В бою экипаж помогал командиру. Был у Т-34 недостаток - плохая обзорность. Известное дело - кто в бою первым обнаружит противника и успеет выстрелить, тот бой и выиграл. И часто именно механик-водитель помогал командиру обнаружить цель. У стрелка-радиста лишь узкая амбразура с небольшим сектором обзора впереди, заряжающий помочь не мог - не было у него приборов обзора. Это будет уже потом, значительно позже, когда на Т-34 вместе с литой башней и большим погоном поставят 85-миллиметровую пушку, внедрят командирскую башенку и добавят ещё одного члена экипажа - наводчика. Тогда у командира танка появится возможность наблюдать за полем боя, давать экипажу целеуказания. Кстати, у немцев командирские башни на танках были изначально. При захвате трофейной техники наши специалисты танковых конструкторских бюро и танковых заводов тщательно изучали танки врага, искали новшества и слабые места. Всё это в дальнейшем становилось основой для соответствующих выводов. То же самое делали и немцы.
Наш Т-34 был хорош, прост в производстве, ремонтопригоден, обладал высокой скоростью. В первые два года войны его пушка могла пробить броню любого немецкого танка на дистанции один-полтора километра. Броня с рациональными углами наклона неплохо защищала экипаж.
Но и недостатков хватало. В броневой защите слабым местом был люк механика-водителя - по нему обычно целили немецкие артиллеристы. При стрельбе из пушки вентилятор не справлялся с удалением пороховых газов из танка, и, чтобы не угореть, экипаж был вынужден открывать люки даже в бою.
Большинство немецких танков имели рации, из наших же рациями были оснащены только командирские машины. Четырёхступенчатые коробки передач имели очень тугое переключение, и часто стрелок-радист помогал механику включить нужную передачу. Проблему эту устранили лишь на Т-43-85, запустив в серийное производство пятиступенчатую коробку.
Моторы первого года выпуска обладали малым моторесурсом. При резких разворотах на месте под катки попадала земля, и гусеницы рвались. И это было ещё не всё, с чем сталкивались наши танкисты, но при всём при том это был лучший танк.
На КВ недостатков было ещё больше. Из-за большого веса под ним проламывались деревянные мосты, ходовая часть была ненадёжной и с трудом выдерживала двухсот- или трёхсоткилометровый марш. Пушка Ф-32 или Л-4 была слаба для этого тяжёлого танка - такая же стояла на среднем танке Т-34.
Но и хвалёная немецкая техника не отличалась надёжностью или приспособленностью к полевым условиям - особенно российским. Достаточно сказать, что глубокой осенью и зимой немецкие танкисты столкнулись с неожиданной проблемой. На немецких танках катки гусениц стояли в шахматном порядке. Набившаяся между ними грязь за ночь замерзала, намертво обездвиживая танковые батальоны и полки. Пока танкистам удавалось освободить ломами машины от грязи или отогреть ходовую часть своего T-IV, заканчивался короткий световой день. А двигатель завести зимой? Да у немцев зимних масел или подогревателей отродясь не было, а каждый наш Т-34 такой подогреватель имел. Выглядел он неказисто - что-то вроде большой паяльной лампы, устанавливаемой под поддон двигателя, но дело своё он делал исправно. Немцам же приходилось в зимнюю ночь не глушить моторы, а это расход дефицитного для гитлеровцев бензина и бесполезная трата моторесурса.
Павел довернул электроприводом башню. Немецкий T-IV задним ходом уходил за хату, но башня его разворачивалась на "тридцатьчетвёрку" Павла.
- Надо успеть! - процедил он сквозь зубы.
Теперь всё решала быстрота.
Он навёл прицел под срез башни и тут же надавил на спуск. Выстрел!
Чёрт! Снаряд оказался не бронебойным, а осколочным. Но удар снаряда оказался столь силён, что у немца заклинило башню - слишком мала была дистанция, метров триста. Немецкий танк заполз за хату, скрывшись из вида.
- Заряжай осколочным, следом - бронебойным, - скомандовал Павел.
Выстрел по хате осколочным снарядом, и пока от строения летели доски и куски брёвен, Павел ещё раз выстрелил в это пыльное и дымное облако. Выстрелил по наитию, поскольку ничего видно не было.
Теперь надо выждать, когда осядет пыль.
Стрельба в селе потихоньку стихала. Павел смотрел в прицел и видел, как оседала пыль, как постепенно проступали контуры разрушенной взрывом хаты. Неожиданно слева от неё показались фигурки в чёрных комбинезонах.
- Анатолий, немецкие танкисты слева, из танка бегут! Ну-ка, пройдись по ним из пулемёта! - приказал по ТПУ Павел.
ТПУ - танковое переговорное устройство. В бою, да и просто на ходу переговоры экипажа без него невозможны - шум двигателя, лязг гусениц, выстрелы из пушки и пулемётов перекрывают любые звуки, в том числе и голоса экипажа.
- Вижу, командир! - раздалось в наушниках.
И следом - одна короткая очередь, за ней - другая… Немцы попадали.
"Так, коли немцы танк покинули, следовательно - мы в него попали. Тогда почему дыма не видно или огня?"
- Михаил, давай двигай к хате, за которой танк стоит - посмотрим.
"Тридцатьчетвёрка" двинулась вперёд. Михаил вёл боевую машину зигзагами, чтобы враг не смог навести пушку, если таковая у них имелась.
Вот и полуразрушенная хата. Стоят только две стены, из-за них видна часть корпуса немецкого танка.
Павел посмотрел через амбразуру для стрельбы из личного оружия.
Немецкий танк стоял неподвижно, двигатель его не работал, башенные люки были открыты.
- Похоже, бросили немцы танк! - высказал свои мысли Михаил.
- Ага, сам так думаю. Пойти, что ли, посмотреть?
- Опасно, командир!
- Всё-таки я посмотрю. Анатолий, прикроешь из пулемёта, если что.
Павел открыл башенный люк и вытащил из кобуры "Наган". Конечно, лучше бы пистолет "ТТ", он мощнее, но танкистам их не давали. По мнению военачальников, из пистолета было трудно отстреливаться через амбразуры - ствол "ТТ" не проходил в неё.
Было в танке с каждой стороны башни по небольшому круглому отверстию, закрытому изнутри броневыми пробками. В случае если танк подобьют, и враг окружит его, можно отстреливаться из личного оружия.
Но Михаил, как фронтовик, в ответ на вопрос Павла об амбразурах лишь посмеялся:
- Уж коли танк подбили и он неподвижен, из нагана не отобьёшься. У танкового пулемёта и пушки есть мёртвые, непростреливаемые зоны. Амбразуры же не позволяют вести круговой обстрел, если немцы окружили. Подойдут с кормы, сунут дымовую шашку к смотровым щелям - так сам или выскочишь из танка, или задохнёшься.
Павел крадучись подошёл к T-IV. Никаких звуков изнутри танка слышно не было. Он постучал рукояткой револьвера по корпусу машины. Никакой реакции!
- Тут нет никого!
Павел обошёл танк - интересно было посмотреть, куда угодили его снаряды и какие повреждения нанесли. От осколочного снаряда, что попал в нижнюю часть башни, были видны следы осколков на броне. Но немцы покинули танк отнюдь не после первого попадания, и надо искать след от бронебойного снаряда. Но сколько Павел ни осматривал корпус и башню, этого следа он не находил.
Из "тридцатьчетвёрки" выбрался Михаил.
- Командир, ты чего круги нарезаешь вокруг чужой железяки?
- След ищу от бронебойного снаряда. Куда-то же я угодил, раз немцы танк бросили.
- Так вот же он! - Михаил указал рукой.
Павел чуть со стыда не сгорел. Башня и корпус танка были целы - снаряд угодил по стволу пушки, срезав небольшой кусок крупповской стали и изогнув ствол. Стрелять из такой пушки было уже невозможно. Так вот почему экипаж сбежал - отстреливаться не могли. А что такое танк на поле боя без орудия? Мишень! А ведь с виду почти цел.
Павел с Михаилом ещё раз обошли танк. В голове у Павла родилась сумасшедшая мысль.
- Михаил, сможешь завести "немца"?
- Командир, ты что удумал?
- Немецкий танк в наше расположение пригнать.
- Тогда лучше его на буксир взять.
- Зови ребят, пусть помогают.
Михаил развернул свой Т-34 и подогнал его кормой к передку T-IV. Заряжающий и стрелок-радист едва надели на крюки стальной буксировочный трос. Трос был тяжёлый, проволочки искололи заряжающему руки.
- Готово!
Экипаж забрался в танк.
- Потихоньку трогай, - скомандовал Павел.
Михаил подал танк вперёд. Трос натянулся, как струна, и немецкий танк тронулся с места. Экипаж дружно закричал: "Ура!"
Так они и заявились в расположение части. Павел, высунувшись по пояс в открытый люк, ловил восторженные и удивлённые взгляды своих танкистов и пехоты.
Спрыгнув с брони, он доложил командиру роты:
- Экипаж подбил "немца" T-IV. Немцы сбежать попытались, так мы их из пулемёта… А танк на буксире приволокли.
Лицо Пашки расплылось в улыбке. Улыбнулся и командир.
- Давай посмотрим, что ты за трофей притащил.
Оба обошли трофейный танк. Командир роты сразу увидел оба попадания.
- Чего же ты осколочным в него стрелял?
- Так он за хату уползал, в укрытие. Я боялся не успеть.
- Всё равно молодец! Надо комбату доложить. У нас ещё таких трофеев не было. Отдыхайте.
Экипаж отцепил от трофея буксирный трос, и все пошли на кухню.
Видимо, командир роты доложил комбату о трофее. Вечером в роту пришёл политрук, собрал личный состав роты и произнёс зажигательную речь. В конце заявил:
- Бейте врага, как экипаж сержанта Стародуба! - и пообещал представить экипаж к наградам. Но то ли он забыл о своём обещании, то ли время для наград было неподходящее - наши отступали по всем фронтам, но награды Павел не дождался. А ему так хотелось хотя бы медаль получить, скажем - "За боевые заслуги" или "За отвагу". Не за награды он воевал, просто старался исполнять свой воинский долг - есть такое понятие для настоящего мужчины; но всё же было бы приятно.
После этого случая в роте и даже в батальоне Павла стали узнавать.
- Смотри, это же тот сержант, что немецкий танк трофеем взял, - говорили за его спиной.
Первые несколько дней такое внимание к собственной персоне Пашке льстило, но затем он стал раздражаться. Чего на него пальцем показывать, он же не слон в зоопарке!
Немцы напирали здорово, и нашим всё время приходилось отступать. Шестая армия Ф. Паулюса, усиленная четвёртой танковой армией Г. Гота, вышла на оперативный простор, в степи между Доном и Волгой. Для наступающих танков - самая подходящая местность: ни лесов, ни болот, и частям Красной армии укрыться негде. Вырытые наспех окопы и капониры с воздуха просматривались отлично. В воздухе почти всё время висели самолёты-разведчики "Фокке-Вульф 189", прозванные солдатами "рамой" за сдвоенный фюзеляж. Летал он высоко, ни одна зенитка достать не могла. Солдаты знали: где висит "рама" - жди беды. Самолёт этот был как злой предвестник. После его полёта налетали эскадрильи "лаптёжников", и начиналась ожесточённая бомбёжка. И если пехотинцы могли зарыться в землю, то куда спрячешь в степи танки или другую боевую технику? Артиллеристы, танкисты, транспортники - все несли большие потери. С воздуха немцев поддерживал четвёртый воздушный флот под командованием зенитного аса, генерал-полковника Вольфрама фон Рихтгофена.
В середине июля несколько дивизий РККА попали в окружение в районе Миллерова, а двадцать третьего августа 14-й танковый корпус немцев прорвался к Волге севернее Сталинграда, отрезав 62-ю армию от остальных сил Сталинградского фронта. Обстановка складывалась тяжёлая. Если немцы возьмут Сталинград, то этим они перережут важную водную артерию - Волгу, по которой на нефтеперерабатывающие заводы поступала лёгкая бакинская нефть. Кроме того, с падением Сталинграда Советский Союз нёс большой урон в глазах союзников.
По данным же разведки был ещё один важный фактор. После падения Сталинграда на стороне Германии в войну вступила бы Турция.
Город надо было удержать любой ценой. В это время вышел приказ Сталина № 227, прозванный на фронте "Ни шагу назад". И 30 августа приказом Ставки создаётся Донской фронт под командованием К. К. Рокоссовского. На фронт было отправлено семь свежих, полностью укомплектованных дивизий.
Вот туда, в состав Донского фронта, под командование К. К. Рокоссовского, и выделили танковую бригаду, где служил Павел. Бригада к тому времени потеряла почти половину танков и третью часть личного состава. Но в это тяжёлое для страны время каждый танк, каждый самолёт были на счету. По слухам, Сталин сам распределял танки на фронте.
Танк Павла двигался маршем по грунтовке в составе своей роты. Для рассредоточения, чтобы не попасть всем батальоном под удар вражеской авиации, другие роты шли по другим дорогам. В принципе, танкам дороги и не нужны, для них степь не хуже дороги, лишь бы глубокие овраги путь не преградили.
Рота растянулась в движении, потому что из-за впереди идущего танка поднималась пыль. Видимости не было никакой. Вероятно, именно эти клубы пыли и привлекли к себе внимание немецких пикировщиков. За рёвом танкового мотора услышать их было невозможно.
Справа от дороги, рядом с впереди идущим танком взметнулся взрыв.
Первой мыслью у Павла было: "На мины наткнулись!" Но мина взорвалась бы под гусеницами, а не рядом.
- Остановка! Все из машины! - скомандовал он.
Приказ был выполнен моментально. Танк остановился как вкопанный. Экипаж выбрался из открытых люков, танкисты бросились в разные стороны.
Танк Павла был замыкающим, и Павел видел, что машины его роты пока идут вперёд. Он бросился в танк и натянул шлемофон:
- Товарищ пятый! Авианалёт! Над нами "лаптёжники"!
Но в наушниках - только треск.
Впереди грохнул взрыв, за ним - ещё. С рёвом выходя из пике, над "тридцатьчетвёркой" промчался "Юнкерс-87".
- Сунцов! Это Стародуб! - открытым текстом закричал Павел. - Воздух!
Впереди раздался ещё один взрыв.
Павел высунулся из люка. Далеко впереди горели дымным пламенем два танка его роты. А сверху пикировал ещё один самолёт, причём Павлу показалось, что пикировал прямо на него. Как он выскочил из башни, Павел даже не вспомнил. Стремглав кинулся в сторону, где призывно махал рукой Михаил - он с экипажем укрылся в свежей воронке от авиабомбы.
На фронте существовало твёрдое убеждение, что в одну и ту же воронку снаряд или бомба дважды не попадают.
Павел прыгнул в воронку, скатился на дно. Запрокинул голову и увидел, как от пикировщика отделилась бомба. Нарастал свист, леденящий душу и парализующий волю.
Павел закрыл руками уши. Оглушительно грохнуло, причём совсем недалеко. На укрывшийся в воронке экипаж посыпались комья земли.
Немецкие самолёты построились цепочкой и улетели. Павел удивился. Налёт закончился быстро, скорее всего, у немцев закончились авиабомбы.
Экипаж, отряхиваясь и отплёвываясь, выбрался из воронки.
Танк, который шёл впереди, лежал на боку, опрокинутый взрывом. Немец немного промахнулся: бомба легла неподалёку, и взрывной волной тяжёлую боевую машину подбросило, как щепку.
Из ложбинок и воронок стали появляться танкисты.
- Ничего себе! Пять метров в сторону, и танку был бы каюк! - удивлялись танкисты.
Видимых повреждений перевёрнутый танк не имел, и его решили поставить на гусеницы. Прицепили буксирным тросом к Т-34 Павла, и Михаил дёрнул.
Трос натянулся, как струна, гусеницы скребли землю. Перевёрнутый танк качнулся, потом упал на обе гусеницы. Удар был такой, что Павел почувствовал, как дрогнула земля.
Оба экипажа стали осматривать пострадавшую машину и, к своему удивлению, повреждений не нашли, даже двигатель сразу завёлся.
Оба танка двинулись вперёд - надо было узнать, живы ли экипажи сгоревших танков.
Когда они подъехали к голове колонны, там уже стояли экипажи двух уцелевших танков. Едва экипаж Павла выбрался из машины, как они увидели - головы танкистов обнажены, шлемофоны бойцы держали в руках.
- Кто? - спросил Михаил.
- Экипаж командира роты Сунцова и экипаж Кузьмина.
Несколько минут они постояли молча. Сгоревшие танки ещё чадили, исходя смрадным дымом. Краска на машинах обгорела, и башенные номера прочитать было невозможно.
- Что делать будем? - спросил командир одного из танков, сержант Супрунов.
- Приказ выполнять! - жёстко ответил старшина Ивлев. - Поскольку я здесь старший по званию, командование ротой принимаю на себя. По машинам!
Поредевшая колонна из четырёх танков поползла дальше. Только от места бомбёжки далеко уйти не удалось. Вдалеке, из-за пригорка, показались немецкие танки - Павел разглядел их в прицел. Угловатые башни не оставляли сомнений, хотя крестов видно не было. Дистанция для стрельбы была слишком большая.
- Принять боевой порядок! - услышал Павел приказ.
Танки, следовавшие колонной, расползлись по фронту, образовав жиденькую цепь. "Один, два, три", - начал считать Павел вражеские танки.
- Шестнадцать! - подвёл он итог. - Это же по четыре на один наш!
Танки быстро сближались. У немцев не выдержали нервы, и они начали стрельбу первыми. Однако снаряды их пока не причиняли урона. Они рвались рядом. А если и попадали, то рикошетами. Только резкий удар по броне ощущался.
Павел приник к прицелу. Судя по сетке дальномера - пора! Он навёл пушку по горизонтали.
- Остановка!
Танк встал. Павел поправил наводку, выстрелил. В прицел было видно, как снаряд высек искру из башни T-IV и срикошетил.
- Бронебойным!
Клацнул затвор пушки.
- Готово!
Павел едва коснулся маховика, поправляя прицел. Выстрел! На этот раз вполне удачно.
Немецкий танк остановился, изо всех его щелей повалил чёрный дым.
- Есть один! Бронебойный!
- Командир, нельзя стоять, подобьют! - закричал Михаил.
Танк дёрнулся вперёд, и в место, где он только что стоял, угодил снаряд. И правда, не на полигоне же он, надо маневрировать.
Михаил вёл танк короткими зигзагами. На поле уже горели три немецких танка.
Павел поймал в прицел ещё один танк.
- Остановка!
Танк замер. Михаил поправил прицел и нажал педаль спуска. Выстрел! Немецкий T-III крутанулся на месте и остановился, подставив борт.
- Бронебойный!
И тут же влепил снаряд по корпусу, между катков. Раздался взрыв, с танка сорвало башню.
- Ещё один испёкся! - оповестил Павел экипаж.
Другие "тридцатьчетвёрки" тоже вели активную стрельбу. На поле застыли неподвижно уже семь танков врага.
И немцы дрогнули. В прямом бою против Т-34, без поддержки артиллерии шансов у них было мало. Немецкие танки поползли назад и скрылись за бугром.
Наши Т-34 остановились.
- Все целы? - затрещала рация. - Стародуб?
- Цел, подбил два танка.
- Супрунов?
- В порядке. И я два подбил!
- Иванютин?
- Цел, командир. Только одного успел ущучить.
- Спать меньше надо! Снаряды остались?
Павел повернулся к заряжающему.
- Сколько у нас бронебойных осталось?
- Четыре штуки, и осколочных семь.