкие асы, в том числе некоторое время Витман.
Павел мгновенно разглядел, что "Арт-Штурм" врыт в землю по уровень верхних катков. У всех самоходок узкий горизонтальный сектор обстрела, а тут ещё немец в неглубоком капонире, где не может развернуться корпусом.
- Игорь, давай зигзагом!
Самоходка шла вперёд, рывками смещаясь то влево, то вправо.
Немец выстрелил, и снаряд прошёл мимо.
- Тормози!
Самоходка резко остановилась, и следующий снаряд немца тоже прошёл мимо.
- Одиннадцать секунд! - закричал наводчик Анатолий.
- Молодец! - одобрил Павел. Именно столько времени прошло между выстрелами для того, чтобы перезарядить орудие, прицелиться и выстрелить. Очень хорошее время, стало быть, экипаж у немца подготовленный, выучка высокая.
- Считай дальше по ТПУ, - приказал Павел.
И как только Анатолий произнёс: "Десять", Павел приказал водителю:
- Вправо!
Самоходка резко взяла вправо. Немец снова выстрелил и снова промахнулся.
- Теперь гони вправо - полный ход! - Из-под гусениц полетели комья грязи.
Павел хотел вывести свою самоходку из сектора обстрела "Арт-Штурма" и, развернувшись, ударить ей в борт. Стрелять сейчас - значит промахнуться. Силуэт у немца низкий, да ещё и вкопана самоходка наполовину.
- Хорош, разворачивайся!
Самоходка, скользя траками по вязкой грязи, развернулась.
- Остановка! Толик, не подведи!
- Игорь, доверни влево десять! - закричал наводчик.
Самоходка дёрнулась корпусом влево, и, едва она замерла, грянул выстрел. Рядом с немцем взметнулась земля. Промах! Но командир немецкой самоходки уже осознал, в какое положение он попал. Сам он стрелять не может, противник - Павел - справа. Корпус не развернуть - мешает капонир.
И немец принял решение выбираться из капонира. Самоходка стала сдавать задним ходом, на виду показался весь её корпус.
У Павла было только мгновенье. Сейчас немец развернётся, и тогда - кто кого. Кто выстрелит первым и окажется точнее, того и победа. Надо опередить. Его пушка уже заряжена, только что клацнул затвор.
Павел сам приник к прицелу. До немца далеко, метров восемьсот, но для пушки Д5С это далеко не предел.
Он подвёл марку прицела прямо на рубку и нажал на спуск. В это время немец начал разворот, но не успел, секундочки ему не хватило.
- Заряжай! - закричал Павел: надо было успеть влепить в немца ещё снаряд. Но заряжающий Василий и без команды уже вогнал снаряд в казённик.
- Готово! - и выбросил гильзу в открытый люк.
После пяти-шести выстрелов из-за пороховых газов, сочившихся из гильз, в рубке обычно нечем было дышать, да и под ногами они мешались.
Павел увидел, что "Арт-Штурм" застыл на месте, но не загорелся. И тогда Павел влепил ему снаряд в лоб.
На этот раз из всех щелей немецкой самоходки повалил дым. Распахнулся люк, наружу выбрался один самоходчик и тут же упал на землю.
Самоходка вдруг вспыхнула сразу вся. Больше из "Арт-Штурм" не смог выбраться никто.
Павел перевёл дух. Противник ему попался сильный - и самоходка мощная, и экипаж опытный, а победили они всё-таки немца, хоть он замаскировался удачно и нанёс боковой удар.
Павел вспомнил о Куракине. Бой уже шёл на немецких позициях. Наша пехота смогла ворваться в первую траншею немцев и теперь остервенело дралась там. Через смотровые приборы Павел высматривал экипаж подбитой самоходки, но так и не увидел. "На обратном пути подберу", - решил он. Ведь бой продолжался, и он должен был быть там.
- Вперёд! - скомандовал Павел.
Самоходка рванулась вперёд. Но тут из дота во второй немецкой траншее стал бить пулемёт.
- Остановка!
Самоходка застыла на месте.
- Толик, давай!
Грянул выстрел, звякнула о пол дымящаяся стреляная гильза. От дота полетели брёвна и комья земли.
Самоходка ворвалась в первую траншею. Немного дальше, метрах в ста кипела рукопашная, мелькали наши и немецкие шлемы, серые шинели немцев, ватники и полушубки наших бойцов.
- Разворачивайся, круши траншею! - приказал Павел.
Самоходка шла над траншеей - одной гусеницей по краю её, обрушивая землю и заваливая тех, кто не успел выбраться из траншеи.
Немцы не выдержали - они стали выкарабкиваться из траншей и окопов и убегать в глубь своей обороны. Огонь из второй немецкой траншеи прекратился - боялись задеть своих.
- Разворачивайся, идём на немцев!
Самоходка крутанулась, завалив добрых четыре-пять метров траншеи, и двинулась вперёд. До второй линии было метров сто пятьдесят, и на полной скорости самоходка проскочила их за минуту.
Как Павел пожалел, что на самоходке не было курсового пулемёта! Перед ним мелькали спины убегавших немецких пехотинцев. Сейчас бы по ним пройтись хорошей очередью! Но пулемёт только трофейный МГ - стоит в углу рубки. Чтобы из него стрелять, надо открыть люк и высунуться едва ли не по пояс. Для немцев такая мишень - просто подарок. Он и огонь не успеет открыть, как его самого нашпигуют свинцом.
Но придумали же немцы выход на "Арт-Штурме". На первых сериях пулемёта там тоже не было, а пушка была короткоствольная. Потом немцы ствол удлинили с 24 калибров до 48 и поставили на крыше боевой рубки пулемёт с круговым обстрелом, управляющийся дистанционно, из рубки. Выручал он немцев здорово.
- Остановка! Толик, давай осколочными по траншее.
Наводчик выстрелил несколько раз по траншее, откуда вёлся автоматный и пулемётный огонь. Пули звонко били и по броне самоходки, только зря.
- Дави их! - приказал Павел. В смотровой прибор он видел, как сзади набегает наша пехота, одолев немцев в первой траншее. Для пехоты важна поддержка огнём и гусеницами.
Видя перед собой самоходку, осознавая её действенную помощь, бойцы рвались вперёд. И самоходка ворвалась на немецкие позиции - крушила стенки траншей, давила блиндажи и пулемётные гнёзда.
Внезапно она ухнула в какую-то яму и под ней что-то затрещало. Самоходчики послетали со своих мест.
- В яму какую-то угодили, - констатировал Павел. - Все живы?
- Все!
- Игорь, выбирайся!
Однако, несмотря на то что мотор ревел и гусеницы вращались, самоходка ни на шаг не сдвинулась с места.
- Во попали!
Павел приник к смотровым приборам. Только толку - никакого! С одной стороны ему было видно только небо, а с другой - земля.
По самоходке постучали прикладом.
- Эй, земляки, живы?
- Свои стучат, - сказал Игорь и открыл люк водителя.
Перед ним стоял молодой пехотинец с автоматом в руке.
- Как вас угораздило в блиндаж угодить? - спросил пехотинец.
Теперь уже и экипаж открыл люки на рубке. Прихватив автоматы, они выбрались.
Самоходка, проломив брёвна наката у большого блиндажа, рухнула туда кормовой частью. Пушка задралась вверх, как у зенитки, корпус стоял едва ли не под углом в сорок пять градусов.
- Ни фига себе! - удивился Павел. - Как контрэскарп получился. Но выбираться-то будем? Куракин подбит. Тягач вызывать надо.
Павел вызвал по рации комбата и доложил о том, что сгорела самоходка Куракина, но экипаж жив. Также он попросил выслать тягач, поскольку его машина провалилась в блиндаж, и сами они, своим ходом выбраться не могут.
- Будет тебе тягач, жди, - успокоил его комбат. - Конец связи.
Пехота ушла вперёд, а экипаж самоходки остался у беспомощной машины. Вот же ситуация! Техника исправна, но двигаться нельзя. Выскочит откуда-нибудь самоходка - вроде лёгкого "Мардера" - и конец. Расстреляет самоходку не спеша - ведь отпор дать нечем. Даже немецкие пехотинцы могут захватить её трофеем. Такие "подарки" в виде полностью исправной машины бывали не часто. И наши и немцы бросали иногда при отступлении исправную технику, если кончалось топливо - не толкать же её вручную?
Экипаж просидел у самоходки часа два, пока со стороны наших позиций не послышался рёв двигателя.
- Помощь едет, - обрадовался экипаж.
Однако, когда Павел присмотрелся к гусеничной машине, он опознал в ней немецкое штурмовое орудие "Мардер - III". Вот помяни чёрта, он и появится!
- Экипаж, взять гранаты из самоходки и приготовиться к отражению атаки!
Однако когда штурмовое орудие подошло поближе, Павел с экипажем разглядели сидящего на корпусе, впереди боевой рубки, Куракина. Он размахивал зажатым в руке шлемофоном.
У Павла отлегло от сердца.
Куракин спрыгнул с брони и подошёл к экипажу.
- О, гляди, какой аппарат!
- Где взяли?
- Трофей, целёхонек достался.
Куракин осмотрел самоходку Павла.
- Попробуем вытянуть.