- Мы полномочные представители Республики. Царь и его сатрапы, мучители и эксплуататоры трудового народа, свергнуты. Наш народ начинает строительство новой жизни. Мы уполномочены заявить, что прежние договоренности с тобой теряют силу.
- Ну что ж, бывает, - быстро сообразил я. - А что нам мешает заключить новую договоренность?
- То мешает, что все жилое пространство теперь принадлежит народу. В том числе и твоя квартира, которая являлась царской резиденцией. Тем не менее, мы просим отсрочки разрыва с твоей стороны прежнего договора до тех пор, пока мы не решим свои внутренние проблемы.
- Вот как? И на какое же время вы просите отсрочки?
- На две недели.
- Ну что ж, две недели я потерпеть согласен. Но потом - не обижайтесь.
Послы с достоинством удалились. Надо ли говорить, что через две недели ничего не изменилось? Тараканы продолжали безнаказанно шастать по всей квартире. Я, сцепив зубы, подождал для верности еще два дня и начал боевые действия.
И вот теперь, спустя два месяца после установления тараканьей народной Республики, я сижу на кухне с любимой книгой на коленях и отрешенно мечтаю о том, чтобы у тараканов как можно скорее наступил тоталитаризм - глядишь, и снова договоримся. Правда, затем почти наверняка последует демократия, но к тому времени я надеюсь накопить денег и сменить квартиру.
Беглец
Смертельно хотелось курить - и ни одного табачного киоска поблизости. Мужчина сидел один на парковой скамейке. Брюнет. Длинные густые волосы откинуты за спину и не мешают обозревать желающим его медальный профиль: высокий лоб, прямой нос, твердая линия подбородка. Потертые джинсы, сандалии на босу ногу и слепящей белизны рубашка с короткими рукавами. Руки в меру мускулистые и загорелые.
- Добрый день, - сказала я.
- Привет.
- Извините, у вас не найдется сигареты?
Он глянул снизу вверх, и я поразилась яркой густой синеве его глаз на смуглом лице.
- Вообще-то я не курю, но сигареты у меня найдутся.
В протянутой ко мне ладони оказалась распечатанная пачка. Готова была поклясться, что он за ней в карман не лазил. Все время, что ли в руке держал? Но зачем, если, как сказал, не курит? Я взяла сигарету и поблагодарила.
- Присаживайтесь, если желаете, - предложил он и подвинулся на скамейке.
- Удивительно мало людей сегодня в парке, - глубокомысленно изрекла я, усаживаясь рядом с ним.
- Жарко, - кивнул он. - Народ сидит по домам и пьёт охлажденные напитки.
- Странно, - я окинула его одним из своих коронных взглядов, означающих: "Вообще-то ты ничего, но много о себе не воображай, потому что я девушка разборчивая". Годков тебе, наверное, что-то около тридцати, подумала. Ну, может, чуть меньше. Или больше. Взрослый, в общем, мальчик…
- Что странно?
- Зачем вам сигареты, если вы не курите?
- А, это… - тихо засмеялся он, блеснув ровными зубами. - Все просто. Вы мне понравились, и я решил вас угостить. Только вот марка сигарет…
- Что?
- Не знаю, какие вы любите. Может быть, эти не вполне подходят?
- Что вы, что вы! - включилась я в игру. - Отлично подошли.
- Возьмите всю пачку, - просто сказал он.
- Спасибо, - милостиво улыбнулась я, пряча сигареты в сумочку. - Всегда стараюсь следовать старому доброму правилу: дают - бери, бьют - беги.
- Так уж и всегда? - прищурился он.
- Всегда! - храбро соврала я.
- В таком случае, позвольте мне предложить вам бокал холодного шампанского.
"Ну вот, начинается", - подумала я и отвернулась, собираясь вставать.
- Вы меня неправильно поняли, - в его голосе проскользнула смешинка. - Я вас никуда пока не приглашаю. Настоящее французское шампанское из винограда урожая прошлого года. Здесь и сейчас.
Я оглянулась.
В тяжелых запотевших бокалах резного хрусталя искрилось вино. Один бокал он протянул мне. Мы чокнулись. Нежный звон растаял между нами.
- За что пьем? - осведомилась я, стараясь держать себя в руках.
- За нашу встречу, разумеется, - улыбнулся он.
Шампанское оказалось настоящим, холодным и удивительно вкусным.
- Если ты разлюбил шампанское, ты разлюбил жизнь, - изрек он, смакуя напиток.
- Где-то я уже это слышала.
- Я вовсе не претендую на авторство.
- А! - воскликнула я и поставила бокал рядом на скамейку. - Вы фокусник экстра-класса, да?
- Увы, - его глаза погрустнели. - К сожалению, это не фокус. Кстати, меня зовут… Иван. А вас?
- Светлана, - призналась я.
Он допил шампанское и протянул мне бокал:
- Возьми, в хозяйстве пригодится.
Я попыталась протестовать.
- А как же принцип? - настаивал он. - И потом, не выбрасывать же такую красоту!
- Себе возьми.
Как-то незаметно мы перешли на "ты".
- Я бы взял, да некуда. У меня, видишь ли, нет постоянного места жительства.
- То есть?
- То есть, сегодня, например, мне совершенно негде ночевать. Впрочем, есть вариант, что ты пустишь меня к себе… Ведь ты не замужем, верно?
- Нет, - ляпнула я машинально и тут же спохватилась. Каков нахал, однако!
- Это с какой же стати я пущу в дом совершенно незнакомого мне человека? - заряд иронии, как мне казалось, был достаточен даже для того, чтобы смутить носорога.
- Ну, во-первых, мы знакомы. Я - Иван, ты - Света. Так? А во-вторых, я могу решить несколько твоих проблем, скажем так, материального порядка, и ты за это пустишь меня к себе жить.
Я засмеялась, осознав, наконец, всю нелепость нашего разговора.
- У тебя красивый смех, - сказал он.
- И только?
- Не только. Ты вообще одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо встречал. И сердце у тебя доброе…
- Наглый подхалимаж…
- По-моему, это ошибка - считать красивых женщин изначально злыми. Все как раз наоборот. Просто им слишком часто приходится защищаться.
- Ты говоришь общеизвестные вещи, - заметила я. - Общеизвестно, например, что я красива…
- И добра. Правильно. И умна. А повторение общеизвестных истин… Мир держится на этих самых истинах. Простых и общеизвестных.
- По-твоему, жизнь проста?
- Я этого не говорил. Истины просты, а жизнь как раз сложна именно в силу недостаточного понимания простых истин.
- Парадокс. Получается, что чем проще истина, тем сложнее ее понять.
- Конечно, - охотно согласился он. - А иначе как бы осуществлялось развитие? В основе любого прогресса лежит какой-нибудь завалящий парадокс. Возьмем, к примеру, развитие наших отношений…
- Ну?
- С одной стороны - беседа о смысле жизни, а с другой - очень хочется есть. Мне, во всяком случае.
- Если это намек, - злорадно оживилась я, - то знай, что холодильник у меня пуст и денег тоже нет.
- Ага, - казалось, он услышал именно то, что хотел. - Тогда пойдем.
- Куда?
- К тебе, конечно. Не на лавочке же этой нам обедать. Хотя, если желаешь, можно и на лавочке.
- Я же тебе сказала, что в доме хоть шаром кати.
- Это уже не твоя забота.
Впоследствии ничем иным, кроме как наваждением и кратковременным помешательством рассудка, я не могла объяснить того факта, что мы под ручку отправились прямиком ко мне домой.
А впрочем - к чему лукавить? - был, был у меня и некий интерес к нему, такому симпатичному и загадочному.
Под шушуканье старушек-соседок - в подъезд и на третий этаж. Ключ скрежещет в давно требующем смазки замке. Потерпи, дружок, вот выйду удачно замуж…
Мой синеглазый спутник скидывает в прихожей сандалии и шлепает босыми ногами на кухню к холодильнику.
- Так. Пустой, говоришь. А это что?
Я заглянула через его крепкое плечо и обмерла - мой старый, вечно полупустой холодильник был забит едой до отказа.
- И что тут у нас… - пробормотал Иван и потянул на себя какую - то незнакомую мне кастрюлю.
- Послушай! - мне, наконец, удалось выйти из оцепенения. - Я… я не знаю, откуда это все взялось! Это не мое!
- Бывает, бывает… - он поставил кастрюлю на стол, снял крышку и принюхался.
- Борщ, - удовлетворенно констатировал. - Украинский. Люблю, знаешь ли, украинский борщ. С пампушками и со сметаной. У тебя есть пампушки и сметана?
Я потрясенно молчала.
- Ну чего ты стоишь? - воззрился на меня Иван своими пронзительно-синими глазами и достал из хлебницы свежеиспеченные пампушки, от которых по кухне сразу же волной пошел вкусный чесночный дух. - Иди, переодевайся к обеду и мой руки. Я сам накрою на стол.
Вы когда-нибудь пробовали настоящий украинский борщ с пампушками?
Такой борщ умела готовить моя покойная бабушка, и я уже основательно успела позабыть его божественный вкус.
Вопросы, как обиженные пчелы, роились в моей бедной головушке, но я решила сначала насытиться, раз уж представилась такая возможность.
- Кофе? - предложил он, когда с борщом было покончено. - Или желаете второе блюдо? Можно, скажем, подогреть отбивные. Я там заметил в холодильнике.
- Благодарю покорно.
- Тогда кофе.
Все ясно, соображала я, наблюдая, как Иван открывает несуществующий у меня еще сегодня пакет молотого кофе, щедро насыпает его в джезву, добавляет сахар, заливает кипятком и ставит джезву на малый огонь. Все ясно, он - гипнотизер и все это происходит только в моем воображении. Но зачем? С какой, извините, целью? Завладеть моей душой и телом?
Но он достаточно интересен сам по себе, чтобы не испытывать недостатка в женщинах. Вот именно. Тобой этот недостаток и восполняется сейчас. Нет, постой. Я ведь сама к нему обратилась, а он просто сидел на скамейке летним погожим днем. Сидел себе, значит, на скамейке. Отдыхал. И тут подхожу я. Молодая длинноногая натуральная блондинка. Он, что совершенно естественно, теряет голову и, полностью отдавая себе отчет в том, насколько малы его шансы обратить на себя мое благосклонное внимание, прибегает к запрещенному приему. То бишь, гипнозу. Бред.
И тут в дверь настойчиво позвонили.
Я сразу определила, что это приперся мой бывший муж и что он почти наверняка в изрядном подпитии. Черт, этого только мне не хватало!
- Открою? - полувопросительно глянул на меня Иван.
- Нет уж, - решительно поднялась я из-за стола. - Сиди.
Ну, точно. Муж. Да еще в агрессивной стадии опьянения.
- Чего тебе надо?
- Дай взаймы…
- Нет у меня денег.
- Тогда чего-нибудь выпить.
- Выпивки тоже нет. Иди, откуда пришел.
- А-а! У нас гости! - это он заметил мужские сандалии в прихожей.
- Представь себе.
- А ну-ка…
Надо сказать, что мой бывший при росте метр девяносто и соответствующем весе обладал недюжинной силой, так что мои пятьдесят четыре килограмма он просто отодвинул рукой к стене и вломился на кухню.
Я бросилась вперед, готовая повиснуть на его медвежьих плечах, но бывший супружник, уставившись на спокойно пьющего кофе Ивана, вдруг как-то сник, пробормотал нечто вроде извинения, пятясь, покинул квартиру и загрохотал вниз по лестнице.
- Что ты ему сказал? - поинтересовалась я, наблюдая в окно за быстро удаляющейся по улице фигурой бывшего мужа.
- Ничего, - пожал он плечами. - Странный какой-то тип. Кто это?
- Когда-то был мужем.
- А!
- Что значит "а"?
- Нет, ничего. Деликатный, наверное, человек. Увидел, что место занято, ну и решил без шума удалиться.
- Деликатный он, как же, - горько усмехнулась я. - Нет, если ты не фокусник, то, значит, гипнотизер. Только вот не пойму, что тебе нужно от бедной девушки.
- Доброй и красивой, - добавил он. - Я же тебе сказал: мне негде жить на теперешний момент, а ты мне понравилась.
- Все так просто?
- А зачем усложнять? - Он отнес чашки в раковину и принялся мыть посуду.
- Понимаешь, я не люблю гостиниц.
- И все-таки, кто ты? - спросила я его спину.
Он обернулся, держа в руках только что вымытую тарелку. Капли воды медленно падали на линолеум.
- Ты уверена, что тебе очень хочется это знать? - тихо спросил он, и я почему-то испугалась.
Вечерний ветерок путался в легкой занавеске, пытаясь пробраться в комнату сквозь открытую дверь балкона. Мы сидели в креслах возле журнального столика и пили херес.
- Прямо из подвалов испанского короля, - сказал Иван, разглядывая вино на свет. - Красиво, а?
- Да уж. А что еще ты можешь, кроме сотворения материальных ценностей?
- Еще… - он задумчиво почесал пальцем лоб. подбородок. - Ну-ка, встань.
Я подчинилась.
- А теперь иди ко мне на ручки.
- Это еще зачем?
- Увидишь.
Он подхватил меня на руки, и я крепко обняла его за шею.
- Теперь закрой глаза.
"Сейчас он меня поцелует", - подумала я, подглядывая сквозь ресницы.
Как будто кто-то выключил и опять включил солнце.
Я ощутила под босыми ногами прохладную шероховатую поверхность и распахнула глаза. Мы находились на крыше высоченного здания. Огромное небо голубым куполом изгибалось над сверкающим на солнце тысячами стеклянных граней городом внизу. Какой-то толстяк в костюме-тройке шарахнулся от нас в сторону.
- Oh, shit! - отчётливо пробормотал он.
- Нью-Йорк, - сказал Иван и подвел меня за руку к остеклению. - Мы на крыше "Эмпайр стейт билдинг". Нравится?
- Да, - вымолвила я потрясенно. - Что да, то да… Это что же, настоящий Нью-Йорк?
- А тебе бы хотелось игрушечный?
- Пятая авеню… - заворожено прошептала я, - Бродвей, Сентрал-парк…
- Вон, вон и вон, - показал он пальцем.
- Гудзон, Бруклинский мост… Чудеса!
Стоящие поодаль немногочисленные нью-йоркцы и гости города с интересом разглядывали наши босые ноги.
Мне пришла в голову идея. Если все это гипноз, то не может же он в самом деле…
- Поехали вниз, - решительно сказала я. - Погуляем по городу.
Мы спустились в скоростном лифте и вышли под жаркое полуденное солнце.
- Дай мне четвертак, - потребовала я.
- Зачем тебе? - он протянул мне монету.
- Раз уж случилась такая оказия, хочу проведать подругу. Она в Нью-Йорке живет. Телефон я помню. Тысячу лет ее не видела. То-то обрадуется!
- И что ты ей скажешь?
- Скажу, что заработала случайно кучу денег и решила прошвырнуться по Америке. Купила путевку. Ты - мой спутник и, возможно, даже жених. Как?
- Мне подходит.
- Только вот босиком как-то… И денег у нас нет.
Иван сделал рукой неопределенный жест, и на асфальте перед нами возникли мои босоножки и его стоптанные сандалии. Другой рукой он вытащил из кармана джинсов новенькую стодоларовую купюру.
- Пока хватит?
- А миллион долларов можешь? - искренне поинтересовалась я, обувая босоножки.
- Да хоть миллиард, - пожал он плечами. - Только зачем?
- Действительно, - хмыкнула я, входя в ближайшую телефонную будку. - Зачем нам миллион долларов - солить их, что ли? Тем более миллиард…
Наташки дома не оказалось. Ее американский муж объяснил, что она уехала по делам фирмы куда-то на Запад и вернется в лучшем случае дней через пять.
Больше знакомых у меня в Нью-Йорке не было, и мы отправились просто бродить по городу.
Уже потом, опять у меня дома, мы лежали на чистых простынях, утомленные любовью (как мне было не пустить его в постель после всего происшедшего?). Моя голова покоилась на его груди, от которой шел слабый терпкий запах молодого мужского пота. В окно робко заглядывал новорожденный месяц, и мои глаза сладко слипались.
- Не смей засыпать раньше меня, - пробормотала я и погрузилась в сон.
Это были, наверное, самые яркие дни в моей жизни. Дни и, конечно, ночи. Любовником Иван оказался тоже совершенно удивительным. Нежным, пылким и неутомимым. Он отдавался любви весь, но и брал все. И я с готовностью и радостью это все ему отдавала.
Так прошла неделя. Половина моего оплачиваемого отпуска. А я ведь собиралась провести его в Крыму. Впрочем, в Крыму мы за это время тоже побывали. И не только в Крыму.
Я перестала задумываться, откуда он брал деньги. Просто они у него всегда были и в том количестве, которое на данный момент было необходимо. Конечно, я не оставляла - особенно в первые дни - попыток узнать о нем больше. Но он отшучивался. Или просто молчал. Мне было хорошо с ним. Даже слишком хорошо. И только неясное ощущение тревоги время от времени закрадывалось в мою душу при взгляде в его ярко-синие пронзительные глаза.
Особенно сильно я ощутила эту тревогу, когда однажды на наших глазах трамвай насмерть сбил человека. Мы стояли на тротуаре и дожидались зеленого света, чтобы перейти улицу, а этот мужчина (по-моему, он был пьян) просто шагнул на рельсы. В такой ситуации и Шумахер не успел бы затормозить. Разве что объехать. Но это, повторяю, был трамвай. Раздался тупой удар, и человек, пролетев по воздуху несколько метров, упал к нашим ногам. Я сразу подумала, что он уже мертв и от страха вцепилась в руку Ивана. А он мягко меня отстранил и присел на корточки перед этим беднягой. Он присел перед ним на корточки и положил свою левую руку ему на грудь, а правую на испачканный кровью лоб. Толпа возбужденных происшествием людей окружила нас. Но совсем близко никто не подходил. Все просто стояли и смотрели. Кто-то вызвал "скорую помощь" и милицию. Но "скорая" не понадобилась.
- Встань, - тихо сказал Иван.
И человек открыл глаза и сел, недоуменно оглядываясь по сторонам. Сначала сел, а затем легко поднялся на ноги. Выглядел он совершенно целым и невредимым.
- Пойдем, - Иван взял меня за руку. - Сейчас начнутся всякие расспросы, а я этого не люблю.
И мы ушли. Никто не пытался нас остановить. И только спасенный Иваном мужчина растерянно глядел нам вслед, словно пытаясь вспомнить что-то очень важное.
Это случилось на девятый день нашей жизни с Иваном. Ранним утром. Я спала, рядом спал мой Иван, и кто-то третий пристально смотрел на меня. Сквозь тонкую пелену сна я всей кожей чувствовала этот изучающий тяжелый взгляд. Нужно было просыпаться, чтобы окончательно уяснить для себя природу данного ощущения, но просыпаться почему-то было страшно.
- Г-голубки, - произнес чей-то звучный бас.
От испуга я открыла глаза.
Посреди комнаты, глубоко засунув руки в карманы широких штанов, стоял человек и пристально разглядывал нас.
Я осторожно повернула голову. Иван продолжал безмятежно спать.
- Кто… кто вы такой?
- Это сейчас не имеет значения, - хмыкнул незнакомец.
Он стоял спиной к окну, в которое ломилось утреннее солнце, и я не могла как следует рассмотреть его лицо.
- Будите своего… друга, - сказал он. - Я вас жду на кухне.
Повернулся и вышел.
Я накинула халат и растолкала Ивана.
- Что… что случилось?
- Не знаю. Там, по-моему, к тебе пришли. Не знаю, уж каким образом он проник в квартиру…
- Ко мне?!
- Мои друзья имеют обыкновение звонить в дверь или стучаться, а не пользоваться отмычкой. И вообще я его первый раз вижу.
- Погоди, - Иван приподнялся на локте, как бы прислушиваясь к чему-то.